Орлы златого века Екатерины

Алексей Чопорняк

Орлы златого века Екатерины

ПОЭМЫ

ПРЕДИСЛОВИЕ

История – хороший человек – ВОТ СМЫСЛПОСЛОВИЦЫ ФРАНЦУЗСКОЙ,НО СПРАВОСТИ ЕДВА ЛИ ТЫ НАЙДЕШЬВ ИСТОРИИ, В ОСОБЕННОСТИ РУССКОЙ.Не с вами нам историю судить, —Ведь у нее свои законы.Но суждено в истории нам жить —Иль Геростратом иль Наполеоном.И потому мы взгляд не можем оторватьОт века золотого Катерины.Орлами окружить сумела вкруг себя,Достигнув императорского чина.Из них мы остановим выбор лишь на двух —На большее едва ль запал у нас найдется.Но галерея образов-екатерининских орловОтсюда только лишь начнется.

АРХИСТРАТИГ СУВОРОВ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЭМА

ПРОЛОГ

Кто властвовал над миром,Чинился на пирах,Давно уж обратилсяВ забытый всеми прах.Но прах великих предковНам дорог, мил и святИ их потомки нашиЗабвенья не простят.Пусть тень великих предковРоссию осенит,В них оживет история,И прах заговорит.Знаком ли вам вот этот лик?Бесследно не исчез он в мире теней,И для друзей и для врагов РоссииСуворов грозен и велик,Какой же исполинский генийБыл этот немощный старик!Суворов – это символ,Суворов – Талисман,Он Богом и историейНам и России дан.Легендами овеянЕго был каждый шаг,Великий полководец,поэт или чудак?Словесности изящной ценитель и знатокЦенил превыше властиСолдатский котелок,Когда в кругу бивуачном,В ночи, в дыму костраПохваливал кашицу кипящего котла:–  Помилуй Бог, кашица превыше всех похвал,Вкусней ее, признаюсь, я в жизни не едал.Богатырям солдатам был сам отец родной,С ним шли в огонь и воду,А он за них горой,Он вызывал насмешку вельможи на пирах,Зато врагов России бивал он в пух и прах.Природою тщедушен, хил, бледен и костляв,Имел неукротимый, кипучий дух и нрав.Отцовское наследство – заношен плащ до дыр,Под ним подчас скрывалсяНаш чудо-богатырь,И в юности и в зрелые годаон с ним, как с старым другом,Не расставался никогда.Носил его в бою, в походе,И в дождь, и в зной, и при любой погоде,Когда под пулями на скакуне он мчалсяСквозь визг картечи, стоны, крики, дымИ чудом оставался он цел и невредим,то плащ тогда казался небесной парой крыл,Как будто на дракона мчалсясразить его копьем Aрхангел Михаил.

ПРЕДКИ

Хоть шведская текла кровь в жилах,Суворовых людей служилых,Был род известен на РусиКого ты только ни спроси,Как слуг царевых преданных и верныхВ делах своих нелицемерных,И в жертву каждый был готов принестьк подножию российского престолаСвое здоровье, жизнь и честь.Иван Парфентьевич, прапрадед,Под Дубной был убит в расцвете лет,В войне, теперь уже забытой,России с Речью Посполитой,А сын его родной, прадед Суворова,Оставшись круглым сиротой,Хоть в люди выбился, но так или иначе,В чинах высоких не достиг удачи.Не по протекции отца,В приказе царского дворцаСвой хлеб снискал в поту лицаОн в скромной должности – подьячий,В трудах всю жизнь свою провел,Двор на Никитской приобрел.Иван Григорьич, дед родной,Царю Петру до гроба состоя нелицемернопреданным слугою,Преображенским тайным ведая приказом,В первопрестольной в корне истреблялКрамольную стрелецкую заразу,Цареву следуя строжайшему наказу,И не ослушавшись ни разу,Допрос с пристрастием учинял,Что значит, пытки применял.Царь Петр, заслуг не забывая,Слуг преданных своих любя и сберегая,Монаршей милостью своей не обделял,Живейшее участие в судьбе их принимая,Суть дела живо понимал.И, как отец родной, по-царски щедро мог наградить,А за вину отеческой рукою зело и злопоколотить дубинкой резвою своею,Зато измены не прощал и самочинно головы срубалпреступникам, изменникам, злодеям.И дед Суворова отцу,тогда еще безусому юнцу,Отеческих не нарушая правил,Блестящую протекцию составил.Тот по его прошению ПетромБыл взят к на службуДенщиком.В его обязанностей кругНемногочисленных услугЦарю входило оказанье.Не ждал Василий приказаньяИ не боялся наказанья,Поскольку вскоре знал наперечетИ что царь ест и что он пьет,Когда ложится и встает,Тем более что ПетрК себе особого не требовал вниманья —Едва ли был чета всем нам,Ведь он любил все делать сам.И вскоре он Петра стал настоящей тенью,В царевы тайны посвящен,Не раз он с честью выполнял его особы порученья,Чем заслужил петрову похвалуИ первую завистников хулу,И не по щучьему веленью или чьему-нибудь хотенью —Bcей статью глядя молодцом —Стал при дворе значительным лицом,Признанье вскоре получил решительный талант,Василий – царский адъютант.Способности его раскрылись рано,По указанию Петра с французскогоон переводит труд Вобана.И все ж при всех своих талантахХодил он долго в адъютантах,Был далеко совсем не простЕго карьерный и служебный рост,С кончиною Петра и вовсе удален был от двора.И лишь екатерининским указомвчерашний и опальный адъютантВ Преображенский полк лейб-гвардиисержантПо должности назначен.И все ж был тот служебный рост бесспорною удачей.Нет внятных для того причин,Но первый офицерский чинОн получил совсем в преклонны лета,Уж при дворе известен, в высшем светеИ признан был – как ныне говорят – в авторитете.Хоть в гвардии он службы срокКо времени тому отмерил уж немалый,Да и служака был удалый,Служебный взлет —Пусть не покажется нам странным —Свой пережил совсем немолодым, уже седым —При воцарении императрицыАнны ИоанныНе дрогнул он под пристальнымИмператрицы взором,С достоинством проверки все прошелИ был назначен обер-прокурором.Империи законов прокурорВасиль Иваныч наш Суворпочти что десять летСтоял на страже —И был, быть может, чересчур суров,И все ж не наломал притом ни разу дров, —Не допускалказны и государева имуществарастрат и распродажи,Отечества был верный сын —Прихватизации,Что обокрала нас – бы он не допустил.А по указу императрицы ЕлизаветыСовсем в преклонные уж летаС учетом возраста, заслугИ прочих жизненных причинОн выслужил и генерал-майорский чин,И в чине этом в бозе он почил.Ну что ж, всему свой час и срок,Весь мой рассказ пока лишь был пролог,Душой я тороплюсь и сам того не скрою,Скорее перейти к повествованью о героеВы не ошиблись, это он,Суворов – гений всех времен.

МАЛЕНЬКИЙ ГЕНИЙ

Средь ночи к бабке-повивалкеВ окошко кто-то постучал,И чей-то голос прокричал:«Вставай, Матвевна, барин ждет,Стоит коляска у ворот».Она в ответ: «Да погоди,Зайди, хоть дух переведи».А ей: «Уж нечего годитьПриспело барыне родить».Помчались вскачь. Вот барский дом,Все фонари горят кругом.Уже навстречу ей бегут,Куда-то за руку ведут:«Cюда, направо, в эту дверьИ вверх по лестнице теперь.Уж роды начались, молись,За ремесло свое берись,Роженице помочь поторопись».Недолго роды продолжались,И крики радости раздались.На божий свет явитьсяОна младенцу помогла,К себе на руки принимала,Высоко в воздух поднималаИ показала всем кругом:«Герой-то наш, гляди, с пером!».То знак судьбы? Судите сами,Через неделю в сельском храмеНоворожденный был крещенИ Александром наречен.Вот годы детские прошли как сон,И вскоре уж подросток он,В свою мечту он с детства погружен.Заглянем же в усадьбу родовую,Чтоб Сашу юного понять,Нам детство нашего герояПодробнее придется описатьХоть барчуком был Саша по рожденью —Отец имел трехсот крестьян —В его примерном поведеньеЕдва ль усмотришь ты изьян.Здоровьем крепким одаренПриродой вовсе не был он.Был тощ, хил, бледен и костляв,Зато имел неукротимый нрав,Но и поныне тайна свята,Кто первый искру заронилИ сердце в нем воспламенилОдним желаньем – стать солдатом.Чтоб ворогов России побеждать,Он начал волю закалять:В любую бурю-непогодуОн окна настежь растворял,Под тонким одеялом спал,Проснувшись, делал упражненья —Ряд гимнастических движений,Водою ледяною обливался,Народ дворовый на него глядел и удивлялся.С безусой юности и до последних днейРежим столь строгий соблюдал,Чем современников немало изумлял.Как дворянину быть прилично,Любил  Отчизну безграничноИ для нее без лишних словБыл жизнью жертвовать готов.Любил леса, поля и горы,Ее безбрежные просторы,По бездорожью напрямикСкакать на лошади привык.Нередко даже и во снеОн скачет в поле на коне.Вся жизнь была дана ему —Полет во сне и наяву.Благодаря своей судьбеБыл предоставлен сам себе,Крестьянских сверстников любилИ дружбу крепкую водил.В их играх, спорах или дракахВ походах в чащах, буеракахВсегда участье принималСлучалось, умывался кровью,Никто его не донималСлепой родительской любовью.А вот почти что ничегоНе знаем мы о матушке его.В семье дьячка его рожденье,Она звалась Авдотья Федосеевна,Кротка, благочестива и тиха,Зато нашла лихого жениха.К причастию христовым тайнам и дарамДетей водила в сельский храмИ с детских лет считала нужнымпривить им навыки церковной службы.глубоко веруя, что в воспитанье главно —Быть христьянином православным,Причем на деле, а не на словах —Все дети пели на хорах.Но пробил грозный час, и судеб рокПерешагнул родительский порог.Авдотья Федосевна еще одну дочурку родила,А вскоре вслед за тем и померла,Покинула душа измученное телоИ птицей в поднебесье отлетела.Однажды в гости приезжал к отцу в усадьбу Ганнибал,Его старинный друг, в отставке генерал,Арап и крестник он Великого Петра.Тут, как на зло, оказия случилась,И колесо у брички отвалилось,А до усадьбы оставалося лишь полверсты с вершком,И старику пришлось идти пешком.Дорога тут выходит на бугор,И перед ним открылся вдруг простор:Необозримые леса, луга, поля,Вдали течет река – весь мирный сельский вид,А солнце, как назло, нещадно так палит.И видит он ватагу ребятишек,По виду по всему – сражение мальчишек,Игра в войну, их крики нарушали тишину,Царившую кругом, и барский домУже вдали виднелся за холмом.Сраженье не на шутку разыгралось,И партии одной так здорово досталось,Что улепетывать куда глаза глядят пришлось,Надеясь лишь на русское авось.И вдруг какой-то мальчуганНа лошади верхом,Рубаха надувалась пузырем,Наперерез бегущим поскакал,Крича им что-то, – он не разобрал —Те бег замедлили, остановились, опомнилисьИ в бой опять пустились,А юный полководец то и делокоманды подает направо и налевоИ в бой свои войска решительно ведет.Противник вдруг запнулся, дрогнул, отступилИ по полю рассеян был.–  Вот так баталия идет! – промолвил генерал. —Какой сражения внезапный поворот!Оно, конечно, не Полтава,Но полководцу и войскамК лицу и честь и слава!И вскоре генерал, сняв сапоги, отдав их казачку,идет пешкомИ, утираясь клетчатым платком,В усадьбу друга входит босиком.
Ему навстречу уж спешит хозяин,Старый друг Василий,Уж не в расцвете лет,Но в крепости еще и в силе.Они обнялисьИ троекратно тут облобызались.Под сенью липдрузья за праздничным столомУж чарки пенные за здравие друг друга подымаютИ о делах давно минувших дней,Деяниях Великого Петра за чаркой вспоминают.–  А где же Александр, наследник твой?–  Гуляет, наверное, в войну опять играет,Не повзрослеет все никакВсе мнит себя стратегом, вот чудак!А вот и он, идет хромаетВелю его позвать. – Повремени, пусть отдыхает,Попозже сам к нему зайду.–  Позвольте, с вами я пойду.Старик Степан, Суворова дворовый дядька,Во флигелек к нему дорогу показать собрался,И разговор такой меж ними состоялся:– Давно ль у барчука ты дядькой служишь?Да по тебе видать – что вовсе и не тужишь.Или, может быть, придирчив, строг?–  C пеленок, почитай. Помилуй Бог, душонкаангельская, барин.Совсем наоборот, какой там строг, уж слишком добр,не то что наш сосед-татарин.Жалеет нас, дворовых, не по-барски, и щедр бываетчересчур, по-царски,Не требует услуг, ни одевать ни раздеватьСебя не позволяет – солдатом хочет быть,Он это твердо знает.Тогда за мною, говорит,Уж будет некому ходить.Одна беда – уж больно много книг читает,Лишь голову себе напрасно забивает.

(Входит к Александру).

–  Позволь обнять тебя, мой юный друг!Баталии я нынче был свидетельИ полководческих твоих заслуг,И за победу, думаю, лишь только ты в ответе.В стратегии, я вижу, искушен.Ба! Сколько книг кругом! Как будто вижу сон!Не верю я глазам своим: Плутарх, Корнелий,Непот, Конде, Монтекукуле, тут же и ТюреннИ Македонский Александр и Юлий Цезарь,сам Ганнибал.Неужто всех их залпом прочитал?! —Когда меж ними речь зашла тут о сраженьепод Полтавой,То Александр о нем подробно рассказалИ битвы план при этом показал,План этот был начертан им самим,И Карл Двенадцатый в нем выглядел не генийПоскольку допустил в нем целый рядОшибочных движений.–  И где же ты все это прочитал?–  Нигде я не прочел, я думал, размышлял.–  Мой мальчик, – Ганнибал тут заключил его в своиобъятья, – в познаниях своих ты выглядишь таков,что превзошел всех наших стариков.Признаться, одного я не могу понять при этом,Но как все это может быть,Что, будучи в столь малых летах,стратегий тайные пружиныты cмог так глубоко постичь.Повержен, поражен, расстроган!Отмечен ты перстом судьбы и Богом! —С словами этими тут Сашу он поднялИ крепко в лоб его поцеловал.Старик и мальчик – тот как будто в этот миг подрос —тут оба не смоглиСдержать счастливых слез. —–  Но кем ты хочешь стать? Поэтом, дипломатом?–  Дражайший дядюшка, мечтаю стать солдатом!–  Солдатом? Удивил! А знаешь ли, мой друг,Что выбрал ты из всех земных наукТруднейшую!Как много требует она уменья, знаний, мук,Разлук, переживанийи даже – крови и страданий!И в слякоть, в дождь, в пургу и в летний знойТы должен быть готов вступить с врагами в бой.–  Моя заветная мечта —служить России свято,скорее взрослым стать,Надеть мундир солдата.Царю, Отчизне, Богуготов служитьИ, если надо,на поле брани голову сложить.–  Но мне сказали, будто ты здоровьем хил.–  Не верьте, дядюшка, тому, кто это говорил,А лучше посмотрите,да уж потом свое вы мнение скажите.

(Кувыркается, идет на руках, прыгает и встает на ноги).

–  Да ты и в самом деле молодец! Не сомневаюсь,Что из тебя лихой получится боец!Теперь пойдем, заждался нас отец,Мы засиделись тут. Ведь нас уже в гостиную зовут.Верь, слово, данное тебе, я не сдержать не смею,Не будь я Ганнибал,коль батюшку уговорить я не сумею,Однако нам пора, пусть осенит нас тень ВеликогоПетра!

