Помоги проекту - поделись книгой:
Обернувшись, Зыкин встретился взглядом с не на шутку перепуганным сержантом. Интересно, как он с ним рядом-то оказался? Вроде бы, как из машины сиганули, в разные стороны разбегались? Криво ухмыльнувшись, поднялся на ноги, отряхивая изгвазданную в пыли форму:
– Живой, как видишь. Вставай, хватит валяться, улетели птички. Помочь?
От протянутой руки тот с негодованием отказался, самостоятельно приняв вертикальное положение. По примеру командира охлопал рукой гимнастерку и галифе, поправил сбившуюся набок портупею. Растерянно скользнул по сторонам взглядом, отыскивая фуражку. Не нашел – видать, в кузове обронил, когда через борт прыгал.
– Звать-то тебя как? – прекрасно понимая его состояние, спросил Зыкин, решив отвлечь товарища.
– Антохой мамка с папкой нарекли, – кисло улыбнулся тот. – В смысле виноват, Антоном.
– Ну а меня Виктором кличут. Вот и познакомились. Ну так чего, поехали дальше? Где там наш шо́фер?
Водитель обнаружился возле автомобиля – негромко матерясь в адрес гитлеровских пилотов, сбрасывал с капота осколки наполовину разбитого ветрового стекла. Мрачно глянув на подошедших контрразведчиков, тяжко вздохнул, нахлобучивая на голову пилотку:
– Легко отделались, товарищи командиры. Если б скаты побили или мотор прострелили, надолго бы мы застряли. А так ничего, машинка на ходу, сейчас с кривого заведусь да дальше поедем.
Поколебавшись мгновение, добавил:
– Вовремя вы, тарщ лейтенант, наружу сиганули. Вон, глядите, одна пуля сиденье в аккурат с вашей стороны продырявила, другая через стекло наружу вышла. Повезло…
И завозился со своей стороны кабины, вытаскивая из-под диванчика кривой стартер.
«Вот уж точно, – задумчиво хмыкнул про себя Витька, со смешанными чувствами разглядывая простреленную сидушку. Первая пуля пробила заднюю стенку кабины, спинку и сиденье, другая – крышу и стекло, оставив на правой створке капота продолговатую вмятину. – Причем дважды. Задержался бы в машине – кранты, не успел вовремя в сторону откатиться – аналогично. И на самом деле повезло…»
– Ох ты, мать моя женщина! – ахнул за плечом Колосов. – Эк они влупили, суки, прямиком туда, где вы…
– Лезь в кузов, – не дослушав, оборвал сержанта Зыкин. – Скоро тронемся. Кстати, спасибо, вовремя нас предупредил. Так что ты и дальше за небом поглядывай, не ровен час, снова прилетят…
Но больше Люфтваффе их не тревожило, и спустя два часа автомобиль добрался до поселка, где расположился тыловой госпиталь. Выяснив, в какой палате находится комбриг Сенин и пообещав замотанному военврачу не слишком напрягать едва отошедшего от тяжелейшей контузии раненого, Виктор двинулся в указанном направлении. Вот только разговор вышел абсолютно безрезультатным. Никаким, иначе говоря. Подполковник и на самом деле ровным счетом ничего не помнил о тех двух сутках – в этом Витька был абсолютно убежден. Такое не подделаешь и не сыграешь, как ни старайся. Это был именно Сенин, а вовсе не «гость из будущего» Кобрин. Никаких сомнений относительно собственной личности подполковник не испытывал, в мельчайших подробностях помня все, что было до контрудара, начавшегося восьмого августа. Затем – все. Вообще все. Полный провал аж до четырнадцатого числа, когда он пришел в себя уже в госпитале. Практически в точности так же, как вышло с комбатом Минаевым.
