Коломбина для Рыжего

– К Алине не поеду! – упрямо сказала я, когда парень забрался в «тойоту» и завел мотор. – Лучше пешком! Если отвезешь на дачу, всем скажу, что это я подбила тебе глаз! А так соврешь что-нибудь.

– Очень надо, – сцедил Бампер. – Куда? – только и спросил, не глядя в мою сторону, но, услышав адрес, вернул на лицо так и не пропавшую ухмылку. – Общага?.. Надо же, Коломбина, – тихо засмеялся, до того обидно, что сразу захотелось придать его лицу буро-фиолетовую симметрию, – и почему я не удивлен?

* * *

И почему я не удивлена, что после двух с половиной счастливых лет душевного покоя судьба так жестоко шутит со мной, подсовывая все новые испытания? Сначала Серебрянский со своими критериями большой и светлой любви, желательно в пастельных тонах, как нравится его маме, потом отец со своей Элечкой, теперь вот Воробышек…

– Жень, скажи, что ты пошутила? Это же глупость какая-то.

– Почему глупость, Тань? Его все так называют – Бампер. Совершенно без шуток.

– Но ты сказала, что свидетель – хороший друг Ильи. И что зовут его Виктор.

– Все правильно. Зовут Виктор, но друзья называют – Бампер. А ты что, с ним знакома? Почему так удивилась?

– Я-то? – Я сижу за кухонным столом напротив подруги, в квартире ее жениха Люкова, уплетаю за щеку десятую конфету с миндалем и усиленно держу на лице маску честного человека. – Нет, конечно! Так, видела когда-то. Издалека. По-моему, ничего особенного. Классификация «Выпендрежник и бабник обыкновенный».

Воробышек звонко смеется, очень легко и счастливо, и я невольно ловлю себя на мысли, что завидую этой легкости. С удовольствием заражаюсь счастьем подруги, улыбаясь в ответ.

– Ясно, – кивает Женька. – Тогда мои страхи напрасны, и ты останешься с трезвой головой, потому что Илья уверен, что перед обаянием Бампера женскому полу трудно устоять, – тянется над столом, чтобы подлить мне чаю. Заботливо подсовывает под нос мясной пирог. – Ешь давай, Тань. Знаю я, как ты готовишь. Без меня, наверно, голодные с Вовкой сидите, да?

– Ну, – неопределенно пожимаю плечом, – да. – Как сказать счастливой подруге, что Серебрянский дал мне от ворот поворот, – не представляю. Особенно в минуту приближающегося торжества свадьбы. Не стоим мы с Вовкой того, чтобы переживания за нас сказались на настроении воробышка. Слишком я люблю эту девчонку. – Любовь-морковь, Жень, сама понимаешь, не до готовки. Да и кухню нашу общежитскую терпеть не могу.

– Знаю, Тань, – с серьезным видом поправляет очки Женька, – вот и предлагаю. Сама ешь и Вовке возьми, все равно пирог большой получился. Нам с Ильей никак не съесть. – Смотрит на меня пытливо, склонив голову. – Что-то на тебе, подруга, сегодня лица нет. Все хорошо?.. Если это Серебрянский ворчит по поводу того, что я попросила тебя быть моей свидетельницей, то скажи ему, что я все равно тебя ни на кого не променяю. Пусть не ревнует, Виктор с девушкой придет. Да и приятный он парень, Бампер, должен Вовке понравиться. Ох, – вздыхает грустно, – Тань, надеюсь, у тебя не будет с Серебрянским из-за нас проблем? Хочешь, я ему сама позвоню?

Все-таки прав отец, и я в душе невостребованная актриса. Потому что улыбаюсь подруге все время, пока топаю в прихожую и, собираясь уходить, целую воробышка в щеку.

– Не придумывай, Женька! – бравирую искусственным смехом. Сама знаешь, что Вовка мне не указ! Никуда не денется, нравится, не нравится – перетопчется! Береги себя, – показываю взглядом на уже заметно округлившийся живот. – И Люкову своему скажи, чтобы берег, не то будет иметь дело со мной!

– Беги уже, Крюкова! – отмахивается Женька. Поправляет на мне кофту. – Тоже мне – женщина-терминатор нашлась! Скоро совсем стемнеет, а тебе еще ехать на свидание. Могла бы и Вовку с собой привести. Чего это он упрямится? В следующий раз обязательно вместе приходите, ладно? Илья против не будет.