(Обращается к Василию).

–  Ты нас заждался, старина,И полон кубок мой винаТеперь послушай: cыну твоему,как ты просил,Строжайший я экзамен учинил,Скажу тебе по чести и без лести,Он в знаниях гораздИ превосходит всех нас вместе,Он скоро всех нас превзойдет в умении и силе,Гораздо дальше нас с тобой пойдет,Слова мои попомни, друг Василий!
Я верю, что Великий Петр,когда бы был он в этот миг средь нас,На сына твоего орлиный поднял глаз —Запишем мы его в гвардейский полк,Из парня, верю, выйдет толк,Ну не испытывай терпенье,Твое он ждет благословенье!

(Обращается к Александру).

Вставай скорее на колени,Проси, как если бы стучался в двери рая!

(Александр становится на колени перед отцом).

–  Благословите, батюшка!–  Благословляю!

КАПРАЛЬСТВО

Да, прав был Ганнибал-старик,Как Сашина судьба переменилась вмиг.В благословении отца таилася большая сила,И тень Великого Петра отрока осенила.О Ганнибале пусть навеки память будет свята,Не дрогнула отцовская рука,Так в одночасье отрок стал солдатомВ Семеновском лейб-гвардии полку.Поклонимся же в ноги старику!Но должен я упомянутьОткрыто, без утайки,Суворову солдатской лямкиИ вовсе не пришлось тянуть,Поскольку он, документально знаем точно,Три года прослужил заочно,В казарме дня и одного не жилИ в караулы не ходил,Трудясь, осваивал военные наукиВ имении отца, не покладая руки, —Параграфом петровского уставаДворянский недоросль имел на то незыблемоеправо —Но не забыт Суворов был полком,Поскольку в списках значился отпускником,Свою действительную службуНаш юный полководец и поэтНачнет лишь в восемнадцать лет,Явившись рано утром в штаб полка,Прибытье доложив отпускника.Он поражает всех примерным рвеньем,Солдатских в освоении наукстараньем и уменьем.Уставы назубок все зналИ вскоре он уже капрал.Самим уж фактом своего рожденья,Дворянского происхожденья,Суворов был герой с пером,Капрал с фельдмаршальским жезломПока что в ранце за спиною,Хранимый Богом и судьбою,И твердо знал, что поздно или раноНайдет его на поле бранном.За время своего капральстваСуворов не перестаетДонельзя удивлять свое начальство,Не похвалы подчас встречая – укоризны,По-прежнему ведет спартанский образ жизни,Минуты времени он даром не терял,Все силы службе отдавал.Примерным рвением он в службе отличалсяИ в экзерциции – науке строевой – он вскоростиС бывалыми солдатами сравнялся,Ни в чем не уступая им, —Наверно, потому и был непобедим.В заботах и трудах армейских ежедневныхСуворов трудится не покладая рукИ с тем же рвением и тщанием отменным,Весь день свой расписав буквально поминутно,В шляхетском корпусе кадетском сухопутномПроходит полный курс наук.Искусно воинское дело разумея,Ружье он называлЛюбимой женушкой своею,Всегда с ним неразлучен был,когда и ел, и пил, и спал,Никто еще такого не видал.В казарме, на плацу, в походеИ в дождь и в зной – в любое время годаС солдатами своими не разлей вода,Все общее у них – и радость и беда,По службе строг и никогдаНе вел себя за панибрата,Любил и уважал он русского солдата.Зато вне службы онС солдатом друг и брат,За промах укорит, успеху рад,Напрасно время тратили друзья,Его к застолью зазывая,Ему дороже кущи раяБыла солдатская семья.Зов сердца – не указ начальства, —вот главный смысл его капральства.Как раз тогда он начал постигатьазы своей науки побеждать.Однажды полк, как верный пес,Охрану Петергофа нес,Суворов – раннею весною это было —тут заступил на пост у Монплезира.Императрица ЕлизаветаС немногочисленною свитою своеюГуляла по аллеям парка.Уж грело солнышкоИ становилось жарко,Хотя прохладный дул весенний ветерок.Осталося для нас загадкой,Чем юноша привлечь императрицу мог.Наверно, так оно и было,Свой взор она на нем остановилаБыть может, потому что не зевнулИ лихо взял на караул.–  Гвардеец бравый, вижу я,А как фамилия твоя?–  Капрал Суворов Александр.–  Сharmant, charmant.Не сын ли обер-прокурораВасилия Иваныча Сувора?–  Так точно, сын его родной.–  Не скрою, слышать очень рада.За службу вот тебе награда,Возьми на память, —В знак милости кивнулаИ рубль серебрянный капралу протянула.–  Стараться рад, но должен отказаться от наград,Устав брать часовому на посту подарки запрещает.

(Елизавета – сопровождающей свите).

–  Хоть молод он еще,Но службу крепко знает.
Чтоб совесть у тебя была чиста,Возьмешь мой сувенир, как сменишься с поста,Служи и впредь мне верою и правдой,Старайся честь свою не уронить,Достоин будь отца, чтобы его ничем не огорчить,Тебя я постараюсь не забыть.С улыбкою к ногам его награду положив,Со свитою своею удалилась.У Александра сердце колотилось,Еще чуть-чуть, оно б остановилось!Елизаветы рубль, поцеловав, он спрятал на груди своейИ бережно хранил реликвиюДо самых до последних дней,С слезами на глазах об этом вспоминая,Императрицы память оживляя.

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

В отличие от сверстников своих,Уже полковников и даже генералов,Суворов, долго проходив в капралах,Довольно поздно получилСвой первый офицерский чин.Румянцев, будущий его начальник,По возрасту почти совсем еще был мальчик,Стал генерал-майор от родуВсего лишь двадцати двух лет,А Салтыкову генерала эполетыЛегли на плечиНа двадцать пятом от рожденья лете.Суворов не был огорчен, казалось, темИ не завидовал нимало.–  Вы не печальтесь, батюшка, —Говаривал, бывало,Наш Александр отцу не раз, —Настанет, верю я, мой час,Придет и мой черед,Я иль погибнуИль через всех их перепрыгну, – Он слов на ветерне бросалИ обещанье, данное отцу, сдержал.Фельдмаршалом Суворов стал,Чей чин пожалован ему на самом пике славыЕкатериною за взятие Варшавы.Нет, не в тиши безмолвной кабинета,Не в келье одинокого поэтаСуворова военный генийКовался на полях сражений.И вотсвое крещенье получит онлишь в тридцать первый от рожденья год.Он за фортуной гнался по пятам,И случай вдруг явился сам.В огне войны пылает пол-Европы,Уж бороздит поля не плуг – окопы,Уж за сраженьем следует сраженье,Как мы б сейчас сказали,Идут жестокие бои на пораженье.А на границах западных России,Как призрак, вдруг грозный Фридрих появился,То был судьбы бесспорный знак,Талант Суворова раскрылся.Как Фридрих изьяснялся сам:«Не могут орды дикие РоссииСопротивляться благоустроенным войскам».Суворов был крещен в сраженье Кунерсдорфском,В нем русские войска с неслыханным упорствомСтояли насмерть под губительным противника огнемИ каждую отстаивали пядь,Но не хотели отступать.Сам Фридрих вынужден потом признать,Что русских можно перебить,но невозможно победить.Итогом Кунерсдорфского сраженьяЯвилось Фридриха с позором пораженье.О боевом Суворова крещеньеПодробностей для нас история, увы, не сохранила.И все ж, сомнений нет, сражался он с врагомС присущими ему бесстрашием, стойкостью и пылом.Героя боевой медалью награжденье —не лучшее ль сих качеств подтвержденье?Гласила надпись на медали: «Победы в честьнад прусаками».Такой решительной победойДля наступленья на БерлинПуть русским настежь открывался,Суворов в том ничуть не сомневался.Ведь карта Фридриха на поле боя бита,Все войско наголову разбито,Пропало все! Один! Совсем один!И орды русские вот-вот нахлынут на Берлин,К тому же, Фридриху ждать помощь ниоткудаИ можно лишь надеяться на чудо.Как тут быть?И хочет на себя он руки наложить.Объята паникой вся прусская столица —Глаза у страха велики,И обывателю давно уже не спится:«Нам в скорости наступит всем капут,коль штурмом русские на нас пойдут».В предчувствии неизбежного концаТут Фридрих королеве шлет гонца,Повелевая ей как можно поскорееИз столицы со всем семейством спасаться бегствомза границу,Не ожидать, когда вернется сам,Архивы переправить все в Потсдам.Нежданное спасение приходит,Вдруг войско русское без выстреланазад отходит.Все радостно друг другу восклицают:«Неужто русские без боя отступают!»На площадях, в гаштетах и трактирах,будто братья,Друг другу все кидаются в объятья.Что отступленье? Отступленье!Суворова осталось втуне мненье.Не слишком ли большая честь,Чтоб мнение Суворова учесть?полковника был очень низок чин,И наступленье на Берлинне состоялось без указания причин.Но слишком рано Фридрих ликовал,Свое спасение торжествовал,И долго все еще его в кошмарных снахПреследует перед Россией страх.Он принял вид душевного недуга,И в том Суворова бесспорная заслуга.Отчаянной отвагою томим,Он рейды по тылам врагаКавалерийские лихие совершаетИ Фридриха опятьВ глубокое унынье повергает.Пусть смерть витает над Суворова главою,Свинцовый град за рядом косит ряд,Бросает в пекло, прямо в гущу бояСуворов свой стремительный отряд!Нет, не числом – отвагой и уменьемЗа поражением врагу наносит пораженье.Тщеславьем самолюбие тешитьСуворову, признаться, недосуг,Но все о нем заговорили вдруг.К нему лицом капризная фортуна повернуласьТеперь уж навсегда, не изменяя боле никогда.И что греха таить! Тут недругов сердцаЧервь зависти давай себе точить,Что тут поделаешь? Их хоть косой коси!Завистников всегда хватало на Руси!..

ОДИН ИЗ ЕКАТЕРИНИНСКИХ ОРЛОВ

Как быстро мчат года!Так было, есть и будет так всегда.За днями дни проходят чередоюИ в Лету все уносят за собою:Людей, событья, имена,Народы, страны, племена,Счастливые, лихие времена.Еще вчерапобедоносная война,В сильнейшем будучи разгаре,Сегодня вдруг прекращена.Причина:Императрицы ЕлизаветыВнезапная и горькая кончинаНаследника возводит на престол.В России царствует неслыханный доныне произвол,Противно русским нравам и укладуСплошь онемечивание всего и всяВедет страну к упадку и распаду.Петр Третий меньше чтил отца и матерь,Но Фридриха всегда был пылкий почитатель:Войск обучение он заменил муштрой,Он, внук родной Великого Петра,Всех верных слуг его отставил от двора,Но, в довершение всех бед,Своею собственной рукоюПеречеркнул плоды побед,Добытых столь мучительной ценою —в боях пролитой русской кровью!Вот час расплаты настает,В столице вновь гвардейский совершен переворотИ император вдруг пленен,И, ползая буквально на коленях,Мучительно и слезно просит онЕму взамен империи оставитьБолонку,скрипку, арапа и Воронцову-фаворитку,Нежданно смерть его в постели застает:Вполне достойная причина,Чтоб на престол взошла Екатерина.Век золотой ее правленья настаетВ стране, которую еще вчера считали полудикой,Громадной мощию безликойНа гвардии штыках она взошла не пьедесталИстории под именем Великой.По воле божией она – российская царица,Но по характеру – бесстрашная орлица,Скликает под имперский кровРоссии преданных сынов,Екатерининских орлов.Царицы ясен всем воинственный был норов,Все вскоре поняли без лишних разговоров,Один из них, конечно, был Суворов,Пока что для России в ожидании грядущихНевзгод, тяжелых испытаний, бедВо время мирное ковал он меч побед.Суворов уж не мальчик,Он дослужился до полковничьего чина,Не пройдена еще и жизни половина,А на груди медали, боевые ордена,А за плечами семилетняя война,Сраженья, контузии, раненья,Пока все это – лишь плацдарм для наступленья.–  Куда вы все торопитесь?Вас разве гонит кто? —Спросила как-то в разговоре с ним Като(Для подражанья потомству и недостойный,может быть, пример,Но это прозвище Екатерине присвоил в перепискес ней Вольтер – хоть для него и смело, но при двореоно хождение имело),–  Нет, государыня, совсем наоборот,я за своим героем гонюсь который год.–  Но кто же ваш герой, позвольте нам узнать,от любопытства я сгораю.–  Его ничуть я не скрываю – Гай Юлий Цезарь!За ним на крыльях я лечу,С ним славу разделить военную хочу!–  И что ж, догоните его?–  С твоею помощию, матушка-царица!–  Наверно, оттого вам по ночам не спится?Когда же, скоро?–  Когда вы в дело пошлетеверного слугу Сувора.–  А не хотите ли остаться в Петербурге, при дворе?–  Не слышу, матушка, оглох совсем, кхе-кхе,ну не могу никак остановиться, кхе-кхе, простылсовсем,мне б надо подлечиться.Горячим чаем, может быть, перцовочку развесть,Вот кашель одолел, как есть попариться быв баньке да и на печь залезть,Я б вылечил до разуЛюбую ни на есть заразу! —Такого от него никто не ожидал ответа,Грубейшего нарушенья этикета,Среди придворных вдруг раздался возмущенья ропот,По зале волны негодования, насмешек, колких словразнесся шепот:–  Как опрометчиво императрице возлагать надеждыНа неотесанного дерзкого невежду,Ей этого еще не доставало, —Но государыня была мудраИ укорять Суворова не стала.–  Я понимаю вас, – немного помолчав, к нему тутобратясь,Заметила Екатерина, —Болезнь – весьма серьезная причина.Настаивать себя я не считаю вправе,Да и на что бы было то похоже,Таких орлов, как вы, негожеВ столь душной тесной клетке запирать,Орлам положено летать! —И разговор на этом смолк,Суворов был отправлен в Суздаль в полк.Командовал полком семь долгих лет – тебе нипоражений ни побед.То лишь на первый взгляд. Здесь в Ладоге, в уединеньеготовится он к будущим сраженьям.Ведь сабля, коль не вынимать ее из ножен,И заржаветь однажды может.Суворов был, конечно, прав,Коль взялся он за воинский устав,В нем получили отраженье —Итог войны, победы, пораженья.Он нам известен в точном изложеньеИ назывался Суздальским учрежденьем,Его локальное названье и значеньеНас не должно ввести нисколько в заблужденье.Поскольку он соединил собойВсе ключевые звенья жизни полковой,И в мирном времени теченье и в боевоми ратном обученьеСолдату свято помнить надлежит:Одной безумною отвагойВ бою ему победы не добыть.Непобедима воинская рать,Лишь овладев наукой побеждать.Не предавать ее забвенью, небреженью,Невниманью,Не только в памяти незыблемо держать,Но упражненьем ежедневно подкреплять.А экзерциция – солдатское ученье строевое —Не менее важна, чем тактика веденья боя.Устав дает нам ориентир,Что значит ротный командир, —Отец родной, родная кровь —К солдатам истинну любовьнелицемерную имеет,Дотошно службу разумеетИх держит в строгом послушанье,К ним неусыпное вниманье и попеченье –День и ночьИ знает, чем и как помочь.И в лагере, в квартире, где случится,Пусть крепко ротному не спится,Порядок добрый соблюдать,За рядовыми наблюдать,Чтоб в провианте был достатокЧтоб хлеб печен был вкусен, сладок,День всякий – теплое вареньеСолдат имел без принужденья,На ужин свежее варить,Котел почистить и помыть.Служа примером командирам ротным,командуя полком пехотным,Его Суворов часто по тревоге подымалВ любое время суток,При любой погодеводил его и днем и ночьюИ вплавь и вброд,Через леса, холмы, овраги —чтоб впредьЛюбую трудность, препятствие любое солдат сумелпреодолеть.

