Золотая лоция

— Книги, переписанные нами для продажи, «Антология» Иоанна Стобея, сочинения Квинта Аврелия Симмаха — последнего римлянина, поэзия Иоанна Газского, — ответил Креп.

— Это ярл Эймунд будет книги покупать? — удивился Вишена.

— Если я не умею читать, то что, и мои внуки не смогут? — уловив смысл сказанного по-славянски, проговорил ярл Эймун, — я бы поэтов купил, скальды всегда будут в цене.

После этого ярл Эймунд передал Йёрану пучок стрел, а Йёран передал хозяину берега медный котелок, начищенный до блеска. Один из молодых воинов бросился бегом в селение, с повелением готовили баню, жарить ещё мясо, и принести в дом ярла ещё скамьи и столы. Пруссы принялись выгружать на берег свои вещи, кое-какие товары на продажу — соль и янтарь. Процессия во главе с ярлом Эймундом и Йораном, потянулась в сторону селения. Рагдай с Вишеной шли вместе. Эйнар вызвался помочь Крепу нести книги.

— Скажи, Креп, что там у вас в Тёмной земле теперь, после нашего ухода? — спросил Эйнар.

— Князь Каменной Ладоги Стовов Багрянородец жив, гордится своим византийским прозвищем и обещает захватить всю землю чуди и мери вокруг Москвы-реки, Протвы и Ламы. И стреблянские старейшины Оря и Претич живы. Их город Дорогобуж, посреди земель мери, стоит на прежнем месте, а город-Стовград на Москве хотя и сгорел, но опять построен, и берёт дань с купцов.

— Так зачем вы здесь? Это же далеко.

— Он всё скажет, — ответил Креп, кивая на Рагдая, — история похожая на историю дев Рейна, топивших корабли, если там было золото.

Глаза Эйнара округлились:

— С золотом Рейна всё плохо. Сигурд, сын Одина, убил дракона, спрятал его на средних порогах реки. Колдун Регин, выкормивший Сигурда и сделавший ему меч Грам, способный рассечь наковальню, помог ему превратить кровь дракона в золото. Если унести это золото от Рейна, оно становится снова кровью дракона, и сжигает вора.

Забрезжил рассвет. В серых сумерках Bикхейль был наполнен дымом костров, пением петухов, суетой подготовки к продолжению пира. Посёлок состоял из трёх десятков больших домов из вертикально вкопанных громадных брёвен, с наружной засыпкой из камней, глины и мха. Издалека они казались огромным кораблями из земли, лежащими кверху килем. Весь посёлок был окружён рвом и насыпью с частоколом. Колья частокола были срублены так, что на них оставались части заострённых веток. Переплетаясь между собой, эти ветви, создавали препятствие, крайне сложное для преодоления. Единственный вход вёл на площадь, где возвышался на холме из камней огромный дом ярла. Тут же находился алтарь Одина перед огромным дубом, оружейная, чуть подальше располагалась курящаяся баня, хранящие зерна, добра ярла и всего одаля. Чуть в стороне виднелась кузница, хлев, загон для лошадей, сторожевая вышка с воином, глядящим через верхушки деревьев на фьорд. Везде на разжиженной сыростью земле, были аккуратно уложены бревенчатые и дощатые мостовые, перед входами в дома они заменялись плоскими камнями, или каменным боем.

После сытной и хмельной трапезы пруссов, воинов ярлов Эймунда и Вишены, разморённых баней, звуками струн гуслей, вниманием женщин, отправили спать. Йёран, Рагдай, Вишена, остались у ярла Эймунд.

Шипели, падая в огонь очага капли жира с ягнёнка. Эйнар медленно поворачивал вертел с этим драгоценным праздничным жарким. Потрескивали дрова и факелы. На вертикальных брёвнах стен застыли тени. Два ряда столбов, поддерживающих крышу, образовывали зал, где стояли длинные столы и скамьи. Между столбами и стенами были сооружены полати, где сейчас спали несколько воинов ярла, сидел приглашённый из соседней деревни скальд и несколько служанок. Скальд тихо играл на гуслях незамысловатую мелодию, а Рагдай протяжно произнося слова, вёл повествование по-норманнски. Йёран и ярл Эймунд сонно кивали, степенный Овар в задумчивости расчёсывал бороду, Маргит смущённо сидела рядом с Вишеной и смотрела в стол, и только Вишена внимательно слушал рассказ. На дворе слышалось металлическое побрякивание и тихие голоса:

— Подожди со своей просьбой, ярл слушает сагу.

