Мегрэ в кабаре «Пикрат»

Глава II

Жанвье остановил маленький автомобиль Уголовной полиции около паребрика, и оба одновременно подняли головы, поглядев на номер дома. Потом, удивленные, переглянулись: на тротуаре не было зевак. Никого ни в парадном, ни во дворе, и полицейский, посланный из комиссариата разгонять любопытных, прогуливался в отдалении один.

Вскоре они поняли причину столь необычной ситуации. В дверях привратницкой показался Бёлан, комиссар округа. Рядом с ним стояла консьержка, рослая дородная женщина с сообразительным живым лицом.

— Мадам Буэ, — представил ее Бёлан. — Жена нашего сержанта. Когда она нашла тело, то закрыла дверь на ключ и спустилась, чтобы позвонить мне. В доме еще никто ничего не знает.

Женщина склонила голову, будто услышала комплимент в свой адрес.

— Наверху кто-нибудь есть? — спросил Мегрэ.

— Инспектор Лоньон и судебный врач. Мы долго разговаривали с мадам Буэ и все старались понять, о какой графине может идти речь.

— Я не знаю ни одной графини в нашей округе, — сказала консьержка.

По ее поведению, голосу, интонациям было видно, что она очень хочет оказаться полезной.

— Это была неплохая девушка. Я редко ее видела, потому что возвращалась она на рассвете и потом спала почти весь день.

— Она давно тут живет?

— Два года. У неё две комнатки в подъезде «Б», вход со двора.

— Часто принимала гостей?

— Практически никогда.

— А мужчины бывали?

— Если и бывали, я их не видела. Единственный раз, в самом начале, как только она переехала и перевезла мебель, помню, раз или два приходил мужчина в возрасте, коренастый, низкий. Я подумала еще, что это ее отец. Словом со мной не перемолвился. Насколько я знаю, с тех пор не приходил. В доме много жильцов. В подъезде «А» — конторы. Ходят взад и вперед.

— Мы, возможно, скоро вернемся и еще побеседуем с вами.

Дом был старинным. Темные лестницы вели налево и направо. Всюду висели таблички — где под мрамор, где эмалированные. На антресолях жил дамский мастер, на втором этаже — массажистка, на третьем была мастерская искусственных цветов, предлагали свои услуги посредник и даже ясновидящая. Булыжники во дворе лоснились от влаги, а в глубине виднелась дверь с большой черной буквой «Б».

Они поднялись на четвертый этаж, оставляя на ступеньках мокрые следы. Только одна дверь приотворилась, когда они проходили мимо из нее выглянула толстая женщина с папильотками на редких волосах. Она с интересом посмотрела на них и тут же закрыла дверь на ключ.

Здесь уже был инспектор Лоньон из округа Сен-Жорж, понурый, как всегда и взгляд, который он бросил на Мегрэ, красноречиво говорил «Я так и знал».

Это относилось не к задушенной девушке, а к тому, что на место убийства, совершенного на его участке, опять появляется Мегрэ, чтобы отобрать у него дело.

— Мы ничего не трогали, — произнес он очень официально. — Врач еще в спальне.

Квартиры в такую погоду не могут выглядеть уютно. Это был один из тех дней, когда человек задает себе вопрос, зачем он родился на свет и зачем так мучается всю свою жизнь.

Первая комната служила гостиной. Красиво меблированная, очень чистая, она, вопреки ожиданиям, была в идеальном порядке. Паркетный пол был тщательно натерт, чувствовался приятный запах мастики. «Нужно узнать, — подумал Мегрэ, — сама ли Арлетта занималась уборкой».

Через приоткрытую дверь они увидели доктора Паскье, который уже надев пальто, складывал в сумку принадлежности. На белой козьей шкуре около застеленной кровати лежала мертвая Арлетта в своем черном платье. Руки бессильно были раскинуты по сторонам. Волосы отливали рыжим.

Мегрэ всегда обращал внимание на незначительные детали, и теперь у него защемило сердце при виде туфельки на шпильке, которая лежала рядом с босой ногой, просвечивающей сквозь тонкий, забрызганный грязью чулок с петлей от пятки до колена…

«Опять, как там, на площади Вэнтимиль… Там было сложное дело. Чувствую, что это будет не легче…» — вспомнил Мегрэ историю юной Луизы, убитой не так давно на Монмартре.