НАУКА ПОБЕЖДАТЬ

Чутьем Суворов угадалИ на полях сраженийПротивника разгромом доказал,Что главною причиной неудач и пораженьяБыла инерция шаблонного мышленья.Эпохи той бездарности венец,Торжествовал в ней прусский образец,Всеобщим пользуясь почетом и вниманьем,Он был единственный предмет,Достойный слепо подражанья.И вся манера обученья войскОснована была не на уменье и сноровкеИ не на каждодневной тренировке,А на зубрежке и муштре,И превращала храброго солдатаВ бездушного тупого автомата.Был напрочь изгнан из души Господь-создатель,Взамен шпицрутен сталВ ней главный стержень, воспитатель.Вербовщиком за марки-гульденыЗадешево солдат приобретенИ в пушечное мясо превращен:«Вы что, собаки, жить хотите вечно?!» —В бою кричал солдатам Фридрих бессердечно.Побои, зуботычины и униженья —Вот смысл тогдашнего солдатского ученья.Пусть лучше пулей неприятеля убитым,Чем палкою капрала быть побитым.При Фридрихе военная наука,Шагая напрямик, зашла в тупик.Бездушное тупое отношенье,Бесчеловечность поведенья —Будь то капрал иль генерал —Себе по отношению к солдату позволял.Вся суть Суворова ученья —Сломать шаблонное мышленьеИ равнодушное к солдату отношенье,Чтоб русский православный духВ душе солдата не потух.Солдат не механизм, не автомат,Он чудо-богатырьИ черт ему не брат.Внуши ему, что на скакуОн может подковать блоху,И будет армия таких солдатВ сто крат сильней, чем прусский автомат.Какому быть солдату надлежит?Cуворовский наказ и ныне не забыт.Быть надлежит солдату решиму, храбру, тверду,Благочестиву, справедливу и не горду,Напрасно кровь не проливатьИ обывателя зазря не обижать,Он поит нас и кормит,Солдат российский не разбойник.Молись ко Господу,Ведь он наш генерал.Священник должен объяснить в беседе,У Господа – наш ключ к победе,Сломи врага неудержимым натиском в атаке.А суждено тебе на поле брани в дракеИ буйну голову сложитьЗа матушку царицу, дом Богородицы,За русскую державу —Святая церковь будет вечно поминатьИ к Богу возносить моленья,Чтоб упокоил он тебя в своих владеньях.Кто победил, остался жив,Тому и честь и слава.Суворова особенная статьВоплощена в науке побеждать.Сей катехизис, как урок,Солдаты знали назубок.Его стратегия военного искусстваОбъединяет веру, разум, волю, чувства,Отвагу, смелость, глазомер —таков российский гренадер.В плечах косая сажень, чудо-богатырь,Три, пять на одного – какая малость!Десятерых поднять на штык случалось.В любую бурю-непогодуПройдет бесстрашно сквозь огонь и воду,Оставшись цел и невредим,Не побежден, непобедим!Илья Попадичев,Суворовский столетний ветеран,Что больше у него – крестов, медалей или ран —Не знаю,Но на груди его суворовскую летопись победИ славу русского орудия читаю:Очаков, Кинбурн, Козлуджи, Прага, Измаили Альпы, наконец, —Вот мужества российский образец,Вот крепости и горные вершины,Которые наш чудо-богатырьПод скипетр императорской державы покорил.Орел двуглавый, с ветром и стихией споря,Простер свои крыла от моря и до моря.И вот теперь, спустя полвека,Уж весь как лунь седой,Суворова-отца, родного человекаОн вспоминал с сердечной теплотой:–  Мы взяли Прагу приступом, штыками,Лежала Прага перед нами.Построившись, полки стояли молча,Суворова мы с нетерпеньем ждали,В глубокой тишине не кашлянул никто,Не звякнули медали.Вот наконец под крики громкие «Ура»Суворов, наш отец, на скакуне верхомПеред полками появился,Лавиной крик «Ура» за ним катился,Тут он к нам с краткой речью обратился:«Ребята! C нами Бог! И Прага1 взята!И Богородица хранит российского солдата,Победа силы нам утроит:Она ведь дорогого стоит!Ура, ребята, всем ура,И каждый здесь из вас,В строю стоящий,На деле доказал на настоящем,Что не умеет отступать,Что овладел суворовской наукой побеждать.За одного ученого противник двух своих дает,Мы не берем,Он трех дает – опять мы не берем,Он четырех дает – возьмем,Пойдем и все равно противника побьем!Суворов твердо знал и много разПримером личным доказал:Победа или пораженье,А иногда исход сраженьязависит от того, удастся льВзять врага в штыки при наступленье.Науки побеждать заслуженный венецИ подражанья образецИ заповедь для каждого солдата и капрала,Что пуля – дура, штык же молодец,Народною пословицею стала.Как принял ты врага на штык,Упрись в него ногой, тащи свой штык назад —К нему враг не привык,Штыку твому не рад.Вокруг тебя опять врагов ватага,Ты уши прижимай,Не отступай ни шага,Ты смотришь вправо – видишь влево,Ты смотришь влево – видишь вправо,Второго, третьего на штык ты подымай,Преследуй и гони врагаДо полного в сраженье перелома,До полного врага разгрома.

ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ ПОЛЬСКИЕ ПОВСТАНЦЫ

Из года в год могущество Россиирастет стремительно, врагов ее пугая,Их втайне меж собой враждой соединяя.Блистательная Порта уж не за пазухою ли держиткамень?Восстания вспыхнувший шляхетский пламеньПрекрасный повод ей дает,Чтоб дать событьям пагубный России ход.Как раз в Подолии, в заштатном городишке Баре,где даже на постое не стоят солдаты,Вдруг разразилися дебатыСмутьяны – шляхта и магнаты —конфедерацию мятежную создалиИ на волне народного волненьяВооружили срочно ополченье,Ни слова никому не говоря,Законного чтоб свергнуть короля.О помощи тот молит русскую царицу.Как ей быть?Ответ ее: не медля гидру раздавить —Послать Суворова в шляхетскую столицу,Чтобы волненье погасить.А тут еще казаки, запорожцы, как на зло,Преследуя отряды польской шляхты,Ворались в приграничный городишко Балту,в чей-то дом,И учинили там погром,Разграбив между делом лавки турок местных,Исчезли в направленьях неизвестных.Султан турецкий, брызгая слюноюИ топая от ярости ногою,Велел издать указ,Не медля, чтоб на Русь идти священною войною,как повелел аллах,И зачитать его в мечетях, на базарах, площадях.Уж в церкви полковой молебствие кончалось,Все знали, черной тучей вновьОпасность на Россию надвигалась,Прервался мирной жизни ход,Событья приняли внезапный поворот.Знать, снова надевать солдатам надо ранцы,Закопошились польские повстанцы!И снова флейта песнь походную поет,И снова барабан тревогу бъет.Уж не войны – восстания пожар,Седлай же своего коня, гусар!Не отставать, ровнее строй держать!Вперед идет суворовская рать!И суздальцы, весь полк, его обозЗа тридцать днейбез малого проходят тыщу верст.До Польшы уж рукой подать,Костелы всем отчетливо видать,Тут полк на краткий отдых становился,К войскам Суворов с речью обратился:–  Богатыри мои, солдаты!Варшава перед вамиИ Богородицы покров над всеми нами,Противник наш – конфедераты —Католики, шляхта, магнатыВысоко знамя мятежаНад всею Речью Посполитой подымаютИ ненависть к России разжигают,Ужасный чинят произвол,Единоверцев, малороссов унижают,Их хаты, урожай сжигают,В храм православный не пускают,Ругают, бьют и оскорбляют.Спасения ища, несчастные, страдающие наши братьяС надеждой раскрывают нам свои объятья,Спасем же их от недругов, спасем!Не отдадим на поруганье, на стыд, позор, на растерзанье,Не пустим инославных на порог!Мы победим, мы русские солдаты!С нами Бог! —Но усмирение бушующей шляхетской фрондыВелось Суворовым в войне без линий фронта.Однажды, по пятампреследуя повстанцев в глубь лесов,Суворовский отряд – отчаянная горстка храбрецов —Недалеко от БрестаПанов в Орехово нагнал,Но сам едва в засаду не попал,Был окруженПревосходящим численно врагом,Дежурный офицер уж предложил сдаваться.–  Сдаваться? – Cуворов гневно закричал. —Напротив, будем драться!Арестовать! Под суд его, под суд! —Велел тот час поджечь Ореховку гранатой.Тут гренадеры взяли на штыкиИ в бегство обратили конфедератов.И лишь немногие при этом уцелели.Главарь Пулавский Казимир,Каким-то чудом избежавший плена,Ксаверий, брат его родной,Смертельно ранен выстрелом в упор,Вступивши в поединок с ротмистром Кастелли.Но стычки постепенно приняли характер затяжнойИ обернулись партизанскою войной.Суворов из конца в конецПо Польше рейды совершает,Врагов Отечества уздою усмиряет,Бунтовщиков он гонит по пятам,Существенный урон наносит тут и там,А по ночам в палатке полевойСвеча Суворова не гаснет до рассвета.Знакомьтесь, рассужденьяо войне с конфедератамиСтратега и поэта.Из опыта известно подтвержденье,Что лучшая защита – нападенье,Бунтовщиков гнать по следам горячим,Да разве может быть иначе?Не нанесешь противнику урон —жди нападенья от негоСо всех сторон.А кто они, твои конфедераты?Как мы сейчас сказали б, демократы,Весьма разноколиберный народ,А то и вовсе разношерстный сброд:Паны со всею челядью своей,Охотники из бывших егерей,Наемники из разных странИ кое-кто из горожан,Два-три евреяС поставками гешефтами владея,И даже был один цыган.Бунтовщики, судьбу свою кляня,Суворова боялись как огня.Поднявши на штыки, как на рога,И нанеся стремительно удар кавалерийский,Суворов по пятам преследует врагаИ не дает ему минуты передышки.Усеяв поле трупами врагов,Своих солдат он чудом сохраняет,Царица Богородица покровНад головами русских простирает.А уцелевших ляхов ветр судьбыК корчме под вечер к придорожной прибивает,Где пуншем гордый ляхПод сладкий стон зурныПлод горьких поражений заливает.А кони во дворе не досыта накормлены стоятИ теплою попоной не накрыты,И долго будет свет еще в корчме гореть,Туманами и росами укрытой.А утром надо вновь седлать конейИ снова уходить им от погони,И панночка, прильнувши у дверей,Услышит, как заржут прощально кони.Ах, кони, кони, кони вы мои,И жизнь моя – поводья на ладони,Зачем одни остались мне верны?Зачем меня несете от погони?

