Шолом-Алейхем
Агенты
Шутка в одном действии
Действующие лица
Менахем-Мендл Яхнегоз – местечковый еврей, в новом, с иголочки, костюме, в новой не по мерке шляпе, высоком воротничке (от которого глаза на лоб лезут), на коленях – большой портфель, тоже новенький.
Марк Моисеевич Ламтерншисер – щеголь, тоже с большим портфелем.
Аким Исакович Бакфиш – плотный субъект, любит покушать; тоже с новеньким портфелем.
Лазарь Константинович Теркельтауб – личность с большой бородой, обременен большим семейством (жена и несколько детей мал-мала меньше).
Разные личности без слов.
Действие происходит в поезде, в вагоне третьего класса.
Явление первое
В вагоне. Одни пассажиры сидят, другие лежат, растянувшись, третьи спят. На верхних полках – узлы и чемоданы. На переднем плане, у окна, на скамье сидит Менахем-Мендл, разглядывает свой новый костюм и говорит с самим собой.
Менахем-Мендл. Одели меня – вроде как жениха. Вырядили, как девицу. Беда только – брюки узковаты, а воротничок… Ох, этот воротничок! Задохнуться можно!.. Еду… А куда, не знаю! «Вы, – говорят они, – будете хорошим агентом. Одного вашего имени, – говорят они, – у нас довольно… Шутка ли – Менахем-Мендл Яхнегоз, которого, – говорят они, – повсюду знают, как облупленного: в Егупеце, в Бойберике, в Мазеповке, – да мало ли где! Поезжайте, – говорят они, – к вашим евреям и дай вам бог удачи. Штрафуйте, – говорят они, – людей от смерти…» Штрафовать людей от смерти? Как это можно взять человека и оштрафовать его от смерти? Чтоб я так горе знал, как это знаю. Два дня кряду они обучали меня всей науке, и аванс мне тоже дали… Вот в этом и суть, что все агенты берут авансы. Не будь авансов, говорят они, не было бы и агентов… А еще они набили мне портфель конституциями, то бишь инструкциями, как должен вести себя агент, когда он штрафует от смерти. Надо бы приняться за эти конституции, то бишь инструкции… (Открывает портфель и достает письмо.) Вот оно, здравствуйте, – письмо от Шейне-Шейндл! Как моя теща говорит: «Ищешь ножницы – найдешь веник…» А как еще раз не прочесть, что она пишет, моя супруга, дай ей бог долгие годы? Все равно, в вагоне скучно, делать нечего… (Читает письмо.) «Моему дорогому, уважаемому, мудрому… коротко говоря… Менахем-Менделю, да сияет светоч его. Во-первых, хочу сообщить тебе, что все мы, благодарение богу, пребываем в добром здравии, дай бог и от тебя получать такие же вести…» (Прерывает.) Ну, спасибо и на этом, хоть здоровы. (Продолжает читать…) «…а во-вторых, пишу я тебе, чтоб ты так в силах был, изверг этакий…» Уже! Начинаются благословения! (Читает.) «…чтоб ты так в силах был, изверг этакий, валяться там в болячках, в этом темном проклятом Егупеце, как я в силах ноги волочить. Наш дорогой доктор велел мне лежать – лежать бы ему на кладбище с тобой по соседству, как моя мама говорит…» (Прерывает.) Вот! Мама заговорила!.. (Читает.) «…как моя мама говорит, чтобы вам уютнее было долгими зимними ночами… Новое несчастье, новый заработок послал господь-бог ему, моему кормильцу! Он будет штрафовать людей на смерть! Что это значит, Мендл, ты будешь штрафовать людей на смерть? За что?!» (Прерывает.) Ничего не понимает, что я ей писал! (Продолжает читать.) «Ведь ты же совсем сумасшедший – с ума бы тебе сойти за всех евреев и неевреев… Как мама говорит…» (Прерывает.) Уже опять мамаша здесь! (Читает.) «…Как мама говорит: только вожжи отпустишь, а у жеребца уже и хвост трубой. Мало уже тебе, что ты на всех свадьбах танцовал, был чем угодно: купцом-торгашом, маклаком-барышником, ходоком-крутелем, сватом-пустобрехом, мало того, что со всем светом ты дела делал, – понадобилось тебе еще торговать живыми покойниками; как мама, чтоб она жила, говорит: «Погоди, увидишь, он еще где-нибудь в Польше кормилицей наймется»… Не лучше ли было бы в тысячу раз, чтобы ты сейчас был, к примеру, на войне с Японией?..» (Прерывает.) Обязательно! Так я и полетел! (Продолжает.) «…вернулся бы домой таким, упаси бог, как наш Мойше-Велвл, сын Лейви-Аврома, он приехал, горе мне, без рук, без ног, и не живой, и не мертвый… Как мать говорит: разве пуля знает, в кого стреляет? Помни же, Мендл, на этот раз говорю тебе добром: погибель на твою голову, огонь и чума».
