Вторжение

— Ладно, версия-то у вас есть? — суетился следак. — Что мне наверх докладывать?

Курить хотелось еще сильнее. Буров вспомнил про зубочистки, которые всегда стояли на столе Гензера, взял одну и принялся грызть.

— Марсель Авакян был поставщиком Барыги. Именно Марсель дал ему на реализацию тот героин. Потом Барыга сбежал. Сказал, его кто-то ищет. Это его кстати и спасло.

— Если спасло, — хмуро возразил Гензер. — Может, скоро и его трупешник всплывет, мать их за ногу…

— Залетные бандосы нашли второго барыгу, Пеликана, который толкал тот же героин. Вытащили его из кабака, вывезли куда-то… и пытали. Что-то хотели из него выбить. Думаю, как раз имя поставщика. Потому что уже через несколько часов кто-то убивает мать Авакяна и сжигает их дом.

Следак сопел, пыжась придумать что-нибудь эдакое. Поэтому первым сориентировался Гензер.

— В общем, народ, — обратился он ко всем операм, присутствующим на вечерней летучке. — Как залетные бандосы узнали про барыг? Значит, где-то они клинья подбивают. Распрашивают, кто в деле, кто чем торгует… Поднимайте всю агентуру. Начинайте сегодня же. В этом направлении должен работать каждый информатор, всем ясно?

Нестройные голоса оперов подтвердили, что всем все предельно понятно.

— Дальше. Что с Авакяном?

Совещание продолжалось еще час. Когда Буров вышел из ОВД на улицу, уже темнело. Основной личный состав давно разбрелся по домам. Перед отделом стоял лишь фургон ГНР из дежурки. Вокруг ни души. Через дорогу тянулся забор, за которым когда-нибудь, с божьей помощью, должно вырасти новое здание для районной полиции. Справа от него — покинутый дом. Хозяева, как слышал Буров, переехали жить в другой город, а дом безуспешно пытались продавать. За безопасность оставленного жилища никто не переживал — соседство со зданием ОВД было лучшей охраной, которую в Елецке только можно было придумать.

Буров хотел домой, но еще больше он хотел выпить.

Из отдела вышел Гензер.

— Буров.

— Федор Николаевич?

Остановившись рядом с опером, майор неуверенно покряхтел.

— Ты это, Жор: точно хочешь этим заниматься? Люди есть, я могу включить в группу кого-то еще.

— А я что, рожей не вышел?

Гензер снова помялся, что было ему несвойственно.

— Слушай, ну ты сам все понимаешь. Жор, ты у меня был одним из лучших оперов всегда. Если не лучшим. Но — был. А сейчас… сам подумай. Приходишь каждый день к обеду, от тебя перегаром за версту прёт. Куча висяков. Расслабился ты. Или надоело все, я не знаю. Так что сам решай. Выходишь из темы — выходи. Остаешься в группе — завязывай с бухлом и включайся в работу.

Суровая правда от начальства.

— Здесь все по-другому, — сказал Буров. — Они могли подстрелить моего сына. Завтра в девять буду на месте, не волнуйтесь.

Гензер испытывающе посмотрел на опера. Непонятно, остался он доволен или нет. Гензер просто кивнул и пошел к своей машине.

Буров закурил. Пива хотелось еще больше, чем раньше, тоскливо понял он. До мандража в руках. Мысленно Буров выматерился. Он вспомнил, когда впервые ушел в запой. Это было после смерти Наташи. Тогда ему никто не сказал ни слова. Все понимали, сочувствовали и входили в положение. Но время шло… А Буров начал привыкать к тому, что все молчат, сочувствуют и входят в положение.

Мрачно выбросив окурок в урну, Буров уже направился к своей машине — и в этот момент заметил бомжа. Опухший, небритый, грязный и лохматый. Типичный спившийся маргинал без крыши над головой. Он неуверенно шагал к зданию, глазея на ОВД, словно на аттракцион. В руке бомж нес спортивную сумку, новенькую и целехонькую — сумка резко контрастировала с внешностью оборванца.

— Ты к кому? Чё надо? — грубо спросил Буров. Он даже обрадовался появлению бомжа: можно хоть немного сорваться и дать выхлопа требующим градусов нервам.

— А вы это, тут работаете? — неуверенно прохрипел бомж прокуренным и пропитым голосом.

— Допустим. Чего надо, говорю?

— Тут работаете? Тогда вот. Это вам.

Бомж протянул сумку Бурову. Буров нахмурился, готовый наорать на наглого оборванца. Но тот поспешно обернулся и зашагал прочь.

— Что такое, Иваныч? — это был помдежа Темиргалиев, вышедший на крыльцо покурить. Не отвечая, удивленный и озадаченный Буров склонился над сумкой. Расстегнул молнию. И ахнул.

— Задержи его! — заорал Буров. — Бомж! Тормозни его! Эй, ты, стоять! Стой!

Бомж пустился наутек, но бегал он отвратительно — уже через несколько метров он споткнулся и едва не растянулся на земле, а когда сумел устоять и продолжил бегство, Темиргалиев уже был рядом.

— Куда? Тупой или глухой? Тебе сказали, стой! Назад давай!

— А я че, я ниче, это, я ниче! — испуганно забубнил бомж, на всякий случай съеживаясь, чтобы выглядеть еще более жалким. Но, подстрекаемый суровым Темиргалиевым, все-таки побрел к отделу.

Буров склонился над сумкой. Внутри, один на другом, лежали прозрачные полиэтиленовые пакеты, обмотанные скотчем и битком забитые мелким порошком светло-серого, почти белого, цвета. Буров вытащил один из пакетов. Сбоку он различил маркировку: круглый символ, похожий на печать, с арабской вязью по кругу. В центре штампа виднелись цифры: «999».

У ног Бурова стояла полная сумка героина.

14

— Куда свалить хотел?

— В город, куда…

— Родня, кореша, баба?

— Кореш. Вместе срок мотали. Курить можно, шеф?

Буров кивнул и выложил на стол пачку сигарет и зажигалку. Пока Марсель закуривал, Буров приоткрыл зарешеченное окно. Извивающаяся полоска дыма дернулась и потянулась к нему. Буров вернулся на место. Марсель не дергался, не нервничал, рука с сигаретой не дрожала. Смотрел невесело, но уверенно. Эти университеты он уже проходил.

— Упираться будешь?

— А че толку упираться? — взглядом спросив разрешения, Марсель пододвинул к себе пепельницу. Черная, массивная, дорогая, когда-то Буров и Муртазин стащили ее с места убийства — жмуру пепельница уже была не нужна. — Теплым взяли. С наркотой на руках. Б… дь… — Марсель вздохнул, страхивая пепел. — Знал, что зря я влез во все это.

— И кто тебя втянул?

— Не могу сказать.

— А говорил, упираться не будешь.

— Свое возьму на себя, — возразил Марсель. — Но сдавать никого не стану. Пойми меня правильно, шеф. Мне теперь на зону путь держать… А там репутация поважнее будет, чем здесь.

— Согласен, — кивнул Буров. Но, помолчав, быстро спросил: — Семен с железки?

Марсель напрягся, удивленно взглянул на опера.

— Откуда про него знаете?

— А я не знал. Ты только что подтвердил.

Марсель досадливо поморщился, но он относился ко всему философски — раз опер теперь в курсе, ничего не попишешь. Поэтому Марсель лишь кивнул. Буров показал ему фоторобот типа с залысинами и впалыми щеками, который ночью составлял с бомжом.

— Это он?

— Вроде похож. Только волос у него побольше.

— Может, подстригся?

Марсель не ответил. Буров отложил фоторобот в сторону, устроился поудобнее на старом скрипучем стуле и тоже закурил, настраиваясь на его волну.

— Ладно, Марсель, не тушуйся. От кого свалить хотел?

— От них. От тех, кто мать мою… — Буров увидел, как на нижней челюсти Марселя выперли и набухли желваки. — Суки отмороженные.

— Чего к нам не пришел?

— За решетку не очень хотелось. Вы ведь закрыли бы.

— Зато живой был бы.

Марсель невесело хмыкнул.

— Не уверен, шеф, что они меня на зоне достать не смогут.

— Почему?

— Отморозки же. Посмотри, что они с Пеликаном сделали.

— Ты в курсе?

— Город у нас маленький. Все в курсе. Каждая собака. Все наркоши попрятались. Все барыги номера сменили и затихарились, некоторые свалили. У меня все каналы сбыта обрубились…

— Кто это сделал?

— Я не знаю.

— А если подумать?

— Если бы я знал, пошел бы и спалил их, как они мою мать спалили! — Марсель вскричал так эмоционально, что голос дрогнул. — Заживо, сук, пусть горят! Я не знаю, кто они. Никто не знает. Я не знаю, где в Елецке они живут, не знаю, на чем ездят. Даже не знаю, как они выглядят… Знаю только одно.

— Что?

— Они отмороженные и крутые беспредельщики.

Это Буров прекрасно знал и без Марселя.

— Ладно. Рассказывай все как есть.

— Да нечего рассказывать. Они ищут товар.

— Как эта наркота попала к вам?

Марсель поколебался, но все же ответил:

— Семен. Работяга с железки. Они за дорогой следят, которая в сторону границы идет.

— В курсе. И что? Решили наладить бизнес?

— Какой бизнес? — удивился Марсель. — Ты че, шеф? Им бы в жизни в голову такая фигня не пришла. Говорю же, работяги простые. Что он, что Михалыч его, бригадир. Нашли они наркоту.

— Где?

— Там и нашли. На дежурстве. Выехали за пару километров от города, проверить полотно. Там с рельсами что-то было, или еще что-то, не знаю. А перед этим поезд из Ташкента прошел. Ну знаете, семичасовой. Они опа — глядь, а в траве около железки сумки лежат. А внутри догадайся что.

— Хочешь сказать, их с поезда кто-то скинул?

— Шеф, ну а как обычно такие дела делаются? Через пару километров уже вокзал. Там погранцы, таможня и менты поезд досматривают. Сумки скидывают с поезда после того, как границу пересекут. А потом специально обученные люди подбирают товар и вывозят, куда надо. А Семен с Михалычем…

— Оказались в нужное время в нужном месте?

— В ненужное и в ненужном, — мрачно буркнул Марсель. — Если бы эти уроды, если бы им удалось меня найти — сейчас Семена и Михалыча вы на городской свалке по частям бы собирали. Как Пеликана… Так что лучше бы они эти сумки никогда и не нашли.

— Погоди, Марсель. Сумки? Их было несколько, сумок?

— Штук шесть или семь. Не знаю точно. Они их прячут где-то. Мне дают по пакету. Но я даже первый не успел до конца продать, как сначала Барыга пропал, а потом Пеликан… Бизнеса не получилось.

Шесть или семь сумок. Бурову казалось, что кто-то из них двоих не понимает, о чем речь.

— Стой. Шесть или семь сумок?

— Ну да.

— Уверен?

— Так Семен сказал.

Буров боялся задавать следующий вопрос.

— И… сколько же там было наркоты?

— Около сотни.

— Сотни чего?

— Килограммов.