ИЗМАИЛ

Во всей истории сраженийПо неприступности рвов, башен, стен,По мужеству участников и драматизму схватки,По напряженью сил,Наверное, не встретишь битвыИ ревностной за павших в ней молитвы,Какой была за крепость Измаил.И Измаил отнынеМрачною скалою,Огромной тучей грозовою,Как призрак полуночный, нависаяНад бездною, над кручею Дуная,Расплатою России угрожая,Возвысился Османскою твердыней,Он как кинжал, приставленный к подбрюшию России,Захватывает дух, когда отсюда глянешь вдругТы на десятки верст вокруг.Султан Селим – и полководцы рядом с нимНадежды все свои связали с нею,С непобедимой крепостью своею.Cредь драгоценостей, как жемчуг самый крупный,Он крепостью казался неприступнойАнглийских мастеров, французских инженеровСтроительный фортификационый генийСтал воплощеньем лучших достижений.Семикилометровый мощный вал,Что гребнем чуть не в тучи упирал,Всю крепость ограждал собою,Высокой неприступною стеноюС глубоким у ее подножья рвом,До самых до краев заполненным водою.И семь одетых в камень бастионовСобой напоминали семь голов дракона,И даже у людей бывалых и служилыхПри виде сем кровь замерзала в жилах.Несокрушимость Измаила —Речной флотилии турецкой мощь и силаИ крутизна дунайского обрыва —Чтоб под прицелом день и ночь держатьДунайскую речную гладь.Но и ее пришел черед —На Богородицы покровОтчаянной отвагой русских храбрецовФлотилии турецкой мощь и силаВо глубине дунайских водБесславную нашла себе могилу.Но Измаил по-прежнему и грозен и силен,И пушками бендерский бастионПоспешно многократно укреплен,Над водами Дуная сохранив господство —Над русскими бесспорно превосходство.К тому ж осада Измаила затянуласьДвукратная попытка крепость штурмом взятьТяжелой неудачей обернулась,Так русский в воздух поднятый кулакДля нанесения врагу смертельного удараВдруг опустился и обмяк,С Россией раньше так не раз бывало,Когда решимости у ней не доставало.Я был бы тут отметить рад:Когда в армейском руководствеДела идут на лад,То это чувствует тотчас любой солдатИ, применяя всю свою сноровку,Мастерство, уменье,Настойчиво готовится к сраженью.Зато ему сполна хватает лиха,Когда в войсках царит неразбериха,Три главных высших командира, осадой ведая, —Имен не буду называть,Чтобы на память их хулы не навлекать —Из тайной гордости, боязниЗлых языков публичной казни —Чтоб невзначай не уронить честь русского мундира,Ведут себя надменно, горделиво.Тут – кстати иль не кстати – и у меня хромает стих,В отдельности взять каждого из них —Не скажешь ничего,Чтоб опорочить было чем его:Заслуженный и честный воинИ похвалы вполне достоин,Но могут ли ониВступить с врагом в смертельный бой,Коль не поладят меж собой?Раз в руководстве нет согласьяЗнай – безвозвратно улетитПобеды птица, радости и счастья!Несчастье слабую всегда отыщет точку,Не даром говорят, что беды не приходят в одиночку.Казалось бы, сама природаНа осаждавших ИзмаилВдруг ополчилась непогодой:В степь бессарабскую к дунайским берегамПришел декабрь с жестокими ветрами —Барьера нет для них на сотни верст вокруг —С насквозь пронизывающими холодами,К тому ж, кругом шаром хоть покати, дров нетуни шишаВ костер подкинуть, кроме камыша,И замерзает тело и душа.Одна шинель, и не во что теплей одеться,Когда спиртного нет, чтоб внутрь принятьИли хотя бы растереться.Лишь трубочкой, солдатской острой шуткоюиль прибауткой онпопробует подчас согреться,Никак нельзя солдату унывать,Чтоб в душу грусть-печаль не допускать.Но как не приуныть, пошли болезниПомрет, случится, новобранец —Тяжелый слишком для негоСолдатский оказался ранец —С кадилом и молитвой в дальний путьпо чину отпоет его священник полковой.Шинелькою своей его накроютИ тут же здесь в сырой земле зароют.А по степи воловьей тягой,Телегу волоча по ямам и оврагам,Из местных маркитантСолдатский доставляет провиантС большими перебоями и опозданьем,Что скоро обернется голоданьем.Насупротив, сорокатысячный турецкий гарнизонНакормлен и напоен, тепло одет, здоров,За крепостной стеной надежно прячась от ветровПо горло обеспечен провиантом, снаряженьем,На русских с нескрываемым презреньемС несокрушимой смотрит высоты,Как сможешь потерпеть такое униженье ты?Кто тут решенье принимает?Потемкин, генерал-фельдмаршал понимает:триумвират осадных генералов, изжив себя,Быть должен упразднен во что бы то ни сталоИ, более того, он даже одиозен,И покоренья Измаила план, сомненья нет,Для них был слишком грандиозен.Он твердо знал, такая сверхзадачаЛишь по плечу Суворовой удаче.И ордером 13 – 36, подписанным в Бендерах,Во властной для него манере,Чтоб его назначитькомандующим всеми корпусамипод крепостью осадными войсками,И никак иначе.Суворов, стремглав сто верст с конвоем проскакавПо зимней степи снежной, поседелой,Осадный лагерь заполночь нашел наполовинуопустелый.Тем, что в пути застал, войскам,Тотчас велел он развернуться,Отдав приказ назад немедленно вернуться.Весть о прибытии вождяМгновенно птицею весь лагерь облетела,И ликованию здесь не было предела,И на устах у всех звучало лишь одно:–  Штурм, братцы, будет штурм —Ведь сам Суворов прибыл к нам —Знать, жаркое начнется дело! —И в тот же день с солдатской быстротой,Уменьем и сноровкойСуворов проводит смотр своим войскамИ укреплений Измаила рекогносцировку.Сколь трудный выбор перед ним стоял:Осаду снять с измаильской твердыниИ не дерзать достойный туркам дать отпор,Cвободу рук им развязав отныне,Тем русских обрекая на позор.Такого униженья Суворов допустить никак не мог,Ему одно лишь оставалось —Штурм предпринять в предельно сжатый срок.Победы легкой тут не ожидать,Cлов нет, сильна суворовская рать,Но турок чуть не вдвое больше,Пусть даже грубо посчитать,К дунайской «Орду-калеси»Уж дважды русские ходили в наступленьеИ каждый раз терпели пораженье.И вот теперь уж близко, на подходе,На расстоянии дневного переходаЛюбимый им фанагорийский полкИдти за ним готов в огонь и водуИ в дождь, и в зной, и в непогоду.Суворов это знал и верил им,Фанагорейским храбрецам своим.К тому ж установилась тут сухая теплая погода,Светило солнце, ветер стих,Благоволила им, казалось, и сама природа.Весь лагерь ожил вдруг как муравейник,Суворовский солдат – не трус и не бездельник,Шутить не любит онИ досконально знает вдоль и поперекЕму порученное делоИ за него берется рьяно, дерзко, смело.Там далеко в степи,Подальше от враждебных глаз —Как мы сказали бы сейчас —Раскинулся учебный полигон,Под говор топоров, в заснеженной пыли,Как будто бы из-под землиРастет ну прямо на глазах макет – измаильский бастион,Точь в точь как настоящий он,Высоким валом обнесенИ опоясанный глубоким рвом.И до ночной поры стучат здесь топорыИ вырастает вражеский редут,Где чучела сидят – турецки янычары,В чалмах, широких шароварах,Сюда участники грядущего сраженьяФашины, лестницы несут,Конечно, и Суворов тут как тут.Примером личным он солдата обучает,На подвиг воодушевляет,Сам вяжет лестницы, стреляет,Фашины под ноги бросает,По лестнице карабкается вверхИ в янычара штык вонзаетИ тут же влезть другому помогает.На турок здесь готовится охотаЗа взводом взвод идет,за ротой рота,Саперы, егеря, пехота,Никто не тратит время зря,Такая вот у них работа!Стремительно час штурма приближался,Суворов верен слову оставался.Чтоб поголовного избегнуть истребленья,Последний шанс дает он туркам для спасенья,Вручив через казаков – депутатовАйдозле сераскиру ультиматум.«Сюда я с войском прибыл,Чтобы ИзмаилСвое существование как крепость прекратил,Даю вам сутки всем на размышленье,Не более, оружие сложить —Тогда и воля и спасенье.Но чтоб от верного уничтоженья вас избавить,Через Дунай всех обещаю переправить.Мой первый выстрел – уж неволяВам остается, штурм и смерть —Такая ваша доля».И к вечеру, когда погас светила свет,Суворову сераскир дал ответ:«Скорей Дунай в своем течении замрет,Вспять потечет, на землю небо упадет,Скорее встанут предки из могил,Чем сдастся русским Измаил.А русские собаки пусть в крепость сунуть только носпосмеют —подохнут все, от голода и стужи околеют».Ответ тот был зачитан в каждой роте —Осталось войску приступить к решительной работе.Осталось три часа до схватки,Но, прежде чем заговорит картечь,Дыханье затаив, совет военныхВ походной низенькой палаткеСуворова такую слышит речь:–  Нет, не забыли мы, конечно, —Два раза русские пытались крепость штурмом взять —И оба раза тщетно, безуспешно.Теперь же в третий раз нам пораженье не терпеть,Осталось победить иль умеретьИ голову сложитьЗдесь, под ее стенамиМне в этой схватке вместе с вами.Пусть слово каждого из васЗалогом станет в этот час, —Ответ Суворов долго ждать не стал,Ответ единогласно прозвучал:–  Штурм, штурм,Победа или смерть —одна для нас отрада —Другого выбора здесь никому не надо!План предстоящего сраженьяОдновременно брал в прицелТри фаса крепости – три главные удара направленья,И каждое из них – трех штурмовых колонн движенье,Их в центре крепости пересекая,Но всех важней удар —От берега Дуная.Сражение должно пройти две фазыИ не споткнуться ни на чем ни разу:Одна – чтоб захватить весь крепостной обвод:Вал, бастионы, трое крепостных ворот,Вторая – центр крепости и всех ударов здесьпересеченье —Остатков гарнизона плен, уничтоженье.Чтоб оценить суворовский военный гений,не хватит слов, эпитетов, сравнений,Суворов – он один во многих лицах —Непредсказуем он, никто с ним не сравнится,Он композитор, дирижер военного оркестра, суфлери исполнитель и главный за кулисами театра военныхдействий зритель.Талант Суворова соединял мгновенно фантазии полети математики расчет одновременно.Войска пошли на штурм в морозной предрассветной мглеС знаменьем крестным на челе,И Богородицы покров скрывал суворовских бойцовОт вражьей пули и ветров,Но Измаил не спал, он с напряженьем штурма ждал,час штурма выдал перебежчикиз черноморских казаков, чем после заслужил железаи оков.За два часа, в 5.30 до рассветаВзвилася в ночь сигнальная ракета,Войска пошли на штурм. ПоэтуМгновенья эти так близкиИ дороги о них воспоминанья,Как будто видишь пред собой:Идет в глубокой тишине за строем строй,Храня молчаньеС примкнутыми штыками,С знаменами и бунчуками,У них Россия за спиной,«Не правда ли, Москва за нами!»Над Измаилом тишина,Хранит молчание луна,То в облака ныряя,То вновь из них всплывая,Змеилася в ее лучах серебряная гладь Дуная —Обманчивая мирная картина,И слышна вдалеке лишь заунывная молитва муэдзина.Но разорвалась тишина —пришла кровопролитная война,Из башен стен и крепостных валовВдруг разразилась канонада —Неужто Измаила эскапада?Теперь кто помнит день вчерашний,Когда дошло до рукопашной?Но никогда б не взять османской той твердыни,Она, наверное, стояла б и поныне,Когда б не шквал артиллерийский огневой,буквально разметавший все перед собой,Поколебав врага сопротивленье,Его надежду на спасеньеИ проложив пути войскам для наступленья.Хоть крепость крепкий оказался тот орешек,И в стенах не пробито бреши,Проломы сделаны в ограде,Что окружала крепость палисадом,Туда и хлынули войска,Как бурная кипящая река.И вот уж под ногами ров с водою,Над головами стены неприступною гороюгромоздятся,Но руки делают – глаза боятся,Работая ударно, быстро, споро,Под вражеским огнемВперед пошли помощники-саперы,Фашины побросав во рвы,Уж вяжут лестницы и ставят их на стены —Нам не забыть навеки этой сцены —Уж смельчаки по лестницам карабкаются вверхкак обезьяны,Как будто бы на пальму за бананом,Все это зло, напористо и рьяно,Пусть сверху на головы льют кипящую смолу,Не брагу,Уже не погасить кипящую в сердцах отвагу.Пронзенный пулею, сорвался кто-то вниз,Другой смельчак уже ступает на карниз.Какие б ни были в России времена,Нам не забыть героев имена.Теперь уж, турок, ты пощады не проси,Когда на приступ в бойсвоих бойцов ведет герой,Наш генерал-майор Ласси.И первым, кто вступил на крепостную стену,Был прапорщик лейб-гвардии Измайльского полка(я, к сожаленью, имени его не знаю) князь Гагарин.Его однофамилец в наши дни —Бывают все же чудеса на свете,И рады мы тому как дети —Стал первый в мире космонавтПростой советский русский парень, —Конечно, Юрий наш Гагарин!И вслед за смельчаком, не тратя время зря,На вал взошли екатеринославцы-егеря,Сквозь толпы яростно рычащих янычарСебе прокладывая путь —Их командир майор Леон Неклюдов – не забудь!Сей храбрый офицер и подлинный герой измайльскогосраженьяГлубокого достойный уваженья,Ни жизни не щадя, ни силВ той жаркой схватке тяжелое раненье получил.Несокрушимой смелостию русских храбрецовСжимается вокруг Измаила кольцо.Наращивая мощно наступленье, —Чем в главном предопределив исход всего сраженья, —Вступил в жестокий бой без дураковМорской десант – флотилия дунайских моряков.Причалив к берегу на парусных судах, на шлюпках,чайках и дубах,Оружие высоко над головой подняв,Десантники бросались в ледяную воду,В атаку шли на штурм, не зная броду.Настилом здесь служил для них огонь картечный,Что через реку с острова Чаталосманскую твердыню доставал,В ней сея смерть и разрушенье,Бушующих пожаров наводненье,Служа девизом в схватке быстротечной:«Могущество османов тут не вечно!»А наверху на крепостном валуСмертельная мгновенно схватка закипела.Построясь на валу в порядок боевой,Екатеринославцы за разом разВ штыки бросаясь,Вдоль крепостного вала пядь за пядью продвигаясь,Ведут последний бой,Отбрасывая янычар перед собой.
Засевши в Табии, толпа головорезов-янычар,От гренадер-фанагорийцевС ожесточенной яростью оборонялась,И чаша тут весов в разгаре бояЧуть в пользу турок не заколебалась.У турок тут не выдержали нервы,Айдос Мехмет-пашанемедля бросил в бой последние резервы,И с криками «Алла, Алла»кидаясь в схватку вновь и вновь,хотели турки с крепостного валасбросить русских в ров.Кутузов окружен, ему уж нет спасенья,Ждет неизбежное его, казалось, пораженье,Но нет! Еще не пробил роковой последний час:Ему чрез вестовогоПередают суворовский приказ:«Назад ни шагу! C нами Бог и крестная святая сила!Ведь русских Богородица всегда хранила,Вас назначаю комендантом Измаила».Уверенность Суворова в победеСильнее, чем волшебный эликсир,Вдохнула в наступавших мужество,придав им новых сил.Воспрянули войска,Мгновенно пламенный порыв их охватил,Фортуна вновь лицом к ним повернулась,Тут гренадеры вновь ударили в штыки,И контратака янычар позорно захлебнулась,Их полным пораженьем обернулась!Сбылось Суворова пророческое предсказанье,Как крепость Измаил навеки прекратилСвое существованье!

