После захвата власти, в «Очередных задачах Советской власти» (весна 1918 года) – та же песня, прозрение еще не наступило.
«Наша работа по организации, под руководством пролетариата, всенародного учета и контроля за производством и распределением продуктов сильно отстала от нашей работы по непосредственной экспроприации экспроприаторов. Это положение является основным для понимания особенностей настоящего момента и вытекающих отсюда задач Советской власти».
Но постепенно приходит осознание того, что помимо учета и контроля надо что-то еще делать.
«Надо
Далее озвучена основная трудность: «Понятно, что у руководящей революционным пролетариатом партии не могло сложиться опыта и навыка больших, на миллионы и десятки миллионов граждан рассчитанных, организационных предприятий, что переделка старых, почти исключительно агитаторских навыков – дело весьма длительное».
Наконец-то до вождя стала доходить народная мудрость – сколько ни говори «сахар», во рту слаще не становится. И хотя возможно, что и в этой цитате по-прежнему имеется в виду опять-таки только организация учета и контроля, но постепенно проявляется понимание того обстоятельства, что одними пламенными речами, привычными демагогическими приемчиками социализма не построить. Немного уточняется и структура строения государства. Если полгода назад это была «одна контора и одна фабрика», то теперь утверждается:
«Социалистическое государство может возникнуть лишь как сеть производительно-потребительских коммун, добросовестно учитывающих свое производство и потребление, экономящих труд, повышающих неуклонно его производительность и достигающих этим возможности понижать рабочий день до семи, до шести часов в сутки и еще менее».
Рабочий день менее 6 часов в сутки! Это ли не счастье всего прогрессивного человечества! За это стоило проливать кровь! Однако чуть ниже – в главе о производительности труда – ушат холодной воды:
«Надо создать в России изучение и преподавание системы Тейлора, систематическое испытание и приспособление ее».
Хотя и с оговоркой, что нужно взять только лучшее, Ленин, тем не менее, предлагает введение бесчеловечной (как утверждал позже курс научного коммунизма), той самой «потогонной» капиталистической системы Тейлора, предназначенной для максимального выкачивания из человека физических и духовных сил! Но о плановом ведении хозяйства пока нет ни слова.
Очевидно, что не только пролетариат (по мнению Плеханова) не был готов к захвату власти, но и у самих лидеров победившей партии не только не было хотя бы приблизительной концепции построения социализма в России, но и, как видим, в «руководящих указаниях» того времени отсутствует малейший намек на необходимость разработки такой концепции и планов ее осуществления. Искать такие намеки, а тем более разработку плановых начал строительства коммунизма у Маркса и Энгельса вообще бессмысленно.
К необходимости планового ведения хозяйства советское руководство пришло значительно позже, путем проб и ошибок, путем напряженной творческой работы. План первой пятилетки создавался в отсутствие достоверной информации с мест, возможностей и способов ее переработки; контрольные цифры выводились без необходимой научной базы, при полном отсутствии опыта подобной работы можно сказать на «глазок». Полностью отсутствовал важнейший элемент управления – оперативная обратная связь. Вдобавок ко всему, не считаясь с реалиями, этот план вскоре был скорректирован насильственным образом в сторону значительного увеличения – к желаемым показателям. В своих «Заметках экономиста» (сентябрь 1928 года) Н. И. Бухарин дает такую характеристику планированию того периода:
«Относительная
Реально функционирующая плановость народного хозяйства СССР – с организацией оперативной и достоверной «обратной связи»; научным анализом статистических данных; с разработкой необходимых оценочных показателей, соблюдением баланса планирования смежных отраслей; с введением элементов прогнозирования – началась в СССР только в 30-х годах, во многом благодаря трудам Н. А. Вознесенского. Строительство плановой экономики продолжилось в экстремально тяжелых условиях Великой Отечественной войны, и в более-менее законченном виде было реализовано в 50 —60-х годах. При этом оставалось еще много нерешенных проблем – например, «валовой» показатель, искажавший реальный рост производства и поэтому периодически вызывавший волны критики и едкие уколы сатиры, тем не менее ввиду своей простоты и удобства оставался на вооружении плановых органов неизменным вплоть до развала СССР.
«Великая депрессия» 1929 года заставила Запад в пожарном порядке искать выход из небывалого кризиса и разработать необходимые мероприятия для предотвращения подобных явлений в дальнейшем. И противоядие было найдено через введение в экономическую политику государств элементов регулирования «стихии» свободного рынка и обеспечение плановости его развития. Так называемая «кейнсианская революция» ограничила «абсолютную стихию» свободного рынка, государство начало активно вмешиваться в экономику, планировать и контролировать макроэкономические показатели. Целые отрасли экономики были национализированы. Получение сегодня фермером квоты от штата на выращивание рапса или создание ассоциаций конкурирующих производителей – это и есть элементы плановости капиталистической экономики.
Таким образом, мы можем смело заявить, что, во-первых, плановая экономика не является прерогативой исключительно социализма, а в той или иной степени присуща также и капитализму; во-вторых, плановость социалистической экономики не является исконно присущим социализму свойством и не возникла из теории социализма-коммунизма, а родилась в результате творческой деятельности советских людей при решении ими повседневных практических задач управления производством и к политическому устройству государства имеет весьма опосредованное отношение.
В цитированных ранее работах классиков марксизма-ленинизма нам не раз встречались указания на неотвратимое исчезновение государства при коммунизме, автоматически вытекающее из всей логики развития нового общества. Хотя в истории человечества подобный феномен не случился, было бы ошибкой обойти молчанием в нашем исследовании это сенсационное утверждение. Поэтому рассмотрим еще два признака социализма – отмирание государства и права.
