Тварь изнутри

— Только не шуми, пожалуйста.

Рао цепляется за него, почти висит на плече. Самое главное — выйти из комнаты, уйти от сиделки, пусть она спит — а там…

Босые ноги ступают бесшумно. Тедар держит башмаки в руках. Рао запыхался и пытается выровнять дыхание. Тедар шепчет:

— Ещё немного. Ещё.

Как можно тише проходят мимо лестницы, на которой дежурит воин. Останавливаются в пустой трапезной. Там почти совсем темно, только полосы лунного света из окна — бледными дорожками лежат на полу, салфетками — на столе. Рао почти падает на скамью, опирается на стол. Тедар садится рядом. Тут можно говорить — ни здесь, ни вокруг никого нет.

— Мы бежим в лес, — говорит Тедар, и Рао кивает.

— Я понял. То есть, я понял, что ты задумал. Ты уверен?

— Там каждый может всё, что хочет, — говорит Тедар горячо. — Ты хочешь стать здоровым? Хочешь? И сильным, а, хиляк?

— Не знаю, — говорит Рао медленно. — Всё не так.

— Почему?

Рао с трудом выпрямляется, стряхивает чёлку со лба.

— У тебя всё очень просто, — говорит он. — Слишком просто. Там сложнее.

— Да почему?! — Тедар горячится, размахивает руками. — Ну, смотри: Снуки хотел на свободу, так? Ириса — убежать от отца и Олии? Ну, Когар-то — просто кровожадный подонок…

— Нет, — повторяет Рао, тихо и упрямо. — И Когар — не такой уж и подонок. Они все, в своём роде, хорошие.

— Ты рехнулся!

— Нет, — Рао кладёт холодную ладонь на горячую руку Тедара. — Олия права: внутри каждого, наверное, живёт зверь. Только он не мерзкий, не низкий и не подлый… то есть, конечно, и такие бывают, но не в этих случаях. Зверь — просто зверь. Сила… не знаю… возможности… Снуки… у него, видимо, с самого начала были крылья… только невидимые, понимаешь?

Тедар кивает.

— Ирисе хотелось не столько убежать, сколько… не знаю, как сказать. Ей хотелось смочь. Смочь убегать, когда будет надо — всегда, когда будет надо. И красоты… Ну, там много ещё.

Тедар кивает снова. Он понимает всё лучше.

— А Когар — он просто был псом нашего отца. Так, наверное, себя всегда и осознавал. Его отец натравил — он и кинулся, не щадя себя. Ведь, если пса натравить — он убьёт… а кто убийцей будет? Ты ведь всё видел, правда?

Рао останавливается, он устал. Тедар обнимает его:

— Не умирай, пожалуйста, задохлик! Как же я без тебя, а?!

Рао вздыхает, устало улыбается.

— Я попробую. Ты ведь хочешь бежать?

— Мы пойдём в лес! — снова жарко шепчет Тедар. — И у нас будут крылья, и мы улетим — домой! Домой! Замок деда — наш, мы будем дома, и пусть отец хоть осаду устраивает! Здесь жить нельзя, тут всё — подло!

— У меня не хватит сил спуститься из окна.

Тедар трясёт брата за плечи:

— Ты должен! Иначе мы тут привыкнем — и превратимся в настоящих тварей. Запертых!

— Домой… — мечтательно шепчет Рао. — А ты понимаешь, почему мама жила у деда?

— Я даже понял, почему нам ничего не говорили, — говорит Тедар. — Они думали, что мы должны будем сами всё понять… как ты думаешь, они порадуются на том свете, что мы поняли?

— Он нас любит, — тихо говорит Рао.

— Это и ужасно, — говорит Тедар. — Это опаснее всего. Мы ведь можем дать слабину и поверить им с Олией… в гада внутри.

Рао встряхивает головой, снова отбрасывает чёлку, влажную от испарины.

— Ты прав, верзила. Надо идти. Помоги мне.

— Погоди. Может, выпьешь молока? Будет легче.

Крынка с молоком припрятана заранее. Рао жадно пьёт, удивлённо говорит:

— Оказывается, я был голоден!

Встаёт он легче — и близнецы отправляются в Южную башню, к своему тайному ходу.