ИТАЛЬЯНСКИЙ ПОХОД

Мятежный карманьольский духРеспубликанского волненьяВ душе француза не потух,Дремавший до поры, проснувшийся вулканТут начал огнедышущея лавы изверженье.Святой традицией веками освящен,Вдруг рухнул, пошатнувшись, трон,Трон венценосного Людовика правленья.Король, застигнутый событьями врасплох,И волею судьбы лишившись свиты, армии и трона,В мгновенье ока оказавшись вне закона,Судьбу свою безжалостно кляня, пытаясь скрытьсянаудачу,Был при попытке бегства схвачен,Решением Конвента осужденИ гильотиною в Париже усечен.И вот уже республиканская заразаПолзет по миру как проказа,В сей исторический моментПовсюду верх берет плебейский элемент,И зверь встает из бездны вод,Кипит, безумствует народ.И, возглавляемый народных масс кумиром,Меч Франции, занесенный над миром,Уж угрожает странам и царям, монархам, тронамИ государям.Суворовский военный генийНе мог не разглядеть в нем тлеющий очагГрядущих европейских битв и потрясений.Суворов превосходно понималИ гениально прозорливо предсказал,Что не далек тот день и час, как мы сказали бы сейчас,Когда Наполеон как полководец, как стратег и воинУ современников оценки высшей будет удостоен,В истории таких имен предельно мало,С Наполеоном рядом ставит онЛишь Гая Юлья Цезаря и Ганнибала,Но восходящая звезда НаполеонаНесет с собой в мир не лавры и не розы,Тая в себе смертельную угрозумонархиям, российскому Отечеству, самой его судьбеи трону – подумать страшно – в грязьуронит русскую корону!О, как шагает мальчик широко,Пора, пора остановить его!О вы, воззрите ад,Над коим царствуетБезбожного безумье человека,Еще сильнее став в исходе века.Сей ад распастя челюсти своиВплоть до альпийских гор,Повсюду сея страхИ жесточайший воцарив террор.При воплях сонма жертвСтоль тщетных, бесполезных,Воздвигнет новый Рим,Чье основание близ бездны!А чем же дышит наш герой,Своею старческой поройЗатерянныйВ глуши лесов новогородских,В именье родовом отцовском,Где он бывал еще подростком?Суворова, подумал бы сосед,Забыл, казалось, белый свет,И что его звезда навеки закатилась,Быть может, в думы и воспоминанья погружен,Забвенья он вкушает сладкий сон?Что время тут навек остановилось?Отнюдь! Соседу это лишь казалось —На деле все совсем иначе оказалось!Поэта в нем по-прежнему душа жила,И в старческой груди Героя сердце билось!Но никому судьбы не обманутьи время вспять не повернуть!И вот уж по проселочной дороге,Осеннюю разбрызгивая грязь,В Кончанское, именье родовоеЗабытого опального герояСтремглав летят фельдъегерские дроги.Депеша императора – не шутка,В Кончанское курьер с рескриптом императорским,чуть не загнавши лошадей,все ж прискакал лишь, почитай, на третьи сутки.Пренебрегая этикетом,Бежит, торопится с пакетомИ видит перед домом, на лужайке под ветлоюПрестранную картину пред собою:Опальный наш герой, почти что в неглиже,Без кушака и шапкиС крестьянскими детьми играет в бабки.Курьер, врасплох застигнутый судьбою,Все ж быстро справился с собою,Оправив свой мундир,Отдавши честь, отвесивши поклон,Фельдмаршалу пакет вручает он.Суворов, разорвав пакет нетерпеливо,Посланье развернув, читает торопливо:«Сам Франц Иосиф, римский император,Считая вас талантливым солдатом,К себе вас требует направить,Что б армию союзную возглавитьИ подвиги ее в веках прославить.Vivat! Седлайте же коня!Не отнимайте славы у меня!Молюсь, чтобы ГосподьНа произвол судьбы Россию не оставил!Да будет с нами Бог!Ваш император Павел».Суворов тут, письмо облобызав,Cлез радости при этом не сдержав,Велит служить молебен в сельском храме.Всю службу на коленях простояв,Пел, плакал и молился.А за окном как из ведра осенний дождик лился,И в этот час денщик его как разПоспешно исполнял Суворова приказ:–  Час собираться, другой – немедля отправлятьсяБеру с собой я четырех товарищей-друзей,Мне приготовить восемнадцать лошадей,Взять денег на дорогу – не более 250 рублей,Бежать Егорке к Фомке, что старостой у нас,И в тот же часЧтоб эту сумму нам доверили на слово без записи поверил,Ведь еду не на шутку иль прибаутку,Служил я здесь дьячком, пел басом,Теперь же еду вторить Марсом.Давайте же мы с вамиретроспективный бросим взглядНа те деяния геройских наших предков,Когда нас с вами не было не только в детках,Но даже в отдаленных временем проектах —На двести с лишком лет назад,Чтоб юный Бонапарт с самим СуворовымПомерялся бы силой,И чей из них военный выше гений,Не суждено узнать им на полях сражений.Еще вчера наполеоновских солдатмиланцы криками «виват!»,букетами цветов, улыбками встречали,подбрасывая вверх, их на руках качали,Уж не зато ль, что до краев землиНа острие штыков своих солдатскихТе им несли свободу, равенство и братствоВ обмен на кровь, террор и святотатство? —Ну как не уловить тут родственную связьС всеобщим современным европейскимпанибратством?Но час возмездья бьет и неизбежная расплата настает:Командуя союзными войсками,Cуворов, будто ферзь на шахматной истории доске,В свой новый отправляется поход,Cвой знаменитый италийский,Увенчанный историей и славою альпийской.В далеком будучи египетском походе,Сквозь зной, через зыбучие пески пустыни переходе,Наполеон не смог или не захотелПомеряться с судьбою или пожертвовать собою,И, уклонившися от боя,C Суворовым он в поединок не вступилПо–рыцарски, с открытым поднятым забралом,Взамен он бросил на него как свору гончих псовталантливых плеяду генералов:Моро, Массена, Макдональд, Жабер —Сколь назидателен истории пример —И каждый молод, полон силИ мучим жаждой подвигов и славы,Из-под венца готов идтиНа смертный бой кровавый,Чтобы полмиром овладетьИ победить иль умереть.Жабер, помянем мы для рифмы тут Монтекукулли —Из-под венца на поле брани прискакалИ насмерть был сражен шальною пулей.На этом можно было бы и нам поставить точку —Суворов всех их перебъет поодиночке.Апрельскою весеннею порою южнойС своею армией стотысячной союзнойИталии перешагнув захваченной порогНа перекрестке европейских всех дорог,Суворов Рымникский, фельдмаршал-генерал,Своею армией смертельную угрозу для безбожников-французов создавал.Две армии сошлись лицом к лицуНа смертный бой на рубеже рекиС названьем кратким Адда,Что ждет ее участников – позорили небесных врат награда?Суворов вопреки тогдашних правилГотовый план сражения представил,Но прежде чем заговорит картечь,Его обращена к генералитету речь:–  Стремительность, расчет и натискВ бою солдата только красит,Медлительность погубит всех до одного,Так вырвем же из рук врага оружие его,А вместе с ним и славу и победу,Обрывистые речки берега не снизятсяИ ширина не сузится ее,Перелетим на берег тот,Как птицы совершают перелет,Отбросим мы врага Отчизны за порог,Нас ждет победа, слава – c нами Бог!И голос тот, казалось всем, был громче меди,В его словах – несокрушимая уверенность в победе.Чтобы врагу отрезать путь для отступленья,Удары он планирует по разным направленьям,То делая отнюдь недаром,Чтобы внимание отвлечь врагаОт главного, внезапного удара.И в бой союзные войска пошли без колебаний,И все его слова сбылись как предсказанья.И на понтоны погрузясь,Всех войск громадаПод проливным дождемФорсирует ту водную преграду,Пылает ярость, гнев кипитУдар, еще удар – и враг разбит,И с поля боя, оружие бросая, прочь бежит.За первой следуют другиеБлестящие и славные победы,Как говорит солдат, ведь ложка дорога к обеду,Да, с нами русский Бог,Победа неразлучна с нами,Освобождение Италии, казалось бы, не за горами.Коса на камень, к несчастью, тут нашла мгновенно,Неповоротлив, туп, тяжел, медлительный Австрийскийбыл совет военный.Победоносному Суворова препятствуя движенью,Согласованья требует он всех военных положений,Такому обороту дел Суворов был отнюдь не рад,Кригсрат матерый, ни на есть постылый бюрократ,Суворова победы – хотел того иль нет —Приводит их к нулю и сводит их на нет,И если Суворов все же побеждает, то скорее кригсратувопреки,Как это было при сражении у Треббии-реки.Не трудно разыскать на карте италийской место то,Где Треббии приток впадает в реку По.Сражение товошло в историю суворовских побед и мировыхсражений как образец военных достижений,решение блистательно поставленной задачи,как воплощенье полководца самых лучших качеств.Когда то, более двух тысяч лет тому назад —Коль бросить нам ретроспективный беглый взгляд —Здесь знаменитый карфагенский полководецГаннибал блестящую победу одержалНад сонмом непоколебимых римских легионов,Став всех времен военной тактикиНепревзойденным эталоном.На этот раз соперник у Суворова Макдональд,Опасный и коварный враг, искуснейший стратеги тактик, в сраженьях искушенный практик,Он целым рядом ложных слухов и движенийСумел Суворова ввести сначала в заблужденье,Что не торопится вступать с Суворовым в сраженье.На самом деле он, имея веские к тому причины,блестящий скрытный марш-бросок чрез Апеннинысовершили к наступленью на север италийский путь открыл.C Суворовым он вскоре ждал пересеченья,К тому ж Моро торопится к Макдональду навстречу,На сближенье – тот самый, чтоСуворовым, как помним мы, под АддоюИзрядно битый, но к сожаленью, не добитый, —Но что еще сильнее союзной армии командующемудействует на нервы,Подтягивал сюда Макдональд двух корпусов своирезервы.Если удался бы ему тот изощренный план с расчетомдальним,То оказался бы Суворов вместе с войском межмолотом и наковальней.Разведки войсковой тут поступило донесенье,что накануне наступленьяМакдональда армейский левый флангУсилен срочно польским легиономС Домбровским Яном во главе,Суворову еще по польской экспедиции знакомым.Не тот ли самый красавчик-мальчик,Что с Тадеушем Костюшко во главевосстаньем польским заигралсяи вскоре в руки к нам попался?Наказывать его тогда нам был какой резон?И к маменьке своейОбратно был отпущен он,Чтоб передал поклон ей от Сувора,Сказав, что сам он – ждите – будет скоро.Зато теперь особого вниманья нашегоЕго заслуживаает ранг —Удар мы завтра нанесем сюда – на левый фланг.Макдональд, Cуворову под Треббьей проигравТяжелое кровопролитное сраженье,Уж много лет спустя о том сраженье вспоминалИ имя полководца называлC глубоким чувством уваженья —Не побоюсь сказать – почтенья.И от Суворова он отличался лишь одним –Суворов был непобедим!И сколько раз, как говорят, назло надменному соседу,Он пораженье превращал в победу!

ЧЕРТОВ МОСТ

Легендой в памяти народнойсуворовский остался тот поход.Швейцарский через Альпы переходбыл столь суров, тяжел, опасен и непрост,что символом его стал Чертов мост.Такого подвига история еще не знала:По мужеству, опасности, страданьям,по выпавшим на долю храбрецовCуровым испытаньямЕго лишь можно было бы сравнитьС походом два тысячелетия назад через Альпы здесь жеГаннибала.Над бездной пропасти повисшийсаженей пять примерно в ширину и шестьдесятв длину помостносил зловещее названье «Чертов мост»,поскольку он собой соединялВершины, кручи неприступных скал.Под ними бешеный поток, клубясь, струилсяИ, словно дикий зверь, с бессильной яростьюО камни бился.Стоящий перед входом на негоФранцузских войск форпостУспел взорвать под самым носом русских этот мост,Возникший под ногами войск суворовских провалЕдва все наступленье не сорвал,Победу враг уже торжествовал,Но русский в деле доказал солдат,Что для него на свете нет преградИ что сам черт, что, видимо, построил этот мост, емуне брат.По бревнышку сарай, что близ моста стоял,Саперы тотчас разобралиИ бревна намертво шарфами офицерскими связали,И на живую нитку сшитый этот мостИм заменил тот взорванный помост.Под барабана дробь, за взводом взвод,За ротой рота, идут вперед саперы, егеря, пехота.В ответ на дерзкую, отважную атакуФранцуз не менее отважный дал отпор,Открыв губительный огонь картечию и пулями понаступающим в упор,И вдруг – не чудо ли случилось? —Откуда-то с вершины кручЛавина грозная скатилась,Блеснув штыками, с криками «Ура»Багратиона в тыл к врагу прорвались егеря,Как будто выследил добычу лев,Обходный тайный совершив маневр.Сопротивление врага недолго длилось,И воды Рейса вражьей кровью обагрились.Об камни острые разбиты ноги в кровьБушует, злобствует, звереет непогода,Солдатский ранец переносит вновьВсе тяготы суворовского дальнего похода.Суровый пейзаж: вершины горные,Где круглый год ни лед, ни снег не тает,Куда орел едва ли залетает,
И ветра ледяного свист в ушах,И цепенеют здесь от ужаса и сердце и душа,Во мраке не узнать лица,Где крик сорвавшегося в пропасть вдруг бойцаБесследно вмести с ним навеки исчезает.Массена, Суворовым разбитый в АльпахНаполеоновский известный генералУж много лет спустя признался откровенно:За легендарный тот альпийский переходОн все свои победы отдает мгновенно.И впрямь, нет равных этому походу,Суворов победил врага и покорил природу,Непроходимый путь прошелИ старческую немощь превзошел.

ХОТИТЕ ЗНАТЬ СВОЕГО ГЕРОЯ?

Хотите знать меня,Хотите знать героя?Ну что ж, портрет вам свой открою:Кисть живописца пусть изобразитЧерты лица мого воочию,Но внутреннее человечество моеСокрыто тайной, словно темной ночью,На поле брани вновь и вновьРучьями проливал я кровь.Уста сомкнув,Невольно ужасаюсь, и,Вспоминая реки пролитые крови,Содрогаюсь,Но видит Бог, я ближнего свогоЛюбил как брата моего,Хоть никого не сделал я несчастным,Но покаянье приносил всечастно.Я насекомое старался пощадитьИ не боялся я ни сглазу ни проказы,И приговор, чтоб смертию преступника казнить,Подписан не был мной ни разу.Отчизне беззаветно я служил,До гробовой доскиЕй сыном преданным и верным был.Цари не раз хвалу мне воздавалии почестями щедро осыпали,А для солдат, богатырей моих,Родным отцом любимым ими был,И воду и в огонь я с ними в смертный бой ходил,Но до конца я буду честен перед вами,Сказав, в истории скрижаляхПобеды громкие моиНачертаны солдатскими штыками.Поступкам и делам моимДрузья, глазам своими не веря, удивлялисьА недруги в клеветах и злословьях изощрялись.Не царедворец я, но при дворе бывал,Царям глаза на правду открывал,Как некогда любимый шут ПетраБалакирев, звериным языком Эзопа,И выходкам моим смеялась вся ЕвропаИ потешалась надо мной порой,Не понимая, иль не желая понимать,Что, может быть, смеется над собой.Пел петухом, сонливых пробуждал,На клиросе церковном пел я басомИ батюшке кадило подавал,А грому на полях сражений вторил Марсом,Солдат своих в атаку поднимал.Бывал велик, бывал, случалось, малИ в счастье знал приливы и отливы,Его по-разному из нас нередко каждый понимал,Но я всегда считал себя счастливым.В бою мне смерть на поле брани много разТо пулей, то ядром, то саблею глядела,Но в гущу боя я кидался смело,Не отводя от смерти глаз.Военный материал всей жизни полководческой моейОт первых до последних днейИ мыслию и вражеским огнемНерасторжимым образом в судьбу мою вплетен,И нераздельны меж собойОригинальный человек и самобытный воин,Жить друг без друга каждый недостоин.Я по пятам всю жизнь моюЗа славой, как за синей птицей счастия, гонялся,Но все ж в опале царской оказалсяИ понял лишь на самом склоне лет,Что все на свете суета сует,Что истинный покой душиИ сладость арфы струн ЭолаВозможна у подножья лишь Всевышнего престола.

ТАКОВ СУВОРОВ ЧЕЛОВЕК

Да, несомненно! Суворов гений был военный!Но ведь и человек он необыкновенный!Сказать, что «был» – язык не повернется,Он просто на минуту вышел, он сейчас вернется!Непредсказуем и разнообразен, как сама природа,В любое время дня, в любое время года,То солнца луч, то град, то гром, то зной, то дождь,то снег,Таков Суворов человек!Чтобы его изобразить,Ну так и хочется его с Везувием сравнить,Он прост как правда, он простой солдат,Солдатам он в походе трудном друг и брат.Невзгоды и лишенья он все те же, что они,Не унывая, переноситИ лишнего себе глотка воды иль сухаря,Бывало, не попросит.И спит, плащом укрывшись с головой,Он вместе с ними на земле сырой,А утром вместе с ними примет бой!И смерти вместе с ними будет он в лицо смотреть,Чтоб вместе победить иль умереть!И с ними у него одна судьба,Над головой у них одна звезда,Он с ними неразлучен никогда!России верный гражданин,Ее родной любящий сын,Все упование на Бога возложивший,Молитвенник и верный христианин,Столь беззаветно до гробовой доскиОтечеству свому служивший,Не раз говаривал друзьям своим, бывало:–  Я забывал себя всего,Коль дело шло о выгоде и пользе Отечества мово.И в будний день и в день пасхальный,Не изменив себе вовек,Суворов был в своих привычках натурально,И даже я б сказал, патриархально,Исконно русский человек.Весь круг церковного служеньяЗнал как таблицу умноженья,Привыкши с детства петь в хорах,Служил дьячком на совесть, не за страх.И подавал священнику дымящее кадило,И с ним всегда был Бог и крестная святая сила.Привычек страстных иль греховных не имел,Простую пищу только ел,Заморскому вину пусть с этикеткой редкойПредпочитал перцовки рюмку закусить натертойредькой,Глотком воды, разделенный по-братски,Он запивал сухарь солдатский.В дворце или в гостях случится ночевать,Он никогда не ляжет на кровать,Он спит себе, плащом укрывшися в углу,Охапку сена бросив, на полу.Всех высших титулов, наград и званий удостоен,Он был солдат, простой российский воин.Наверно, более свого фельдмаршальского чинаСобольей шубой дорожил, подаренной ещеЕкатериной,он шубу эту, правда, не носил,Зато в карете он ее всегда с собой возил.Терпеть не мог высокомерье, лесть,Сбивал с противника он метким словом спесь,Зато во дни Великого поста лишь для молитвыоткрывал уста.И всякий день Великого постаБожественные службы имИль в храме иль в домуКоленопреклоненно совершались,Российские царицы и цари в молебнах восхвалялись.Словечки меткие его еще при жизниВ пословицы вошли и афоризмы,Хотя бы несколько из нихВключить позвольте в этот стих.–  Товарища в несчастье не бросай,Сам погибай, а друга выручай, —своим суворовцам говаривал, бывало,Пословица давно народной стала.–  Молитву чти без сокращений,А правду говори без украшений;Все тот же я и дух не потерял,Меня обманет всяк, в своем кто интересе.Коль надобно, последнюю рубашку я б отдал,Нагой останусь – через то не мал;Министров кабинет мне строго прописал,Чтоб крепостей я более не брал;Когда б я не был полководцем,тогда б писателем я стал;Мне смертей пятьсот в бою к победе преграждали путь,И каждый раз в глаза я смерти не боялся заглянуть;Сколь славен русский Бог и сколь велик,Мы с именем его стезями древней славыпойдем во имя Родины святой, царя, державы;Отечество кто любит, кто не лицемер —Тот лучший человечеству дает любви пример;Победы легкие вредятИ сердцу русскому не льстят;Мы русские, душой мы не робеем —Все крепости возьмем,Преграды одолеем,На свет природа лишь одну Россию создала,Весь мир пред ней благоговеет,Она одна соперниц не имеет;И тщетно движется пусть вся Европа на Россию, чтобНайти там Фермопилы, Леонида и свой гроб, —В штыки врага берешьТак черт тебе не брат —На деле докажи, что русский ты солдат. —–  Уж лучше голову долою снесть,чем уронив, свою утратить честь;Своей души секрет я вам открою,Живу я непрестанною мечтою.Его портрет всегда напрасен,Он прост как правда,Он прекрасен.Уныния, усталости не зная,Он каждый миг неутомим,Как света луч, неуловимИ потому непобедим.