— Мертва, — сказал врач. — Тип, который это сделал, душил сразу и наверняка.

— Можно определить время смерти?

— Не раньше, чем полтора часа назад, Окоченение еще не началось.

Мегрэ увидел недалеко от кровати, за дверью, открытый шкаф, в котором висели вечерние, почему-то почти все черные, платья.

— Как вы считаете, на нее напали сзади?

— Скорее всего, так как следов борьбы нет. Рапорт передать вам, патрон?

— Будьте так любезны.

Спальня была убрана с женским кокетством, но ничто в ней не напоминало, что хозяйка была танцовщицей в ночном кабаке с сомнительной репутацией. Как и в гостиной, здесь был идеальный порядок. Только накидка из искусственной норки лежала поперек кровати, а сумочка — на кушетке.

Мегрэ обратился к врачу:

— Она ушла с набережной Орфевр около полдесятого. Если взяла такси, то сюда приехала к десяти. Если поехала автобусом или на метро, то вернулась чуть позже. И сразу же на нее напали.

Он подошел к шкафу, внимательно глядя себе под ноги:

— Кто-то ее тут уже ждал. Спрятался здесь и схватил за горло, как только она сняла шубку.

Все это произошло совсем недавно. Это был тот редкий случай, когда они так быстро оказались на месте преступления.

— Я еще нужен? — спросил врач.

Вслед за врачом к себе в комиссариат отправился и Бёлан, а Лоньон с обиженным лицом остался стоять в углу, всем своим видом показывая, что и он чувствует себя здесь лишним.

— Вы ничего не нашли? — спросил его Мегрэ, набивая трубку.

— Я заглянул только в ящики. Посмотрите в комоде, верхний слева.

Он был полон фотографий Арлетты. В основном рекламных, как та, в витрине «Пикрата». На них она была в черном шелковом платье, похожем на то, в котором лежала перед ними. Но вечернее было более облегающее.

Вы работаете в этом квартале, Лоньон. Хоть раз вы видели ее номер?

Нет, никогда, но хорошо знаю, в чем он заключается. Как вы можете увидеть на фотографиях, тех, что сверху, она начинала танцевать под музыку, одновременно снимая платье, под которым не было ничего. В конце номера она была совершенно раздета. — Длинный, похожий на мясистую морковь нос Лоньона покраснел и начал смешно шевелиться. — Говорят, так забавляют публику в Америке. А когда она была уже без ничего, гас свет, — и он неуверенно добавил: — Загляните ей под платье.

Удивленный Мегрэ не трогался с места.

— Врач, когда ее обследовал, показал мне: она совсем голая. Даже на улицу не надевала белья.

Все трое смутились. И ни один не мог найти в себе силы приблизиться к распростертому на козьей шкуре телу, которое скрывало в себе эту постыдную тайну. Мегрэ взглянул на остальные, любительские фотографии меньшего формата. Это были снимки Арлетты в немыслимых эротических позах.

— Найдите мне какой-нибудь конверт, — сказал комиссар.

И сразу же на лице глупца Лоньона появилась дрожащая гадливая усмешка. Наверное, он подумал, что комиссар заберет фотографии и будет, закрывшись у себя в кабинете, возбуждать свое воображение.

Жанвье начал тщательный осмотр соседней комнаты, и мысль, которая уже появлялась, не отпускала их: огромная разница между атмосферой ее жилица и содержанием фотографий, между ее образом жизни и состоянием квартиры.

В стенном шкафу был спрятан примус, две чистые кастрюли, тарелки, столовые приборы, чашки. Это говорило о том, что она часто сама готовила. Между рамами окна, выходящего во двор, лежали яйца, масло, сельдерей и две котлеты.

Другой шкафчик был полон щеточек, баночек традиционный набор спокойной опытной хозяйки, которая заботится о своей квартире и постоянно держит ее в порядке.

Они напрасно искали писем, каких-либо документов. На полках лежало несколько иллюстрированных журналов, но совсем не было книг, за исключением кулинарной и франко-английского словаря. Никаких фотографий родных и подружек, никаких сентиментальных сувениров, которые можно найти почти в каждом доме.

Зато была целая коллекция туфель, почти не ношенных, на фантастически высоких каблуках. Видимо, Арлетта питала страсть к такой обуви, но ноги имела слишком нежные, чтобы их носить.