– Ладно, Жень, обязательно придем. Ну, пока! – сбегаю вниз по лестничному маршу, минуя лифт. – Звони! – нависнув над перилами, кричу вверх в туннель поручней. Спрыгнув с предпоследней ступеньки, поворачиваюсь к входным дверям подъезда… и утыкаюсь взглядом в улыбчивое рыжее лицо. Точно так же, как мое собственное, удивленным лемуром застывшее в янтаре.

– Коломбина?! Ты?

* * *

Знаю, глупо было просто сбежать. Но что я могла сказать? Надеюсь, Люкову не слишком важно оказалось мое «здрасьте», иначе быть мне вечной чудачкой, при виде которой здравые люди крутят у виска пальцем.

* * *

Женька с Ильей выходят из подъезда семьи Воробышек в Гордеевске самой красивой парой, какую я когда-либо видела в своей жизни. Лиля и Настя вопят в две глотки, подпрыгивая, как чумные, обсыпают молодых пшеницей и розовыми лепестками, и я воплю вместе с ними, локтями расталкивая сгрудившуюся у крыльца толпу гостей и просто любопытных. Командую проходом молодых к белоснежному лимузину, пуская слезу в искренней радости за свою счастливую подругу.

– Знакомься, Бампер, это Таня, подруга моей птички, – улыбается Люков, усаживая в лимузине Женьку к себе на колени. Откидывается в глубоком сидении, отчего пышные юбки невесты почти сразу же скрывают их лица от наших глаз.

– А это Виктор, Тань! Лучший друг Ильи! – добавляет Женька, и тут же пропадает для меня, утонув в объятиях пока еще своего парня.

Они не виделись день и теперь целуются, не в силах оторваться друг от друга, как встретившиеся любовники после двенадцати лет одиночества, и мне приходится самой протянуть руку Виктору. Первой пойти навстречу старому обидчику, не желая дальше оттягивать минуту официального знакомства. Чувствуя на себе внимательный взгляд, торопясь покончить с этой частью наших обязанностей, одним махом облегчив жизнь и себе, и ему.

– Привет! – я растягиваю губы в улыбке и поднимаю на Бампера глаза, усиленно изображая, что вижу высокого крепкого парня, усевшегося напротив меня, впервые. – Я Таня! Как ты слышал, подружка невесты. Приятно познакомиться.

Лимузин тронулся, и вместе с плавным ходом машины и веселым окриком водителя «Горько!», я тянусь за рукой вперед, пока лучший друг Люкова, откинувшись в кресле, медленно расстегивает на себе пуговицы дорогого пиджака и ослабляет узел галстука, отнюдь не спеша скрепить горячим приветствием предложенное рукопожатие.

Через минуту я так и сижу с протянутой рукой, как дура, с силой сомкнув голые колени, отмечая, с какой ленивой скукой их оценивают голубые глаза, надеясь, что платье на мне не слишком коротко, а сидение достаточно глубоко, чтобы этим бесстыжим глазам удалось смутить меня. Сижу, наблюдая, как сильная жажда, внезапно обуявшая рыжеволосого гада, гасится долгоиграющей бутылкой минеральной воды.

– Не нравится, не смотри! – наконец, не выдерживаю, поправляя юбку. Терпение никогда не было сильной стороной моей натуры, и сегодня, когда нервы с утра потряхивает от двухнедельного отсутствия звонков Серебрянского и предчувствия встречи с самоуверенным зубоскалом, выдержка напрочь изменяет мне, заставляя выказать слабость.

– Если честно, не очень.

– Ничего, переживешь.

– Платье. А вот грудь впечатляет. Вижу, шпинат с капустой пошли тебе на пользу.

И будто не было двух с половиной лет, и я снова слышу удивленно-нахальное: «Ты издеваешься, Стас? Она?»

– Слушай ты, как там тебя – Капот! Если сейчас же не пожмешь мне руку, я тебе этой самой рукой бутылку, как пустышку в рот впихну! Обещаю! Я все еще жду!

Ну вот, и не хотела грубить, а не сдержалась. Прав Вовка и мама его права: куда с такой в приличное общество? Надеюсь, хоть Женька не слышала.

Пожал. Не знаю, проникся ли угрозой, но на рукопожатие ответил.

– Все-таки это ты, Коломбина, – сказал со знакомой, расползающейся на пол-лица ухмылкой. – А я уже было подумал, что ошибся.