— Хорошо, вернусь днём.

Рагдай пел:

— Победив в войне, властелин восточной Поднебесной империи, не смог управлять страной. Он болел и быстро старел. Его старшие сыновья жили рядом с отцом, сладко ели и вволю спали. Не забывали увеличивать поборы в казну. И очень не любили своего младшего брата, который жил вдали от столицы, среди простых воинов. Люди уважали того за отвагу и ум, а братья… братья много раз хотели отравить.

На одном из пиров во дворце ему подсыпали особенно много яда. Он после этого долго болел, но не умер, а лишь укрепился духом… Тогда братья упросили императора ещё раз призвать к себе младшего сына, желая окончательно расправиться с соперником. Соратники отговаривали от поездки, но он не посмел ослушаться отца. И вот со своим другом воеводой и воинами приехал в крепость. Не говоря ни слова, старший брат пустил стрелу из лука, но промахнулся. А средний не успел выстрелить. Воевода с быстротой молнии поразил его копьём. После этого крепость оказалась во власти младшего сына и старик император, выслушав рассказ о заговоре братьев, назначил его наследником. Через два месяца тот стал новым императором Поднебесной империи и принял имя Тайцзун.

Глава третья ЗОЛОТО ПОСЛЕДНЕГО ИМПЕРАТОРА ДИНАСТИИ СУЙ

— Новому императору досталось плохое наследство. Страна была разорена. Много народу умерло от голода и войны. Кочевники тюркуты не давали никому покоя. Тайцзуну нужны были союзники и… золото. Но, как и его отец, властелин Поднебесной Империи не мог разыскать сокровища прежней династии Суй. Сокровища исчезли после убийства императора Ян-ди. Когда стало известно, что мятежный воевода Лян Ши Ду, засевший в крепости Шофан, расплачивается с воинами монетами Ян-ди, новый император собрал войско и пошёл на Шофан и осадил его.

Шофан сдался, соратники воеводы принесли императору его отрезанную голову, и были прощены, но золота в крепости не оказалось. В погоне за ускользнувшим богатством, император двинулся в земли тюркутов, но золота по-прежнему не было. Тайцзун объявил награду за каждого выданного сторонника Суй, скрывающегося в кочевьях. Ему привели столько беглецов, сколько иголок на ели. Их всех пытали. Наконец, на восточных предгорьях Тянь Шаня, золото Суй было найдено и перевезено в самый большой город построенный людьми — Чанань, откуда начинается великий Шёлковый путь в Европу через всю Азию. Тех, кто прятал золото, по приказу императора закопали в землю живьём. В Поднебесной настал мир и процветание, — закончив напевать, Рагдай вздохнул, словно гора свалилась с его плеч. Скальд ещё некоторое время перебирал струны, постепенно затихая, словно убаюкивая мелодию.

— Хорошая сага про счастье, — сказал ярл Эймунд, — только имена режут слух, как лай собаки, но там столько богатства в этой Серинде…

— Счастье, это отсутствие боли, телесной и душевной, — сказал Рагдай.

— Счастье, это золото, женщины, слава! — с чувством абсолютной правоты, сказал ярл.

— С востока везут шёлк, его продают в Константинополе по весу золота, — проговорил мечтательно Йёран, вставая, чтоб размять ноги, — одежда из шёлка не стирается от времени, паразиты в нём не заводятся, удобен и прохладен в жару, не то, что шерсть. Вот бы найти способ плыть туда, а не идти с караванами по пустыням.

— Самое ближнее, куда можно доплыть по воде, это если плыть по Хазарской реке из Тёмной земли кривичей и муромы, это до южного берега Хазарского моря, — ответил Эйнар, косясь на задумчивого Вишену, — так отсюда быстрее добираться до Багдада, чем вокруг всей Европы.

— Только там много волоков через лес, никем не обустроенных, лесные жители нападают, туда сейчас никто не сунется, — сказал Йёран, — правда Рагдай рассказывает, что князь кривичей Стовов построил город Каменную Ладогу и Стовград, но этого мало.

— Предлагаю выпить византийское вино за то, чтобы дорога из Восточного моря в Хазарское стала явью, — с этими словами ярл Эймунд взял со стола питейный рог зубра и подставил его под кувшин служанки. Все поступили так-же со своими сосудами. Когда вино торжественно было выпито, дом наполнился чавканьем, хрустом костей на зубах. Несмотря на то, что пир длился уже третий день, ярл Эймунд и Овар всё ещё ели с большой жадностью.