И что это означает? Да только одно, пожалуй: он опоздал. Совсем ненамного, но опоздал. Капитан Кобрин, командир штурмовой роты сухопутных войск Земной Федерации, снова вернулся в свое время, выполнив
Так что придется возвращаться в Москву несолоно хлебавши. Обидно, конечно, да и Лаврентий Павлович будет недоволен, но что поделать? Все, что мог, он выяснил, осталось только разыскать экипаж Сенина и поговорить с танкистами – комдив упоминал, что всех четверых отправили в один госпиталь. Вряд ли это чем-то поможет, но вдруг? В отличие от Михайлова, бойцы несколько суток провели в постоянном общении со Степанычем, значит, вполне могли заметить что-то необычное. Вдруг он что важное сказал, а экипаж запомнил, хоть и не придал значения – в реальном бою за языком не следишь, не до того, по себе знает. Особенно в танке, когда каждую секунду рискуешь напороться на вражеский бронебойный. А бои в эти дни, насколько понимал Виктор, были о-го-го какие. Даже представить страшно, сколько раз Степаныч со своими танкистами за миг от гибели находился. Сомнительно, разумеется, но хоть какая-то надежда. Поскольку отработать следует все варианты, даже самые нереальные, иначе какой он тогда профессионал? Да и перед САМИМ отчитаться нужно…
Впрочем, имелись в сложившейся ситуации и положительные стороны: теперь Витька практически убежден, что товарищ Берия оказался всецело прав и Кобрина вполне реально вычислить по его действиям. Вопрос лишь в том, чтобы в
«Эк ты, брат, разогнался, – невесело усмехнулся про себя особист, аккуратно притворяя за собой дверь палаты. – Собственный самолет тебе подавай! Ты б еще пароход потребовал, а то вдруг Степаныч в следующий раз на Южный фронт отправится, под Одессу. Или, допустим, в Севастополь. А еще лучше торпедный катер, поскольку он пошустрее будет. Шутка, разумеется, но в каждой шутке, как известно…»
– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант госбезопасности! – Неожиданно раздавшийся за спиной голос оторвал Зыкина от размышлений. Особист удивленно обернулся, встретившись взглядом с невысоким коренастым бойцом в госпитальной пижаме, вытянувшимся по стойке смирно. Поскольку головного убора у раненого не имелось, руки он держал по швам. Позади замерли, напряженно глядя на Виктора, еще двое бойцов, один – с висящей на перевязи рукой в гипсовых лубках.
– Обращайтесь.
– Красноармеец Цыганков, двести вторая танковая бригада, механик-водитель. Тарщ лейтенант, видел, вы с товарищем подполковником беседовали?
– Допустим, – дернул плечами Зыкин, едва не скинув на пол наброшенный больничный халат. – И?
– Так мы это, экипаж его, значится. Вот и решили узнать, если не секрет, конечно: вы по служебной надобности или просто так навестили, как знакомого?
Опешив от подобной наглости, Виктор хотел было рыкнуть, поставив танкиста на место, однако в следующий миг до него дошло. Двести вторая танковая, ну конечно! Так самая, которой Сенин командовал! Вот, блин, бывает же такое! Только собирался идти, выяснять, не выписали ли их – а они сами явились. А за командира своего горой – молодцы, что тут скажешь. Пришли, получается, разузнать, с чего это к нему контрразведка заявилась…
– Ага, героический экипаж подполковника Сенина? Понял. Мне-то вы и нужны. Смотрю, все ходячие? Тогда пойдемте вон во двор, чтобы никому не мешать. Есть у меня и к вам парочка вопросов. Или не парочка, а побольше, тут уж как разговор пойдет.
Переглянувшись, танкисты нестройно ответили «есть» и двинулись следом за Виктором по заставленному койками, пропахшему хлоркой и лизолом коридору. Перед самым выходом пришлось остановиться, пропустив кресло-каталку, с видимым усилием толкаемую худенькой медсестричкой. Разместившийся на дерматиновом сиденье боец с загипсованной по самый таз правой ногой что-то весело балагурил, ежесекундно оборачиваясь, чтобы видеть девичье лицо, чем еще больше ей мешал. Девушка краснела и, закусив губу, негромко хихикала в ответ:
– Ох, товарищ лейтенант, совсем вы меня своими прибаутками замучили! Экий балабол, честное слово, а еще красный командир! В следующий раз вас тетя Клава на прогулку повезет, верно говорю! Лично ее попрошу.
Что ответил медсестре веселый раненый, состроив очередную уморительную гримасу, Виктор не расслышал, первым выходя на госпитальное крыльцо.