Я не обязана развлекать нахального бандерлога всю дорогу к ЗАГСу и еду дальше, пялясь по сторонам. Стараюсь, как могу, поддержать настроение праздника, во время остановок у памятных мест громче всех горланя «Горько!» и обсыпая молодых комплиментами. Обношу гостей шампанским и конфетами, выползая наперед, отдаваясь почетной миссии «свидетельницы», и строго слежу за тем, чтобы Женьку с Ильей не сильно донимали вниманием.

– Еще раз откроешь бутылку с игристым, Коломбина, и схлопочешь по заднице. Я не шучу! Я тут мужик, а ты так, просто рядом постояла, поняла?

– Еще раз назовешь меня «Коломбиной», мужик, и я тебе нос откушу. Я тоже серьезно!

– Ты специально вырядилась в оранжевое платье, как работник дорожной службы, чтобы у нас не было проблем с патрулем? Тогда зеленые босоножки здесь не в тему, тебе бы ломик и кирзачи. И фликер* на лоб! Хотя высокий каблук тебе идет.

– А ты назло мозолишь мне глаза своей конопатой физиономией? Чего прилип? Кажется, ты на мероприятии не один, а с подругой. Вот и дуй к ней, модник, проводи мастер-класс фешн-специалиста! А мне и без твоих советов нормально живется!

А он возмужал, пусть и был два с лишним года назад выше меня почти на голову. Плечи в добротно скроенном костюме кажутся еще шире, чем я запомнила, подчеркивая хорошую фигуру, руки в бицепсах крепче, шея мощней… Да и фирменный пиджачок на парне сидит, как влитой, говоря, что со вкусом у Рыжего все в норме, в отличие от меня, и его слова падают на незаживающую рану самооценки едкими крупицами соли.

– А я и провожу. Моя подруга на сегодня ты. С горя обрыдаться! И меня отнюдь не радует соседство с мигающим светофором. Представляю, что в завтрашних газетах напишут о твоем наряде. Шутка ли, свадьба сына самого влиятельного человека города, и тут такой… э-э, просчет в ближайшей свите молодых. Будь уверена, Коломбина, найдутся охочие попенять семье. Да хоть фотографы! Смотри, как стараются перед Боссом выслужиться! Давай, девочка, сделай им ручкой «хэй»! Им понравится.

Рыжий стоит, сунув руку в карман брюк, и нагло скалится в бокал с шампанским, а мне вдруг становится физически нехорошо. Господи, я ведь и не подумала. Одно дело репутация Таньки Крюковой, недофрика со стажем, то ли чудной, а то ли бесшабашной девчонки, и совсем другое Женька…

Эх, не надо было на себя надеяться, вот же дуреха! А все казалось таким красивым!

– Думаешь? – растерянно бормочу, подступая к парню ближе и заглядывая в голубые глаза. – Думаешь, напишут?

* * *

Кто бы мне сказал еще два года назад, когда я только вошел в дом сестры, что запомню ее нескладную гостью, – не поверил бы. Слишком угловатая и колючая, как на мой вкус. Слишком острая на язык и слишком смелая. Странная и живая девчонка в смешном платье героини комедии масок, не похожая ни на кого.

Она оказалась права, и история с подбитым глазом для друзей была рассказана совсем иная. А тогда, оказавшись с чудачкой вдвоем в лесу, я почти смеялся с того, как ловко у девчонки получилось отомстить мне за публичную насмешку. В два счета разозлить, расстроить планы и умело подбить глаз, на добрую неделю лишив женского внимания. Выставить дураком перед собой, отказавшись от предложенного ей поцелуя.

Чертова Коломбина!

Я узнал ее сразу в подъезде дома Люка, а сегодня, увидев рядом с невестой, рассмотрел, как следует.

Она обрезала волосы, и теперь ее темно-каштановая, почти черная копна непослушной волной лежала на плечах. Не знаю, воспользовалась ли она моим советом, или природа все же взяла свое, но грудь у девчонки появилась, а нескладные формы заметно смягчились, чего нельзя сказать об упрямом выражении лица и гордой линии подбородка, при виде меня, воинственно взлетевшего вверх. Мне хватило пары минут, чтобы отметить все эти изменения в старой знакомой, но так же, как и в первую нашу встречу, едва я увидел ее, моим вниманием полностью завладел яркий рот. Такой подвижный и чувственный, спелый, с четкими трещинками на пухлых губах, словно принадлежал искусной в соблазнении мужчин продажной жрице любви, а не обычной острословой, кареглазой девчонке. Которая с первой минуты нашего знакомства только и делала, что раздражала меня. И чьи длинные стройные ноги на высоких каблуках, то и дело мелькали между гостями.