Отмирание или уничтожение государства и права
На первый, обывательский взгляд кажется, что эти утверждения – обычный рекламно-пропагандистский трюк, тактический прием, рассчитанный на привлечение в ряды своих сторонников представителей самых радикально настроенных слоев населения, включая анархистов, с помощью которых можно было бы «свернуть шею» любым правительствам консерваторов и «умеренных». Но прав, видимо, Шафаревич, предупредив:
«Такая точка зрения представляется нам a priori неубедительной, лишенной внутренней логики. Такое грандиозное движение, как социализм, в
История человечества дает множество примеров крушений самых различных государств, в том числе высокоразвитых и сравнительно благополучных. И почти всегда разрушение старого порядка сопровождалось хаосом, пожаром междоусобиц, кровавых конфликтов и даже истребительных войн, а на месте разрушенного государства и закона люди упорно воздвигали новые. Но не было такого случая, чтобы государственная организация исчезла бы бесследно и оставшиеся на такой территории люди жили без подчинения порядку, законам писанным и неписаным и другим инструментам физического и морального насилия.
Падение капитализма, по марксистско-ленинской теории, просто обязано было сопровождаться насилием и гражданской войной. А затем, по той же теории, после кровавой бойни и огромных жертв вдруг наступает сказочное благолепие:
«Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов (т. е. нет различия между членами общества по их отношению к общественным средствам производства), –
Только тогда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий. И только тогда демократия начнет
…Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов
И такую идиллию преподносит нам Ленин – жесткий, самоуверенный прагматик до мозга костей, несгибаемый харизматический революционный вождь без малейших слабостей, и при всем при том еще и тонкий психолог, прекрасно разбиравшийся в слабостях других и умевший своей могучей волей эти слабости беспощадно подавлять или направлять в нужное русло, на пользу «общему делу». Он, прекрасно знавший «человеческий материал» со всех сторон, вдруг с искренней убежденностью пишет о грядущем рае с всеобщим доверим, гармонией и полным взаимопониманием между разными людьми и нациями. Точно в такой же уверенности и точно в таком же тоне пишут о «светлом коммунистическом завтра» и Маркс с Энгельсом.
«…На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, – лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: "Каждый по способностям, каждому – по потребностям"».
Откуда эти потоки полнейшей розово-голубой эйфории у холодных философов и расчетливых политических стратегов? Ведь они лучше кого бы то ни было знали историю, нравы и обычаи народов, историю бесчисленных войн, конфликтов, бунтов и революций с их бесчисленными и бессмысленными жертвами. Неужели их приводили в такой безудержный восторг выдуманные ими самими «формулы» происхождения и распада человеческих обществ с неизбежным коммунистическим раем в конце тоннеля, что они теряли всякую связь с реально существующим миром?
На мой взгляд, это так и есть. В этих райских картинах мы видим печальный результат постоянной, напряженной мозговой деятельности в одном и том же направлении, продукт непрерывного пережевывания одной и той же маниакальной идеи. Не рассчитывали же они на самом деле, после всех этих классовых войн, потоков крови и океана взаимной ненависти на появление какой-то особой расы людей – не способных к конфликтам, зависти, подозрительности и прочим человеческим порокам? Мне представляется очевидным, что где-то в самой глубине мозга, в постоянных грезах они уже давно жили в своем светлом коммунистическом завтра, поэтому, когда велась речь о будущем коммунистического движения, они совершенно утрачивали адекватность восприятия реального мира и грезили наяву. И именно этим можно объяснить их повышенную резкость, запальчивость, яростную нетерпимость к малейшим возражениям при обсуждении, казалось бы, совсем невинных вопросов, если они бросали хотя бы малейшую тень сомнения на их мечту. Мы же, с точки зрения сегодняшнего дня, можем уверенно сказать, что утверждение о наступлении эпохи существования человеческой цивилизации без государства и без законов является безнадежной утопией, или, помягче – вероятность наступления такой эпохи в обозримом будущем исчезающе мала.
Итак, пора подводить окончательные итоги этой главы и ответить на поставленный в ее начале вопрос – было ли построенное в СССР общество классическим социализмом? Из отобранных в ходе исследования восьми признаков социализма в СССР выполнялся только один, и тот частично (уничтожение частной собственности), плановость экономики, как было показано выше, в той или иной степени присуща также и капитализму. Что же касается остальных шести признаков социализма, то мы уверенно можем констатировать их полное отсутствие, поэтому наш ответ на поставленный вопрос может быть только отрицательным.
Однако переходить к выводам еще рано. Сергей Георгиевич Кара-Мурза в своих работах многократно указывает на существование у партии большевиков некоей программы-проекта – «Советского проекта» или «Проекта Ленина», который победил в октябре 1917 года остальные, имевшиеся на тот момент у других лидеров и партий проекты и программы, и который якобы явился основой для построения того общества, которое сложилось в СССР в 60 – 70-х годах. Как видим, в такой интерпретации СССР действительно имеет мало общего с идеями утопических теорий социализма-коммунизма, даже в названии проекта отсутствует слово «социалистический». Зато предложена другая версия создания СССР – по имевшемуся для этого специальному проекту. Этот проект, судя по его названию, должен был бы быть разработан узкой группой товарищей под руководством и общей редакцией Ленина. Для проверки этой версии построения СССР нам предстоит теперь выяснить имена авторов проекта, его содержание и вообще ответить на вопрос – существовал ли проект на самом деле?