А ответил он то, что могло бы весьма сильно заинтересовать лейтенанта ГБ Зыкина. Да и не только его, но и всесильного наркома. Но не судьба: за спиной идущего последним стрелка-радиста Божкова уже захлопнулась ведущая на крыльцо госпитального корпуса дверь:
– Ну-у, Леночка, хоть вы-то мне не угрожайте! А то будто сговорились все, честное слово! Сперва товарищ военврач пугал – мол, ногу отнимет, после заражением крови стращали. А теперь, получается, еще и вы подключились. Никакого мне, стало быть, покоя. Пожалейте, что ли, бедного Федьку Кобрина, не лишайте единственной радости…
При помощи Колосова разузнав, где расположился местный узел связи, Зыкин отправился туда. Следовало отчитаться о проделанной работе – пусть он и не нашел «фигуранта», как назвал Кобрина нарком, но доложить было о чем. Сначала комдив, а затем и танкисты пусть косвенно, но подтвердили, что во время боевых действий под Смоленском Сенин вел себя «немного не так», как раньше. Наладить с экипажем необходимый контакт оказалось весьма непросто – поначалу бойцы, не сговариваясь, ушли в глухую защиту, односложно отвечая на задаваемые вопросы. «Да», «так точно», «никак нет», «именно так»…
В принципе, Зыкин их вполне понимал: красноармейцы просто боялись излишне откровенничать с «пришлым» особистом – поди знай, как аукнется сказанное любимому командиру? Вдруг сболтнут чего лишнего, сами того не желая, а контрразведка прицепится да свои выводы из услышанного сделает… А он, в свою очередь, просто не мог рассказать, для чего задает подобные вопросы, с их точки зрения и на самом деле достаточно странные. Но понемногу все ж таки разговорились – Виктор, вроде бы между прочим, рассказал, как они с комбатом утром двадцать второго июня выводили батальон из-под вражеского артудара, как готовили позиции, как встретили огнем первые колонны немцев, как затем выходили из окружения к своим. Без излишних подробностей, разумеется – не рассказывать же, что в первое военное утро они с Минаевым, так уж получается, нарушили целую кучу довоенных приказов? Показал пилотские часы, затрофеенные комбатом в сбитом самолете, поведал про бой на хуторе, где был ранен.
Слушали танкисты с искренним интересом: не ожидали подобной откровенности. Да и на самом деле любопытно было – на фронт-то они только перед самым контрударом попали, а после сразу в госпитале оказались. Настал момент, когда Виктор почувствовал, что лед недоверия начал таять. Попросил рассказать – вроде как в ответку, – как воевали, что особенно запомнилось и запало в память, как оценивают наши танки в бою против фашистских: вполне нормальная просьба на войне.
Танкисты понемногу расслабились и отвечали все более охотно, хоть тоже старались избегать подробностей – по совсем иной причине, чем Зыкин, понятное дело. Относительно того, стал ли Сенин воевать лучше или необычней, Витька ничего нового не узнал: бойцам просто не с чем было сравнивать. Да, стрелок-радист и заряжающий воевали вместе с комбригом в одной бригаде легких танков на Хасане и Халхин-Голе, но не в одном экипаже. А мехвод и вовсе на Финской воевал. Так что познакомились гораздо позже, весной сорок первого, когда Сенин перевелся в 52-ю ТД и получил под командование полк.
Зато в разговоре он заметил несколько знакомых по общению со Степанычем словечек, совершенно не свойственных этому времени, услышать которые они могли только от капитана Кобрина – но никак не от подполковника Сенина. В душе Витька откровенно ликовал: получилось! Все, вот теперь уж точно никаких сомнений не остается – подобных совпадений просто не бывает! И если рассказ Григория Михайловича еще можно толковать двояко: мало ли, отчего комбриг вдруг изменил свой же план и стал воевать «как-то иначе»? Война – она ведь многое меняет, как бы не все. Да и японские самураи на своих легкобронированных танкетках – вовсе не гитлеровские панцерманы на куда более мощных и опасных бронемашинах. Но вот эти самые словечки, начиная от «фрицев» и заканчивая всякими «проехали», «обломами», «погнали» да «карта легла»…
Тепло распрощавшись с экипажем комбрига (а заодно предупредив, что, хоть никаких подписок с них брать не станет, содержание разговора должно остаться исключительно между ними), Виктор с чистой совестью двинулся к связистам. Все, что мог, он выяснил, теперь пусть Лаврентий Павлович решает, чем ему дальше заняться. Скорее всего, его ждет приказ возвращаться в столицу – какой смысл и дальше тут торчать? Только лишнее внимание к себе привлекать.
Пока шел, вполуха слушая рассказ неугомонного сержанта о том, как они неделю назад ловили немецкого диверсанта, единственного уцелевшего из перебитой бойцами отдельной стрелковой роты разведгруппы, успел прикинуть, что именно станет докладывать: радиосвязь – не прямая телефонная линия, особенно не поболтаешь. Потому сообщение должно быть одновременно и коротким, и достаточно информативным, чтобы у товарища наркомвнудела никаких вопросов не возникло. К тому моменту, как Колосов дошел до «и тут он, гадина такая, все ж не выдержал, да как побежит, а мы ему по ногам…», рапорт в его голове полностью созрел.