В вагон входит Ламтерншисер с огромным чемоданом, ищет места, где бы присесть.
Явление второе
Менахем-Мендл и Ламтерншисер.
Ламтерншисер. Можно к вам?
Менахем-Мендл (прячет письмо в портфель). Ох! Для чего нет? (Про себя.) Замечательный пассажир, и чемодан хороший… Может быть, он даст себя штрафовать от смерти?
Ламтерншисер (устраивает чемодан, усаживается рядом и достает папиросу). Нет ли у вас огня? (Про себя.) Надо зондировать почву, и в вагоне надо щупать.
Менахем-Мендл. Ох! Для чего нет? (Дает спичку. Про себя.) Очень хорошо, что он начал.
Ламтерншисер (предлагает папиросу). Не угодно ли? (Про себя.) Подходящий субъект, провинциал в новеньком костюме… Может, удастся с ним дело сделать? Хоть бы небольшую страховочку… расходы вернуть…
Менахем-Мендл (берет папиросу). Ох! Для чего нет! (Закуривает. Про себя.) Видно, обходительный человек. Он, бог даст, наверно, заштрафует себя от смерти.
Ламтерншисер (про себя). С таким сморчком можно и по-простому разговаривать. (Переходит прямо к делу.) Хорошо в вагоне ехать… не то, что в старое время!.. Когда ездили на лошадях, бывало, вы понимаете, тащишься, и тащишься, и тащишься…
Менахем-Мендл (повторяет). Тащишься, тащишься и тащишься…
Ламтерншисер. Были в кабале у извозчика… как глина в руке горшечника.
Менахем-Мендл. Словно глина в руке горшечника.
Ламтерншисер. Напихает, бывало, в свой фургон всякой твари по паре…
Менахем-Мендл. Всякой твари по паре…
Ламтерншисер. Мужчины, женщины, куль муки, кантор, козел, поп…
Менахем-Мендл. Козел, поп…
Ламтерншисер. А чуть дорога в гору, – он велит, бывало, пассажирам потрудиться слезть… Вас честью просят…
Менахем-Мендл. Честью просят…
Ламтерншисер. А теперь я барин! Сижу, понимаете, в вагоне, курю папиросу и – никаких!
Менахем-Мендл. И никаких!
Ламтерншисер. Одно было хорошо: раньше ездили – так насчет жизни были уверены. Нечего было бояться, что вдруг приключится несчастье, катастрофа, то есть в случае, если перевернешься, понимаете, и полетишь вверх тормашками.
Менахем-Мендл. Да, вверх тормашками.
Ламтерншисер. Хорошо еще, если человек обеспечен хоть несколькими тысячами на случай смерти, чтобы жене и детям, упаси бог, не пришлось, понимаете, по миру ходить.
Менахем-Мендл. По миру… (Про себя.) Бежит рысью, как хороший конь.
Ламтерншисер (про себя). Идет за мной следом, как жеребчик! (Громко.) Потому что, понимаете, покуда колесо вертится, – так оно вертится.
Менахем-Мендл. Вертится.
Ламтерншисер. А когда колесо остановилось, – тогда стоп машина!
Менахем-Мендл. Стоп машина!
