Зарисованное лето (СИ)

- Представь, - продолжил Сашка, - что эта рука не моя, а какой-нибудь женщины. Ты просто ощущаешь чужое тепло. И если эта женщина тебе нравится, то ее тепло было бы приятно. Тебе будет приятно, если руки у этой женщины не мягкие, если ее ладони сухие или с мозолями от какой-нибудь тяжелой работы. Если бы тебе нравилось в ней все остальное, если бы ты любил ее, то даже не обратил бы внимания на мелкие недостатки. Нет, ты бы принимал это тепло безропотно, наслаждаясь. В чем смысл тогда? В этом обмене теплом или в мягкости ее рук? Это если говорить о симпатии и любви. С сексом ситуация еще проще...

Я не выдержал и открыл глаза. Сашка, улыбаясь, спокойно убрал свою ладонь с моей.

Я огляделся. Девушка за столиком неподалеку смотрела на нас с удивлением и... восхищением? А ее подруга тихо хихикала, то и дело поглядывая в нашу сторону. За ними сидела пара в возрасте, которые сморщились до состояния куриных жоп, а элегантная дама даже челюсть немного отвесила, что несколько убавило степень ее элегантности. Молодой парень с девушкой пересаживались на два столика дальше, как будто боялись вирусного заражения. И только первая так и не отрывала от нас восхищенного взгляда, а ее подруга продолжала хихикать.

- Фу, блядь, - снова сказал я - и в ответ на его предыдущие объяснения, и как вывод об общественной реакции.

- Ну, и как оно - быть геем, Никит? - Сашка уже снова развалился на стуле.

- Отвратительно. С какой стороны ни посмотри. А в Москве так же?

- Не до такой степени. Хотя нет, неправильно. Там все зависит от места - где-то вообще никакой реакции, а где-то сразу рискуешь получить в бубен. Ты просто учишься вести себя соответственно месту.

- Сочувствую, - прокомментировал я. - Я бы не решился на такую жизнь.

- Большинство и не решаются. Живут себе спокойно. Дрочат на гей-порнушку, когда жены нет дома. Психуют по пустякам. Вешаются в пятьдесят или становятся домашними тиранами. Выбирают нормальную жизнь, в ней не надо идти на большой стресс сразу.

- Выходит, что тот, кто спокойно заявляет о своей нетрадиционной ориентации, неизбежно сильный человек? Другие просто не выдерживают общественного давления?

- Как-то так, - Сашка неопределенно повел плечами. - По крайней мере в похожем городе или в Новой Засопке уж точно. Любой камин-аут тут - практически самоубийство. А бывает и наоборот. Некоторые, чаще всего бисексуалы, очень любят заявлять о своей гейской натуре. Это их способ эпатировать, вызвать реакцию, протест или проверка собственной смелости. Ну что, пойдем?

Я последним глотком допил пиво и кивнул. Расплатились пополам и получили, проходя через зал, массу пристальных взглядов. Один хмурый мужик даже начал вставать, но друзья его усадили на место. С исследовательской точки зрения опыт был для меня очень полезен. Теперь обязательно введу в одну из своих историй гея. Конечно, он будет второстепенным персонажем, но на его примере можно хорошо показать внутреннюю силу и контроль над реакциями.

***

Зарисовка «О родительской любви»

Материнская любовь - эдакий столп среди общественных норм. Из всей массы различных видов любви именно материнская стоит на незыблемом постаменте абсолюта. К отцовской любви относятся заметно проще. Это понятно, ведь именно мать отдает ребенку силы, здоровье, время, молодость и красоту. Она заслуживает получать за это почести всю оставшуюся жизнь. И я верю, что большинство матерей рискнут жизнью и сделают что-то за гранью человеческих возможностей ради своих детей. Потому что это инстинкт, а не вопрос свободного выбора. Потому я признаю родительскую любовь... но сомневаюсь в ее безупречности. Разве любовь нуждается в условиях? Если бы родительская любовь была безоговорочной, то и не было бы скандалов в семьях из-за плохой учебы, дурных привычек или специфической манеры одеваться. Вот, папочка, мамочка, ваш сорокалетний сынуля - алкоголик! Он счастлив, только когда пьян в стельку! Отчего же вы не радуетесь за него? Может, дело только в том, что родители просто обеспокоены будущим своих детей? Но тогда и не было бы трений, если ребенок не хочет быть юристом, а предел его мечтаний - стать пекарем. Ведь это его жизнь! Он не должен становиться юристом только потому, что эта ваша неосуществленная мечта. Но он станет. Практически в любом случае станет. Потому что если он любит и ценит своих родителей, они не позволят ему выбирать самостоятельно. Получается, что родительская любовь имеет некоторые рамки - тебя будут безусловно любить, пока ты оправдываешь их ожидания.