Зашифровав донесение, Зыкин проконтролировал отправку и вышел на крыльцо, оставив возле радиостанции Антона. Просто на всякий случай: молоденький младлей с молниями войск связи на петлицах все равно не мог знать, кому именно адресована исходящая радиограмма. Кстати, насчет Колосова: сержант госбезопасности Виктору понравился – пусть и говорит многовато, но человек вроде надежный и грамотный. А болтливость – дело поправимое. Да и не перед посторонним он языком молол, а перед коллегой, причем выше званием. Зато никакого страха перед столичным гостем парень не испытывал, что тоже немаловажно. Другой бы на его месте, поди, в рот глядел, боясь лишнее слово произнести, а этот – нет. А что во время авианалета откровенно сдрейфил? Так тоже ничего страшного: когда Витька впервые под немецкими бомбами побывал, тоже страшно было. И это еще мягко сказано. Что там страшно – жутко, вот правильное слово… Может, взять его в будущую группу? В конце концов, никаких ограничений у него не имеется в принципе: Лаврентий Павлович, помнится, так примерно и сказал – работать в группе станешь, когда людей подберешь. С чего-то же нужно начинать? Ну, в смысле, с кого-то?
– Тарщ лейтенант, зайдите, – сообщил высунувшийся из дверного проема Колосов. – Уже ответили.
Подивившись оперативности наркома – и двадцати минут с момента передачи не прошло, – Зыкин торопливо вернулся в помещение. Радиотелефонист протянул ему листок шифрограммы:
– Вот, товарищ лейтенант госбезопасности. Передано с пометкой «весьма срочно».
– Благодарю. – Витька устроился за соседним столом, вытащив из полевой сумки шифроблокнот и очиненный карандаш. Взглянул на застывшего в паре метров Колосова, на удивление как никогда серьезного:
– Антоша, не в службу, а в дружбу, сходи с товарищем связистом на перекур. Или просто воздухом подышите, ежели вредным зельем не балуетесь. Мне нужно, чтоб минут десять никто не мешал.
– Понял, тарщ лейтенант, сделаем. – Колосов взял младлея под локоть, кивнув в сторону выхода:
– Пойдемте, товарищ младший лейтенант, не станем товарищу командиру мешать.
Расшифровав радиограмму и дважды перечитав текст, Зыкин несколько минут сидел, в задумчивости глядя на исписанный карандашом блокнотный листок. Вот оно, значит, как… Неожиданно, даже очень. Неожиданно – и весьма любопытно:
«
Интересно, это что же получается? Снова неуловимый Кобрин объявился? Но как?! И там и там август, не мог же Степаныч одновременно в двух разных местах находиться? Точнее, гм, в
Глава 7
– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – козырнул незаметно вошедший в комнату капитан, дождавшись, пока начальник штаба закончит фразу. Подполковник Марусов с неудовольствием глянул на Завьялова, но смолчал – все-таки адъютант комдива. Да и не станет он просто так отвлекать начальника.
– Что там, Костя? – Кобрин оторвался от расстеленной на столе карты. – Есть?
– Так точно! Над рекой замечена красная ракета. Сигнал тревоги подтвержден по телефонной связи. Гарнизон охраны моста вступил в бой.
– Диверсанты? Подробности доложили?
– Так точно, диверсанты, точная численность неизвестна, ориентировочно около двух отделений. При нападении использовали советский пушечный бронеавтомобиль и грузовик. На мост их пока не пустили, ведут бой с охраной на западном берегу Луги.
– Началось, – удовлетворенно хмыкнул комдив, окинув взглядом собравшихся в помещении людей. Бросив на исчерченную разноцветными отметками карту карандаш, жестом реципиента помассировал переносицу и продолжил:
– Как видите, товарищи командиры, мои сведения оказались точны. Начиная с этого момента у нас остается не более полутора-двух часов до подхода боевой группы полковника Рауса. А это, как я уже упоминал, больше двух пехотных батальонов при поддержке танков, к счастью легких, и артиллерии, в том числе противотанковой. И десять-двенадцать часов, максимум сутки – до того, как к Луге подойдут основные части шестой танковой дивизии. Свое видение ситуации и наших действий я только что изложил, на обсуждение даю двадцать минут.