3. Существование «Советского проекта»
Как правило, С. Г. Кара-Мурза почти всегда приводит убедительные доводы в пользу своих идей и выводов, однако в этом, очень важном случае он ограничивается всего лишь констатацией многочисленных и бесспорных фактов гарантированного, сравнительно высокого уровня удовлетворения основных жизненных потребностей человека в позднем СССР. Выдающиеся достижения советской экономики, науки и техники были бы неосуществимы, на его взгляд, если бы в 1917 году победил Февраль, а не Октябрь. Вопрос же о реальности существования «Проекта Ленина» остается открытым. По мнению С. Г. Кара-Мурзы, особого доказательства существования такого проекта и не требуется, поскольку сам факт рождения и развития СССР косвенно это существование подтверждает. Он говорит:
«Я утверждаю, что проект Ленина был для России спасительным. Не буду это доказывать, потому что говорю о методе и делаю упор не на выводе, а на способе рассуждений, стараясь показать его последовательность, не приводя исчерпывающих доводов»[11]. Но где же искать сам проект?
В бытовых разговорах, происходивших еще до перестройки, зачастую можно было слышать сетования недовольных обывателей на негодных исполнителей того же самого замечательного ленинского плана – проекта строительства коммунизма, который в своей основе был извращен его ответственными исполнителями в угоду собственному благополучию. Поэтому вопрос о том, было ли построенное в СССР общество результатом успешного исполнения разработанного некоей группой людей какого-то конкретного плана или же это общество явилось итогом непрерывного, «живого творчества масс», является для нас принципиально важным. От ответа на него в большой степени зависит и выбор дальнейшего пути России. Если это был определенный план, вполне успешный до его насильственного свертывания в 80-е годы, то нужно лишь его отыскать и привести в соответствие с сегодняшним днем – отбросить явно устаревшие положения, актуализировать остальное и приступить к исполнению. Если же плана не было, то нужно, не оглядываясь больше назад, горестно вздыхая о прошлом, начать управлять страной и людьми, руководствуясь не пропагандистскими лозунгами типа «мы строим коммунизм» или «мы строим капитализм» и тем более не сиюминутными личными или групповыми интересами, а пользой всей страны и подавляющего большинства ее жителей. Именно поэтому зададимся вопросом – имелся ли в действительности на вооружении победивших большевиков конкретный проект переустройства всей страны, по которому в конечном итоге был построен СССР? Безусловно, мы не рассчитываем найти при поиске какой-то полузабытый манускрипт, в котором этот план был бы подробно изложен. Но, во всяком случае, основные требования и этапы такого плана, если он существовал, мы должны обнаружить либо в работах Ленина, либо в материалах партийных съездов и конференций. При этом нужно заметить, что проект – это не то же самое, что политический манифест, служащий для прокламации взглядов или принципов. Проект переустройства огромной страны должен, по меньшей мере, предполагать ясно поставленную, конкретно сформулированную конечную цель, сроки ее исполнения, качественные и количественные характеристики промежуточных этапов проекта, а также средства и методы его осуществления.
Поиск теоретических основ проекта
Для начала сразу три цитаты из Ленина – руководителя проекта, которому детали проекта должны были бы быть известны как никому другому.
А) «И, чтобы не дать снова восстановиться власти капиталистов и буржуазии, для этого нужно торгашества не допустить, для этого нужно, чтобы отдельные лица не наживались на счет остальных, для этого нужно, чтобы трудящиеся сплотились с пролетариатом и составили коммунистическое общество. В этом и состоит главная особенность того, что является основной задачей союза и организации коммунистической молодежи»[12].
Б) «…Значит, необходимо в известной мере помогать восстановлению мелкой промышленности, которая не требует машин, не требует ни государственных, ни крупных запасов сырья, топлива, продовольствия, – которая может немедленно оказать известную помощь крестьянскому хозяйству и поднять его производительные силы.
Что же из этого получается?
Получается на основе известной (хотя бы только местной) свободы торговли возрождение мелкой буржуазии и капитализма. Это несомненно. Закрывать глаза на это смешно./…/
Возможно ли сочетание, соединение, совмещение советского государства, диктатуры пролетариата с государственным капитализмом?
Конечно, возможно./…/
Весь вопрос – как теоретический, так и практический – состоит в том, чтобы найти правильные способы того, как именно следует направить неизбежное (до известной степени и на известный срок) развитие капитализма в русло государственного капитализма, какими условиями обставить это, как обеспечить превращение в недалеком будущем государственного капитализма в социализм»[13].
В) «Все дело теперь в том, чтобы уметь соединить тот революционный размах, тот революционный энтузиазм, который мы уже проявили и проявляли в достаточном количестве и увенчали полным успехом, уметь соединить его /…/ с уменьем быть толковым и грамотным торгашом…»[14].
«Марксизм это не догма, а руководство к действию!»
Очень удобный, резиновый лозунг, который можно применить почти во всех случаях ревизионизма, но спрятать под ним радикальное изменение линии партии нельзя. За два года и три месяца основная задача, стратегический план строительства коммунизма развернут в обратном направлении на все 180°! Причем уже после практического окончания гражданской войны! По цитате «А» торгашество недопустимо, а по цитате «В» уже не только крестьяне, но и все коммунисты для укрепления завоеваний революции с прежним революционным энтузиазмом должны стать умелыми торгашами-капита-листами! Да, догматиком Ленина назвать никак нельзя. В «научном коммунизме» такое сальто-мортале именуется «материалистической диалектикой». С. Кара-Мурза оправдывает прямую измену Ленина идее и делу революции его творческим подходом к догмам марксизма, находит даже оригинальное выражение – «плодотворная противоречивость ленинской мысли», призванное служить для прикрытия обычных для Ленина отходов от марксизма и даже от своих собственных прежних убеждений. Разумеется, что при таком, почти синусоидальном колебании генеральной линии партии о каком-то определенном плане построения социализма не может быть и речи. Ниже мы попытаемся доказать, что социально-экономическая система СССР строилась в отсутствие какого-либо определенного плана, импровизированно, по наитию, в нескончаемом конфликте идей и мнений. И роль самого Ленина в этом строительстве нельзя переоценить.