Наблюдая за черноглазой служанкой-рабыней Сельмой, Эйнар пожал плечами и заглядывая в свой пустой рог, спросил:

— Где в этой саге связь с сокровищами Рейна?

— Пить вино, и вообще пьянство, это добровольное помешательство, сказал Аристотель, — произнёс по-гречески Рагдай и добавил по-норманнски, — здесь такая же связь, как у беременной и северного ветра.

Все засмеялись. Особенно веселился Овар. Утирая слёзы, ярл Эймунд сказал:

— Золото Рейна тут не причём, эта сага о золоте Сиринды.

— Говорят, там одна женщина в день делает четверть куска шёлка, — сказал Овар, стряхивая со своей бороды крошки, — мне бы пару таких рабынь-мастериц, и через месяц можно было бы сшить шёлковый парус. Лёгкий, пурпурный, с драконами из огня, как на корабле Одина.

— Кроме рабынь потребуется ещё шёлковые черви, что дают нить, вроде, сирийцы умеют тоже делать шёлк, — сказала, входя в дом, Маргит, садясь рядом с Вишеной.

Сидевшие по левую сторону от ярла Эймунда его сыновья Эрик и Акар хмуро уставились на них.

— Может быть, объединить наши дружины и пройти в Хазарское море за шёлком? — спросил, обводя всех взглядом, Йоран, — сто викингов — это сила, неужели там кто-то сможет нас остановить?

— Тысячи болгар, кавказских албанцев и авар перебьют нас раньше, чем мы доплывём до Итиля, — сказал с сомнением Рагдай.

— Князь Стовов хочет идти на запад в далёкий поход, и считает, что доблестные ярлы Эймунд, Вишена и Йёран должны пойти с ним, — объявил всем Рагдай, — там сейчас большая нужда в воинах, потому, что король франков сражается на своих восточных границах с королём сербов и моравов Само и против аваров.

— Простой воин получает сейчас шестьдесят пять серебряных византийских монет-гексаграмм в год, а вожди в два раза больше, и все получают часть военной добычи, — сказал ярл Эймунд, — это мало, столько воин может взять всего за пару набегов на побережье Британии. Невольник с Кавказа или из Таврии стоит один гексаграмм.

— Эти наёмники-варяги в Константинополе сбили цену по всей Европе, — согласился с ним, — позорят имя викингов.

— Идти туда, на запад? — Вишена задумчиво посмотрел на Маргит, — мне кажется, лучше попытаться напасть на Рим, если там что-нибудь ещё осталось после последнего разграбления его готами.

— С Римом ничего не выйдет, не хватит сил, тем более, что папа римский Гонорий, говорят, может убить любого, мешающего упрочению Христовой веры, а уж напавшего на него самого, точно… — с сомнение сказал Рагдай, — лучше наняться к королю Дагоберту.

— Отец, пусть Рагдай ещё споёт, — сказала вдруг Маргит звенящим голосом, — а то вы тут делите шкуру не убитого медведя, а Вишене на охоту пора, светает уже.

— Не смей вмешиваться в мужской разговор, — резко прервал её брат Эрик, — пошла бы лучше, проверила, доят ли молоко.

Все снова наполнили свои питейные рога, выпили за богов и хранителей жилищ, и скота, и рыбных косяков. Братья Маргит, зло поглядывая на Вишену, несколько раз выходили на воздух, было видно, что солнечный свет, робко пробивающийся сквозь дым очага в отверстие кровли, на самом деле разливается по фьорду ярким жёлтым огнём.

— Так, или иначе, в Сиггблот, первый день лета, в начало нового года, князь Стовов будет ждать желающих в устье Западной Двины, — сказал Рагдай.

— Мне не очень понятен этот поход, — сказал ягд Эймунд, — когда мы все протрезвеем, расскажи мне ещё раз, книжник, что могут взять бедные люди в местах, где воюют короли и их армии. А теперь, может быть ты мне продашь, наконец, книгу это мудреца последнего римлянина про богов. Сколько ты за неё хочешь?

— Двадцать золотых безанов, — быстро ответил Рагдай.

— Я за это двадцать коров куплю, — быстро, несмотря на изрядный хмель, сказал ярл.