Ламтерншисер (про себя). Держит под уздцы голубчика! Ну и ступай в конюшню! (Громко.) Скверно то, что не каждый может обеспечить себя. Нынешние расходы, понимаете, и нынешние…
Менахем-Мендл. И нынешние…
Ламтерншисер. А в таком случае, по крайней мере хотя бы страховочку…
Менахем-Мендл. По крайней мере страховочку… (Про себя.) Ведь это же прямо-таки от бога, честное слово!
Ламтерншисер. Я как раз сейчас вспомнил об одном случае, который у нас случился. Некий человек, среднего достатка, он, понимаете, за всю свою жизнь тысячи рублей не имел, сотенной бумажки в глаза не видал, догадался, однако, вовремя застраховаться на несколько тысяч рублей. Теперь он умер в пути, не про вас будет сказано, в вагоне, и жене его недавно выплатили пять тысяч рублей наличными, копеечка в копеечку!
Менахем-Мендл. Наличными! Копеечка в копеечку! Как раз и у нас это случилось. Только было это не пять, а десять тысяч рублей. Помоги мне так бог во всех моих делах!
Ламтерншисер (вне себя). Десять тысяч рублей?
Менахем-Мендл. Десять тысяч рублей.
Ламтерншисер. Что же они сделали с такими громадными деньгами?
Менахем-Мендл. Что им делать? Торговлю открыли. Солидную торговлю!
Ламтерншисер. Вот как? Ну, и хорошо торгуют?
Менахем-Мендл. Да как еще торгуют! Наживают капитал!
Ламтерншисер (про себя). Сейчас самый подходящий момент. Надо его взять за сердце. (Громко.) Смешно, конечно, завидовать покойнику. Но как вспомнишь о живых, понимаете… У каждого жена, дети… (Вздыхает.) Каждый должен так поступить.
Менахем-Мендл (вздыхает). Ну, вот! А о чем разговор! (Про себя.) Сейчас самый лучший момент взять его за печенку.
Ламтерншисер (вздыхает). Благо тому, кто это вовремя сделает!
Менахем-Мендл (вздыхает). У кого голова на плечах, тот все успевает, тот… Да и стоит это не так дорого. Сколько это стоит?
Ламтерншисер (оживившись). Это зависит от возраста. Я думаю, это можно тут же и проделать.
Менахем-Мендл (оживившись). Почему нет?
Ламтерншисер. Доктора можно будет достать… Представить потом свидетельство, понимаете…
Менахем-Мендл. Это дело последнее! Главное – сумма.
Ламтерншисер (хватается за портфель). Не сумма главное, а возраст.
Менахем-Мендл (хватается за портфель). Разумеется, возраст. Сколько вам, к примеру, лет?
Ламтерншисер. Мне? При чем тут мои годы?
Менахем-Мендл. То есть, как так при чем? Ведь вы же говорите, что главное – это возраст! Вы же говорите!
Ламтерншисер. Что значит? Вы хотите меня застраховать?
Менахем-Мендл. А что же? Вы меня заштрафовать хотите?
Ламтерншисер. Вы разве тоже агент?
Менахем-Мендл. Да еще какой! Суп-агент!
Ламтерншисер (встает, протягивает руку и представляется галантно и не без гордости). Марк Моисеевич Ламтерншисер, окружной агент-аквизитор общества «Эквитебель».
Менахем-Мендл (встает, представляется весьма элегантно). Менахем-Мендл Яхнегоз, суп-агент общества «Якорь».
В вагон входит Бакфиш с двумя чемоданами, ищет места, где бы присесть.
Явление третье
Те же и Бакфиш.
Бакфиш. Можно?
Ламтерншисер. Пожалуйста.
Менахем-Мендл. Пожалте!
Бакфиш (садится на противоположной скамье, размещает чемоданы, из одного чемодана достает бутылки и банки с разного рода закусками, устраивает из чемоданов подобие стола и принимается за еду). В дороге, знаете ли, хорошо, когда везешь с собой всякую всячину, потому что не на каждой станции достанешь, что тебе надо, да и не все, что дают, я ем. Боюсь за свой желудок. То есть пожаловаться на свой желудок я не могу, дай бог и дальше не хуже, но я боюсь его испортить. Желудок, знаете ли, это котел. Чуть перестал котел варить, – вся машина к черту! (Откупоривает бутылку и наливает себе рюмку.) Лехаим, евреи, будем здоровы! (Наливает еще рюмку и предлагает Менахем-Менделю.) Попробуйте, прошу вас, эту капельку. Собственная настойка на апельсиновых корках.
