Электрическое тело пою! (сборник)

– Видел одну из его пьес год назад, – сказал Нолан, – и…

– Помолчите! – повысил голос Кейси.

Все примолкли.

Его светлость по-прежнему тихо продолжал:

– В полночь мы планировали дать у нас званый обед на десять персон… Нельзя ли отложить сожжение до завтрашнего вечера, чтобы мы могли подготовиться?

– Нет, – отрезал Кейси.

– Подождем, – сказали все остальные.

– Сожжение – это одно, – заметил Тимулти, – а билеты в театр – совсем другое. Я хочу сказать, что театр там, и было бы ужасно глупо пропустить пьесу и позволить куче еды пропасть. А гости, которые к вам придут? Как их предупредишь?

– Именно об этом я и думал, – сказал его светлость.

– Да, я знаю! – закричал Кейси. Закрыв глаза, он провел ладонями по щекам, челюстям и губам, а потом сжал руки в кулаки и разочарованно отвернулся. – Нельзя откладывать сожжение, такие дела не переносят, как вечеринки, черт возьми, так не делают!

– Именно так и делают, если забывают принести спички, – тихонько проговорил Риордан.

Кейси развернулся – казалось, он сейчас ударит Риордана, но потом сообразил, что его приятель сказал правду, и немного остыл.

– Не говоря уже о том, – добавил Нолан, – что миссис – замечательная леди и нуждается в последнем вечере развлечений и отдыхе.

– Вы очень добры, – сказал его светлость, снова наполняя стаканчик гостя.

– Давайте проголосуем, – предложил Нолан.

– Проклятье! – Кейси мрачно посмотрел по сторонам. – Я вижу, что голоса уже подсчитаны. Значит, завтра вечером, черт побери.

– Да благословит вас Бог, – сказал старый лорд Килготтен. – На кухне будет оставлен холодный ужин, вы можете зайти сначала туда, наверное, вам захочется перекусить, поджог – тяжелая работа. Так мы договариваемся на завтрашний вечер, часов на восемь? К тому времени леди Килготтен будет благополучно доставлена в отель в Дублине. Я не хочу, чтобы она раньше времени узнала, что ее дом перестал существовать.

– Господи, вы настоящий христианин, – пробормотал Риордан.

– Ну, не будем грустить, – сказал старик. – Я считаю, что это уже в прошлом, а я никогда не думаю о прошлом. Джентльмены…

Он встал. И, как слепой пастух-святой, вышел в коридор вместе со стадом, которое двинулось вслед за ним.

Уже почти подойдя к двери, лорд Килготтен увидел что-то краем своего усталого глаза. Он повернул назад и в задумчивости остановился перед большим портретом итальянского аристократа.

И чем больше он на него смотрел, тем сильнее становился тик, а его губы начали беззвучно шевелиться.

Наконец Нолан спросил:

– Ваша светлость, в чем дело?

– Я тут подумал… – наконец отозвался лорд, – вы ведь любите Ирландию, не так ли?

– Видит Бог, да! – сказали все. – Разве нужно спрашивать?

– Как и я, – мягко продолжал старик. – А любите ли вы в ней все, землю и ее наследие?

– Тут тоже не может быть никаких сомнений, – заявили посетители.

– Я беспокоюсь о подобных вещах, – сказал его светлость. – Это портрет кисти Ван Дейка. Очень старый, очень хороший, очень важный и очень дорогой. Это, джентльмены, сокровище национального искусства.

– Ах вот оно что! – сказали все и столпились вокруг.

– О господи, – проговорил Тимулти, – замечательная работа!

– Сама плоть, – добавил Нолан.

– Обратите внимание, – подал голос Риордан, – как его маленькие глаза следят за тобой, где бы ты ни стоял.

– Поразительно, – согласились все.

И собрались уже двинуться дальше, когда его светлость произнес:

– Вы понимаете, что это сокровище, которое в действительности не может принадлежать мне одному или вам, а только всем людям, как драгоценное наследие будет потеряно навсегда завтра вечером?

Все разинули рты.

– Спаси нас, Господь, – сказал Тимулти. – Нельзя так поступать!

– Сначала мы вынесем картину из дома, – предложил Риордан.

– Подождите! – закричал Кейси.

– Благодарю вас, – сказал его светлость, – но куда вы ее денете? На открытом воздухе под воздействием ветра, дождя и снега картина быстро погибнет. Может быть, лучше ее сжечь…

– Нет, мы этого не допустим! – воскликнул Тимулти. – Я сам возьму ее домой.

– А когда великие разногласия закончатся, – заключил лорд Килготтен, – вы доставите этот бесценный дар Искусства и Красоты, пришедший к нам из прошлого, в руки нового правительства?

– Э-э… все будет так, как вы говорите, – заверил его светлость Тимулти.

Но Кейси, не сводивший взгляда с большого холста, заявил:

– А сколько эта огромная штука весит?

– Полагаю, – слабым голосом ответил старик, – от семидесяти до ста фунтов.

– Ну и как, черт возьми, мы доставим ее в дом Тимулти? – поинтересовался Кейси.

– Мы с Брэннэхемом отнесем это проклятое сокровище, – ответил Тимулти, – а если потребуется, ты нам поможешь, Нолан.

– Потомки вас отблагодарят, – пообещал его светлость.

Двинулись дальше по коридору, и снова лорд Килготтен остановился перед двумя картинами.

– Эти полотна, на которых изображены обнаженные женщины…

– Да уж, так оно и есть! – сказали все.

– Принадлежат кисти Ренуара, – закончил старик.

– Значит, их нарисовал французский джентльмен? – спросил Руней. – Если мне будет позволено так выразиться?