* * *

Первым спускается Тедар. Потом, внизу, он держит верёвку, и Рао сползает по ней, обдирая ладони в кровь об узлы. По стене проходит воин, в ночной тишине его шаги звучат громом небесным — и братья прижимаются к камню спинами, вжимаются изо всех сил, еле дыша, с замиранием сердца — будто бегут из тюрьмы. Шаги удаляются. Тедар тянет Рао вперёд — и близнецы добегают до зарослей кустарника на склоне; на это уходит страшно много времени.

Луна освещает склон, словно лампа. Близнецы смотрят на неё, как на врага.

Пока добираются до деревни, Рао устаёт снова. Он садится на мокрую траву. Рядом с ним пристраивается Тедар.

— Нам нельзя тут долго сидеть, — говорит он. — Ты простудишься… и вообще. Вдруг сиделка проснётся?

— Лучше скажи, — тихо говорит Рао, — как ты думаешь, отец убьёт нас, если мы попадёмся ему на глаза? Когда выйдем из леса?

Тедар не сомневается.

— Конечно, — говорит он убеждённо. — Скажи, откуда у меня такое чувство, будто нас убьют в любом случае?

— Так и будет. Пойдём дальше.

Тедар тащит Рао за руку — они идут по деревне, держась в тени. Деревня спит — мирно спит, по-настоящему. Из-за плетня лениво гавкает собака. Сегодняшней ночью никто не ждёт ничего дурного.

Никто не мешает близнецам спокойно дойти до околицы. Они останавливаются около дома Ирисы. Перед ними — луг, освещённый луной. Туман гладит траву своими длинными и худыми бледными пальцами. Братья дышат тревожным запахом леса — сырой свежестью, землёй, зеленью и осенью, ещё не наступившей, но уже близкой.

Хватаются за руки. Чувствуют себя маленькими детьми, совсем маленькими — а лес огромен: перед их внутренним взором — лесной ковёр до горизонта, как его видно со сторожевой башни.

— Нас кто-нибудь съест, — шепчет Рао. — Мы — без оружия.

— Мы сами — оружие, — говорит Тедар. Его душу наполняет решимость. — Знаешь, что я подумал? А если королевский патент отца — на самом деле не на то, о чём все говорят? Если он охраняет лес, как гоблины — мост? От смелых людей, у которых — цель…

— Если убили троих, которые никому не делали зла, — кивает Рао, — то вполне может быть. Ты прав. Идём.

И близнецы, держась за руки, как бывало в младенчестве, входят под кроны, в лесной чертог, полный сумрака и молчанья.

* * *

Их сразу окружает влажный, холодный, терпкий запах чащи — братья погружаются в него, как в воду. В лесу гораздо темнее, чем за его пределами; вокруг колышутся, качаются тени.

Страх окатывает сразу обоих жаркой волной.

Близнецы переглядываются. В темноте каждый из них различает только блеск настороженных глаз брата — но всё понятно и так.

— Мы не сделали ошибки? — спрашивает Рао и голос его срывается.

— Не трусь, хиляк, — выдыхает Тедар. — Идём.

Они ломятся сквозь заросли, идут по каким-то широким листьям, ломают хрусткие стебли — ладони в липком. Тедар нюхает пальцы — и обтирает руки об одежду.

— Это молочайник! — говорит он с досадой. — Я теперь сладкий, как плюшка с сиропом.

— Молочайник-молочайник, угости гостей случайных, — тихонько напевает Рао. — Помнишь, как мы его дома рвали и лизали стебли?

— Тихо! — рявкает Тедар. — Смотри!

Рао резко поворачивается.

Шагах в десяти от них, в просвете между стволов, в лунном столбе, на кривом суку над самой землёй висит вытянувшееся тело. Рао отшатывается и чуть не падает — брат его поддерживает.

— Тедар! Как можно?! Тут кого-то…

Тедар говорит неожиданно спокойно:

— Нет, это… это удавленник. Это — не его, это — он сам. Ты посмотри внимательно.

Братья, содрогаясь, подходят ближе.

