— Быстрица я. Вода ко мне пришла из реки Тулянки да реки Зулы, но там другие хозяйки, сестры мои. А Зула вытекает из реки Венеды, на которой город Карияр стоит, слышала о таком? Передавай привет моей сестре Венеде! — холодные пальцы-струи мягко обхватили руку Вельки.
— Ты вода, всюду течешь, все знаешь! — сообразила Велька. — И про Карияр знаешь!
— Да, всюду вода течет, все знает, — ответила Быстрица, пересыпая слова смехом-журчанием, — а ручьев в меня влилось без счета, они тоже знают! Ты дева огневая и глядишь не туда, а больше всего тебя уши твои обманывают!
— Что? — Велька вскочила с коряги, подобрав рубахи, выше колена вбежала в воду. — Что ты сказала, Быстрица? Сестра любезная, объясни!
Остановилась, потому что дно под ногами резко пошло вниз. Должно быть, еще немного, и не идти, а плыть придется.
Волкобой залаял и в несколько прыжков примчался в Вельке, ухватил ее зубами за подол и потянул из реки.
— Да уйди, пес глупый, не мешай! — рассердилась та, отмахиваясь и отступая, Волкобой все не пускал. — Быстрица, сестра моя, объясни же!
Речная хозяйка теперь отплыла подальше и все так же смеялась, горсть воды бросила в Волкобоя, окатив заодно и Вельку. Впрочем, пес и без речной девы поднял довольно брызг, так что княженка уже была мокрой насквозь.
— Нравится тебе моя вода, огневая сестрица?
— Да, да, очень нравится! Быстрица, сестрица моя, расскажи, что я не так вижу, что не так слышу!
— Не могу рассказать! Вода обещала молчать, огонь обещал, ветер обещал! Вода и ветер тебе не скажут, а огонь, может, и скажет, ты для него своя! А я и так тебе много сказала, сестрица огневая!
— Спасибо тебе, Быстрица! — Велька сдернула с шеи ожерелье из хрусталя с сердоликами и с размаху бросила его в воду, и снова раздался тот журчащий серебряный смех.
— И тебе спасибо! Свидимся еще, свидимся!
Как-то разом обессилив, Велька схватила Волкобоя за ошейник и дала вывести себя из реки.
Боярыни и княжна все это недолгое время стояли на берегу столбами и не могли понять, что происходит, теперь они опомнились и закричали что-то разом, затеребили Вельку.
— Что? Это такое было? — тревожно заглядывала ей в лицо старшая боярыня.
— Да ничего, — вздохнула Велька, — я с речной хозяйкой поговорила.
— Ох, девонька моя! — всплеснула руками боярыня. — Да как же? Ты меня на краду поперед сроку уложишь! А ну как приглянулась бы ты ей, к себе бы унесла? Может, жертвами ей, реке этой, на праздник не угодили?
— Тихо, Воевна, а то рассердишь ее! — улыбнулась Велька, и боярыня испуганно зажала рукой рот. — Все хорошо, не бойся, мы добром с ней поговорили. Точно говорю, не бойся. И не нарочно я, само вышло.
— Тоже удумала, в одиночку у реки волхвовать, — не унималась боярыня, но уже бурчала чуть слышно, — и дом далеко, и река не наша, мы ей не кланялись, жертвы не приносили! Ты ее, что ли, сестрой звала?
— Ну да.
— А она?
— И она меня.
— Ну, тогда ладно, — успокоилась немного боярыня, — пойдемте уже, и так подзадержались. И на тебе, Огнявушка, нитки сухой нет!
— Скажем, что я в речку упала, — махнула рукой Велька, — Воевна, а верно ли, что Карияр-город стоит на реке Венеде, и еще там реки Зула и Тулянка есть неподалеку?
— Мне-то, милая, откуда знать? У боярина кариярского поспрашивай, у княжичей.
Они вышли из зарослей на открытое место, Велька снова взялась за ошейник Волкобоя, так и шла босиком, крепко держась, а Любица позади несла ее сапожки. До тропы наверх следовало миновать узкое место, где до воды было несколько шагов. И вдруг высокая волна появилась откуда ни возьмись посреди речной глади, плеснула прямо под ноги идущих впереди княженке и псу, задев и остальных — Воевна заохала, Любица и Чаяна разом вскрикнули и отскочили в сторону.
Под ногами Вельки лежала странная вещь — два серебряных по виду узорчатых флакона, маленьких, с палец, плотно закрытых, их горлышки соединяла цепь толщиной со шнурок и в локоть длиной.
Хозяйка реки отдарилась.