– Витя, какая шикарная свадьба! Как хорошо, что ты меня пригласил! Людмила Карловна обещала, что это будет впечатляюще, но я и подумать не могла, что торжество соберет стольких людей! А ведь мы еще даже не приехали в знаменитое поместье Градова!

– Да, малыш, ты права. Тебя ждет незабываемый вечер.

– Вить? – высокая светловолосая девушка трется об меня, как кошка, пока мои пальцы гладят ее модельный зад, привлекая к себе. – Неужели тебе все время нужно быть возле молодых? Нет, я, конечно, понимаю, что ты свидетель, и все такое… но я так скучаю! А ты все время рядом с другой. Эта Таня смешная. Она тебе нравится? Подумать только, ну и наряд у подружки невесты! Твоя мама померла бы со смеху!

– Нравится? – я легко отыскиваю взглядом мелькнувшую в стороне оранжевым сполохом юбку и зеленый каблук. – Глупости, конечно, нет.

– А я? – тонкие пальцы ложатся на щеку, возвращая блондинке мое внимание.

– А ты, малыш, – мне ничего не стоит подарить спутнице улыбку, оскалившись Чеширским котом, – очень!

Я почти не вру. Мать знает толк в моделях, и девчонка хороша. Она старалась весь вечер, ночь удалась, и минет под первыми лучами солнца вышел просто отличный. Я все утро чувствовал сытость в теле, и не ее вина, что рядом с Коломбиной эта сытость вдруг сошла на нет. Я почти испугался, когда она предложила мне руку. Испугался непонятной реакции на простое рукопожатие. Словно девчонка своим присутствием окунула меня в дежавю.

Дурак. Неужели всему виной чертов фингал. Умора!

– Я старалась, Артемьев. Надеюсь, ты оценил.

– Еще бы! – Я игриво сжимаю упругую ягодицу, и девушка смущенно вскрикивает, оглядываясь по сторонам. – Ты заслужила сегодня быть здесь, детка.

– Вить, с ума сошел? Люди же вокруг! – довольно хихикает, поглаживая мое плечо, пока я целую ее в щеку и отпускаю, чтобы вернуться к Коломбине и Люку с его хорошенькой птичкой.

– Ну, давай, малыш, не скучай. Помни: я рядом.

Помни, говорю своей спутнице, а сам тут же о ней забываю, едва Коломбина выводит меня из себя уже тем, что дышит одним со мной воздухом.

… – Моя подруга на сегодня ты. С горя обрыдаться! И меня отнюдь не радует соседство с мигающим светофором. Представляю, что в завтрашних газетах напишут о твоем наряде. Давай, девочка, сделай фотографам ручкой «хэй»! Им понравится.

Я с усмешкой жду ответ на свой едкий спич, девчонка вывела меня из себя, и я готов злить ее дальше. Жду колкости, колючего взгляда, ругани, чего угодно… но только не того, что она вдруг опустит руки, побледнеет в лице и, сникнув в плечах, подступит ближе.

– Думаешь? – спросит доверчиво, распахнув глаза, заставив меня подавиться шампанским. – Думаешь, напишут?

* * *

Он допивает шампанское не спеша. Молча отставляет бокал в сторону, передает в руки кому-то из подоспевших девчонок и, не отрывая от меня взгляда, закуривает сигарету. Я стою от него слишком близко, всего в шаге, и встречаю неожиданно приятный запах его парфюма и мягкий – табака, с болезненным ожиданием вот сейчас, через секунду ударящей в лицо насмешки.

Но Бампер не смеется. Вместо этого он откровенно рассматривает меня, оглаживая щеку табачным дымом, говорит задумчиво, окончательно прогнав с лица улыбку:

– Не думаю, а уверен, Коломбина.

– Пожалуйста, не называй меня так. Кажется, я просила.

– Не могу. Ведь ты Коломбина и есть. Я прав?

Прав. Тысячу раз прав! К черту тебя! Я отворачиваюсь от парня, желая провалиться сквозь землю от этой правды. Злясь на него, что вновь заставил меня почувствовать себя беспомощной и уязвимой, как в зимний вечер нашего знакомства. Сетуя на невозможность немедленно исправить ошибку, убегая от самой себя в руки, вдруг оказавшейся прямо передо мной, белопенной Женьки.