— Я куплю за пятнадцать, — сказал Йёран, — я думал, что ты меньше чем за двадцать пять не отдашь, а если есть торг…

— Хорошо, иудейская душа, пусть будет восемнадцать, и по рукам ударим, — воскликнул ягл Эймунд.

— У меня столько нет, — подмигивая книжнику, сказал Йёран, — ты всё ругаешь богатых за жадность и подлость, а кому бы ты свои книги продавал, рабам?

Рагдай хотел что-то возразить, но сыновья неодобрительно загудели:

— Отец, зачем столько денег тратить на эту книгу, в походе можно десять таких в монастыре захватить!

— В монастыре будут богословские христианские книги, вы их не сможете не прочесть, ни понять, а это учебник жизни, — перекрикивая их, сообщил присутствующим Рагдай.

— Лучше бы выпили за удачу великого похода на запад славного конунга и берсерка Вишены! — закричал, присоединяясь к общему шуму Эйнар.

— За ярла Эймунда, хозяина гостеприимного крова!

— За дочь ярла, красавицу Маргит!

Пока все кричали наперебой и опрокидывали питейные рога с вином, братья Маргит вышли из дома. Это не могло никого насторожить, потому, что по многу раз все выходили и возвращались во время пира. Только очень внимательный и проницательный наблюдатель, мог бы заметить странные взгляды Маргит и её братьев, то друг на друга, то на Вишену.

— Я буду думать над предложением Рагдая, — сказал сквозь крик Вишена, и поднялся со скамьи, собираясь выйти.

— Это уже лучше, чем просто отказ, — Эйнар тоже поднялся, намереваясь выйти вместе с ним, — если мы пойдём в поход только силами одной дружины, много ли мы сможем добыть?

Вишена остановил его рукой, усадив обратно на скамью и вышел во двор.

Всё, что потом произошло, показалось Вишене сном, чередой не связанных грохочущих мгновений, медленных, гулких и неотвратимых сцен и какой-то чужой жизни. Он знал, что Маргит сейчас выйдет за ним, и будет упрекать, или просить, как она всегда делала раньше. Действительно, она тоже вышла на свет, и он услышал за спиной её лёгкие шаги, и шёпот, призывающий свернуть к дровяному сараю. Повинуясь, он свернул направо, и у стены из вертикальных брёвен остановился, обернулся и обнял её со словами:

— Мне не хочется уходить из Викхейля, но прошу тебя, не веди себя так, словно мы помолвлены. Дай мне свободно сделать выбор. Клянусь нитью судьбы богини Инн, наши судьбы уже соединены! — после этих слов он поцеловал девушку в горячую щёку, ладонями отвёл назад её волосы, упавшие из под перевязи.

Маргит смотрела на него испытующе и подозрительно. Отражённые блики восходящего солнца неверно мерцали в её глазах.

— Отпусти меня, — сказала она так громко, словно это должен был услышать ещё кто-то, — отпусти, или я позову на помощь!

Последние слова она уже крикнула, в голосе девушки был испуг, надежда, радость и отчаяние. Одновременно её начала била дрожь, словно от лихорадки.

— Да что с тобой? — Вишена удивлённо отстранился от неё.

Неподалёку возникли, и быстро затихли, удаляясь, голоса Эйнара и служанки Сельмы. Они обсуждали, где бы им уединиться. Закукарекал петух, очень далеко, в лесу завыл волк, и вслед за этим солнце ушло за облака. Из тени двора возникли две фигуры. Одна из них, голосом Акара властно приказала:

— Отпусти её, и следуй за нами!

— Ты опозорил нашу сестру, и должен либо жениться на ней, либо быть осуждён общим тингом, — добавила другая тень голосом Эрика.

— Эрик и Акар? — Вишена, пытаясь понять, что происходит, досадуя, что оставил меч и нож за столом, отступил под навес конюшен.

— Маргит, это похоже на западню! — наконец сказал он, прижимаясь спиной к стене, чувствуя, как хмель быстро улетучивается, а тело наливается прежней силой.

— Братья хотят, чтобы ты просил отца объявит о нашей помолвке, особенно после такого, — воскликнула Маргит, и коротким движением выдернула шнуровку ворота своего платья, — у тебя нет другого пути, любимый!

Её полная грудь наполовину обнажилась, взлохмаченная, растерзанная, с блуждающим взором, теперь она и впрямь стала похожа на жертву насилия со стороны сластолюбца.