Ленин, без всяких оговорок, действительно был выдающейся личностью, заслуживающей вечной памяти потомков не как коммунист № 1, а прежде всего как непревзойденный политический лидер и организатор, чуждый догмам и штампам, творческий гений которого мог находить спасительные решения в, казалось бы, совершенно безвыходных ситуациях; и не только находить, но и энергично проводить в жизнь до победного завершения. Он не был гениальным провидцем будущего, что приписывала ему позже советская пропагандистская машина, не был он и радетелем, родным отцом простого народа, что тоже навязывалось пропагандой. Он был всецело одержим идеей слома современного ему общества любым способом для построения общества-мечты, причем совсем не обязательно в «дикой» России, а скорее где-нибудь в просвещенной Европе. Судьба же простого народа, а тем более русского народа при этом интересовала его меньше всего. Главное назначение «трудящихся масс» он видел в качестве подсобного, расходного материала для «растопки пожара мировой революции» и построения коммунистического рая, в котором будут счастливо жить совсем другие люди. Во время братоубийственной гражданской войны иногда возникавшие у «бойцов революции» сомнения в необходимости стольких невинных жертв он называет «слюнтяйством» и беспощадно с ними борется. Накануне Февральской революции он безнадежно махнул на Россию рукой и публично заявил о ее полной бесперспективности в смысле пролетарской революции. Но когда в феврале 1917 года вся Россия покрылась красными бантами, он примчался немедленно и развил бешеную деятельность. В результате партия большевиков, почти из небытия в феврале, стала главной политической силой в России к октябрю. Во многом это произошло благодаря особым качествам Ленина – его таланту пропагандиста, умелым организаторским навыкам, волевой целеустремленности лидера-вождя, умению находить в массе разрозненных фактов и явлений текущих событий главные и решающим образом на них влиять. В отличие от кабинетных теоретиков Маркса и Энгельса, заслуга которых ограничивается приданием определенной «наукообразности» коммунистической утопии, Ленин был настоящим политиком-практиком. В первые три года революции он со своей партией настойчиво пытался реализовать установки «классического» коммунизма, такие как полное отчуждение частной собственности, уничтожение товарно-денежных отношений, уничтожение религии. Эта попытка завершилась полным провалом, и он увидел это одним из первых. Огромная заслуга Ленина перед российским народом состоит в том, что он не стал тупо, до последнего жителя страны вколачивать в Россию идеи Маркса (на что было настроено большинство его соратников), а, наступив на горло собственной песне, своими руками решительно прекратил бесчеловечный эксперимент. Для этого он, не теряя времени на долгие раздумья, как фокусник, вынимает в феврале 1921 года план «Б» – НЭП, предварительно заготовленный им на случай краха классической, утопической, модели коммунизма. А затем со своей обычной, неисчерпаемой энергией Ленин проделывает тяжелейшую работу по обращению своих соратников из «закостенелых» догматиков-марксистов в вынужденных сторонников «частичного» введения в России мелкобуржуазных экономических отношений, т. е. практически обращает их в реставраторов капитализма. Правда, в этом ему сильно помогает мартовская канонада кронштадского мятежа. В тяжелейшие и решающие первые пять лет революции, гражданской войны, интервенции и НЭПа только благодаря его энергичным, точным действиям власть остается в руках партии большевиков. И в дальнейшие годы строительства СССР, уже после его смерти, неукротимый дух его энергии, а главное нешаблонное, творческое движение его мысли вдохновляли на трудовые и военные подвиги не только членов его партии, но и обычных людей, строивших новую жизнь. Грандиозное строительство социализма в СССР оказало огромное влияние на весь мир, поэтому Ленин является выдающейся фигурой не только российской, но и мировой истории.
В отчаянных поисках неведомых путей построения коммунизма, предпринимавшихся большевиками, находившимися к тому же постоянно в жестком цейтноте, при полном отсутствии опыта и ресурсов, никаких признаков существования заранее разработанного проекта строительства СССР обнаружить нельзя. И лучшее тому подтверждение слова самого Ленина, заимствованные им у Наполеона: «Сначала нужно ввязаться в бой, а там посмотрим». Так или иначе, своей жизнью он доказал право на произнесение этих слов.
В последние годы жизни Ленин лихорадочно пытался успеть разработать какой-то план или хотя бы практические рекомендации для реализации вековой мечты человечества в отдельно взятой стране, но это ему не удалось. Жизнь приносила каждый день новые, большей частью неприятные сюрпризы, а состояние его здоровья не позволяло ему работать с прежней интенсивностью. После его смерти его партия хотя и осталась у власти, но фактически она осталась у разбитого корыта, т. к. большинство коммунистов не поняло и не приняло НЭПа и, уступив напору Ленина, продолжало считать в глубине души НЭП предательством Октября и возвратом к капитализму. В отсутствие единого лидера монолит большевистской партии сразу дал трещины, в стройных рядах партийцев образовалось замешательство. Сразу после смерти вождя в некогда едином отряде большевиков образовались фракции, жестко подавляемые ранее ленинским авторитетом. У фракций появились свои лидеры со своим видением дальнейшего пути развития дела революции. Началась ожесточенная внутрипартийная борьба, которая в какой-то степени даже отодвинула на второй план заботы о социалистическом строительстве.