Тело на верёвке — не тело человека. Повесившийся — монстр, мёртвая тварь только напоминает человека: длинные волосатые руки с широченными ладонями достают почти до икр, на ногах — раздвоенные копыта, в прорехах одежды видна клочковатая шерсть. Рао набирается смелости посмотреть самоубийце в лицо: обезьянья морда искажена страданием, язык свесился чуть не на грудь, а глаза, видно, выклевали лесные птицы…

— Зачем же он… — шепчет Рао.

— Ясно, — режет Тедар. — Не каждый может стерпеть себя тварью.

— Думаешь, мы сможем? — спрашивает Рао.

— Должны, — говорит Тедар убеждённо. — Лучше уж снаружи, чем внутри… — и замолкает. Но Рао уже понял его.

— Удивительно, что мы ещё не… — начинает он и осекается.

За деревьями слышен какой-то шорох, вроде жалобного мяуканья. Мяуканье превращается в хныкающий плач.

— Кто-то там попал в беду, — говорит Тедар и решительно идёт на звук.

Братья раздвигают кусты — и встречаются взглядами с жалким созданием. Оно — ростом с них, не больше, настолько тощее, что рёбра вот-вот порвут плешивую шкуру. Глаза у него — умоляющие, глаза забитого человека — на странной морде, пожалуй, крысиной, с неожиданным поросячьим пятачком.

У твари — ни клыков, ни когтей. На ней — ветхие остатки человеческой одежды. Тварь четверонога: вместо передних лап у неё — босые человеческие ноги с разбитыми, потрескавшимися ступнями.

— Он голодный, — говорит Рао. — Ему, наверное, тяжело добывать еду… а к людям он не пошёл.

— Ещё бы! — хмыкает Тедар. — Люди же непременно убьют, а здесь хоть какая, но жизнь…

— А те трое?.. Хотя… Снуки, наверное, очень хотел увидеть невесту, а Ириса тосковала по сёстрам и маме… А Когар и вовсе не думал, только делал, что приказано, да?

Тедар кивает.

— Жаль, что у нас нет никакой еды, — грустно говорит Рао. — Прости, бедняга…

На лице жалкой твари вдруг — чистый свет надежды. Она подаётся вперёд, но вдруг резко останавливается, миг прислушивается — и стремительно и бесшумно шарахается в заросли.

— Он что-то учуял? — растерянно спрашивает Рао.

Тут же слышит хриплое рычание.

Свежий запах чащи перебивает жуткая вонь — падали, дерьма, неопрятного хищного зверя. Надвигается оживший ужас.

— Вот! — вырывается у Рао. Он хочет сказать: «Вот что Олия имела в виду», — и Тедар понимает.

— Бежим!

Но у Рао вдруг тошно кружится голова и подкашиваются ноги. Он прислоняется к шершавому стволу.

— Беги. Я не могу.

Тедар дёргает его за руку:

— Можешь! Давай!

Но ноги Рао превращаются в полоски сырого теста — и он садится у корней дерева.

— Тедар, беги, пожалуйста, беги!

Чудовище выходит из зарослей в полосу бледного лунного света. Оно огромно. На лысой голове растут бычьи рога, но пасть — кошачья, с двумя парами клыков, как клинки — жёлтых и кривых. Тело — отвратительно человеческое, голая кожа натянута мышцами — но лапы, словно у рыси. В маленьких глазках горит сладострастная жестокость. Тварь поднимает лапу, показывает Рао крючья когтей.

Рао понимает: драться бессмысленно и сил нет, надо попытаться ускользнуть, исчезнуть, оставить злобного монстра в дураках — и его тело вдруг становится очень послушным. Меньше. Ещё меньше. Рао сжимается в комок между мощными корнями.

И тут вихрь крыльев и когтистых лап с воинственным воплем падает на чудовище откуда-то сбоку и сверху. Тварь издаёт дикий вопль, в котором — не только боль, но и страх. Пытается отмахнуться — но крылатое создание, похожее на грифона, кидается снова, бьёт всем телом, сбивает с ног, дерёт когтями и бьёт орлиным клювом. Окровавленный монстр пронзительно визжит — и кидается в заросли, ползёт на четвереньках туда, где ветки помешают крылатому преследовать ползучего.