— Пойдём с нами, ярл, это нужно сделать сейчас! — сказал Эрик, стараясь придать своему голосу твёрдость, — не сопротивляйся своему счастью.

— Не слишком ли ты молод, чтобы затевать ссору с конунгом?

— Конунгом? У тебя нет ни земли, ни коров, ни золота, все викинги с востока и юга такие бедные, при чём тут конунг? — сказал Акара, надменно задрав подбородок, — тебе, безродному, честь породниться с нами.

— Не зли его, — перебил брата Эрик, — пусть он опомнится, надо благодарить богов, что его меч остался под трапезным столом.

— Он нам ничего не сделает, его дружина меньше нашей, его и так выгнали отовсюду, как пса, — Акар пьяно рассмеялся, — хватаем его и отведём к отцу, обычай и традиция на нашей стороне!

Не то чтобы Вишена не хотел жениться на Маргит, наоборот, она была для него самым лучшим человеком на свете, не то чтобы он боялся унизительных разговоров о его состоятельности, как жениха, просто участник множества битв, походов и смертельно опасных приключений, не любил, когда его к чему-то принуждал против его воли. Он лихорадочно начал искать глазами хоть какое-то оружие, но ничего не годилось для боя, ни дубовое ведро, ни берестяное сито, ни обломанная рукоять лопаты, горсть гвоздей…

За спинами братьев появились двое дружинников их отца, видимо, посвящённые в тайну происходящего. Теперь не было и речи о том, чтобы убежать, или отбиться кулаками от позорного приведения к сватовству под принуждением. Их связь с Маргит показалась теперь ему совсем в другом свете. Для неё, девушки из бедной семьи захудалого рода на краю благодатного Восточного моря, было трудно найти подходящую пару, сулившую в последующем славу и богатство. Отец Маргит был уже стар, чтобы ходить в успешные походы, старая его дружина превратилась скорее в волопасов и сборщиков дани с озёрных хуторов, где кроме мёда, шкурок белок и свиней, взять было нечего. Братья её, наоборот, были ещё малы и неопытны, чтобы самостоятельно идти в дальние походы и захватывать хорошую добычу. В соседних фьордах викинги тоже не дремали. Уже не осталось ни одного фьорда, где не было бы поселений, или рыбацких угодий. Пригодной земли для посевов было всё меньше, как и места для выпаса скота. Теперь всё больше бонов бралось за оружие, и мешало настоящим викингам делать своё нелёгкое дело. Все постоянно плавали на юг, в прусский ремесленный и торговый городок Кауп, проходили через Сасбию вдоль Янтарного пути, грабя местных, или не местных торговцев. Другие Каупты, на других берегах, тоже были под их ударом. Трусо был отлично защищён, но в его окрестностях можно было перехватить зазевавшегося торговца. На востоке в Альдегьюборге на Ладоге, на западе в Павикене и других торговые эмпориях, можно поживиться солью и пушниной, но это требовало всё больших усилий. Ещё была возможность плыть вокруг Биармии по северному морю, или сквозь Биармию, её реки, озёра, волоки к Туле около Северной Двины и дёшево брать там куниц, бобров, отличную русую соль и рабов. Торговцы нанимали таких же викингов для охраны товаров с юга, и поход иногда заканчивался гибелью, пленом и рабством. Наниматься в качестве дружины к вендам, кривичам, пруссам или финнам, было унизительно, и северяне, даже в Биармиии, тем более в Скандии, потом таких ярлов и конунгов не пускала на альтинги-советы. Даже Уппсала, принимающая всех, старалась их использовать в своих интересах тайно. Сильные конунги Ингьяльд Коварный, Хельвдан Храбрый и Гранмар не любили делиться с такими мелкими ярлами как Эймунд и соглашались отдавать им для грабежа только захудалые берега, или отдавали после совместных походов так мало добычи, что проще было получить такой доход оставаясь на берегу, и изготавливая паруса и вёсла на продажу. Маргит хотела стать женой викинга из богатой людьми и пушниной Тёмной земли городов и рек. Там было мало озёр и безопасных островов, как в Скании, зато оттуда во все стороны расходились речные дороги, как ни и из центра паутины, и можно было пройти в южные моря к Византии быстрее, чем вокруг Европы. Если удалось бы договориться завоевать эти пути, то можно было построить королевство побольше, чем у Ингьяльда. А это значило стать великой женщиной, может быть потом королевой, достойной упоминания в сагах. Подговорить братьев было не сложно, тем более, что драккар Вишены им нравился безумно, как и нравилась возможность начать что-то делать самим, без отцовской и материнской опеки. Этой осенью, колдун дал им съесть зажаренное сердце волка, и теперь они чувствовали в себе неиссякаемые силы свирепости и желания борьбы.