Каждая фракция стремилась доказать, что именно она единственная законная наследница дела Ленина. Для этой цели все ринулись искать подтверждения своей правоты в работах Ленина. Сделать это было одновременно и просто и очень сложно. Ленин умер, оставив много теоретических работ и обширное эпистолярное наследие. Трудность его преемников заключалась в том, что в этой массе статей, писем и книжек, написанных им в разное время, обычно на актуальные текущие темы, нет практических указаний на будущее, но зато внимательный читатель сплошь и рядом натыкается на неясности, двусмысленности и прямые противоречия. Порой кажется, что из его работ можно «надергать» подходящих цитат для любых когда-либо существовавших экономических теорий и политических движений. Одна фраза: «НЭП – это всерьез и надолго, но не навсегда» может повредить мозги любому, кто попытается разгадать ее смысл. С другой стороны, такая «универсальность» наследия Ленина, отсутствие конкретных указаний давали широкий простор для выбора дальнейшего пути развития страны, и каждая фракция, подобрав подходящее высказывание Ленина, имела возможность утверждать, что только она является верным продолжателем его дела. Из-за имевшихся огромных пробелов в «единственно верном учении» простор для выбора направления и разработки планов строительства социализма был слишком широк, пожалуй, все 360°. Так, например, в теоретических работах классиков марксизма-ленинизма напрочь отсутствовало сколько-нибудь точное определение важнейших экономических понятий, установленных самим же марксизмом, например, производительных сил и производственных отношений. Этот крупный теоретический изъян послужил причиной полной неразберихи и совершенного ступора экономической теории социализма в 20-х годах. Страстные и бесплодные дискуссии по этому поводу вспыхивали постоянно на страницах газет и журналов, разгорались в кабинетах ЦК партии вплоть до 30-х годов. Главный экономист и теоретик партии Бухарин, вдохновленный, по-видимому, заразительным примером Александра Македонского, взмахом меча разрубившего гордиев узел, решил также, разом, покончить со всеми разногласиями. Он объявил, что конец капиталистического товарного общества будет концом и политической экономии. Поэтому не нужно ломать копья и пытаться создавать новую науку – политэкономию социализма, потому как при его наступлении эта новая наука тут же благополучно скончается. Такая точка зрения была преобладающей в стране до появления в 30-х годах работ Н. А. Вознесенского, в которых он одним из первых начал реальную разработку теории социалистической экономики и ее основного начала – планового народного хозяйства. Под тяжким давлением идеологического пресса догматиков марксизма-ленинизма процесс создания теоретических основ экономической системы советского государства был растянут на долгие годы, и только в 1954 году(!) первый учебник политэкономии социализма увидел свет.
Таким образом, мы можем утверждать, что в теоретическом плане «Ленинский проект» построения социализма никогда не существовал.
Поиск практических основ проекта
Нам остается лишь выяснить – имелась ли у большевиков под рукой какая-либо руководящая линия, канва, в соответствии с которой можно было бы вести практическое осуществление проекта? И для окончательного ответа на поставленный в этой главе вопрос воспользуемся хорошей книжкой – учебником «Отечественная история», разработанным историческим отделением РЭА им. Плеханова под руководством Ш. М. Мунчаева. Авторам этой, сравнительно небольшой по объему книги удалось достаточно глубоко, точно и непредвзято изложить все ключевые моменты истории нашего Отечества. Вот несколько выдержек из описания интересующего нас периода – 20-х годов.
«К концу 1921 года были заметны успехи НЭПа… В 1921–1922 году было заготовлено более 38 миллионов центнеров хлеба, в 1925 – 26 году – более 89 миллионов. Поголовье крупного рогатого скота, овец, коз, свиней превысило довоенный уровень/…/ За период 1921–1924 гг. валовая продукция крупной государственной промышленности возросла более чем в 2 раза…»
Однако «в 1923 году страна столкнулась с серьезным кризисом, связанным с расхождением цен на промышленные и сельскохозяйственные товары («ножницы» цен), с недовольством крестьян складывавшимися экономическими отношениями с промышленностью/…/ Покупательная способность крестьян снизилась/…/ Если в 1913 г. крестьянин мог за один пуд ржи приобрести около 6 аршин ситца, то в 1923 г. – только 1,5 аршина…»
Очередной «исторический» XIV съезд ВКП(б) (декабрь 1925) стал съездом индустриализации.
«На XIV съезде Сталин впервые говорил о курсе на индустриализацию как о генеральной линии партии. Тогда же была сформулирована главная задача индустриализации: превратить страну из ввозящей машины и оборудование в страну, производящую машины и оборудование, чтобы в обстановке капиталистического окружения страна представляла собой экономически самостоятельное государство/…/
Однако ситуация складывалась неблагополучно. Переоценив успехи восстановления экономики, правительство наметило на 1925/26 гг. большой экспорт зерна и закупку на этой основе значительного количества иностранного оборудования. Однако объем заготовок оказался меньше намеченного. Сказались не только погодные условия, но и негибкая практика кредитования хлебозаготовок. Деревня вновь ощутила нехватку промышленных товаров. Ухудшению положения на рынке способствовал быстрый рост зарплаты и расширение масштабов капитального строительства.
Чтобы ослабить товарный голод, правительство пошло на сокращение вложений в промышленность, уменьшение импорта и увеличение сельхозналога /…/
В декабре 1927 г. состоялся XV съезд ВКП(б), который вошел в историческую литературу как съезд, провозгласивший «курс на коллективизацию». В действительности же на съезде речь шла о развитии всех форм кооперации, о том, что перспективная задача постепенного перехода к коллективной обработке земли будет осуществляться «на основе новой техники (электрификации и т. д.)», а не наоборот: к машинизации на основе коллективизации. Ни сроков, ни способов кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал /…/ Начало второй половины 20-х гг. прошло все еще под знаком расцвета нэповских принципов/…/
В то же время хлебозаготовительный кризис зимы 1927/28 гг. создал реальную угрозу планам промышленного строительства, осложнил общую экономическую ситуацию в стране.
