— Ты, Хельга, далеко от меня не отходи, — предупредил ведун девушку.
Спутники переступили порог дома и прошли в светлую горницу избы. Ольга подивилась, как все было устроено в ней уютно и просто. Лавки по стенам, устланные полотенцами с зелеными кружевами по краям. Беленая и расписанная разными травянистыми узорами печь. Больной лежал в отдельной комнате на деревянной кровати с резными каретками, укутанный по самый нос, и смотрел отчаянно в потолок. Глаза его были чуть прикрыты, и он тяжело дышал.
— Здравствуй, сват, вот привел к тебе целителей, — сказал староста и мотнул в сторону Пересмысла и девушки.
Олька тихо поздоровалась с больным, но он не ответил, только чуть приоткрыл глаза, посмотрел на неё и снова закрыл их. Рядом с кроватью девушка приметила бадью.
— Так, тошнит? — спросила она больного Боровика.
— Да, все время тошнит — ответил за него Зоран. — И живот болит, точно режут его.
Ольга подошла к Боровику, откинула одеяло. У больного и пощупала живот. Тот вскрикнул и дернулся, пышная борода сползла набок.
— Точно, аппендицит, — заключила Ольга. — Придется вырезать.
— Ой, — вздохнул родственник. Больному же было все равно.
— Или готовьте еще дерево на новый тотем для усопшего! — заключила девушка и забрала розовые волосы в тугой хвостик на затылке и принялась ощупывать живот больного со всех сторон.
Пересмысл присел на край кровати и внимательно наблюдал за манипуляциями девушки. Зоран поглаживал свою бороду и стоя в стороне.
Закончив осмотр, Ольга повернулась к Пересмыслу и быстро затараторила:
— Нужен нож, маленький, но самый острый и крепкое вино.
— Ну что же, Зоран доставай свою прошлогоднюю медовуху, — кивнул ведун старосте. Тот поджал губы, однако спорить не стал.
Но Ольга на этом не остановилась:
— А еще побольше чистых тряпок и горячей кипяченой воды.
— Не повитуха ли ты? Уж очень этот набор похож на тот, что нужен роженице!
Ольга не обратила внимание на замечание Зорана и направилась к столу в горнице и начала его двигать, скидывая с него посуду, приготовленную для обеда.
— Что ты творишь? — возмутился было Зоран, но Пересмысл остановил его жестом.
— Что тебе еще надо, Хельга? — уточнил ведун.
— Свечи, много свечей, нитки, иглу и помощника!
— Помощником я буду! — вызвался старик-ведун, который еще пару часов назад хотел приказать выпороть наглую девицу.
Зоран позвал невестку Боровика Милану и потребовал у неё предоставить целителям все, что они попросят. Женщина побежала звать себе на помощь мужа и деверя.
Комнату убрали, приготовили стол, постелив на него чистую скатерть, принесли свечи и вскипяченную на летней дровяной печи во дворе дома горячую воду.
В горницу сбежались вдруг родственники Боровика: дочери, выданные замуж и живущие по соседству, внуки, братья, еще пара сыновей, старуха-жена, которая услышав, что её мужа собираются ножом зарезать, бросила стирку и примчалась в дом.
Ольга почувствовала, что смотрят они на неё сейчас, как на мясника, который пытается заколоть поросенка.
— Ты что, старый из ума выжил совсем, — запричитала жалостливо жена Боровика обращаясь к Пересмыслу. — Эта зараза с розовыми волосами мужа моего зарезать живьем задумала! Уж дайте умереть-то ему по-человечьи.
— Что ты, ерунду, сватья, городишь? При живом муже!!! — остановил её Зоран Горыныч, повысив голос и глянув свысока.
Ведун Пересмысл занервничал и обратился к Ольге с тем вопросом, которого она боялась:
— Знаешь ли точно, что делаешь, Хельга?
Ольга дернула плечами и ответила:
— А что будет, если я не вмешаюсь?
— Помрет.
— А так, может, и не помрет. Мук ему в любом случае не избежать. А теперь есть шанс выжить.
— Все слышали? — добавил к её словам Зоран Горыныч.
Родня страдальца снова запричитала, но ослушаться, хоть и родственника, но все же старосту не смела.
Ольга сурово глянула на народ и нагло вытолкала за порог. Зоран Горыныч вышел из горницы следом за остальными.
— Сейчас бы музыку, — заворчала целительница с розовыми волосами на родсвенников Боровика, потом обратилась к тем, кто принес ей ткань и горячую воду. — Мне понадобится кипяток каждые полчаса. И не халтурить — кипятить. Если будете просто греть — умрет, так и знайте!
— Слышали?! — окликнул родню Зоран Горыныч. — Я сам лично за этим прослежу.
Дверь закрылась перед носом обеспокоенной родни, что дало дополнительный опыт поахать и поохать.
Ольга смекнула, что с таким рвением родственники не просто проследят за тем, что все будет сделано как нужно, но и воду теперь точно трижды прокипятят.
— Ничего, справимся, — повернулась Ольга лицом к нервно мявшему бороду Пересмыслу. Хотела бы и она сама быть такой уверенной. Но что она могла сказать им? Что знает операцию только по страницам учебника, а сама учится на третьемкурсе? Тогда парня точно закопают, или сожрут. Ольга не знала, как принято у них тут.
Болезный вдруг зашевелился и застонал, увидев нож нитки и все приготовления:
— Ой не надо, за что же мне такие муки…
Ольга почесала в затылке и с пониманием посмотрела на Боровика.
— Дед, так он от болевого шока загнется, даже если привязать. И у меня рука дрогнет. Грибочки есть?
— Грибочки? — не понял старик.
— Ну что ты ешь для допинга? Мухоморы? Поганки? Ложные опята?
Старик прозрел и кивнул. В один момент обернулся желтой птицей. Ольга отворила окно и выпустила его.
Она давно поняла причину того, почему попала сюда в этот мир. Её будущая свекровка, Марина Олеговна, не стала мириться с взбалмошной и своенравный девчонкой, поэтому, видимо, решила отравить ее грибами, зная слабость к простым деликатесам. А потом оправдаться, не знали, мол, что грибы ядовитые, купили такие, думали маслята. Вышло, что Ольга не умерла, а попала сюда. Или всё-таки умерла? Но она сейчас прекрасно осознавала себя, у неё было тело, такое же, как и раньше, и она не изменилась. Только вот где сейчас она была, еще не до конца представляла.
«Где же ты, Лео, что сейчас без меня делаешь. Ищешь утешение в объятиях другой!» — Ольга помотала головой, с силой избавляясь от таких крамольных мыслей.
Птица вернулась через десять минут с пучком сухих грибов в клюве и снова обернулась в стариком.
— Держи, Хельга, желчный гриб — он для крепкого сна, суток на пятеро. Волоконница — для прохода в мир Теней и паутинник — без него не вернуться обратно.
— Лео с дружками за такую коллекцию допинга все отдал бы. — в слух подумала свои мысли Ольга.
— Нельзя грибы давать не ведунам! — запротестовал старик, но быстро смирился.
— А ты будешь резать живого кричащего человека? — Ольга начала уже психовать.
Ей окончательно доконали все эти условности и закрытость к новшествам. В конце концов парень всё равно умрет, если не от отравления галлюциногенными грибами, то от ножа или инфекции занесенной в рану. Чем это лучше разорвавшегося в внутри аппендицита? Все всё понимали и, все же, старались стукнуть ей по рукам. Неужели она единственная, кто хочет спасти этого человека, хоть и не знает его?
Еще раз ведун перечить не решился, лишь плюнул под ноги.
— Так, чистоту соблюдаем! — сделала замечание девушка старику голосом прокурора на допросе.
Дедок чуть не подавился и прикрыл рот ладонью.
Ольга взяла глиняную плошку с полки за печкой, накрошила в неё сушеных грибов и залила медовухой. В другую плошку тоже немного налила медовухи для обработки ножа и ниток с иголкой. Медовухи девушка потратила малую часть, оставив добрые полбутыля в сохранности.
— Все закончим — вместе разопьем! — подмигнула юная целительница, стараясь сбросить напряжение, которое, словно электрическое поле, витало в воздухе. Она старалась говорить увереннее, нервотрепки ей и самой хватит, нечего старика до инфаркта доводить.
Они помогли Боровику подняться с кровати и дойти до стола. Мужик не сильно упирался, но лицо у него было мертвецкий бледным и покрытым липким потом, словно маслом. Потом лекари положили его на столешницу, устланную чистой тканью.
Мухоморы с медовухой мужик выпил залпом.
Вместо медицинских халатов целители переоделись в чистые исподние рубахи до пят. Притом, Ольга переоделась прямо тут же, непривычно не стесняясь присутствия старика.
— Слышал сказки про мертвую и живую воду? — спросила она у старика-птицы.
Пересмысл мотнул головой:
— Есть сказание, Про хозяйку мертвой и живой воды
— Дак вот, мертвая вода — исцеляет… убивает гниль, затягивает раны, создает эту стерильность…
Пересмысл, конечно, ничего не понял, но видимо сделал в голове какие-то странные заключения.
— Дак ты, стало быть, та самая хозяйка?!
— Хозяйка — хозяйка. Продезинфицировать надо. Вот, что я имею в виду.
— Что сделать?
— Протереть живот надо спирт…..медовухой, — опомнилась Ольга. — Дед, слышишь, помогай! Ты у меня за медсестру сейчас.
— За чью сестру?
— Короче, дед делай что говорю, — ворчала недовольно девушка с и примерялась где будет делать разрез.
Пересмысл насупился, сдвинул брови.
— Ты, поаккуратней, я все же уважаемый человек, как-никак…
— Давай, уважаемый, помогай! Если Боровик «отъедет», то уважать тебя будет на одного меньше! — скрипнула зубами целительница и, наконец, наметила место разреза. Вроде у трупов аппендикс был именно в там. Заодно и проверим…
Пересмысл выполнил поручение со всей ответственностью. Надо сказать, оказался он не из брезгливых. Да уж, решил стать врачом — терпи кровь и дерьмо! Так, кажется, пытался отчим отговорить Олю поступать на медицинский…
Спустя два часа.
Ольга, ничуть не стесняясь старика, уселась по-турецки на пол рядом с импровизированном хирургическим столом, на котором сном младенца спал пациент. У больного на животе виднелся только что заштопанный красными шелковыми нитками разрез.
Между стариком в одной исподней рубахе и розововолосой девушкой стояла бутылка янтарной, слегка мутной медовухи и всего одна глиняная кружка, второй, увы, не нашлось, как и закуски. Поэтому они снимали напряжение «на сухую». И только сейчас Ольгу начало трясти от нервов. Она только что сама сделала операцию. Главное, не искалечила, не зарезала, а именно спасла человека. По крайней мере, он пока дышит.
У Боровика поднялась температура, но его лицо уже не было покрыто тем липким нездоровым потом, и это обнадеживало.
Снаружи дома слышался негромкий, но постоянный гомон. Видимо, несмотря на поздний час, в деревне вряд ли кто-то спал. Сейчас, наверное, половина местных жителей собралась возле дома и обсуждала, что происходит внутри избы. Только вот выходить на улицу не хотелось, было только одно желание — напиться и лечь рядом с пациентом. Сегодня Ольга пережила слишком много.
Глава 4
Ольге пришлось остаться жить в деревне Звериное полесье. За больным нужно присматриватьи защищать его от родственничков, которые понятия не имели как за ним ухаживать и словно поставили для себя задачу доконать его. Староста Зоран выделил девушке отдельную избу. И она начала ее постепенно обживать. К ней в дом перенесли Боровика, чтобы был под её присмотром.
Старый ведун Пересмысл не давал Ольге повода соскучится. Навещал свою ученицу и учительницу каждый день, ближе к полудню. Заодно приносил домашней еды, в которой, кстати, у неё надобности не было.
Слишком обеспокоенные комфортным житием Боровика в доме Хельги родственники в упор не слышали её рекомендаций в первые дни после операции не кормить его ничем, кроме костного бульона и нежирного кипяченого молока. Несли в избу целительницы продукты. Притом пытались накормить страдальца самым вкусным, пирогами, сметаной, копченой рыбой. Вот и пришлось девушке отдуваться за него, пока все не испортилось.
Новый дом оказался слишком просторным, с несколькими горницами, сеновалом и двором для скотины, и располагался по соседству с домом Боровика. Потому в окна целительницы часто заглядывали его дети, жена и сам староста, Зоран Горыныч.
Недурно бы обзавестись занавесками! — подумала Ольга, увидев в окне очередное любопытное лицо.
Деревня росомах Звериное полесье была больше Липового дола раза в полтора. Ольга наблюдала в окна, как мимо ее нового жилища то и дело проходила толпа народа в местных колоритных одеждах с зеленой вышивкой и кружевами по воротам рубах или платьев. Пробегали играющие в догонялки дети с соломенными волосами. Они часто носились возле памятных столбов с ликами предков.
Могучие вековые сосны с толстыми стволами и земляками среди корней стояли повсюду. И тени от их вечнозеленых ветвей расползалась по всей деревне. А под ногами и на тропах валялась масса сосновых иголок. Живительное и ласковое солнце заглядывало в обращенные на восток в окна дома целительницы только с утра. Потом в избе снова становилось сумрачно. Иногда даже приходилось пользоваться лучиной. А еще Ольге порой невыносимо хотелось закурить, но табака скивы не знали. Оно может и к лучшему, ведь девушка давно пыталась бросить.
Боровик все время собирался отправиться к предкам, притом по поводу и без такового. Если Ольга осматривала швы и случайно задевала рану, он охал и говорил, что ему, приходит конец. Спустя пару дней, больной и вовсе набаловался донельзя, и собирался на свидания к пращурам даже тогда, когда у него просто портилось от чего-то настроение.
Как говориться, старость не радость…
В Оренбурге, в том мирегде прежде жила Ольга, сорокалетний мужчина не считался пожилым.
Пришлось девушке полностью окунуться в ощущение жительницы давно минувших веков. Самой хаживать за водой к общему колодцу в северной стороне деревни росомах. Обитатели Звериного полесья косились на неё, а некоторые даже откровенно пялились. Чуяли чужачку.
Однажды у колодца Ольга встретила странного парня, который сразу выделялся на фоне остальных мужиков-росомах своей щуплостью и нескладной фигурой. Руки и одежда у него были перемазаны светло-коричневой глиной. Это оказался местный гончар. Он сам носил воду в свою мастерскую, которая располагалась шагах в двадцати от того места, где обычно вся деревня пополняла запасы воды.
Первый раз они с Ольгой чуть не столкнулись на одной тропинке. Оба, видимо, витали в этот момент каждый в своих мыслях. На следующее утро повстречавшись у колодца поздоровались.
— Меня зовут Лан. Я гончар, — несмело представился парень. — А ты — , Хельга — целительница. Я о тебе много разговоров слышал. Удивительно, о таких способах лечения, как резать ножом, я читал у Мадьях, но вот чтобы их кто-то делал…