— Спасибо, Быстрица! — крикнула Велька, помахав рукой волне, и в последний раз услышала серебристый смех и голос:
— Доброй дороги тебе! И помни, ушам не верь! Услышишь! Догадаешься!
И как же это она услышит, если ушам верить не станет? О чем догадается?..
Велька положила подарок на ладонь, все ее окружили, рассматривая.
— Ох, красота какая, заморская работа никак, — вздохнула Воевна, — ну, ответный подарок это хорошо, Огнявушка, не серчает на нас река. И ты ее задобрила, умница, хоть нам по ней и не плыть, а кто знает? Там брод еще впереди.
— А что она тогда сказала-то тебе? — поинтересовалась Любица. — Мы ведь не слышали ее, тебя только.
— Чтобы я ушам своим не верила и глядела, куда надо, — сказала Велька нехотя, — как это понять, не знаю. А лучше объяснить она не может, вода тайну хранить обещала кому-то.
Все переглянулись и, похоже, тоже ничего не поняли.
А дареные флаконы Велька подвесила к поясу, они там оказались к месту.
Наверху их дожидались. Пока Велька с помощью Любицы и Малки переоделась в сухое и пришла к скатерти, Чаяна уже сидела с Воевной на своем обычном месте, возле нее — Велемил, а на коленях у нее лежала свернутая из свежей бересты чашка со спелой земляникой. Велька едва присела, как и на ее коленях оказалась такая же чашка, полная ягод, а от кого угощенье — она и увидеть не успела, только рука мелькнула. Вроде знакомая рука… широкое серебряное обручье знакомое. А у сестры, сидящей напротив, светлые и ласковые только что глаза вдруг потемнели.
Велька быстро обернулась, увидела лишь спину в льняной рубахе, голос услышала веселый, громкий…
Он не присел рядом, не заговорил и не оглянулся ни разу. Но это был Ириней.
ГЛАВА 10
Вопросы и ответы
Примелькалась Вельке дорога. Лес кругом целый день. А конца дороги, если уж не лукавить, она не ждала и приближать не хотела. Там — свекор со свекровью, люди чужие, пир свадебный, и жизнь совсем другая пойдет и непривычная, и один из четырех княжичей ей мужем станет. И от этого никуда не деться. Страшно?..
Страшно ли, нет, а неуютно как-то. И хорошо, что путь долгий, можно ехать и знать, что не скоро еще и Карияр, и все то, чего не миновать.
А не думать об этом, конечно, нельзя.
Она и думала — иногда. К княжичам присматривалась — кто из них?..
Точно не Ириней, раз тому суждено Чаяну в жены взять. Держался Ириней все так же поодаль, заговаривать больше не пытался. Видно, догадался наконец, как это на княжну действует. И вообще, непонятно, с чего он к Чаяне переменится, что случиться-то должно? Любопытно даже. Но как о суженом, Велька о нем думать не могла. Хотела его в братья — вот братом и будет.
Велемил? Да он, похоже, кроме Чаяны и не видел никого. Вельке даже жаль его было, тоже ведь не позавидуешь, он Чаяну любит, а та — его брата. И брат ей сужден, а вовсе не он, не Велемил! И все равно ей, княженке, он не жених. Если только не принудят обоих…
Яробран? Тот соперничать пытается с Велемилом за Чаяну, но не так настойчив. На Вельку тоже поглядывать стал, разговаривать. Велька мимоходом что спрашивала — отвечал обстоятельно. А как-то земляники принес из леса им обеим, последней, душистой, сладкой — и где только взял? Они с боярынями и девками не раз пробовали искать неподалеку от полуденной стоянки и ничего не находили.
Горибор? Этот на сестрицу-княжну внимания как будто совсем не обращал. Держался рядом с Иринеем, но от Вельки не отворачивался. Иногда ей казалось, что разглядывает он ее внимательно, с любопытством даже.
Так что же, Горибор или Яробран? Ох, странно-то как. Смешно и представить. Лучше пусть дольше, как можно дольше тянется путь их до Карияра! Спасибо княгине-матушке, что не позволила короткой дорогой ехать.
Велька мыслями такими ни с кем не делилась, так что боярыня Любица даже выговаривать принялась. Отвела в сторонку, на пенек усадила и строго начала:
— Что ты, милая моя, все в землю глядишь? Тебе суженого выбирать, обручье отдавать. Сама подумай, не каждой такое выпадет, чтобы выбирать, а ты теряешься! Глупая прямо, всему учить надо! Погляди ласково да улыбнись, и любому понравишься! Тебе-то кто больше мил? — понизила голос боярыня, огляделась.
— Все равно мне, — призналась Велька, — пусть сестра вон выбирает.
Любица даже руками всплеснула.
— Ну говорю же, глупая! Судьба ее решается, а она на сестру кивает. В таком деле каждому свое, милая моя! Да, тать лохматый? Вот скажи ей, малахольной, хоть ты.
Велька огляделась, хотя и так было ясно, к кому последние слова относились: Волкобой, оказывается, пошел за ними и улегся позади. И отмалчиваться он не стал, внушительно тявкнул. Правда, пойми попробуй, что сказать хотел?
Велька с Любицей разом рассмеялись. Велька соскользнула с пня к Волкобою, обняла его, сказала, смешливо поглядывая на Любицу:
— Подскажешь, может, друг сердечный, кто мой суженый? Горибор или Яробран? Кто из них? — и посмотрела на пса, ожидая, не станет ли он на самом деле советовать.
А ну как и впрямь отведет ее к кому-то из княжичей? Он это умеет.
Пес с советами не торопился, смотрел серьезно и как будто с упреком, дескать, что ты от меня хочешь-то, княженка Велья, зачем дразнишь?
— А, значит, Горибор или Яробран? Они нравятся? — обрадовалась боярыня. — И что же, оба одинаково? Так не бывает. Кто больше?
— Еще не знаю. Подумать надо, — усмехнулась Велька. — Ты бы не торопила меня, вот пойму, тогда скажу.
— Яробран, — сама решила Любица. — А что, он хорош! А Горибор словно не о том все думает. Словно жениться ему и не надо. Или он оттого тебе по нраву, что себе на уме и на вас, невест, мало смотрит?
— Не знаю, — засмеялась Велька, — не оттого, нет.
— Ну гляди, — сдалась боярыня, — время есть покуда. Но не зевай, Огнявушка, и своего не отдавай! От судьбы, конечно, и на коне не ускачешь, знаем, слыхали. Но еще говорят, что счастье свое проспать можно.
Велька спорить не стала, с чем тут спорить? Все правильно. Только как выбирать из четырех княжичей… ладно, пусть из двух, если другой из головы все нейдет? А про Венко ей вслух и сказать нельзя, вот разве Волкобою только.
Она и сказала, не сдержалась:
— Эх, собачка моя милая, вот бы здесь Венко появился, а? И чтобы он, как в кощуне…[34] змея огненного победил, что ли? Ай нет, не надо змея, что это я, глупая, такое желаю, нам только змея тут не хватало! Ну а что же еще должно случиться, чтобы мне можно было за него выйти?
И поскольку пес опять с ответами не торопился, напротив, терпеливо слушал, она сама и ответила:
— А ничего случиться не может. Сбежать вот если… ой, да что это я? Не сбегу, нет. Выйду замуж… да вот за Яробрана и выйду. А, нет, Волкобоюшка, вряд ли за Яробрана. Знаешь почему? А ему моя сестра люба, я вижу, хоть он брату вроде и уступает, Велемилу. А я, значит, не люба, так зачем он мне тогда? Значит, Горибор. А что, мне он нравится даже, точно, Волкобоюшка, нравится. Не так, как Венко, поменьше пока, но если я его узнаю, может, он и сильней понравится, а? Может, мне поговорить с ним?
Волкобой глядел с сомнением. И кто знает, что у него было на уме?
— Поговорю, — решила Велька, — а верить ему можно ли? Волкобоюшка, может, знаешь? Почему Быстрица мне сказала, чтобы я ушам своим не верила? Это ведь значит, что я неправду какую-то все время слышу. Обманывает меня кто-то, да, Волкобоюшка? А кто?
Пес опять только смотрел задумчиво.
— А ты небось знаешь, в чем дело? О чем Быстрица говорила — знаешь, да?..
Много размышляла она о словах речной девы, но яснее они оттого не стали. Чему-то не надо верить, где-то рядом ложь — это ясно, но как понять, где ложь та? Потому что ничему не верить, конечно, нельзя, как же жить-быть, если совсем ничему не верить?
— Горибора поспрашиваю, — решила Велька, — а пока пошли, Волкобоюшка, косточку тебе поищу помяснее. С тобой говорить, хороший мой, одна радость, слушаешь, советы добрые даешь. Отцу моему боярин тебя не подарил, а мне подарит, как считаешь? Если я очень попрошу? Мне на свадьбу — подарит? Ну как невесте княжича он отказывать станет, сам подумай, — говорила, посмеиваясь, пса по шее лохматой теребила, а тому нравилось, сам об ее руку терся…
Шутки шутками, а на самом деле, попроси она Волкобоя, как боярин отговариваться станет? Надо попросить — решила Велька. Чтобы отговорки послушать. Интересно же.