ЛЕГЕНДА

Передаваема из уст в уста,Легенда от крестьян еще суворовских господских,Гласит: среди лесов глухих новогородских,Средь непролазных топей и болотПокоится седой валун тяжелый, входПод ним в пещеру тесную ведет.В пещере той старик как лунь седой,Cклонивши голову на грудь,Не просыпаяся ни ночию ни днем,Здесь спит уж много, много лет глубоким сном.Здесь вековая тишина царит на много верст кругом,И даже зверь глухие те места неслышно сторонойобходит,Лишь, пролетая, ворон каркает пороюДа бледная луна над камнем тем таинственнона небосвод восходит.Тот богатырь, кто в склепе тайном почиетИ дни и ночи напролет,Не кто иной, как наш отец родной,Не кто иной, как сам старик Суворов, —И кто бы там ни вел досужих разговоровОн будет спать еще немало лет,но пробуждения однажды час его пробьет,И лишь тогда внезапно он проснется,Покуда русская земля суворовскому бранному конюПо щиколодку кровью не зальется.Тогда очнется он от сна могучей властиИ Родину свою спасет от злой напасти.B преданье том находят отраженьеК Суворову народные любовь и уваженье,И мы, когда Суворова заветы свято соблюдали,Победу у врага из рук всегда в сраженье вырывали.Народ, который мыслью и душой с Суворовым един, —такой народ непобедим.Внемлите, недруги России,Ей не вставайте поперек,Cуворов – память поколений,Живой истории урок.Пароль победы нам Суворов завещал:Бог нас ведет – ведь он нам генерал!

ЛОМОНОСОВ

ПОЭМА

ПРОЛОГ

Когда бы с вами мы моглиМогущество Творца воистину прославить,Мир Ломоносова в своей душе представить, —Хотя бы на единый миг, хотя бы на одно мгновенье,То, верно, мы б застыли в изумленье.Как божие бездонное твореньеПред нашим взором в этот миг, —Наверно, словно бы в полете птичьемРаскрылся безграничный мир во всей его красе,многообразье и величье.«Открылась бездна, звезд полна,Звездам нет счета, бездне – дна».Точней и образнее всех о Ломоносове, —Сам гением Державина согрет,поэзии российской солнце – Пушкин – отозвался:«Наш первый русский он университет»,Осмелимся добавить от себя:таким для нас он навсегда остался.Не жажду славы утоляя,Любовию к Отечеству пылая,Геракл России, исполин,Ее родной любящий сынРоссию навсегда прославилИ уважать ее Величество заставил.И ныне, на постаменте, в кресле,в раздумии глубоком восседаяв Московский перед входом Университет,Он, пристальным туда входящих взором провожая,Науки патриарх, – как будто вопрошает,Достойный ли туда течет науки цвет?И лишь теперь, спустя с его рожденья триста летНам гений Ломоносова во всем его величии раскрылсяИ по масштабности и глубине, пожалуй, толькос Винчи Леонардо он сравнился,Они вдвоем – родные будто братья,Два неразрывных близнеца,Их гений отразил извечную гармонию вселеннойИ всемогущество Творца.

АРХАНГЕЛЬСКИЙ МУЖИК

Архангельск! На самой на окраине землиВеликий Ледовитый океанЗдесь с севера Россию омываетИ сам Архангел Михаил —С своим небесным воинством ееот вражьих полчищ охраняет.Суров и неприветлив этот крайстраны роднойПойди теперь, узнай,кто был заброшенный сюда судьбойтот самый первый поселенец —пришелец из глубин страны или варяг, норвежец,или немец —Как знать, но смелости ему не занимать!Сегодня здесь, в сиянье северных широтУ Белого, его по самой кромке, моря,С штормами и ветрами споря,Живут поморы – особыйСовсем теперь уже немногочисленный и исчезающийс лица земли народ.Чтоб слова смысл раскрыть «помор» – на то особыйнужен разговор.У всех окрестных северных народовПоморы слыли за искусных мореходов,Студеные моря бесстрашно бороздилиИ до Шпицбергена, до Колы,И до Гренландии, случалось, доходили.Помор своей судьбы не выбирает —Рождается, живет и умирает —Порою случается, что даже слишком рано —под ветра свист, под шум седых валов, под грозныйропот океана.Великий Ледовитый океан ему навек в наследствоБогом дан,Рыбачья шхуна, парус, сеть, весло – вот вечноепомора ремесло,И с измальства, пожалуй, слишком рано —Дитя родное океана – он начинает понимать,Что океан – отец его и мать.Издревле не пришел для них черед,Всегда поморы вольный был народ,И рад бы тут отметить снова —Ошейника не знал он крепостного.Поморы были самый тот народ,С которого ведь начинался русский флот,Царь Петр здесь, помнится, три раза был,Все побережье, скалы исходил,Везде бывал, все оглядел, во все вникал,С поморами подолгу толковалНа пристанях, в трактирах, площадяхНароду собиралось просто страх,Чтоб на живого поглазеть царя.Конечно, Петр сюда-то приезжал не зря!
Ведь Ломоносова отец, Михайлы, тот,Он тоже был заядлый мореход,И, как гласит молва,Когда царь Петр на пристань приходил,Тот на своем на галиоте «Чайке» был.–  Как звать?–  Василий, Дорофеев сын.–  Владеешь шхуной сам?–  Один,Сам выстроил всю до последнего гвоздя!Который год как, море бороздя,Походы дальние с ней вместе совершаем,Все берега на ощупь, бухты знаем!–  А сколько груза взять на борт готов?–  Да тысяч эдак пять пудов.–  Изрядно! Такое слышать мне отрадно.А чем живешь? Какое дело ты ведешь?Готов ли дом, семью на срок оставить,Чтоб строить царский флот,Россию-матушку прославить?–  По побережью я торговлю развернул,маршруты дальние нередко совершаюИ до Шпицбергена, бывает, доплываю,Замены здесь пока что нету мне,Я это твердо понимаю,К тому же, с измальства я грамоте не ученИ строить крупные суда не больно-то научен.У нас есть шхуны большие размеровВам завтра подобрать готов надежных корабелов.Все выполнил, все точно, как сказалИ как царю дотошно обещал!И вскоре Петр отбыл домой,Российских первых корабеловкоманду увозя с собой.Что там ни говори,А Ломоносовы, весь род, —Как на подбор, все рослый, статный был народ,Отец не робкого, как говорится, был десяткаИ средь поморов не последнего достатка.В семье потомственной поморской —Уж ты со мной, прошу тебя, не спорь —Пример отца, не чей-нибудь заморскийВсегда играл особенную роль.И наш Михайло не был исключеньем,Копировал отцаВо всем своем он поведенье,Соседи даже говорили:«Смотри, малец, во всем ну вылитый отец».И было в чем, тогда еще юнцу,Родному подражать отцу.В отца Михайло уродился,Он рано матери лишилсяИ впечатленья детских лет – потеря матери —На всю оставшуюся жизньНеизгладимый в душе оставят горький след.Но ей достанет благородстваНесть бремя тяжкое сиротства,Переживаний ранних силаЕму лишь волю закалила —Михайло вырос парень ражий,В плечах – ни дать ни взять – косая сажень,Был настоящим молодцом,Ни ростом, силой, ни умом —Ничем не уступал отцуЕму все впору, все к лицу,Что сеть плести или вязать канат —Занятию любому рад,Обдумает все тщательно, с умом,И выполнит искусно, с мастерством.Он в малом был во всем велик,Был настоящий он архангельский мужик,Лицо как профиль отчеканенной медали —Уж девки на него заглядываться стали,Любое дело для него под стать,Но прежде чем задание какое дать,Отец всегда подробно объяснит, покажет,Не крикнет, подзатыльника не дастПопросит, не прикажет,В Михайле жизни смысл единственный его —Наследнике имущества всего.В отце он видел не наставника, но друга —Бесспорная отцовская заслуга.Ничто, казалось бы, разлук тогда не предвещало,И все ж судьба отцу «прости» сказала,Но это будет позже, а покаВсе силы, душу он вложить готов,чтоб овладеть искусством рыбака.В профессии любой, наверно, есть —И вслух их стоит только произнесть, —Как вспышка молнии, волшебные слова,От коих тотчас же кружится голова,И кто бы там ни вел досужих разговоров —Cлова такие есть и у поморов,для их волненья есть серьезная причина —Два слова эти – нерест и путина.
Так было раньше, есть теперь —Ты мне, читатель, на слово поверь —Прости ему – помора век не так уж долог —В мгновение одноВдруг оживает весь поселокИ вся рыбацкая артель —Да и кого ты ни возьми —И стар, и млад,И каждый вдруг ожил, чему-то каждый рад —И всяк на свой манерДругому в чем-нибудь покажет свой пример.Подслушаем соседей голоса,настала новая в их жизни полоса:–  Вон Ломоносовы баркас уж весь свой просмолилиИ мачту тоже новой заменили,Спускать уж на воду хотят.–  Когда ж это все они успели?–  Когда-когда, еще на прошлой на неделе.–  Вот чудеса!А мы не штопали еще и паруса!И вот работа закипела, и каждому теперь найдетсядело:Смолят канаты, шьют паруса,Распутывают и на шестах на берегу развешиваютсети —И каждый рад, что пригодится, может быть, и он,и он за что-нибудь в ответе.Поморы зорко вглядываются в море,там вдалеке, на гребне волн,как будто в ссоре,друг с другом чайки поднимают перезвон.Со всех сторон слетаются, кружат,Помора глазу много говорят.
Одна махнула вдруг крылом,Как взмах весла,И в клюве уж добычу понесла.Повсюду море закипело,Как будто бы почуяв суши твердьИдет на нерест косяками сельдьВолненья долгожданная причина —Путина началась, путина!На море штиль, на море тишина,На север вновь пришла полярная веснаЗабот теперь помору полон рот,Вот-вот начнется рыбный ход.

ВРАТА УЧЕНОСТИ МОЕЙ

И все же я б хотел вернутьсяК тебе, Архангельск, русский порт,Чтоб на былое оглянуться,К минувшим нравам трепетной рукойНеблагодарного потомка прикоснутьсяИ чтоб о память предков, как о камень преткновенья,не споткнуться,Не гнать коня во весь опор,Продолжить начатый не мною разговор.Закован льдом полярной ночью,В подлунное сиянье погружен,Архангельск спит, и чудный сонКак будто видит он воочию.Как полог, вдруг разверзлись небеса,Божественные зрит он чудеса:И ангелов небесных сонмБесчисленными шелестя крыламиСпускается сюда со всех сторон,Как солнца луч над нашими главами.Вдруг свет божественный округу осиял волнами,Вселив благоговейный в душу страх,И Богородица предстала перед очамиС предвечным у нее младенцем на рукахИ с сонмом ангелов, трепещущих крылами.Здесь ангелы всех рангов и чинов,Как воинство небесное святое,И Богородицы блистательный и чудный платВдруг осенил, покрывши, спящий град.Как будто сам Архангел МихаилС всем воинством своимЕго в минуты эти посетил,Взяв всех, своим идущих чередом,и всех, когда-то живших в нем от века,Живущих ныне в нем, и будущего векаПотомков, предков, праотцев, сих человецев всехархангелогородцев,Всех, всех, всех жителей его,Не исключая никого,святых и грешных,По воле божьей, благодати,Архангельск весь от века взятПод Богородицы священный плат.Пробел семейных хроник прошлых летБессилен возродить историк и поэт,И все же я потщуся сноваЗабытый образ воскреситьЕлены Ивановны Сивковой,Покойной матушки его,Не упуская ничего.Сам православный христинин, Василий Дорофеев сын,В Денисовке своей немалые пожертвованья своиВ постройку каменного храма заложил,В котором дьяконом Иван всевышнему служилИ к небу в нем молитвы возносил,И сколько он сокровище свое, Елену, единственнуюдочь свою,От глаз назойливых ни прятал,Василий высмотрил ее,Взял да на святки и посватал.А вскоре и Михайло уродился.В фамильном храме дедом,у матери он сидя на руках, как в облаках крестился,Даров святых впервые причастился.И Ломоносовых семейный жизниход был строго вписан весьВ церковный обиход.В семействе том царила тишь и гладь,Не побоюсь сказать, и божья благодать,И разве в нем не божья силаПо буковкам Псалтири МихайлыДетским пальчиком водилаИ материнскими усты церковной грамоте учила?Михайло наш, Архангельска окрестный житель,В отрочестве не раз с отцом по разным по делам егоИ вдоль-поперек весь город исходил,Знал весь его, как будто сам в нем жил,Во всем его любил: с базарной сутолкой,церквами, избами, верфями, пристанями,Трактирами и площадями,случалось посещать и кабаками, где щи и кашу уплетаяи, обжигаясь, чай горячий пил.С отцом тогда еще он за границу не ходилИ, с интересом вслушиваясь в чужие речиГолландских и норвежских рыбаков,английских, датских моряков,Хотя притом не понимал ни слова,Но с жадностью ловил всю переменчивостьЛица, движения людского,Притом не принимая во вниманье,Все это было выше пониманья —картечи русских самобытных слов.И сам Архангел Михаил —Его небесный покровитель —Работал ли Михайло, ел иль спал —Ни на минуту никогда его не покидал.Благоговейная пытливость и вниманье —Пусть отрока еще, не мудреца,Пытается проникнуть в тайны мирозданья,постичь величие Творца.С отцом Михайло с детских летПоходы дальние морские совершает,Морских течений тайный след,Движения ветров законы постигает,Под парусом идет за горизонтИ бороздит окрестные просторы,А челн то в бездну падает, то в вихре брызгВзмывает к небу в водяные горы.Его внимания ничто не ускользнет —Движение светил, теченье вод,В познанье сущего презрев земной удел,Гармонию он уловить стремится высших сфер.
Конечно, Михаил отважным был уже тогда матросом,И все ж, кто был предтечею учености его,Для нас осталось непростым вопросом.Стоял ли кто у врат учености,Куда подростком Михаил,С трудом преодолев стесненье робости,В лаптях крестьянских приходил?Была ли в нем та радость узнавания,Предназначения Творца,Когда предчувствие познанияКоснулось юного лица?Кто, распахнув в науку двери,«Врата учености моей»,Пусть в силы собственные веря,В тени стоять остался тех дверей?Их имена теперь забыты,Патиной времени покрыты,И редко кто-нибудь из насИх имя вспомнит в добрый час.С почтеньем, даже в пиететеРискну назвать фамильи эти.Один из первыхЛеонтий был Магницкий,Под мышкой с арифметикой своей.Другой – Мелетий сам Смотрицкий,C грамматикой, подругой букварей.И все ж, труды их даром не пропали:Науки храма двери распахнувДля Ломоносова,Как говорится, глазом не моргнув,Они теперь уж навсегдаПревратники науки русской стали.И все ж пейзаж неполон будет наш,Ведь там был третий персонаж,Недаром Троицу Бог любитИ никогда ее не губит.Печатью гения отмечен,Он для Михайлы был предтечей.Немного славных есть имен,Таких, как Полоцкий Симеон.Его стихирную ПсалтирьМихайло зачитал до дыр,Ее, покинув край родной,Он нес в котомке за спиной.В Москву вела его Псалтирь,В Заиконоспасский монастырь,Где академия былаИ книжной мудростью цвела,Объединив трех христиан:Латинян, греков и славян,Где бысть Михайло сужденов науку прорубить окно.