Заметив, что начштаба собирается что-то сказать, негромко добавил:
– И ни секундой больше, Анатолий Петрович. Ровно через двадцать одну минуту подразделения дивизии получат четкий и недвусмысленный приказ и немедленно приступят к его выполнению. Это не обсуждается. Сами видите, времени на разговоры у нас больше нет, от слова «совсем». Пришло время действовать, если не хотим пропустить противника к Ленинграду. Вопросы?
– Вопросов не имею, – мотнул головой нач-штаба.
Кивнув, Кобрин обратился к стоящему в метре немолодому подполковнику с черными петлицами автобронетанковых войск:
– Иван Ефимович, вы выполнили то, о чем я распорядился перед началом совещания?
– Точно так, товарищ комдив. Рота легких танков с десантом на броне скрытно выдвинулась в район переправы, ждет сигнала у выхода дороги из леса. Танки замаскированы, чтобы исключить преждевременное обнаружение противником. До цели доберутся минут за пять. Пора?
– Прекрасно. Командуйте, пусть заводят моторы и следуют к мосту, самое время. Против чешских «тридцать пятых»[15] их пушек хватит. А потом и подкрепление подоспеет. Как только отдадите приказ, немедленно отправьте следом несколько средних танков, можно даже Т-28 – насколько знаю, у вас подобные в наличии имеются. Против легких танков и вражеской пехоты они отлично отработают, а большего пока и не нужно. Более мощные машины пока прибережем, наступит срок, пригодятся. Вопросы, предложения?
– Не имею, – лихо козырнул танкист, успев бросить быстрый взгляд на склонившихся над картой командиров. Возможно, и показалось, но на лице подполковника Латышева на миг мелькнула быстрая лукавая улыбка: мол, хоть кто-то из присутствующих готов немедленно вступить в бой! А не над картами, понимаешь ли, корпеть…
Кобрин, в свою очередь, незаметно дернул щекой: а вот этого нам не нужно, подобное мы уже проходили. Шапкозакидательством накушались по самое «не могу» еще в конце июня, так что хватит.
– Товарищ подполковник, убедительная просьба: без самодеятельности. На всякий случай еще раз уточняю боевую задачу: роте легких танков отбросить диверсантов и подошедшее к ним подкрепление от переправы, десанту занять оборонительный рубеж вместе с гарнизоном охраны, доставить им боеприпасы. Средним танкам – закрепиться на западном берегу, в идеале окопаться, превратив боевые машины в артиллерийские огневые точки круговой обороны. Если успеете, конечно. Не допустить захвата противником моста и прорыва на противоположный берег. Всеми имеющимися в наличии силами и средствами. И все! Остальное – моя забота. Это понятно?
– Так точно. – Судя по всему, Латышев оказался из числа тех командиров, что умели понимать вышестоящее начальство с полуслова. Равно как и читать между строк.
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
– Товарищ майор, теперь вы. – Кобрин взглянул на командира разведбата.
– Слушаю? – без особого удивления в голосе кивнул «главразведчик» Гареев.
– Рустам, твоим ребятам одна из самых сложных задач предстоит, – без вступления продолжил Сергей, опершись кулаками о столешницу с расстеленной поверх картой. – Сам понимаешь, разведданные нам нужны как воздух. Причем свежие. Война нынче маневренная, буквально за час-два очень многое может измениться. А мне, кровь из носу, нужно знать, – Сергей едва не добавил привычное «в реальном времени», одернув себя в последний момент, – как немец реагирует на наши действия, что планирует и какие силы готов бросить в бой. Понимаешь?
– Понимаю, – нахмурившись, кивнул тот. – Разведгруппы готовы, только отмашки и ждут – куда, сколько?
Кобрин усмехнулся:
– Помнишь, ты недавно удивлялся, будто бы я заранее знал, как именно фашист поступит? А я тебе сказал, что нужно использовать логику?
– Так точно, помню, – кивнул тот, явно не совсем не понимая, к чему клонит комдив.