Этот кризис во многом по своему происхождению, характеру и масштабам аналогичен кризису 1925/26 гг., но практические выводы оказались совершенно иными. По отношению к «держателям хлеба», прежде всего к кулацким и вообще зажиточным хозяйствам, были применены «чрезвычайные» меры, что, по существу, вело к свертыванию НЭПа в отношениях между городом и деревней».
Из приведенного обширного цитирования складывается устойчивое ощущение, что большевистское руководство страной как бы ощупью пытается найти твердый и верный путь в «светлое завтра», но это никак ему не удается. Больше того, эти судорожные попытки выбора пути схожи с ситуацией на потерявшем управление корабле, на котором, вдобавок, передрались все матросы и каждый, прорвавшись к штурвалу, старается закрутить его на собственный вкус, а корабль при этом только бестолково кружится на месте, обрекая команду на смерть.
Для подтверждения этого ощущения воспользуемся свидетельством активного участника тех событий – Н. И. Бухарина. Вот что он писал в уже упоминавшихся «Заметках экономиста»:
«И в то же время рост нашей экономики и несомненнейший рост
«Поставим теперь дальнейший вопрос: если у нас «кризисы» имеют как будто характер «вывернутых наизнанку» капиталистических кризисов; если у нас эффективный спрос масс шагает впереди производства, то
В этих словах Бухарина отчетливо слышна определенная растерянность от полученных в ходе начинавшегося грандиозного социалистического строительства первых неприятных сюрпризов. На горячие головы строителей коммунизма нежданно-негаданно свалились экономические кризисы социализма, безработица и прочие обычные напасти капитализма, о возможности которых ни Маркс, ни Ленин не предупреждали. Со страхом Бухарин спрашивает сам себя – а не объективный ли это, случаем, и ранее неизвестный коммунистам закон, вставший на их пути, против которого даже большевики бессильны? А если это так, то во имя чего было проговорено столько пламенных речей, исписано столько бумаги и пролито неимоверное количество невинной крови? По своей профессиональной привычке партийного пропагандиста он пытается предложить какое-то вразумительное обоснование происходящему, но делает это совершенно неубедительно даже для самого себя. И тогда он с последней надеждой утопающего обращается к высшему, для него существующему авторитету и единственному носителю истины – партии. Он лихорадочно пытается найти ответы на поставленные им самим вопросы в директивах последнего съезда и наталкивается, например, на такие «конкретные» указания XV съезда партии:
«Неправильно исходить из требования максимальной перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии, ибо это требование означает не только политический разрыв с крестьянством, но и подрыв сырьевой базы самой индустрии, подрыв ее внутреннего рынка, подрыв экспорта и нарушение равновесия всей народнохозяйственной системы. С другой стороны, неправильно было бы отказываться от привлечения средств деревни к строительству индустрии; это в настоящее время означало бы замедление темпа развития и нарушение равновесия в ущерб индустриализации страны»[15].
Отличная практическая рекомендация, в лучших демагогических традициях марксизма. Обычно бойкий Бухарин даже не осмеливается это прокомментировать, неуверенно призывает запомнить на всякий случай, а сам идет дальше. Но вот дальше открываются намного более серьезные и даже совершенно катастрофические вещи. В ряду многих Бухарин приводит следующую табличку и сопровождает ее своими комментариями, хотя в последних она совершенно не нуждается:
«Интересно проследить положение вещей на наиболее отсталом фронте нашей крупной промышленности, на фронте
Таким образом, дефицит (дефицит!!) быстро возрастает (возрастает!!) по всем решительно категориям потребителей!»[16]
Бухарин в который раз бросается за спасением к «мудрой» партии, но, как всегда, безрезультатно.
«Какую директиву давал на этот предмет XV съезд партии?
«В вопросе о
В области соотношения между развитием
Как мы видим, XV съезд партии был очень осторожен…»
А автор «Заметок» был очень деликатен и растерян, чтобы решиться наконец сказать правду о неудавшемся эксперименте и о гибельности замены конкретного дела пустой и бессмысленной фразеологией. Единственное, на что он решился, так это сказать:
«…мы должны прийти также к следующему выводу: мы и сами недостаточно осознали еще всю
Однако это признание прозвучало слишком поздно, партия уже давно потеряла инициативу и плелась в хвосте событий.
Надо подчеркнуть, что в приведенном фрагменте работы Бухарина речь идет о провальных показателях производства продукции черной металлургии – «хлеба» всей национальной индустрии, без которого о реконструкции народного хозяйства в условиях международной изоляции можно было бы спокойно забыть как о несбыточной мечте навсегда, а на всех планах индустриализации страны соответственно должны были быть поставлены большие и жирные черные кресты.