ОТЕЦ ОТЕЧЕСТВА, ОТЕЦ ОТЧИЗНЫ

Петра реформы будто плугРоссию вдоль и поперек перепахали,Явив собой внезапный поворот,Истории российской круто изменивши ход,Весь быт российский, весь ее укладПереиначивши на европейский лад.Петр в мастерах нужду всегда имел,В ремеслах и в трудахБыл жаден, зорок, цепок, хваток.По миру мастеров искал,зажечь, привлечь, сманить умел,И сам испытывал их ум, пробел и недостаток.Ведь были те соратники ПетраРодов незнатных, звания самого простого,Их называли всех тогда и не иначе как«птенцы, что из гнезда Петрова».Петр каждого их них на деле проверялИ лишь потом дела вершить большие доверял.Работал вместе, рядом жил,Пил, веселился вместе с ними и кутил,Отцом посаженным на свадьбе был.Простонародью непривычен государь,Что не в короне, не в порфире, не в чинах и орденах,А с топором в руках и с трубкою в зубах.Он одевался как матрос,Пил водку как солдат,Кафтан, манеры на немецкий лад —Уж не антихрист ли ваш брат?Заставить нацию учиться он хотел.Себя считал отцом Отечества, отцом Отчизны,Алфавит новый дал,За парты сесть велел,В трудах не знал усталости и укоризны.По цареву указу Демидов на Урале пушки льет,На Балтике расправил паруса российский флот.Не только подлеца казнила власть,Невинная, случалось, кровь лилась.Пришлось крестьянам спины гнуть,Немалого пришлось хлебнутьНа государевых работах лиха, даже мук,Но нам, потомкам, осуждать Отечества отца,Признаться, не с руки, признаться, не досуг.Вернемся к нашему герою,Пусть наш герой не царского двора,Неутолимая в нем та же жажда знаний,неукротим в нем тот же дух Петра!незавершенные петровские делаВ наследство, видимо, ему достались,Они с кончиною Петра бесхозными остались.Дух созиданья, возрожденья духС кончиною Петра в России не потух,Он не унесен был его могилой.На почву благодатную упав, как огнь,В душе Михайлы вспыхнул с новой силой.И на Великого Петра он был поистине похож —Телесно и душевно схож —Что пищей послужило для легенды неудачной,Что, будто был он сын Петра внебрачный.Крайний русский север,Быть в твоих просторах,жизнь свою проживши,Мне не довелось.Не судьба родиться, жить среди поморов,Дом родной покинуть, не проливши слез.Сквозь пургу и холод, ветер и метелиНе шагать с обозом с рыбой тыщу верст.Но себе представлю – пусть в воображенье:Через всю Россию вдаль идет обоз,Явственно до боли в тот момент я вижу:Вместе с ним, с Михайло, рядом шел Христос!Мы говорили, что ПсалтирьМихайлу привелав Заиконоспасский МонастырьИ, пользуясь всеобщею любовью всенародной,Была ему звездою путеводнойС избранного пути ему чтоб в жизни не свернуть,как вел Колумба Млечный путь,Той самою звездой, чтопомогла волхвам в конце путиВ хлеву Христа-младенца обрести.Пройдя с обозом с лишком тыщу верст,Михайло голодал и мерзИ спать ложился, где придется,На лавке, ежели найдется,А не найдется – на полу,охапку сена бросивши в углу,а ночь последнюю – ну что же —В санях, на рыбе, под рогожей.

В ТРАКТИРЕ

Вы помните, ночною первою поройВ первопрестольной наш геройПроспал на рыбе под рогожей.Доподлинно, то промысел был божий.Мороз в ту ночь стоял нешуточный, декабрьский,лютый, злой,Такой, что по лесу деревья, лопаясь, трещали.В первопрестольной – на улицах,на рынках, площадяхКостры, дымясь, горели и пылали,Чтоб запоздалый путник,Застигнутый врасплох пургой и непогодой,Мог отогреться у костраНазло и вопреки безжалостной природе.К утру Михайло так продрог,Что под рогожею согреться уж не мог,И у костра, что на базарной площади пылал,Где разный люд московский, отогреваясь,вкруг него стоял,Он долго окоченевшие свои ладони согревал.Когда в тот ранний час Михайло у костра отогревался,Хоть сам себе в отчаянье не признавался,Вдруг кто-то за спиной его окликнул,Он обернулся, от удивленья чуть не вскрикнул:В том незнакомце, кто его по имени назвал,Степана, земляка свого он тотчас же узнал.–  Михайло, ты? Неужто?Ты как в первопрестольной оказался? —Михайло тут ему во всем признался:–  В санях на рыбе под рогожей спал.–  Да ты же весь продрог, прозяб, устал,Тебе бсейчас горячего покрепче чаю,Пойдем-ка, брат, в трактир, я угощаю!

(Сидят за столом в трактире).

–  Эй, половой!–  Чего изволите?–  С головизной вчерашних миску щей,Да понаваристее чтоб, погорячей,Да пару расстегаев пожирней,Баранок дюжинуИ малый самоварчик чаю!

(Половой через некоторое время возвращается c подносом, ставит заказ на стол, уходит).

–  В первопристольной чем думаешь заняться: торговлей,ремеслу, быть может, обучаться?–  Я знаю, без меня добро, отцовским кровавым потомнажитое,В чужие руки попадет как вервие пустое.Отцовский дом покинув, за тыщу верст в столицуя пришелНе для того, чтобы в торговле иль в ремеслах отличиться,А чтобы грамоте и разуму-уму учиться,Чтоб книги древние доподлинно читать,Чтобы священником иль дьяконом,Как дед родной мой, стать.
Но Ломоносову Михайле,Крестьянского помора сыну,По царскому указуВезде, куда б он ни пришел,К ученью путь заказан.Не знаю, как и быть,Не можешь ли мне чем-то подсобить?–  Послушай– ка, минут в пятнадцати ходьбы от домаЕсть Заиконоспасский монастырь,Там у меня монах один знакомый,А при монастыре, я слышал, есть Спасская латино-греческая школа.Монах, ведь он – слуга у божьего престола,Он наш земляк и должен нам помочь,Тебя он не прогонит прочь.Но только ты от всех скрывай,Под пытками и то не признавай,Что ты крестьянского помора сын,А говори, что ты-де потомственный, мол,холмогорский дворянин,А чтоб обман никто не распознал,Скажи что паспорт, дескать, свой в дороге потерял.К заутрене звонят,Уж скоро в божий храм потянется народ…Пора и нам, эй, половой,Подай-ка, братец, счет.

ЗАИКОНОСПАССКИЙ МОНАСТЫРЬ

О той минуте лишь во сне мечтать Михайло мог,когда перешагнет он Спасских школ заветный тотпорог,Архимандриту в собственной рукой написанномпрошеньеМихайло скрыл крестьянское своеПроисхожденьеИ показал, что будто он дворянский сын,Отец его-де, холмогорский дворянин,И в скорости – чтоб не сказать нам, в тот же час —Был принят отрок в первый класс.Из нашего из близкого далекаНам на Михайлу хочется взглянуть, тогдашнегоотрока,Он в жизни первый раз за парту сел,Но прежде тысячу преград преодолеть сумел.Что ж, постараюсь, буду краток,хоть не уверен, что восполню знаний недостаток:Сам факт его поморского рожденья,Крестьянского происхожденияНа внешности, характере его,Привычках жизни всейНеизгладимый наложил особый отпечаток.Он, будучи не хилым от рожденья,Поморского происхожденья,С лицом, обветренным студеными ветрами,Дубленым стужею, метелью, холодами,Всю жизнь свою связавшим с морем,Во внешности, привычках всех своихОстался навсегда помором.Средою сверстников своихОн, будучи гораздо старше их,Пренебрегать не собирался,Но чаще все ж особняком держалсяИ обликом своим, манерами, а, главное,глубоким рассужденьем, феноменальной памятьюи ненасытной жаждой знаний отличался.Учеников одним из первых вскоре признан былИ до последних школьных днейИз лучших лучшим оставался.Пусть неизменная ему в учении сопутствует удача,И все ж он не по возрасту подчасбывает молчалив и даже мрачен.Никто из школьных сверстников егоне знает и даже не предполагает,какие муки грудь его как звери хищные терзают.Покинув отчий домОтцовской воле вопреки,Нанес отцу незаживающую рану,Тот в письмах упрекает непрестанно:Добро, отцом кровавым потом нажитое,Теперь по ветру все пойдет как вервие пустое,И как последствие разлуки все перейдет в чужие руки.Его он призывает наконец очнутьсяИ в отчий дом к нему вернуться,Чтоб снова в море вместе с ним ходить,А если Бог сподобит – то женить.Хоть угрызенья совести, тоска и больВ душе его на время замирают,Цепь непрерывная лишений и невзгодкак неусыпный червь не затихает.Виновен он иль нет,Cудить не нам,И мы его не вправе попрекнуть,Он свой особый выбрал путь,С которого ему теперь уж не свернуть.

КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ

С кончиною ПетраРоссия имидж свой, кураж не потеряла,Великою она в глазах своих соседей стала,Ведь с каждым днем могущество, потребности ееВсе более растут, и по лицу Россиизаводы, фабрики дымятся там и тут.Ей все нужней и все важнейремесленники, мастера и инженеры,а не салонные манеры.Ба, знакомые все лица!Студенты русскиеНа горных мастеров учиться едут за границу,Багаж свой в трюмы судна загрузив,На посошок по рюмке пропустив.Средь них я узнаю и нашего герояИ удивленья своего, признаюсь вам, не скрою,Как мог недворянин,Необразованный крестьянский сын,Покинув отчий дом,Без покровителей, друзей, без средствВ первопрестольнойпосле длительных скитаний оказатьсяИ в ней не только без следа не потеряться,Но по ступенькам Спасских школДо высших степеней познания подняться?Плывет, плывет корабль в чужие страны,На нем Михайло со товарищи плывут,Давно уже сокрылся с глаз КронштадтВ сырой осенней мгле туманной,А волны за кормой бегут, бегут, бегут,Давно, давно уж он не видел моря,Не слышал чаек столь привычный уху крик,Зато картины детства, радости и горяВ душе своей он возвращать привык.Как часто бороздил с отцом морские он просторы,Как часто меж суровых, мрачных скалОтцовский челн, ныряя в водны, горы,Каким-то чудом не разбившись, проплывал.А разве не летит сейчас над ними птица счастьяТуда, за горизонт, в заморские края,Что ждет их там – не бури ли ненастьяили студенческая шумная семья?Быть может, плаванья дней первых новизна,Морских валов могучих крутизна,Дорожных любопытство впечатленийИ каждодневных моря наблюденийКому-то и наскучит вскоре,Но только не Михайле, мореВедь с детских ранних лет его родной стихией былоИ много тайн душе его открыло.Ведь тот, кому случается бывать иль проплывать, ильпролетать в далеких северных широтах, непременноПриходится на собственной, как говорится, шкуреиспытать внезапную подчас погоды перемену.И это знают хорошо поморы, моряки и птицы:В мгновенье ока здесь погода может резко вдругперемениться.Вот и на этот раз наметанный Михайлы глазТотчас же уловил внезапную в природе переменуИ все вокруг, вода и небо вдруг,Буквально на глазах зловеще потемнело,По гребням волн барашки белые как будто закипели,Срываясь ветром то и дело,И бури вихрь, как разьяренный вепрь,В стихию водную ворвался,В сердцах команды, пассажиров сея страх,Но капитан не растерялся.Он зычным голосом команды подает,Как командир, своих бойцов в атаку в бой ведет.Не глядя вниз,матросы по вантам стремительно карабкаются ввысь,Качаяся над бездной непрестанноИ быстро убирают фок-мачты парусаПод зорким взглядом капитана.В душе Михайлы проснулся вновь поморБез лишних слов отчетливо он понимает:Корабль, лишившись наконец фок-мачты парусов,Свой курс и управление теряет.Три дня, три ночи шторм бушует не переставая,Тревожное все это времяМихайло на верхней палубе провел,Свой добровольный пост не покидая,Спускаясь в каюту лишь на несколько минутвздремнутьИ чашку кофия горячего хлебнуть.Он понимал: корабль, лишенный управленья,Добычей станет кораблекрушеньяИ рано или поздно девятый вал его накроет,Корабль, команду и пассажиров всех егоНа дне морском навеки успокоит.Но волей божией, молитвами святых,Всевышнего веленьемУдалось все же кораблюизбегнуть чудом кораблекрушенья.Во всех превратностях судьбы Архангел МихаилГероя нашего и спутников его от гибели в пучинеморя сохранил.