Он видел, как Акар сделал шаг к нему, а Эрик начал вытаскивать меч из ножен. Маргит закрыла глаза рукой и отвернулась со словами:

— Вишена, не сопротивляйся своему счастью!

— Это подлость, не достойная воинов, нападать на безоружного гостя. Даже женщине это непростительно. Слышишь, Маргит? Я ненавижу тебя, волчица, дочь волчицы! — Вишена увидел в сухой траве у конюшни то, что могло стать хоть каким-то оружием — несколько сбитых о камни подков в корзине.

Он схватил три из них и грозно промолвил:

— Я не дам себя взять и пусть будет так, как хотят боги.

— Как хотят боги, — сказал Акар, оскаливая почти волчье лицо и вместе с братом кинулся на Вишену.

В этот же миг Вишена изо всех сил бросил в них одну из подков. Со свистом пролетев рядом с головой Акара, она на ударилась о стену дровяного сарая. В разные стороны полетели щепки, словно это был молот, и, отскочив, со звоном упала на камни. Прежде, чем все успели сообразить, в чём дело, Вишена бросил следующую подкову в Акара. С оставшейся подковой, как с кастетом напал на Эрика.

— Ха… — только и успел сказать Акар, или это просто было его дыхание.

Из-за того, что подкова с глухим звуком попала ему в переносицу, голова его дёрнулась назад, словно он на бегу ударился лбом о притолоку двери. Он сделал несколько шатких и незрячих шагов в сторону, пытаясь сохранить равновесие, и рухнул, раскинув руки, прямо под ноги Маргит. Он ещё не упала на землю, как Вишена двинулся навстречу Эрику, и двумя руками, сжимая подкову, мощно ударил его в грудь. Что-то хрустнуло. Юноша со стоном отлетел в сторону и упал. Вишена двинулся на дружинников Эймунда. Однако те, понимая, что дело приняло нешуточный оборот, решили не отягощать общее положение, и отступили, показывая Вишене ладони, в знак того, что схватка закончена.

— Сюда! — с ужасом в голосе закричала Маргит, наклоняясь над Акаром.

Она попыталась приподнять его, и руки её тут же оказались перепачканы кровью. Она рванулась прочь, к отцу, чувствуя затылком тяжёлый взгляд Вишены.

В доме ярла Эймунда было всё ещё шумно, хотя кувшины давно опустели, жаркое превратилось в груду костей, а языки рассказчиков не ворочались от хмеля и усталости. Одни спали, уткнувшись лбом в доски столов, другие говорили громко и бессвязно, каждый о своём. Рагдай, слегка захмелев, учил Йёрана кидать монету. Это был золотой безан, только что полученные за книгу. Нужно было её кидать так, чтоб монета всегда падала на одну и ту же сторону. Он пред этим несколько воинов поспорили, что Овар не сможет завязать вертел в петлю, как это делал Вишена. Рядом, красный от натуги Овар, в третий раз сгибал и разгибал железный вертел. Ярл Эймунд зевал сыто и сонно, а его младший сын Ладри, восхищённо смотрели на Овара, со словами:

— Вишена может десять раз согнуть и разогнуть вертел!

— А где все? Акара, Эрик, Вишена, Маргит? Что-то их давно нет, — спросил ярл, оглядываясь на спящих и сидящих вдоль стен.

— Хорошо, только погляжу чем закончится спор, — сказав это, Ладри привстал, и быстро спросил у отца, — а можно я пойду с Вишеной в поход?

— Ты уже злишь меня! Мал ещё! — ярл ухватил мальчика за ухо, но тут же выпустил и досадно поморщился, потому, что в третий раз Овар не смог свернуть железный прут в петлю.

Мало того, что он сегодня купил за целое состояние не нужную книгу для того, чтобы не слыть невежественным и тёмным, так он ещё и кольцо проиграл из-за хвастливого Овара. Ярл Эймунд выложил на стол перед собой огромные кулаки, похожие на молоты. На каждом пальце было массивное кольцо или перстень.