Менахем-Мендл (про себя). Удивительно приветливый человек! Может быть, его удалось бы заштрафовать от смерти! (Громко.) Спасибо! Дайте лучше им! (Указывает на Ламтерншисера.)
Ламтерншисер (Менахем-Менделю). Пейте, пейте! (Про себя.) Любезный субъект. Его, пожалуй, можно бы застраховать. Расходы вернуть…
Бакфиш (выпивает еще рюмку и предлагает Ламтерншисеру). Попробуйте, прошу вас, и закусите вот этими сардинками. Великолепные сардинки! Не правда ли? Что скажете? Хороши сардинки? Свежие? Я без сардинок в дорогу не отправляюсь. Мало ли что может случиться в дороге. В дороге нужно быть осторожным с едой, потому что здоровье, знаете ли, дороже всего. (Развязывает пакет с колбасой, ест и предлагает попутчикам.) Раз вы уже отведали моих сардинок, так колбасу и подавно попробовать можете. Не бойтесь, и свежая, и кошерная. Я, когда покупаю колбасу, не беру какая попадется. Здоровье, знаете ли, дороже всего. По тому что, как вспомнишь о смерти, так и за жизнь опасаться начинаешь! Особенно когда имеешь дома жену и двоих деток – два глаза во лбу.
Ламтерншисер (жует). Всего двое?
Менахем-Мендл. Парочка?
Бакфиш (жует). Мало? А что, если вдруг, упаси бог, помрешь?
Ламтерншисер (жует). С вашей комплекцией?
Менахем-Мендл. Выглядите вы, не сглазить бы…
Бакфиш (жует). Вы не смотрите, что я такой… Если бы я не поддерживал своего организма питанием, я бы уже давным-давно – э-ге-ге!.. (Развязывает еще пакет.) А ну-ка, попробуйте, прошу вас, это копченое мясо! Оно холодное, но свежее. Я, когда покупаю мясо, не беру какое попало. Почему вы соленого огурчика не возьмете? Ананасы – не огурчики! Моя жена, дай ей бог здоровья, когда я собираюсь в путь, как начнет упаковывать, – упаковывает, упаковывает и упаковывает… Выпейте, пожалуйста, по стаканчику вишневки. Своя. Женино изделие.
Ламтерншисер (пьет). Преданная у вас жена.
Менахем-Мендл (пьет). Жена у вас преданная…
Бакфиш. Редкость. Одна на всю губернию! Что об этом говорить!
Ламтерншисер. Не жена, понимаете, а прямо-таки клад!
Менахем-Мендл. Клад – не жена!
Бакфиш. Ах, что вы знаете? Что вы знаете?
Ламтерншисер (про себя). Попал в главное место… Кажется, дело на лад пойдет… (Громко.) Такую жену ценить нужно.
Менахем-Мендл (про себя). Дело идет, как по маслу… (Громко.) Такую жену почитать надо!
Бакфиш (чистит апельсин). Что вы знаете? Что вы знаете? Возьмите, пожалуйста, апельсин. Хорошие апельсины. Я, когда покупаю апельсины, не беру первые попавшиеся. Это тоже она уложила, жена моя, то есть…
Ламтерншисер (чистит апельсин). Такую жену, как ваша, нельзя, по-моему, оставлять без всякого обеспечения, на случай, если что-нибудь, упаси бог, стрясется. Вы понимаете? Я так полагаю, что жену вообще необходимо обеспечить, а еще когда, понимаете, имеются дети… А еще когда, понимаете, мы, как мы с вами, люди разъезжающие…
Менахем-Мендл (про себя). Гм… Неплохо работает, честное слово! (Громко.) Ведь мы с вами, люди разъезжающие…
Бакфиш. Я тоже так полагаю, что жену нужно обеспечить капиталом в каких-нибудь десять тысяч целковых. Есть для этого одно только средство.
Ламтерншисер (оживленно). Застраховаться!