МАРБУРГ

Огранка русского алмаза,Героя нашего рассказа,Ученого, художника, поэтаВ Германии произошла,В стенах Марбургского университета.Михайлу нашего, конечно, самого,И всех товарищей его,Впервые видя русского медведя,Встречала, любопытство не тая,Студенческая шумная семья.Марбургский тех времен универстетПереживал, бесспорно, свой рассвет,Фундаментом служа познаний прочныхНаук естественных и точных.И сам студент марбургскийПо самой по своей природеНеобычайно противоречив,К профессорам почтителен и вежливи с дамами галантен и учтив,Всегда он щегольски одет по самой по последней модеИ при хорошей и плохой погодеВ камзоле бархатном и нитяных чулкахИ в туфлях на высоких каблуках.Напудренный парик, при шпаге,Немецкий «бурше», так сказать,Готовый честь свою хоть кулаком, хоть шпагой отстоять,исполненный самоуверенности, дерзости, отваги.
Дух вольности, царивший здесь отнюдь не напоказ,В кругу студенческих общин и братий,Содействуя подчасукорененью ссор, бранных слов, скандалов, стычекИ прочих вредных и дурных привычек,Служил не раз предметом местных жителей угроз,протестов и проклятий.Cлучалось, что Михайлу со товарищи его сокурсники,поссорившись, не раз побить пытались, но кулаков егокрутых отведав, разбегались.Михайлу видим мы из близкого далекаКак рыцаря без страха и упрека,Ведь всякий раз, когда его характер, нравсудьбой на прочность проверялся,Он храбрым и бесстрашным оставался.И много лет спустя, уж будучи профессор в возрастепочтенном, он все ещездоровьем крепким обладалИ силою весьма отменной.Однажды раз прогулку совершалприморской петербургскою аллеей парка в позднийчас,вдруг из кустов тремя матросами внезапноатакован был и чуть ли не врасплох захвачен,Но все же и на этот раз ему сопутствует удача.Один из них, в лицо удар ужасный получив,В кустах тотчас же в страхе скрылся,Другой, поверженный крутым поморским кулаком,На землю трупом повалился.А третьему, вне всяких норм и правил,Михайло наш до пояса раздеться повелел, скрутил,связал, одежду в узел завязал и полуголого в кутузкув тот же час доставил.Однако же вернемся в Марбург, в университет,Где после долгих, долгих летНевзгод, лишений, неудач и бедФортуна, счастливый случай и успех —два близнеца, ее родные братья,Раскрыли для Михайлы со товарищи егоГостеприимные свои объятья.Нет слов, чтоб описатьВ нем первых лекций впечатленье.С большим трудом Михайло смог скрыватьСвои восторг, волненье, восхищенье.И все ж среди профессоровПлеяды славнойХристиану Вольфу нету равных.Он, Лейбница любимый ученик,Теперь уж убеленный сединами,Обремененный званьями и степенями,Глубоко в тайны мироздания проник.
Казалось, дни и ночи напролетГотов он развивать перед студентамисвоих замысловатых рассуждений ход.Но все же – пусть знает твердо каждый то студент,Для физика всего нужней – эксперимент,Особенно считал он важным,Чтобы студент сам от начала до концаСумел поставить тот эксперимент,Зато как будет он потом доволен, горд и рад,когда получит свой искомый результат!В лабораториях и на студенческих скамьях,Конечно же, на совесть, не за страхстудентов многих обучал старик,Но Ломоносов был его любимый ученик.И впрямь, от однокурсников и сверстников своихНе только возрастом и ростом отличался,Он подлинным их лидером являлся.Бесстрашен, смел, сметлив,Умом пронзителным и памятью прекрасной обладая,Он покорить сердца сумел товарищей своихи сам того, быть может, не желая.Но что разительней всегоИз всех товарищей егоОсобо выделяло,Так это умудренность, опытность не по годам,то философское начало,что позже навсегда его мировоззреньем стало.
Он видит в Господе любящего отца,Во всем подлунном мире пытаясь волю проследитьСоздателя, Творца.Отсюда тот исток неутолимойжажды знаний, итог – разносторонность, глубинаи широта его познаний.Как исповедь, та истина гласит, нам Ломоносовв откровенье говорит:Две книги нам дает Господь,Одна из них – нам данное в единстве мирозданьеДля созерцанья и познаньяВсевышней воли нас любящего Отца,Вседержителя и Пантократора, Творца.Другая же – благая весть – ключи от неземного рая,Ученого того достойно осмеять,Кто циркулем стремитсяВолю божью измерять.Cвященник тоже должен знать предел,чтоб математику постичь Псалтирью не посмел.Гармония трех жизненных начал,В единстве взятых: веры, мудрости и знанья,Всевышним нам дана как три волшебные ключапознанья,Чтобы проникнуть в тайны мирозданья,Не враждовать они должны друг с другом —вовсе нет! Так мыслит юноша, ученый и поэт.Немецкого мастера алмазРукой искусной ограненный,Воочию убеждает нас:Михайло в МарбургеСформировался как ученый.Вольф Христиан останется нам мил —Ведь он, должно быть, первый заронилМихайле в сердце ген науки —Какой же чудный возрастили плод его заботливыеруки!И все ж не должно нам кривить душой,Что было бы конечно, грех большой,Погрешность наша в том иль нет,Не идеален наш портрет.И все ж случатся в судьбе Михайлы – и не раз —Что он не может справиться подчасС всеопьяняющей, внезапно на него нахлынувшейсвободой – и, что еще сложней, —С своей кипучею поморскою природой.Не зная ни усталости ни скуки,Весь жар своей души он посвятил науке,Она одна властительница дум его была,Все ж первая любовь его подстерегла.Христиана Цильх, единственная дочка пивовара,Чью комнату снимал российский наш студент,Сперва любовницей, потом его женою стала.Не зная с детства ни любви ни доброты,Казалось, навсегда любимой матушки забытые чертыОн в юной девушке небесной красоты,Как драгоценную жемчужину, находитИ на язык любви их переводит.Но Парки времени свивают нить,Ее ни удлинить ни сократить,И что случайностью нам кажется порой,Лишь неразрывно связано с судьбой.Михайлы время пребывания в Марбурге истекло,Его ждет Фрайбург, горных инженеров ремесло.Прощай Марбург, прощай,Мне дорог твой уют,провинциальный и старинный,И ты, универстетский мой приют,Мне столько лет гостеприимный!

ССОРА

Михайлы время пребывания в Марбурге истекло,Казалось бы, ничто невзгод не предвещает,Его ждет Фрайбург, недра гор и инженера ремесло,Но как оно на деле обернется – он пока еще не знает.Прощай Марбург, прощай! ОтнынеГерой повествованья моегоВкусит всю горечь, всю изнанку жизни на чужбине,Как видно, было то судьбой предрешено!Прощальный поцелуй за Эльзой вслед шлет Ганс(Ведь у меня она такая недотрога!),И катит прочь нагруженный почтовый дилижанс,Все дальше от родимого порога.Но кто же там в углу,В дорожном рединготе,Надвинув шляпу на глаза,Уж задремал и видит первый сон?Как птицу узнаем тотчас мы по полету,Героя своего, Михайлу, – это он!Судьба ступает снова с ним в единоборство,Едва ли не согнет его в бараний рог,И, несмотря на весь свой стоицизм, на все своеупорство,Он вновь всего лишен,Он снова одинок,Судьба, быть может, все перечеркнет,Иль даст ему еще последний шанс.Все дальше катится проселочной дорогойНагруженный ковчег,Дорожный дилижанс.Провинциальный Фрайбург,Захолустный городишко,Где там теперь след Ломоносова сыскать?Но эту от себя прогнали мы не мысль,А так себе мыслишку —Ведь и ему в судьбе МихайлыРоль было суждено свою сыграть.Хотя ни медь, ни бронза, ни гранитТам памяти о нем не сохранит.Войдем теперь в Михайлы положенье,Напрячь придется нам свое воображеньеПоступим так, как англичане по старинке,Попробуем надеть его ботинки.И с удивленьем обнаружим с вами —В науке шагал он семимильными шагами.Без малого всего лишь за три годаОн в Марбурге весь точных курс наук прошел,Учителей своих едва ль не превзошел,Сам Вольф, авторитет научный,так тот и вовсе не скрывал старик,Михайло был его любимый ученик.Студенческий камзол стал для него заметно тесен,Уж в Петербурге он известен.В поэзии была та проба сил —Императрице Анне Иоанне свою он оду посвятил.И, характерно,наш поэт, отдавши должноероссийским государям прошлых лет,Иоанна Грозного при этом не забыл,Кто незаслуженно потомками освистан был.В той оде воплощен чудесный миг недосягаемой мечтыИ новый образ неведомой доселе красоты.Кому случалось быть хотя бы разВ горах Швейцарии саксонской,Тот в памяти своей хранит навеки тот пейзаж.Над пропастью в горахвлачится пыльный дилижансдвойной упряжкой конской —Во Фрайбург, к Генкелю, герой стремится наш.–  Ну чем же, собственно, ваш Фрайбург знаменит? —вы спросите кого-нибудь из местных,Тот примет равнодушный видлюдей природы бессловесной,А, может, все-таки он вам ответит,когда вам повезет и солнышко посветит.–  Чем знаменит? – вопрос прохожий повторит —Да тем, что Генкель в городишке этом жил,Здесь он работал, здесь творил.Сюда ваш Ломоносов запросто к нему ходил,Ведь тот его искусству горному учил!Наш Генкель был тогда уже на склоне лет,Еще не дряхл, но стар и сед,Но был ли он ученый – вот вопрос,Cвой приговор ему Вернадский произнес:«Он химик старого был склада,И для него одна была отрада —Он минералов, фактов собиратель кропотливый,Но вовсе не исследователь пытливый.Все лучшее, что он постиг когда-нибудь и знал,Пятнадцать лет тому назад он написал».И все-таки, хоть был он стар уже и сед,Непререкаемый в профессии своей имел авторитет.Не смеем утверждать, что Академия российская наукдля Генкеля была напрасный звук —Он принадлежностию к оной дорожил,И как умел, так ей служил.К тому же, вовсе не был онТалантами природой обделен:Старательный, усердный, педантичный,Он горный инженер, бесспорно,был приличный.И все ж не будем наводить мы теньНа тамошний плетень —В науке был уж он вчерашний день.Нам остается лишь гадать,Какие именно причины там явились,Но отношенья у него с Михайлой не сложились.Догадка есть, скорее, лишь поверье —В Михайле видел он всего лишь подмастерье,Был мелочен, придирчив, скуп,А иногда по-стариковскипросто глуп!И сам, чтоб руки не марать,Велел ему он грязную работу выполнять,то бишь сулему растирать:Солдату, дескать, надо пороху понюхать —То показалось оскорбительно михайловому уху,Тот понял это так:Студенческой он не достоин платы,Его бы надо поскорей отдать в солдаты!Михайлу то обидело всерьез,И так он долго бремя на себепридирок и насмешек нес.Манерой Генкеля, обычно грубою, задетый,Не задержался с дерзким он ответом,И все ж, что развалилось обученье все до срока,То объясняется причиной более глубокой.Давно уж уяснил Михайло нашИ потому пошел на абордаж:Наш Генкель был педант,Лишен фантазии полета,И для него вся жизнь была,Хоть скрупулезная, но все жРутинная работа.На этом в общем-то понятном нам примереНам удается проследить,Каким был пушкинский Сальери.К талантливу сопернику младомуПреодолеть бывает зависть выше сил,Из-за нее и Моцарта Сальери отравил,И Каин Авеля убил.К тому ж еще какой-то выскочка, мальчишка,Cебе воображает слишком,Он все умеет, знает все, о чем б вы ни спросили,Всего лишь недоучка онИз этой варварской и лапотной России!По сохранившемуся до сих пор поверьюОт Генкеля ушел Михайло прочь,не попрощавшись, хлопнув дверью!

МЫТАРСТВА НА ЧУЖБИНЕ

Подробно б я мытарств описывать не сталЧто наш Михайло на чужбине испытал,Конец счастливый ведь бывает только в сказке.А здесь не обошлось без тяжкой и мучительной развязки.Михайло наш, коль выражаться современным языком,Стеченьем неблагоприятных обстоятельств,Отчасти в силу и своих природных качествСтуденческий утратив статус,Буквально в одночасие за рубежомСтановится ничем, простым бомжом.Теперь он у разбитого корыта очутилсяБез денег, без поддержки, без друзей,И все же опыт юности своей,когда Россию он с обозом всю прошел пешком —Ему сегодня вот как пригодился!–  Во Фрайбурге мне нечего почти что было есть,Тем более чему-нибудь учиться, —Он скажет много позже, чтоб других не огорчить,И чтобы самому не очень огорчиться.Он был Иосиф, страждущий в изгнанье,На Бога возложивший упованьеНа мастера хотя и обучившись,Студенческого статуса лишившисьОн стал теперь беспаспортным бродягой,Ведь паспорт стал его теперь пустой ненужною бумагой.И все ж душой принадлежаК петровскому орлиному гнезду,Он верить продолжал в свою звезду.Как с близким другом или братом,Искал он встречи с русским дипломатом,Мечтал – пускай с одной котомкой за спиной —Вернуться поскорей в Россию, в дом родной.Все ж неудачи, случайности на каждом здесь шагу егоподстерегали,От цели удалив все дале, дале!Ни в Лейпциге ни в КасселеОн дипломата не засталИ уж отчаиваться стал.И все ж упрямо шел вперед,Надеясь на судьбы счастливый поворот,И уповая на счастливый случай, на удачу,Но обернулось все иначе.Пристанище в ночи – пустой сарайиль сена стог – вот все, что он себе тогда позволить мог.Весь день в лесу в каком-то проплутавший,Голодный, весь продрогший и уставший,Под вечер вышел к незнакомому поселку,Но мало от того случилось толку.Смеркалось, осенний дождик моросил,Порывистый, внезапный налетал холодный ветер,Его пронизывал насквозь – недоставало сил,Он был один как перст на белом свете!И хоть камзол его заношен был уже до дыр,Решил он заглянуть на огонекВ гаcтштет, то бишь в трактир.И на последние грошиБокуврст он заказал и кружку пиваИ при свече уселся у окна —А ветер за окном все громче завывал – уныло,сиротливо,А рядом шумная солдатская компания была,смеялась, чокалась, пила, гудела, ела,Из них один был в офицерском чине,Не знаю, по какой причинеОн сдержанным и молчаливым оставался,Почти не пилИ с трубкою своей не расставалсяОн долго в сторону Михайлы все смотрел,потом прощенья попросив,C ним рядом сел.–  Wo kommst du her,Mein lieber Herr?Mein Freund hat heute den Geburtstag,Na, komm zu uns, zu unsrem TischUnd nimm mit dir dein Sack und Pack! —(Откуда идешь, дружище?У моего друга сегодня день рожденья,Иди к нам за наш стол,Да бери с собой свою котомку и все свои пожитки!)На их столе уж пиво пенилось игриво,Над только что принесенным Eisbein-ом (свинойногой) чудесный ароматный запах вился,Не думая, Михайло согласился–  Wir alle machen die Bekanntschaft,Mein lieber Herr, mit dir,Na, Kellner, noch eine Runde Bier!»(Теперь мы все становимся твоими друзьями,Эй, кельнер, всем еще по кружке пива!)Кто пел, кто ел, а кто уже храпел,Михайло вскоре быстро опьянел,Он с голодухи жадно ел и пил,А кельнер все еду и пиво подносилНаутро он пришел в себя,Хоть с болью головной,За трапезою братской —На нем уж был мундир солдатский.–  Что это значит? – удивленно он спросил,Cдержавшись, сколько было сил.–  Вчера ты дал свое согласье,Ты согласился в одночасьеТоварищем всем нам по службе стать,Мой друг свидетелем при этом был.–  Не помню, я ничего не говорил.–  Не говорил? Подай-ка свой рюкзак сюда,Как говорится, горе не беда!Своею собственной рукою ты договоро службе прусским гренадером в двухэкземплярах подписал и нам один отдал!И только после этого простого объясненьяТут до Михайлы вдруг дошел весь ужас положенья:Он обманул свою природу,Он сам продал свою свободу!Он – вор, он настоящий вор!Все кончено, он прусский гренадер!–  Не унывай, дружище!Считай, тебе ведь крупно повезло:Уж скоро сядешь ты в седло,Мы все такому обороту рады —И скоро будешь ты у нас правофланговым на параде!

ПОБЕГ

Всех новобранцев в крепости держали под надзором,У входа – караульный пост.Он бегство не считал позором,Он выбирал свободу – иль погост.Чтоб бдительность начальства усыпить,Михайло сделал вид, что он с своей судьбой смирился,Все требования устава выполнялИ даже в службе отличился.Но в глубине души замыслил он побег,Ко времени тому уже порошей выпал первый снег,В окно из крепости он видел поле, дальний лес,Но времени осталось у него в обрезИ приходилось торопиться,Ему уж по ночам не спится,Он все проверил, рассчитал,В одежде он пораньше ляжет спать,Укрывшись с головой,Чтоб вида не подать.Побега день настал. С трудомдождавшися полночи,Он, убедившись, что казарма спит глубоким сном,На цыпочках прошел к окошку босиком.Луна в окно светила. Да, с нами Бог и крестна сила!В окошко, вещи взяв, едва протиснувшись, пробрался,На вал с трудом, с усилием взобрался,Спустился в ров с водой,Бесшумно переплыл его,И караульный на посту не заподозрил ничегоВот шаг, другой – и вот он в чистом поле,Ну, наконец-то он опять на воле.Он, спотыкаясь, нередко падая и поднимаясь, бежалкуда-то в темноту что было сил,К тому же дождик тут опять заморосил,Волненья пыл заметно охлаждал,И вот он до Вестфальской уж границы добежал.Рассвет забрезжил. И он еще ускорил бег и без тогопредельно быстрый,И в это время до слуха тут его донесся пушечныйтревожный выстрел.За ним погоня началась азартно, с нетерпеньем,Но наш герой, искусно обманувши пограничныхкараулов бденье, вступил в вестфальские владенья.Он в безопасности теперь, но все еще дышал,Как загнанный преследуемый зверь!..Тот день в судьбе скитальца оказался переменным,И вскоре на пороге дома своей невесты он стоялВ одежде все еще военной.

ВЕЩИЙ СОН