– Таня, что с тобой? Что случилось?

Рука Люкова на тонкой талии подруги, Воробышек продолжает улыбаться, и мне бы трижды подумать, прежде чем сгонять улыбку с ее лица, но я едва ли улавливаю тень этой мысли, как уже бросаю в сердцах, не в силах сдержать в себе тревогу:

– Женя… Женька, ты скажи, я ужасно выгляжу, да? Я тебя позорю? Вот прямо сейчас перед всеми позорю, да? Может, мне лучше уйти?

Воробышек удивляется так искренне, что не дает и на секунду усомниться в правдивости ее слов и своем отношении ко мне. Хмурится, бросив взгляд на Илью, обнимая меня за плечи.

– Что за ерунда, Крюкова? С ума сошла? Откуда такие мысли?

– Не важно. А если завтра свадьбу поднимут на смех? Из-за того, как я выгляжу? Вдруг скажут, что нарядилась, как светофор?

– Ты выглядишь замечательно! Глупости! Мне все равно!.. Сама выбирай, какой ответ тебе по душе, но больше и слышать не хочу от тебя ничего подобного! Таня, ты поняла?

Строгость Женьке дается с трудом, и все же подруге хватает нескольких слов, чтобы привести меня в чувство, прогнав страх. За время нашего знакомства она привыкла к переменам в моем настроении и сейчас говорит, не допуская сомнения в голос. Своим уверенным ответом давая понять, что я важна для нее. Просто Крюкова, такая, как есть – яркая, несуразная, в коротком кричащем наряде. И я почти ненавижу себя за проявленную слабость. За то, что огорчила ее, и за то, что так легко позволила Рыжему проникнуть под наглухо застегнутый для всех панцирь.

Люков отстраняется, позволяя обнять невесту, и я тут же благодарно касаюсь губами ее щеки.

– Да. Спасибо тебе, Женька! Ты самая лучшая!

– Бампер! – слышу за спиной сердитый рык Ильи. – Твоих рук дело? Убью, партнер!

И неожиданно бесцветный голос Рыжего гада.

– Да ладно, Люк, остынь, я пошутил. Кто виноват, что подруга твоей птички такая впечатлительная.

Да уж. Впечатлительная. Что есть, то есть. Руки вновь сжимаются в кулаки от желания почесать их о чье-то наглое лицо, которому так идет кривая ухмылка. Я поворачиваюсь, чтобы высказать Бамперу все, что думаю о нем, но наткнувшись на пристальный взгляд, не произношу ни слова. Просто ухожу к гостям, нацепив на лицо улыбку, с мыслью, что мне не нравится, как он смотрит на меня. Так, как будто ему есть, за что меня жалеть.

Да пошел он!

Церемония бракосочетания Ильи и Женьки в ЗАГСе проведена по всем правилам, я рада за друзей, и улыбки, которыми мы обмениваемся с Рыжим, традиционно скрепляя таинство брака каждый своей подписью, искренни и сердечны. Бампер корректен и вежлив, я больше не слышу от него смешков с упреками и расслабляюсь, позволяя себе, пусть на время, забыть о переживаниях последних недель и просто наслаждаться праздником. Но настоящий праздник ждет всех, когда гости оказываются в загородном поместье отца жениха.

Большой Босс потрясает размахом щедрости и широким подходом к жизни. Дом к торжеству убран по-королевски, и я, пожалуй, как добрая сотня гостей, что оказались в поместье впервые, целый час просто таращусь по сторонам, от изумления забыв закрыть рот. Придя в себя, весь вечер исполняю почетную роль свидетельницы, развлекая народ криками «Горько», и только когда молодые вдруг исчезают, а вошедшее в пик торжество позволяет остаться наедине с собой, уединяюсь на балконе, с удивлением обнаружив в телефоне семь непринятых звонков от Серебрянского.

– Вова? Привет, – здороваюсь с парнем, две недели назад по доброй воле перешедшего в статус «бывший», когда он сразу же отвечает на звонок знакомым «Алло».

– Вовка, ты звонил? Я скучаю.

– Звонил. И я.

– Тогда почему? – между нами нет недомолвок, и так все ясно, но я снова задаю ему изводящий меня вопрос. – Почему ты не здесь, не со мной?

– Ты сама знаешь «почему».

– Но если тебе не все равно, если ты скучаешь, какая тебе разница? Пошли всех к черту!

– Не надо было обижать их, Тань.