Мысли о нашем эксперименте в ресторане никак не покидали голову. Как пятилетнему ребенку, закатывающему истерики матери, чтобы проверить границы дозволенного, так вдруг захотелось поступить и мне. Если бы я был геем, как отреагировали бы родители? За ужином я реализовал эту перемусоленную за три дня идею неожиданно для самого себя:

- Мам, я гей.

Я хотел тут же сказать, что пошутил, но она просто усмехнулась и махнула рукой. Отец оторвался от телевизора и поставил бутылку пива на пол, но промолчал. Этой реакции недостаточно, чтобы считать эксперимент завершенным.

- Мам, я не шучу.

Мать замерла. Просто застыла, а ложка выпала из ее руки и в гробовой тишине громко стукнулась о поверхность стола. Отец уже стоял рядом, а его лицо наливалось краснотой.

- Как ты сказал?

Вот тут было самое время признаться. Но почему-то захотелось узнать, что будет дальше.

- Я сказал - гей. Го-мо-сек-су-а...

- Ублюдок, - выдавил отец. - Ебаный ублюдок... Пидор? Мой сын?!

Он схватил меня за волосы и рванул с такой силой, что я упал на пол. Попытался подняться и тут же получил в полную силу удар в лицо.

- Сука! Охуевшая неблагодарная сука! - орал отец. - Тебя для этого, что ли, рожали и растили?!

Он снова ударил в лицо, а потом пнул в живот. Скрючившись, я смотрел на мать. Она так и сидела за столом, зажав рукой рот, даже словом не пытаясь остановить отца.

Вот тут, мама, вот именно на этом пороге заканчивается твоя любовь?

Следующий удар я отбил и, уже поднимаясь, оттолкнул отца, не давая сбить себя с ног снова. У него даже слюна изо рта просочилась от ярости.

- Вообще-то, это неправда, - я обратился к матери. - Исследовательский интерес. Ты меня знаешь. Погружение. Для моего рассказа. Хотел узнать об естественной реакции. Узнал.

Шатаясь, я направился в свою комнату. Меня никто не удерживал.

Через час отец постучал в дверь и, не дождавшись ответа, зашел.

- Это... сын... Ты извини меня. Правда, извини... У меня будто крыша поехала... Извини.

Я ответил, что сам виноват. Он неловко потоптался еще пару минут и вышел.

За ним мать, тоже извиняться. Ей я сказал то же самое и даже позволил осмотреть мое лицо. А она все причитала:

- Сынок, ну до чего ж глупая шутка! Ты прости папу, он же поверил. Хотя понятно было, что это неправда... Ты же с Машей встречаешься... И Свету так любил... Прости, родной мой!

- Мам, я стопроцентный натурал. Успокойся уже.

- Я люблю тебя, сынок, - сказала она, выходя из комнаты. И на этот раз я ей не поверил. Любит, только пока я оправдываю ее ожидания.

Глава 5

Я пожалел, что мы так и не обменялись с Сашкой номерами телефонов. Договаривались сегодня пойти на ночной променад, который опять устраивала вся толпа на речке. Спиртное и мясо для шашлыков обычно приобретались вскладчину - прямо там, на месте и решали, что берем. Можно было и приносить с собой - особенно, если появляешься уже к расцвету гуляний, то есть затемно. Сегодня должна приехать Света, которая почти два месяца гостила у родни, - моя бывшая девушка. Мы расстались уже после школы, по взаимному согласию, и с тех пор продолжали общаться. В такой компании, как наша, нет шанса кого-то полностью игнорировать. Поэтому вначале было мучительно: видеть ее с другими парнями, отмечать, что и с ними она не слишком-то счастлива, приходить к выводу, что лучше бы тогда она была несчастна со мной. Но постепенно все нормализовалось. Чувства не живут вечно, поэтому через какое-то время нам снова стало комфортно находиться рядом и болтать, теперь уже совсем по-дружески, о тех же пустяках, что и со всеми остальными. Свету ждали. Она являла собой какую-то опорную точку, в силах которой было влиять на общее настроение любой компании. Она не боялась говорить открыто, могла кого угодно, даже Кирилла, легко поставить на место. И ей все сходило с рук... А когда она брала гитару и начинала петь - ей заведомо прощалось все, даже то, чего она никогда бы не сделала. Многие из нас учились играть, в одно время эта мода охватила всю молодежь поселка, но настоящих успехов достигла только она. Я давно уже не любил ее и не вылавливал взглядом в толпе, но от ее присутствия создавалось приятное ощущение полноты.