В сумочке — пудреница, ключи, губная помада, паспорт, носовой платок. Паспорт Мегрэ положил в карман. Ему стало не по себе в этих двух жарко натопленных комнатках. Он обратился к Жанвье:

— Подожди прокурора, а я сейчас вернусь. Да, скоро приедут эксперты.

Так как конверта не нашли, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, которого коллеги прозвали Растяпой, и повернул к выходу.

В этом доме им предстояло долго работать. Нужно было опросить всех жильцов, а среди них и толстую женщину в бигуди, которая, наверное, интересуется жизнью соседей и, может, видела убийцу, когда он шел наверх либо возвращался обратно.

По дороге Мегрэ зашел в привратницкую, попросил у мадам Буэ разрешения воспользоваться телефоном, который стоял у кровати под фотографией ее мужа в полицейском мундире.

— Люка уже вернулся? — спросил он, дозвонившись до Уголовной полиции.

И он продиктовал данные из паспорта Арлетты дежурному инспектору.

— Свяжись с Муленом. Нужно установить, есть ли родственники, или люди, которые ее знали. Если родные живы, нужно их уведомить. Наверное, захотят забрать тело.

Он шел по тротуару поднимающейся в гору улицы Пигаль, когда услышал шум автомобиля. Это приехал прокурор. Сейчас примчатся эксперты. Мегрэ предпочитал, чтобы два десятка человек топтались в двух маленьких комнатках, откуда еще не убран труп, в его отсутствии.

Налево была пекарня, направо — винный магазин с желтой вывеской. Ночью кабаре «Пикрат» было хорошо заметно из-за своей яркой неоновой вывески. Днем наоборот можно пройти мимо, не догадываясь о существовании этого заведения.

С улицы были видны только дверь, витрина и понуро висящие там фотографии. В такую погоду они производили двусмысленное впечатление.

Минул еще только полдень и Мегрэ удивили открытые двери. В центре зала горела одна лампа, и какая-то женщина подметала между столиками.

— Я могу видеть хозяина? — спросил Мегрэ.

Она, держа в руках щетку, спокойно посмотрела на него и произнесла:

— По какому вы делу?

Я хотел бы с ним поговорить.

— Он спит. А я — его жена.

Ей было лет пятьдесят, а может, и побольше. Полная, но подвижная женщина с красивыми карими глазами на одутловатом лице.

— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

Она не выразила беспокойства.

— Прошу садиться.

Внутри царил полумрак, а красные стены казались черными. Только бутылки в баре, расположенном у самого входа, блестели, отражая дневной свет.

Зал был продолговатый, с низким потолком. Узкая эстрада для оркестра, пианино, аккордеон в чехле, а вокруг площадки для танцев располагались на расстоянии полутора метров друг от друга перегородки, отделяющие нечто вроде лож или отдельных кабинетиков, где посетители могли чувствовать себя в уединении.

— Я должна разбудить Фреда?

Она была в тапочках и сером халате, надетом на поношенное платье, еще не умывалась и не причесывалась.

— Ночью вы тоже здесь бываете?

Она ответила просто:

— Я обслуживаю туалеты и готовлю, когда посетители что-го заказывают.

— Вы живете тут же?

Наверху. Из кухни к нам ведет лестница. Еще у нас есть дом в Бурживале. Мы ездим туда, когда закрываем кабаре.

Внешне женщина выглядела спокойной, хотя наверняка была заинтригована посещением важного полицейского чина. А может, уже привыкла к таким визитам и сейчас терпеливо ждала.

— Как давно вы содержите это заведение?

— Через месяц будет одиннадцать лет.

— И много бывает народу?

— Это зависит от дня недели.

Мегрэ увидел афишку и прочитал: «Finish the night at Picratt’s the hottest spot in Paris». Он помнил немного по-английски и перевел: «Завершите ночь в „Пикрате“, в самом возбуждающем месте Парижа». Слово «возбуждающий» не совсем точно передавало аромат английского текста. Там было точнее: «самое жаркое место в Париже», в буквальном значении этого слова.

Женщина не изменила выражение лица.

— Мсье выпьет чего-нибудь?

Но, сказав это, она сразу поняла, что комиссар откажется.

— Как вы распространяете эти проспекты?

— Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам.

Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу.

Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате».