Иван — я, Федоровы — мы

Однако подавил минутную слабость:

— Накормить и отправить назад!

— Чего-чего? Всю нашу деревню немцы спалили. Федоровы мы все были. Может, один я остался… Так что обратно не поеду!

— Не ершись, — посоветовал ему Черношейкин. — Раз приказывают, беги через путь в балочку, кухня там.

Голод давал знать о себе, и мальчишка побежал.

Но капитан окрикнул его:

— Федоров, назад!

Тот с невозмутимым видом вернулся и, придерживая левой рукой длинные полы шинели, козырнул правой:

— Товарищ капитан, разрешите пойти до повара, брюхо набить.

— Иди набивай, — бросил капитан с такой строгостью, словно парнишка был уже его подчиненный.

Едва не запутавшись в полах шинели, Федоров повернулся по-солдатски через левое плечо и сорвался с места.

Комиссар рассмеялся:

— Смышленый! Военными командами овладевает на лету.

Федоров уже пересек путь, как вдруг натолкнулся на Дымова.

— Ты?! — Лейтенант обрадовался, что «заяц» жив и невредим и он его сейчас представит капитану.

— Ну, я, — пытался вырваться Федоров. У него с новой силой вспыхнула неприязнь к лейтенанту, который был не так уж намного старше его, а почему-то распоряжался им — то сгонял с поезда, а теперь снова тащит куда-то. — Отпусти, говорю! Тоже мне командир…

— Получай за тебя выговор! — Дымов крепко держал парня за ворот; подойдя к Богдановичу, доложил: — Товарищ капитан! Техника подразделения разгружена за двадцать девять минут тридцать секунд.

— Сам вижу. Отпустите его и маскируйте машины.

— Убежит пацан, товарищ капитан…

— Отпустите Федорова и выполняйте, что вам сказано, — строго повторил капитан и ушел с комиссаром.

Аня, переглянувшись с Черношейкиным, прыснула.

— Косопырикова! — прикрикнул Дымов. — Когда вы прекратите свой дурацкий смех?

Вытянув руки по швам, санинструктор Косопырикова моргала выгоревшими ресницами. Встретившись с ее смешливыми глазами, Дымов отвел взгляд:

— Пилотку бы подобрали по размеру, а то она у вас, как горшок на заборе. И вот… пацану показываете пример.

— «Пацан, пацан»!.. Сам пацан! — идя вслед за лейтенантом, возмущался мальчишка.

— Не ходи за мной. Понятно? — Дымов, круто повернувшись, преградил ему дорогу: ему казалось, что тот нарочно подрывает его авторитет. Он очень гордился, что у него в подчинении солдаты намного старше его, старался выглядеть солидным.

— Чего смотришь? — выдавил сквозь зубы Федоров, глядя на него в упор. — Мне капитан тоже приказ дал. Понятно?

…На дне оврага стояла полуторка, нагруженная ящиками с консервными банками и мешками, на прицепе дымилась кухня. Сухонький, уже немолодой солдат подкладывал в топку ломкие прутья краснотала; увидев на краю оврага черную фигурку, разинул рот от удивления:

— Эй! Удовико!

Из кабины торчали ноги в ботинках и обмотках; они только дрыгнули в ответ, потом нащупали подножку и коснулись земли. После этого из кабины вывалился круглый, невысокого роста, с заспанным лицом сам повар Удовико.

— Чего, Овчинников? — спросил он. — Каша сварилась?

— Гляди, какой негра к нам пришел.

Ваня в свою очередь тоже рассматривал их сверху и рассуждал: «От капитана удрал, а от этих подавно убегу…» Запах булькающей в котле каши с бараниной щекотал в носу.

— Меня капитан прислал, — сказал Ваня и, не дожидаясь приглашения, стал спускаться в овраг.

— Смотри какой деловой, — довольно отметил Овчинников и спросил: Покормить прислали?

— А зачем еще посылают на кухню? — буркнул в ответ Федоров.

— Чего ж тебе дать? — растерялся Удовико. — Каша не готова.

— Чего хочешь, — ответил Ваня, усаживаясь на откосе оврага. — Капитан приказал — выполняй!

Удовико, очень бережливый к солдатским пайкам, постоял в нерешительности, потом сунул руку за борт машины и стал что-то шарить. Достал открытую банку тушенки, отрезал краюху хлеба. Только тут он рассмотрел парнишку и от смеха чуть не сломался пополам:

— Ха-ха-ха!.. Твоего негру, Овчинников, надо в баню!

Среди истребителей танков быстро разнеслась весть, что на кухне тот самый «заяц», за которым охотились в пути. Раньше, чем обычно появились старшины с термосами.

Федоров сидел на подножке машины, коркой хлеба вычищал консервную банку.

— Ну, парень… Не в лоб, так обходным маневром взял капитана, похвалил сержант Кухта.

Ваня подбросил банку и ловко отфутболил.

— Все одно капитан даст мне по шее отсюда…

— Не даст, если сразу не посадил на тот порожняк.

На чумазом лице губы растянулись в улыбке:

— Взаправду?

Кухта обернулся к Черношейкину, и тот уверенно подтвердил, что на войне всякое бывает. Только если уж зачислят бойцом, надо привести себя малость в порядок.

Федоров захотел сейчас же идти к речке или к колодцу.

— С холодной воды толку не будет, — покачал головой Черношейкин и пошел договариваться с поваром о кипятке.

— Да ты что?! Оставить солдат без чая?!. — Удовико и слышать об этом не хотел.

— Сам же капитан прислал тебе парня, — убеждал Черношейкин. Схватишь выговор за такой вид помощника!

Удовико скрепя сердце сдался.

Все подразделение лейтенанта Дымова отмывало Ваню. Вместо мочалки в ход пошел ерш банника для чистки оружейных стволов. Парень терпеливо переносил процедуру, хотя его тело горело, как облитое скипидаром. Он перепугался, увидев свою одежду в костре; она потрескивала, будто в нее подсыпали порох. Сержант Кухта в ответ на испуг парня только рассмеялся:

— Как ты ее наденешь? Она аж шевелится от паразитов…

Ваня успокоился, когда из груды принесенных гимнастерок, брюк, белья ему стали подбирать обмундировку. Кое-что подшили, поубавили. У одного старшины оказались ботинки подходящего размера, а кто-то из командиров даже прислал свою новую плащ-палатку. Так и передал: «Отдайте «зайцу»!» Черношейкин подстриг Федорова и позвал повара; тот ахнул — настолько преобразился «африканец». По этому случаю Удовико расщедрился и плюхнул парню в котелок вторую чумичку каши.

— Оказывается, ты уж не такой жадный! — уходя, бросил Черношейкин повару.

А по правде сказать, скупость повара Удовико шла не от его натуры. Еще в Сибири капитан ему строго наказал: «Мне — последний котелок. И чтобы как всем — не больше и не меньше. Гляди, если не хватит кому… Понятно?» — «Понятно, — отчеканил Удовико. — Действовать строго по норме». — «Вот именно, — подтвердил капитан, — тогда и мы можем требовать с бойцов строго».

Капитан всегда проверял выполнение своих приказов. И в этот день обошел разбросанные по овражкам подразделения, заглянул в котелки солдат, а потом появился на кухне. Еще издали заметил Удовико долговязую фигуру и засунул ручку черпака за голенище, — после того как он дважды потерял половник, Богданович приказал ему всегда носить его, как оружие, с собой. Сняв капитанский котелок с огня, повар доложил:

— Товарищ капитан, весь личный состав накормлен.

— А почему сегодня без чая?

— Весь кипяток ушел на обмывку тут одного…

— Какого еще одного?

— Да вы же помощника мне прислали…

Богданович пожелал взглянуть на помощника.

А Федоров с Овчинниковым вытащили сиденье и спинку из кабины и, накрывшись новой плащ-палаткой, улеглись под машиной. Оба деревенские, они сразу понравились друг другу. Овчинников до войны развозил товары по сельмагам, бочки грибов, ягод и различных солений, заготовленных кооператорами. И часто в этих поездках его спутником был сынишка, погодок Вани, с которым они, так же как с Федоровым, вытаскивали из кабины сиденье и спинку, располагались где-нибудь в дороге на короткий отдых.

Подбежав, Удовико ткнул второпях Овчинникова в бок:

— Его требует капитан, а ты спи.

Еле растолкали Ваню. Поставили на ноги, осмотрели и повели к капитану. Опрятный вид парня понравился Богдановичу.

Спросил сурово:

— Боец накормлен?

— Так точно, — подтвердил Удовико.

— Где порцию взял?

— Свою отдал, товарищ капитан. Мы, повара, больше чайком привыкли баловаться. Я и в ресторане, когда работал…

— Чтоб полностью ел солдатскую норму, — перебил капитан. — Придется пушку катить — на чайке далеко не укатишь. Понятно?

— Так точно.

— А начпроду передать: помощника повара Федорова включить в строевую на полное довольствие.

3

Сухая степь, застывшая в жаркой дреме, вдруг ожила. Из овражков, балочек вынырнули машины с противотанковыми пушками, на ходу вытянулись в длинную колонну. Свернули на большак и потонули в сплошной рыжей густой завесе…

Опасно ехать по степи. От бомб негде укрыться — ни лесочка, ни рощицы. Как только раздавался гул самолетов, капитан Богданович выглядывал из кабины передней машины, смотрел вверх, оборачивался беспокойно. В горячем пыльном буране только шум машин. И так же как капитан, беспокойно выглядывал из кабины замыкающей машины комиссар Филин. Все командиры хлопали дверцами кабин, отплевывались от скрипевшего на зубах песка, терли покрасневшие глаза. Шоферы в любую секунду готовы были свернуть с дороги и рассредоточиться, бойцы — выскочить из кузова и разбежаться. Лишь на одной машине, закутавшись с головой в плащ-палатку, спал на ящиках новый боец Федоров.

Проснулся он от раската грома. С адским воем небо обрушивалось на землю. После оглушительного разрыва что-то со свистом летело над головой, впивалось в борт машины, звонко молотило о железную кухню и отскакивало рикошетом. Комья земли ударяли по плащ-палатке, которой он накрылся.

Машина ехала уже не по дороге, а напропалую неслась по степи, подбрасывая на кочках ящики, мешки и Ваню. Позади, на прицепе, словно лягушка, прыгала из стороны в сторону кухня. Тут только Ваня окончательно пробудился и сообразил: бомбежка!

В пыльном вихре показалась машина, и полуторка с кухней в последнюю секунду отвернула, зацепив кузовом. Затрещали доски.

— Эй, кухня!.. От страха с ума сошли?! Поворачивай вправо! — крикнул кто-то, невидимый в пыли.

Этот же человек сгреб Ваню и рванул из кузова; они вместе упали на землю. Удивительно, как их не прибило подпрыгивающей кухней. Отплевывая землю, Ваня увидел лежавшего рядом с ним. Это был лейтенант Дымов. Тот пригнул его голову:

— Лежи!

Поблизости грохнуло. Их обдало жаркой волной, остро пахнуло раскаленным металлом и горелой землей. Когда Ваня оторвал щеку от колючей травы, лейтенанта рядом не было. Он бежал к горящей машине, а ему навстречу повар, метавшийся в поисках укрытия.

— Ложись, Удовико! — Дымов швырнул повара на землю.

«Выискался мне смелый!» Ваня вскочил и устремился за лейтенантом.

Пылала кабина грузовика. Вот-вот огонь подберется к бензобаку. Дымов стал сбивать пламя шинелью. Бойцы бросились разгружать из кузова боеприпасы. Ваня тоже схватил нагретый ящик со снарядами. Подняв, он согнулся от тяжести и, не разгибаясь, засеменил в сторону. В любую секунду снаряды могли взорваться и разнести его в клочья, но он продолжал таскать со всеми.

Лейтенанту удалось сбить пламя с кабины; подойдя к бойцам, он заметил за ящиками Ваню:

— Тебе где приказано быть? Ступай отсюда! Собрали вас на кухне… Скачете, что зайцы!

Ваня отбежал и бросился в горькую полынь: «Ну погоди, лейтенант, погоди, ты еще узнаешь меня!..» В это время немецкие штурмовики, разворачиваясь каруселью, делали заход на ближний хуторок. Через минуту, подняв голову, Ваня увидел, как с самолетов крупными каплями падали бомбы. А спустя еще несколько минут над хутором начали подниматься бурые космы дыма.

Штурмовики повернули назад, лишь один на бреющем полете обстреливал бегущую по открытой степи женщину. Она крепко прижимала к себе младенца. Несмышленыш принимал все за забаву и смешно молотил ножками в воздухе. Огненные снопы пуль все ближе и ближе… Ваня весь вжался в землю. Тень самолета накрыла его. Пыльные фонтаны от пуль проплясали в нескольких метрах, и воющий, надсадный звук сирен растаял…

Лежали убитые мать с младенцем. В сухой траве по-прежнему однообразно, равнодушно трещали цикады…

— Зашибло, кажись, парня, — услышал Ваня голос шофера Овчинникова.

Федоров не спеша поднялся с земли и залез в кузов.

Полуторка тронулась.

Проезжая мимо лежащей на земле женщины с ребенком, солдаты срывали с головы пыльные пилотки, терли и без того покрасневшие глаза.