Я искал способ предупредить Сашку, что сегодня не пойду с ним. Звонить Кириллу или кому-то еще, чтобы спросить его номер, было глупо. Все знали, что мне быстрее дойти до дома бабы Дуси, чем набрать одиннадцать цифр. Включил компьютер и через некоторое время нашел его в одной из соцсетей. Написал: «Привет». Почти сразу он зашел в сеть с телефона, прочитал, добавил в друзья и вышел. А на мое сообщение ответил  минут через десять, лично, просунув голову в окно:

- Привет, - он, как обычно, легко пролез в комнату. - Твоя мама сказала, ты заболел.

В комнате было уже достаточно темно, а я продолжал лежать на кровати, подложив руку под голову.

- Ага, заболел.

- Простыл, что ли? - он шагнул в моем направлении.

- Ага, простыл.

Сашка щелкнул выключателем и снова повернулся ко мне. Внимательно осмотрел, щурясь от режущего с непривычки света.

- Ого-го. Кру-у-уто, - описал он мою распухшую рожу. - Давай сфотаем? Такая красота обязана быть запечатленной.

Распакованный «Сайбер-шот» лежал перед компьютером. Я уже сделал пару пробных снимков. Но Сашка к фотоаппарату не потянулся. Я продолжал молчать.

- Это кто тебя так простудил? - поинтересовался он, укладываясь на кровать с краю. Головой он уперся в противоположную спинку. Я тоже приподнялся, чтобы иметь возможность смотреть на него. - Кирилл?

- С чего ты взял, что это Кир? - подал я голос.

- Потому что других вариантов нет.

- А Кир - разве вариант?

Сашка подумал.

- Не знаю. Может, ревнует, что я провожу с тобой гораздо больше времени, чем с ним?

Я улыбнулся, несмотря на то, что правая щека отозвалась ноющей болью.

- И если это Кир, то ты сейчас побежишь защищать честь прекрасной дамы?

- Еще чего! - возмутился он. - Сам защищай свою честь. У меня даже белого коня нет, так что пусть прекрасная дама закатывает губу обратно. Так это не он?

Я снова замолчал.

- Никит, это не Кирилл? - я бы даже удивился, не прозвучи этого повторения вопроса.

В общем-то, я и до его прихода понимал, что ему придется рассказать. Наше общение было слишком постоянным, чтобы сохранить опухшую морду в тайне. Наверное, я просто хотел немного отложить этот разговор, но, зная Сашку, был уверен, что он мне такой свободы не предоставит. Поэтому я просто выложил все, как было.

Он обдумывал минуты две и только потом выдал:

- Ну и идиотина же ты... Лучше б ты им сказал, что у тебя рак.

- Да знаю, что идиотина. Просто хотелось проверить их реакцию. Уверен, если бы я был настоящим геем, то такая мысль бы в голову не пришла. А тут как-то и страха не было, как раз потому, что из своей зоны комфорта я на самом деле не выходил.

- Вопрос можно? - я не ответил, потому что настойчивые вопросы - неотъемлемая часть его натуры. Независимо от моего согласия. - Зачем ты хотел проверить их реакцию именно в этой теме?

- Было интересно.

- Но если бы ты не был знаком со мной, тебя бы такая гениальная идея не озарила, так? Ты ведь понимаешь, что начинаешь примерять на себя... как Кирилл?

Я напрягся и даже сел.

- Нет. Это не одно и то же!

- Конечно, не одно и то же, потому что ты - не он. И я понимаю, что каждая твоя мысль должна заканчиваться конкретным выводом, потому ты на это и пошел. Но зачем ты вообще допускаешь в себя такие мысли?

- Они не спрашивают разрешения на вход.

- Ладно. Неважно, - он махнул рукой. - Пошли к ребятам на речку.

Я попытался приподнять бровь, но вовремя остановился. Сосущая болью ранка только-только затянулась и перестала кровоточить.

- Да ладно тебе, Никит! Вы тут что, никогда ни с кем не дрались? Теперь будешь сидеть пару недель дома, чтобы никто не узнал? И правда, как прекрасная дама.

- Нет, просто им надо будет как-то объяснить...