Чаяна по-прежнему с утра до вечера ехала возле Вельки, все больше молчала, и ее жадный, тоскующий взгляд искал Иринея и не находил. Велька понимала: сестра рядом потому, что Иринея стережет, не хочет упустить ни единого неосторожного взгляда, брошенного на невольную соперницу. Вельку это сердило. Как будто и сестра теперь не сестра, а чужая девка, злая и жадная. Нет, так-то сестрица не жадничала, напротив, все порывалась Вельке что-нибудь подарить, да красивое: то серьги любимые, яркие, сверкающие, с граненым хрусталем, то янтарное ожерелье, то перстенек с редким ярким зеленцом, который якобы ей самой надоел. И когда дарила, взгляд ее будто туманился, и понятно почему. Велька хоть поручиться могла: отдавая подарок, Чаяна заговор твердила, что-нибудь вроде: «Серьги мои возьми, а Иринея мне отдай на веки вечные, чтобы мой был, пока реки текут, пока деревья растут!» Какая девка такой ворожбы не знает! А какая не знает, той при нужде сразу подскажут. Самая простая отсушка на парня, чтобы у другой его увести. И вреда от нее никакого, как и толку, впрочем, хотя наверняка иногда и действует.
Наконец Велька не сдержалась, сказала, беря колечко:
— Да не мой он, сестрица. Поверь уж наконец. И замуж за него я не хочу!
Чаяна насупилась, часто задышала.
— Не хотела бы — уже был бы мой!
— Как тебя убедить, не знаю, раз ты словам не веришь. Если он твой суженый, подожди просто. Сказали же резы…
— Ждать мне, пока не состарюсь? А что там сказали твои резы, одной тебе ведомо.
Вот это Вельку задело. Лукавить, рассыпая священные резы? Такое только себе дороже выйдет. И как было обмануть, когда все видели, и боярыни, и даже дева Быстрица? Чаяну измучила ревность, а значит, искать разумное в ее словах незачем, обижаться тем более.
Колечко Велька тут же надела на палец. Не взять — и подавно сестра решит, что не отпускает она Иринея.
Сказали же резы! А резам своим Велька верила.
Купеческий обоз нагнал их на шестой день, как встали полудничать. И купцы тоже остановились, немного поодаль, к Горынычу тут же посыльные пришли, во избежание недоразумений. Купцы оказались из знакомых, что не раз в Верилоге торговали, так что встреча получилась ко всеобщему удовольствию. Шел обоз из города Орехова, это три дня пути южнее Верилога вниз по реке, и дружина при обозе была, почти полсотни оружных кметей, даже на сторонний взгляд опытных. Почему так, скоро выяснилось, когда предложили купцы товар показать знатным путникам. Раскрыли тюки и разложили на кошмах оружие из Заморья, мечи и ножи из булата в серебре с камнями цветными, свертки драгоценных шелковых тканей и яркие ленты, гребни, ларчики всякие и другие вещички, искусно сделанные, и украшения были еще из серебра и золота. Дорогие товары везли купцы. И нельзя сказать, чтобы в свадебном обозе была в таких вещах нужда, а взглянуть захотелось многим.
Мужчины, конечно, собрались вокруг оружия, женщины засмотрелись на шелка и безделушки. И Велька в стороне не осталась, тоже подошла. Серебра им батюшка-князь в дорогу отсыпал каждой дочке, можно было себя побаловать. Любица не отходила от своей княженки, и Волкобой верный тут же терся. Подошли они к купцу-серебрянщику, что только раскладывал товар, постелив на кошму лоскут рыхлого синего бархата.
Купец, мужчина еще не старый, с удовольствием посматривал на ладную девушку. Он ее не узнал, даже если и бывал во дворе у Велеслава, княженку вообще мало кто видел из сторонних. Но что княжеский обоз везет невест, конечно, секретом быть не могло.
— Что, красавица, княжне служишь? В Лесном Краю останешься, с княжной, или домой вернуться хочешь?
— Как боги рассудят…
— Ишь, сторож у тебя злой, с ним шутки плохи. Вижу.
— Не злой он вовсе, — возразила она, взяв пса за ошейник.
— Как же, не злой, аж мороз по коже, как глянет, — заметил купец не без уважения.
Волкобой и впрямь глядел неласково.
— Ты не подарок ли кому присматриваешь, красавица? Жениху?
Посмотреть было на что. Обручья серебряные Вельке особенно понравились, на каждом рисунок затейливый, ветки резные и звери. Такие обручья и парню подойдут, и девице. Хороши, прямо приворожили — глаз не оторвать. Вот этот, с рысями среди переплетенных ветвей, так понравился, что из рук выпускать не хотелось.