Глядя на приведенную табличку, незабвенный ельцинский премьер Черномырдин сказал бы: «Ну, опускается буквально все, и не только руки». У Бухарина и большевиков, глядевших на эту табличку, не только все опускалось, но и ледяной холод панического ужаса от осознания собственной беспомощности перед вновь открытыми «объективными законами», грозящими гибелью дела всей жизни, сковывал сознание и волю. Эта табличка, перемноженная на упомянутый выше хлебозаготовительный кризис 1927/28 гг., означала смертный приговор созданию мощной индустриальной державы и, в конечном счете, самому делу построения коммунизма в России. Страна быстро погружалась в цветущее болото торжествующего мещанства с его мелкобуржуазной философией хозяйчиков, которым было глубоко наплевать на святую для каждого коммуниста мессианскую идею об освобождении человечества от тысячелетнего рабства. Сытое «мурло» нэпмана лезло изо всех щелей и готовилось прибрать власть к своим липким рукам. И наоборот, «гегемон» революции – пролетариат – деградировал на глазах, начался обратный отток рабочих из промышленности в деревню, лишавший последней опоры партию большевиков. По этому поводу С. Г. Кара-Мурза сообщает следующее:
«…В результате началось сокращение доли рабочей силы, занятой в промышленности и торговле – процесс, несовместимый с индустриализацией. Доля занятых в промышленности к 1928 г. снизилась до 8 % (в 1913 г. – 9 %), занятых в торговле – до 3 % (в 1913 г. – 6 %). Напротив, доля занятых в сельском хозяйстве возросла за это время с 75 до 80 %. Шла, как говорили, «натурализация и аграризация народного хозяйства»[18].
Многие коммунисты были деморализованы. Все их громогласные обещания народу райской жизни, все бывшие на их вооружении стройные теории и законы, сами великие перспективы построения коммунистического общества обратились в прах при соприкосновении с реальной жизнью. Вместо небывалого экономического расцвета освобожденного от оков капитализма общества – постоянные кризисы, безработица и хроническая нехватка почти всего спектра продуктов промышленности и сельского хозяйства; вместо построенной по последнему слову науки и техники современной промышленности, без которой, по словам Ленина, социализм «немыслим», – кое-как работающие оставшиеся от капитализма полуразвалившиеся предприятия с деклассированной рабочей силой, из которой неудержимо «утекают» в деревню остатки квалифицированных рабочих. В руководящие органы партии валом шли письма – крики отчаяния рядовых коммунистов и рабочих. «Руководителю ВКП(б) И. В. Сталину…Жизнь сейчас есть не что иное, как болезнь. Так жить долго нельзя! И я думаю, что нужно предпринять какие-то меры для того, чтобы дать трудящимся кое-какие возможности жить…
Мы выросли намного! Дайте нам, что обещали и обещаете уже долгое время.
Аппетиты зарвавшихся нэпманов, партийцев и спецов нужно сократить, так как такая несправедливость в пролетарском государстве нетерпима, такого мнения большинство рабочих, которые также в трудный момент для республики Советов не щадили своей головы.
Дайте работу! Дайте хлеба! Дайте справедливости! Л. К. Хачатуров – рабочий»
В такой ситуации для православного человека остается только один выход – выйти на площадь, низко поклониться во все четыре стороны, затем упасть на колени и чистосердечно, до глубины души покаяться всему народу за введение его в трагический соблазн.
Но большевики были безбожниками, не верили в существование души, поэтому подвиг покаяния был глубоко чужд их природе. Да и не все большевистские руководители были склонны к отчаянию. Были среди них и волевые, закаленные в боях гражданской войны борцы. Они, подталкиваемые своими товарищами из низовых звеньев партии, были полны решимости продолжать борьбу в любых условиях. Они-то и выбрали Сталина своим лидером и доказали ему, что ради окончательной победы пролетарской революции готовы к беспрекословному исполнению любых его приказов. Для оправдания очевидных провалов в коммунистическом строительстве для начала были найдены «козлы отпущения» в собственных рядах в лице «правых» и «левых» уклонистов. Но поскольку и ребенку ясно, что от кабинетной демагогии партийцев пользы немного, но и вреда не больше, для пущей убедительности было организовано «шахтинское дело» с расстрельными приговорами. Обвиненные во вредительстве специалисты были представителями той самой черной металлургии и сопутствующей ей горнодобывающей промышленности, результаты деятельности которой произвели столь гнетущее впечатление на Бухарина.
Однако расстрелянием любого количества «вредителей» проблемы товарного голода, задачу широкого развертывания строительства современной индустрии, приобретения необходимого для этой цели оборудования было не решить. Именно поэтому у российского крестьянства в 1929/30 гг. не оставалось никаких шансов на то, чтобы уцелеть. В этот критический момент оно оставалось в стране единственным классом, единственной и самой многочисленной группой населения, которую можно было еще грабить. В этой связи очень наивно звучат мечтания некоторых сегодняшних публицистов о том, как бы мы хорошо жили, если бы партия коммунистов не трогала «кулаков» и воспользовалась бы рекомендациями Чаянова или Кондратьева с их идеями развития товарных форм сельского хозяйства на основе широкого кооперирования. Не было ни единого шанса для воплощения этих идей и проектов, так же как не было шансов для физического выживания их носителей. Иллюзии закончились, пустые дальнейшие надежды на сказочные урожаи были убийственны для пролетарского государства. Деньги ему требовались немедленно и в нужном количестве. А это могло было быть обеспечено только хорошо организованным, централизованным, насильственным изъятием хлеба у его владельцев. И под лозунгом: «к механизации сельского хозяйства на основе полной коллективизации» (т. е. прямо противоположным решению XV съезда) началась массовая коллективизация, т. е. массовое избиение крестьянства в России, организованное хорошо подготовленными, имеющими солидный опыт проведения подобных операций специалистами. Этот трагический момент отечественной истории И. Р. Шафаревич назвал крестьянской войной, в которой крестьяне потерпели поражение. На мой взгляд, ни о какой войне тут не может идти речи, т. к. подвергшаяся нападению сторона, разобщенная и отягощенная детьми, женами, стариками, хозяйством, не могла в принципе организовать сколько-нибудь достойного сопротивления мощной государственной машине. Скорее эта акция была похожа на внезапный бандитский удар в спину собственному народу, на который он не мог ответить. Последовавшие массовые выселения, голодомор явились причиной смерти сотен тысяч невинных тружеников и членов их семей, многие миллионы были обречены на бесконечные горе и страдания. С этого момента историческая основа России – традиционная крестьянская семья с ее патриархальным укладом, сохранявшаяся на протяжении столетий почти в неизменном виде вопреки всем царским реформам, была окончательно разрушена и исчезла навсегда. И именно с этого года Великого перелома начинается отсчет времени реального строительства СССР. В результате тотальной коллективизации свезенный в общие амбары хлеб легко и быстро изымался и тут же продавался за границу. Благодаря вырученной за хлеб валюте на СССР только в 1931 г. пришлось 1/3 мирового импорта машин и оборудования. Эти массовые закупки сделали возможным широкое развертывание строительства индустриальной базы страны, которая, в свою очередь, послужила мощной стартовой площадкой для фантастического рывка бывшей отсталой окраины Европы в мировые лидеры и позднее позволила стать СССР второй сверхдержавой мира.
Итак, на поставленный в самом начале этой главы вопрос можно ответить следующим образом. Первые 12 лет большевистской власти были потрачены большевиками на бесплодные споры и беспорядочные поиски дальнейшего пути революции, т. е. практически впустую. В этих лихорадочных метаниях нет и малейшего намека на выдерживание какой-либо руководящей линии якобы имевшегося у них генерального плана – проекта построения коммунизма. Если не считать энергичных действий по захвату и удержанию власти в начальный период еще при жизни Ленина, остальное время большевики провели пассивно, в бесконечном теоретизировании и фракционной борьбе. Непрерывно заседая и бесконечно дискутируя по поводу принятия бесчисленных и бесплодных директив и резолюций, они время от времени нехотя прерывались на ликвидацию то тут, то там внезапно вспыхивающих острых проблем реальной жизни в собственной стране, но в основном были поглощены нетерпеливым ожиданием пришествия мировой пролетарской революции, которая и должна была решить, по их мнению, все неприятные текущие вопросы. Однако мировой революции не случилось, а марксизм-ленинизм оказался к тому же вовсе не наукой, и уж тем более не практическим руководством, а всего лишь идеологией, притом далеко не всегда убедительной и логичной. И хотя эта идеология была великолепно подогнана к вековому стремлению народа к добру и справедливости, она, как и любая другая идеология, не могла давать практических рецептов и формул для повседневной жизни. Тем не менее большинство коммунистов продолжало тогда свято верить, что вот-вот случится чудо и вся страна в едином порыве заработает по-новому, по-коммунистически и наконец-то прольются громогласно обещанные ими народу молочные реки с кисельными берегами, триумфально возвеличивая и победоносно завершая их революционный подвиг. В это время страна, благодаря НЭПу, была практически предоставлена сама себе и понемногу восстанавливала разоренную экономику с помощью ограниченных государством, мелкотоварных, но все же тех самых капиталистических методов, которые медленно, но неотвратимо возвращали ее в лоно махрового капитализма. Увидев в конце 20-х полный крах своей пассивной прежней политики и ясно надвигающийся конец пролетарской революции, не желающие мириться с поражением большевики решились на последнее остававшееся у них средство – разорение крестьян, на чьих костях и было вскоре начато настоящее, активное строительство страны под названием СССР. С этого момента коммунисты, уже не оглядываясь на догмы марксизма, решительно двинулись вперед по неведомому пути, увлекая за собой добровольно или насильно все остальное население огромной страны.
4. Выводы
Подведем итоги полученных нами в этой части результатов.
Первое: признаки социализма отсутствовали в позднем СССР в «суперквалифицированном» большинстве (из восьми названных шесть отсутствовали полностью), поэтому поздний СССР ошибочно называть страной развитого социализма. Это косвенно подтверждают события 60-х, когда китайская пропаганда обвинила КПСС и, соответственно, руководство СССР в ревизионизме марксизма-ленинизма и измене идеям социализма-коммунизма. У нее были для этого веские основания.
Второе: кроме гневной критики существующих порядков, пламенных призывов покончить со старым миром и страстного желания на его обломках построить сказочный коммунистический рай в коммунистической идеологии, как и в любой другой, изначально не существовало никаких, в прямом смысле этого слова, проектов или планов построения социализма-коммунизма. А это означает, что некому, негде и нечего было искажать и извращать в ходе строительства СССР и что построенное ценой огромных народных жертв в экстремально тяжелых условиях государство являлось плодом коллективной работы и коллективного творчества огромного числа простых людей, составлявших народы бывшего СССР, а вовсе не результатом воплощения планов гениальных провидцев.
Нормы и правила передовой организации медицинского обслуживания всех слоев населения от столицы и до самых глухих окраин; эффективные профилактические меры по борьбе со всевозможными заболеваниями; методики преподавания в начальной, средней, высшей школе и новую организацию научно-исследовательской деятельности, принесшие стране и миру высочайшие достижения в науке и технике разрабатывали и успешно внедряли в жизнь не коммунисты на своих съездах, а самые обычные завлабы, беспартийные служащие самых заурядных районных больниц и отделов образования, не оставившие истории своих имен, но самоотверженный труд которых именно в своей массе дал выдающиеся результаты. Достижения именно простых, преданных своему делу советских людей в медицине, образовании, науке и технике были признаны одними из лучших в мире. Они позволили некогда огромной отсталой стране с нищим, неграмотным населением, проживавшим в практически средневековых условиях, встать за пару-тройку десятилетий в строй самых передовых и развитых в научно-техническом отношении стран мира. Сам С. Г. Кара-Мурза в своей книге «Советская цивилизация» полностью подтверждает именно такой процесс создания СССР:
«В советское время через школу и прессу в массовое сознание вошло очень упрощенное представление о том, что советский строй создавался исключительно в рамках