- Боже ж мой! Скажи, что это я, или брательник твой, или пидорасы с тридцать шестой. Подойдет любое объяснение.

«Пидорасы с тридцать шестой» - это было по-нашему, по-новозасопкинскому до такой степени, что я не выдержал и хохотнул. В поселке было две школы - первая и тридцать шестая. И пока мы учились, велись перманентные войны не на жизнь, а на смерть. Причина взаимной ненависти достаточная - наш поселок разделялся рекой на две части. Наша половина, традиционно называемая Нахаловкой, целиком была застроена частными домами. Их Жирный ряд строился гораздо позже и включал в себя также пятиэтажные хрущевки. Но война была не между Нахаловкой и Жирным рядом, а между первой и тридцать шестой, потому что в курсе постоянных боев были только школьники. Наверное, нам просто хотелось задавать вопрос, который задает любой взрослеющий пацан в любом городе: «Эй, ты из какого района?». До серьезного кровопролития дело никогда не доходило. Мы просто чесали кулаки друг об друга и вспоминали весь матерный лексикон. Конечно, сейчас эту традицию подхватила новая школота, но изредка случалось и нарваться на тех, кому ты года два назад начищал морду. И мы с обоюдным удовольствием вспоминали детство. Потому что в девятнадцать иногда очень хочется не быть взрослым.

Мы вылезли через окно - с родителями встречаться я не хотел - и отправились на речку, с которой на всю округу разносились звуки пьяного веселья.

- Хао, Никитос, это кто так тебя? - спрашивал каждый.

- Пидорасы из тридцать шестой, - отвечал я и получал понимающий кивок. Кое-кто даже предлагал вспомнить юность и наведаться в Жирный ряд, но идея эта уже не находила достаточного отклика.

Наконец, ко мне подбежала и Света. Она единственная не спросила о налившемся под глазом синяке, а просто обняла на секунду, как обычно, а потом обратилась к моему другу:

- Ты Саша, да? Меня зовут Света. Пойдемте, там уже шашлыки почти готовы.

Компания концентрировалась вокруг костра: кто ближе, кто подальше - особенно парочки. Я отыскал в толпе Машу, которая, конечно, тут же уселась рядом со мной, прямо на песок. Сашка, окруженный девчонками, разместился неподалеку. Все уже были пьяные и веселые, а мы с ним догоняли остальных. Все болтали в своих тесных кружках, но тут громче остальных начали раздаваться голоса спорящих парней:

- Да заебал ты уже с этими хохлами! Отстань уже от них!

- Как это - отстань?! - возмущался Андрей. - Какого хера эти ублюдки вообще творят? Своих же мочат, порядок навести не могут. И подставляют анальную дырку под Европу, как пидорасы.

- Они и есть пидорасы! - подхватил кто-то.

- Ага, - отозвался еще один. - А слыхали, в Пиндосии узаконили гейские браки? Теперь они всей страной долбят друг друга в жопу.

Среди общего смеха раздался голос Светы:

- Ну и какое тебе дело, кто куда кого долбит в Пиндосии?

Андрей повернулся к ней:

- Да это же мерзко... Прикинь, в жопу! Говномесы!

- Когда речь шла о Наталкиной жопе, ты что-то не слишком возмущался, - парировала Света, вспомнив старую историю. Андрей тогда с гордостью рассказывал всем, как развел временную подружку на анал.

Толпа ответила дружным хохотом, но Андрей пытался перекричать:

- Не передергивай! С девушкой - это другое!

- Ну конечно, другое! - Света не давала ему спуска. - Знаете, а вот я иногда жалею, что я не лесбиянка. Мне кажется, с женщиной ужиться куда проще! Жаль, что у меня встает только на мужиков...

Андрей тут же переключился:

- Ого, Светлан, ты это... Если когда-нибудь решишься, меня позови. Я б поглазел!

- В очередь, индюк! - заржал стоявший рядом со Светой Игорь. - Я первый! У меня и глазомер больше!

Они еще какое-то время под всеобщий хохот мусолили эту тему, а я присмотрелся к тем, чья реакция на такие разговоры меня интересовала. Сашка, улыбаясь, так и болтал с одной из девчонок, которая постоянно пыталась переместиться к нему на колени. А Кирилл... он позеленел. Стало даже странно, что никто больше не заметил такое сильное изменение его настроения. Он хмурился и не отрывал взгляда от Сашки, а потом встал, сплюнул и ушел в темноту. Вернулся не сразу, но, судя по всему, смог взять себя в руки.