– Вот и прикинь, где именно и как твои ребята соберут больше информации – местность ты не хуже меня знаешь, лучше даже. Речь про шестую танковую дивизию, с группой Рауса мы тут сами разберемся. Я бы на твоем месте отправил несколько разведывательно-диверсионных групп как можно глубже в тыл противника – настолько далеко, насколько сумеют уйти за разумное время, поскольку технической возможности забросить их туда у меня нет. Понимаю, что это не совсем ваша, так сказать, специализация, но никого другого у меня больше нет, только твои ребята. Основная задача, понятное дело, разведка, но если удастся попутно еще и какую-нибудь гадость фашисту учинить – дорогу там заминировать, мостик через топкий ручеек взорвать, чтобы хоть часок, да с переправой провозились, тыловую колонну всерьез пощипать, – так вовсе замечательно. Немцы пока к партизанской войне не шибко привычные, ежеминутно нападения не ожидают, на этом их можно и подловить, особенно тыловиков. А тыловики – это прежде всего снаряды и топливо, которые им очень скоро остро понадобятся на передовой. Потому взрывчатки и боеприпасов пусть твои бойцы берут, сколько унести сумеют, и… не особенно торопятся обратно возвращаться. Работы им на пару-тройку суток точно хватит, а то и подольше задержаться придется. Отдельное внимание обращать на отставшие от колонн командные машины или делегатов связи – этих крайне желательно брать живыми и экстренно потрошить, после чего немедленно докладывать о результатах. Пленных с собой ни в коем случае не тащить, разве что какой генерал в руки попадет.
Кобрин усмехнулся, дав понять, что в пленение, даже чисто теоретическое, немецкого генерала особенно не верит и потому просто шутит.
– Ну и еще несколько малых групп – в ближний тыл. Этим в бой вступать категорически нельзя, исключительно наблюдать и своевременно докладывать о продвижении противника. Подробно докладывать, майор: сколько живой силы, на чем передвигаются, какие именно танки и в каком количестве идут к Луге, типы и калибр самоходной и буксируемой артиллерии – ну и так далее, не мне тебя учить. На тактические обозначения на броне пусть тоже внимание обращают, это может быть важно. В целом понятно?
– Понятно, товарищ полковник, – выдохнул Гареев, заметно посветлев смуглым от природы лицом. Похоже, столь неожиданная идея провести глубокий диверсионный рейд по вражеским тылам пришлась ему весьма по нутру. – Сделаем в лучшем виде!
– Уверен, что справитесь? Я ведь не случайно про специализацию сказал, к диверсионной деятельности твоих ребят специально не готовили.
– Уверен, товарищ полковник, – без малейшей задержки ответил майор. – Мало ли чему нас учили, а чему нет? Общее представление имеется, остальному война научит. Разрешите выполнять?
– Разрешаю. Только без фанатизма, аккуратненько. И вот еще что: что я товарищу комбригу говорил, слышал? Насчет самодеятельности?
– Слышал, – насторожился Рустам.
– Так вот, тебе я никаких ограничений, кроме регулярных сеансов связи, не ставлю, ВООБЩЕ НИКАКИХ. Скорее наоборот – импровизируй, как сочтешь нужным. Мне только одно необходимо: свежие разведданные и результативные диверсии в немецком тылу. Всего одна сожженная автомашина с топливом – это несколько оставшихся без заправки немецких танков, взорванный грузовик с боеприпасами – ставшие безоружными танки, замолчавшие пушки и пулеметы. А это – спасенные жизни наших бойцов на передовой. Все, работай, разведка.
Едва разведчик покинул штаб, Кобрин взглянул на Завьялова:
– Костя, что наши связисты говорят? Связь с аэродромом в Ястребино есть?
– Есть, товарищ комдив.
– Добро, радируй немедленно, пусть поднимут пару самолетов, крайне желательно радиофицированных, мне нужны данные авиаразведки. Насколько близко противник подошел к реке, какими силами – и все такое-прочее. Пусть учитывают, что у Рауса имеется свой зенитный дивизион, так что особенно нарываться не стоит, могут и сбить. Давай, капитан, время нынче дорого.
Дождавшись, пока за спиной адъютанта закроется дверь, Сергей взглянул на командира отдельного саперного батальона:
– Товарищ капитан, прекрасно знаю, что вашей вины в этом нет, но переправа через Лугу и дамба у Ивановского до сих пор не подготовлены к подрыву. Кто конкретно в этом виноват, разберутся компетентные товарищи, – быстрый взгляд на начальника особого отдела – и кивок в ответ. – Вы можете исправить ситуацию? Причем в самое ближайшее время?
Похоже, комбат-сапер меньше всего ожидал, что следующий вопрос окажется адресован именно ему. Мгновенно побледнев, он шагнул вперед:
– Товарищ полковник, подобной задачи передо мной не…
– Невнимательно слушаешь, капитан. Я и сказал, что твоей вины тут нет, – отмахнулся Сергей. – Меня интересует другое: сумеешь подготовить к взрыву мост и дамбу? Взрывчатка и средства подрыва, или как там подобное добро у вас называется, имеются в наличии?
Поделиться книгой: