Доктор Дженкинс утешила нас – согласно последним статистическим данным, родители могут быть донорами только в одном проценте случаев, а среди братьев и сестер полностью совместимы только двадцать пять процентов.
После этих слов мне уже не было так стыдно, что у нас с Майклом нет второго ребенка, который мог бы спасти жизнь Меган.
Реальность была жестока, но с этим нужно было как-то жить.
К счастью, каким-то чудом быстро нашелся донор. И хотя доктор Дженкинс сообщила нам о том, что риск осложнений возрастает, если донор совместим не полностью, как в нашем случае, это все равно было единственной надеждой.
Я была рада, когда Майкл смог выбраться с работы, чтобы присутствовать во время пересадки. Мы сидели на противоположных сторонах постели Меган, а медсестра Джин принесла заранее заготовленный препарат костного мозга.
Всего лишь пакетик, наполненный кровью, который был подключен к центральному венозному катетеру Меган.
Мы с Майклом очень переживали из-за того, что дочь еще очень слаба от недавно введенной дозы препаратов, которые должны были убить оставшиеся в ее теле раковые клетки, чтобы освободить место для новых, здоровых клеток костного мозга. Но доктор Дженкинс заверила нас, что после пересадки нашей дочери будет лучше, поэтому мы решились.
Я была полна надежды, наблюдая, как через прозрачную резиновую трубку в тело моей дочери поступает живительная кровь.
Сама процедура много времени не заняла – продолжалась она около 45 минут, – и это казалось мне очень странным.
Еще более удивительным было то, что всего через час Меган уже стало лучше, ее щеки порозовели, и она начала смеяться – по телевизору шел мультфильм про Спанчбоба. Я не могла поверить своим глазам. Как быстро к дочери вернулась жизнь!
Медсестры сказали нам, что иногда бывает и так, но я просто подумала, что Меган избранная и что кто-то там, наверху, присматривает за ней.
Тем не менее моей девочке предстояло еще долгое восстановление, как нам сказали, и я знала, к чему себя готовить. Нам суждено провести в больнице несколько недель или даже месяцев – для дальнейшего лечения, но я была готова к чему угодно. Я отдала бы мою собственную жизнь, чтобы спасти свою малышку.
Меган продолжала хихикать над любимым мультфильмом. Майкл встал, обошел вокруг кровати и стал массировать мои плечи. Он поцеловал меня в макушку, и я протянула руку к его щеке, а затем прижалась губами к его.
Может быть, все будет хорошо, сказала я себе. Может быть, есть надежда, что в нашей семье все будет по-прежнему. Может быть, у нас с Майклом даже будет еще один ребенок.
Мы рассмеялись, поговорили по душам и простили друг друга за все.
Той ночью я снова плакала, принимая душ, но на этот раз это были слезы радости. Я с облегчением смеялась, стирая их с лица, а потом, хотя у меня еще даже не высохли волосы, мы с Майклом занялись любовью прямо на заднем сиденье его автомобиля в самом дальнем углу больничной парковки.
День был прекрасным, и я наслаждалась каждой секундой.
Глава 14
Шесть недель спустя у Меган развился интерстициальный пневмонит, опасная форма воспаления легких, вызванная реакцией «трансплантат против хозяина».
Я знала об этой угрозе, ведь из-за курса химиотерапии у Меган был очень сильно снижен иммунитет. Мне также сказали, что при нормальных обстоятельствах восстановление иммунитета могло бы занять от полугода до года, но теперь, по причине возникновения РТПХ, потребуются годы.
Я пыталась быть оптимистом, а Майкл принялся угрожать, что подаст в суд.
– Пожалуйста, Майкл, – умоляла я снова и снова, не желая обременять бедную доктора Дженкинс всеми этими утомительными судебными тяжбами. – Мы знали, что есть риски, связанные с трансплантацией, но все равно дали на нее согласие. К тому же нам и так есть за что бороться – хотя бы за то, чтобы Меган оставалась сильной. Она должна верить, что мы все одна команда.
Но муж продолжал искать виновных. Он не желал разговаривать с доктором Дженкинс. Он отказался находиться с ней в одной комнате и не появлялся в больнице в ее смену.
Вскоре после этого положение вещей стало еще страшнее. У Меган началось еще одно осложнение из-за пересадки – облитерирующий эндофлебит печеночных вен. У моей девочки все время была высокая температура, ее мучили приступы болезненной диареи и странная сыпь, покрывшая почти целиком ее маленькое хрупкое тельце.
Врачи переливали ей тромбоциты, делали уколы диуретиков и антикоагулянтов.
Когда однажды вечером боль в животе Меган стала нестерпимой, я позвонила Майклу и вызвала его в больницу, хотя знала, что ему придется столкнуться с доктором Дженкинс.
Он ответил, что приедет через двадцать минут.
А явился лишь через два часа – но было уже поздно.
Слишком поздно.
Глава 15
Несмотря на героические усилия врачей и медсестер, которые сделали все возможное, чтобы спасти нашу девочку, Меган скончалась за десять минут до того, как Майкл прибыл в больницу.
Казалось, что в момент, когда умерла Меган, умерла и я сама. Тот вечер в больнице был настоящим адом. Я плакала в течение нескольких часов и не хотела уходить. В итоге врачам пришлось вывести меня из палаты моей дочери насильно, чтобы забрать ее тело в морг.
После похорон, которые состоялись четыре дня спустя, в моей душе осталась огромная зияющая рана, из которой сочилась печаль и неготовность принять случившееся. Меня захлестнул океан отчаяния. Я переживала из-за нашего с Майклом решения произвести трансплантацию костного мозга.
Может быть, если бы мы подождали еще чуть-чуть, то нашелся бы донор получше, может быть, она смогла бы протянуть подольше, пусть даже всего пару лет, но хоть так.
Я не могла успокоиться.
Все, чего мне хотелось, – снова взять Меган на руки, вдохнуть сладкий запах ее кожи, прижаться губами к ее макушке.
Я не могла поверить, что моей дочери больше нет, что я никогда не увижу ее снова, никогда не обниму, не услышу ее смех. Я хотела лечь в гроб рядом с Меган и уйти вместе с ней туда, куда ее забрали от меня.
Я не знала, что это за место, и это убивало меня. Меня пугало то, что я не могла знать, где теперь Меган и в безопасности ли она там.
Кто позаботится о ней? Страшно ли ей там одной?
Во мне больше не осталось сил и слов, чтобы что-то еще сказать.
Этот ужас непередаваем.
Глава 16
Когда не стало Меган, я смогла найти в себе силы жить дальше только благодаря моей сестре Джен. Она сразу приехала ко мне и помогла с организацией похорон. Она взяла отпуск на работе на месяц, чтобы быть рядом со мной.
Джен обнимала меня, когда я плакала, и говорила со мной о других вещах, когда нужно было отвлечь внимание от моего всепоглощающего горя.
Когда было особенно тяжело, мудрая Джен всегда находила нужные слова, и что еще более важно, она знала, каких слов говорить не надо, потому что мы обе знали, что такое терять близких. Когда мама от нас ушла, я и Джен были подростками.
Майкл, который, казалось бы, тоже знал, что такое терять близких, почему-то не смог понять всю глубину моего горя. Я ни разу не видела, чтобы он плакал, и, когда я начинала рыдать, что в первый месяц после похорон происходило довольно часто, он обычно выходил из комнаты.
Я благодарна Богу за Джен. Без нее я ни за что бы со всем этим не справилась.
Друзья и родственники присылали мне открытки с соболезнованиями, и я была глубоко тронута тем, что они думали обо мне в такую трудную минуту. Одна открытка и вовсе растрогала меня до слез.
Она пришла позже остальных, через пару месяцев после смерти Меган. Подпись гласила «Кирк Данкан». Тот самый Кирк, с которым мы встречались, когда я училась в школе. С тех пор, как мы в последний раз переписывались по электронной почте, прошло больше десяти лет, так что я была удивлена, увидев на конверте его адрес.
Я еще несколько раз перечитала это письмо.
И была очень признательна старому другу за такой прекрасный жест.
Перед сном я спрятала письмо среди страниц своей старой детской книжки с картинками. Ее мне когда-то читала на ночь мама – это была одна из немногих вещей, которые у меня от нее сохранились; остальные воспоминания были давно розданы и похоронены в прошлом.
Когда Джен уехала, я поняла, насколько щедрыми и сострадательными могут быть люди. Например, моя соседка, старушка по имени Лоис, стала навещать меня раз в несколько дней – она всегда приносила что-нибудь поесть, за что я была ей безумно благодарна: у меня не было ни аппетита, ни желания готовить. Иногда она приносила запеканку, которую я могла разогреть себе на ужин. А однажды пришла с домашним печеньем, только из духовки, еще теплым.
По вечерам Лоис сидела со мной за кухонным столом и говорила обо всем, от погоды до ее мужа, который умер десять лет назад. Она умела слушать. Всякий раз, когда я говорила о Меган, она кивала и соглашалась, что моя дочь была прекрасным, необыкновенным ребенком.
Лоис была очень добра ко мне. Если бы не ее визиты, я, наверное, так и не встала бы в то время с постели и превратилась бы в развалину.
Лоис была замечательной, и я никогда не забуду, как много эта женщина сделала для меня в тот жуткий первый год после смерти Меган. Она помогла мне справиться не только с отчаянием, но и с тем, что мой брак трещал по швам.
Глава 17
В один прекрасный день, через полгода после похорон, я пришла с рынка и увидела около дома машину Майкла, что меня весьма удивило, так как обычно он возвращался домой только поздно вечером.
Переложив пакеты с овощами из одной руки в другую, я открыла входную дверь и с любопытством заглянула в гостиную, а потом и в столовую.
В доме было тихо. Казалось, никого тут нет.
Я пошла на кухню, положила продукты на стол и позвала:
– Майкл, ты дома?
Никакого ответа.
Я подумала, что он, наверное, во дворе. Вышла, но и там мужа не нашла, так что я вернулась внутрь.
– Майкл?
Я быстро поднялась по лестнице, испугавшись, что он заболел или что произошло еще что-нибудь ужасное.
Сердце выскакивало из груди, а живот словно скрутило в тугой узел. В последнее время подобное ощущение вошло для меня в привычку. После смерти Меган я все время испытывала приступы тревоги, всегда опасаясь худшего в любой ситуации…
В нашей спальне было пусто, но дверь комнаты Меган была широко распахнута. Очень странно, ведь Майкл настаивал, чтобы ее спальню не открывали никогда.
Он не хотел входить туда. Не хотел смотреть на вещи дочери или чувствовать ее знакомый запах, что все еще был там. Он не хотел вспоминать.
В глубине души я его понимала, но в то же время и не могла принять этого. Иногда, когда я совсем невыносимо скучала по Меган, я отправлялась в ее комнату и садилась на кровать. Листала книги Меган, проводила рукой по ее плюшевым игрушкам. А потом ложилась и представляла себе, что Меган спит рядом.
Я чувствовала ее присутствие. Дочь могла положить крошечную теплую руку на мою щеку, как делала много раз за свою жизнь, и сказать, что все будет хорошо. «Мне теперь лучше, мамуля», – сказала бы она, я знаю. Такое времяпрепровождение меня утешало.
Майкл не мог этого понять категорически. Считал, что я только причиняю себе боль. Он говорил, что Меган больше нет, а мы должны жить дальше, сосредоточиться на будущем.
Возможно, именно поэтому мне было так тревожно смотреть на распахнутую дверь в комнату дочери. Неужели мой непоколебимый муженек нашел в себе силы не сдерживать чувств и сейчас бьется в истерике на ее кровати? Вдруг он уже залил слезами всю простыню?
Идя по коридору, я мысленно приготовилась к худшему.
Когда я вошла, Майкл обернулся и с неприязнью взглянул мне прямо в глаза.
– Мне казалось, я велел держать дверь ее комнаты запертой.
Я была сбита с толку его гневом. Просто не ожидала таких слов.
– Прости, наверное, забыла. Что ты делаешь дома так рано?
– Галстук меняю, – сказал Майкл. – Испачкался во время обеда.
Он закрыл дверь шкафа Меган и встал в центре комнаты.
Уперев руки в бока, муж окинул взглядом все свидетельства ее существования – белый туалетный столик, на котором стояла шкатулка с украшениями, плакаты с кроликами на стене и корзину с игрушечными зверятами.
– Нужно все отсюда убрать, – сказал он, не глядя на меня. – Мы можем пожертвовать все игрушки и одежду Меган Армии спасения. Она бы хотела этого. Она всегда была щедрой.
Я беспокойно сглотнула и сделала еще несколько шагов в сторону Майкла.
– Да, она была щедрой. Но я пока не готова расстаться со всеми этими вещами. Мне нравится иногда сюда приходить. Как будто она все еще рядом.
Майкл метнул на меня тяжелый взгляд – один из тех, что заставляют чувствовать себя глупой и слабой.
– Ее больше нет, Софи. И рано или поздно тебе придется это принять.
Во мне вспыхнул гнев.
– Прошло всего-то полгода.