– Да уж, так мог нарисовать только француз! – воскликнули все.

– Они стоят несколько тысяч фунтов, – сообщил старик.

– Я не стану с вами спорить, – заявил Нолан, поднимая палец, по которому сердито стукнул Кейси.

– Я… – начал Блинки Уаттс, чьи рыбьи глаза под толстыми стеклами очков были всегда наполнены слезами. – Я готов забрать домой этих французских леди. Думаю, я смогу взять под мышки оба эти произведения искусства и отнести к себе.

– Договорились, – с благодарностью кивнул лорд.

Они подошли к большому пейзажу, на котором были изображены многочисленные люди-чудовища, скачущие и топчущие фрукты и обнимающие роскошных, как дыни, женщин. Все подошли поближе, чтобы прочитать надпись на медной табличке: «Сумерки богов».

– Сумерки, проклятье, – проворчал Руней, – это больше похоже на полдень!

– Я полагаю, – пояснил благородный старик, – здесь скрывается некая ирония – в названии и в самом предмете. Обратите внимание на сверкающее небо и на страшные фигуры, скрывающиеся за облаками. Увлекшись своей вакханалией, боги не замечают, что им грозит гибель.

– Я не вижу, – заявил Блинки Уаттс, – ни церкви, ни священников среди облаков.

– В те времена все было иначе, – заверил его Нолан.

– Я и Тиоухи, – сказал Флэннери, – отнесем этих демонических богов ко мне. Так, Тиоухи?

– Так!

И они пошли дальше по коридору, останавливаясь у каждой следующей картины, словно на экскурсии в музее, и по очереди предлагали свои услуги, чтобы отнести к себе домой сквозь снежную ночь рисунки Дега и Рембрандта или большие картины голландских мастеров, пока не оказались перед скверным портретом, написанным маслом и висевшим в алькове.

– Это мой портрет, – пробормотал старик, – сделанный ее светлостью. Оставьте его здесь, пожалуйста.

– Иными словами, вы хотите, чтобы он сгорел в Большом Пожаре? – удивился Нолан.

– Ну а вот следующая картина… – сказал старик, сделав несколько шагов вперед.

Наконец долгое путешествие завершилось.

– Конечно, – вздохнул лорд Килготтен, – если вы действительно хотите все спасти, то в доме еще есть дюжина уникальных ваз эпохи Мин…

– Их стоит коллекционировать, – заметил Нолан.

– Персидский ковер на полу…

– Мы свернем его и доставим в дублинский музей.

– И изысканная люстра в главной обеденной зале.

– Ее следует спрятать, пока не закончатся Неприятности, – сказал Кейси, который уже изрядно устал.

– Ну что ж, – сказал на прощание старик, пожимая каждому руку. – Может быть, вы начнете прямо сейчас? Хочу заметить, что вам предстоит тяжелая работа – спасти эти сокровища для нации. А мне нужно несколько минут вздремнуть перед тем, как придет время переодеваться.

И старик удалился на второй этаж.

А четырнадцать поджигателей озадаченно наблюдали за тем, как он уходит.

– Кейси, – сказал Блинки Уаттс, – в твою маленькую головку не приходила мысль, что только из-за того, что ты забыл спички, нам придется работать всю ночь?

– Господи, где твое чувство эсс-тетики? – воскликнул Риордан.

– Заткнись, – угрюмо бросил Кейси. – Ладно, Флэннери, ты возьмешься за этот конец «Сумерек богов», а ты, Тиоухи – за дальний, где девушка получает то, что ей нужно. Ха! Поднимайте!

И боги, безумно озираясь, оказались в воздухе.

К семи часам бо́льшая часть картин была вынесена из усадьбы и поставлена на снегу; вскоре им предстояло отправиться в разные дома. В семь пятнадцать лорд и леди Килготтен спустились вниз и направились к машине, а Кейси быстро выстроил свою команду так, чтобы леди не увидела, что здесь происходит. Парни приветственно покричали вслед уезжающему автомобилю. Леди Килготтен слабо помахала в ответ рукой.

С семи тридцати до десяти почти все картины по одной или по две были унесены.

Когда осталась последняя, Келли остановился возле темного алькова и с беспокойством взглянул на портрет старого лорда, написанный леди Килготтен. Он содрогнулся, решил проявить гуманность и забрал картину с собой в ночь.

В полночь лорд и леди Килготтен, вернувшись домой с гостями, обнаружили лишь широкие следы, оставленные в снегу, где Флэннери и Тиоухи волокли бесценные «Сумерки богов»; где ворчащий себе под нос Кейси организовал парад Ван Дейка, Рембрандта, Буше и Пиранези; последним деловито протрусил Блинки Уаттс с двумя набросками Ренуара.

Обед закончился к двум часам. Леди Килготтен отправилась в постель, удовлетворившись объяснением, что все картины одновременно были отправлены на чистку.

В три часа утра лорд Килготтен все еще сидел без сна в библиотеке, среди голых стен, перед потухшим камином, с кашне на худой шее и стаканчиком бренди в слегка дрожащей руке.

Примерно в три пятнадцать тихонько заскрипел паркет, задвигались тени, и через некоторое время с шапкой в руках в дверях библиотеки показался Кейси.

– Тсс! – тихонько прошипел он.

Лорд, который немного задремал, резко выпрямился, стараясь прийти в себя.

– Боже мой, – пробормотал он, – неужели нам пора уходить?

– Мы договорились на завтрашний вечер, – ответил Кейси. – К тому же это не вы должны уходить, а они возвращаются.

– Они? Ваши друзья?

– Нет, ваши.

И Кейси поманил его светлость рукой.