Помоги проекту - поделись книгой:
Соответственно в 8.45 26 сентября командование 3-й армии получило приказание Военного совета Белорусского фронта № 07:
«1. Для обеспечения правого фланга армий округа, сосредоточить к 28.9.39 в район Друя, Дрисвяты, Опса 4 ск в составе: 10, 126 и 163 (вновь прибывающая) сд с 39 тбр (вновь прибывающая) и 24 кд. С утра 29.9 все указанные части переходят в подчинение Военного Совета ЛВО.
2. Ставлю Вас в известность, что в район Полоцк, Витебск, Орша перебазируются два авиаполка, и что прикрытие района сосредоточения корпуса будет производиться одним истребительным авиаполком.
3. Разграничительная линия между БОВО и ЛВО – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО включительно, кроме Полоцк, который остается для совместного пользования.
4. До прибытия новой сд из района Полоцк в Ваше распоряжение, прикрытие госграницы с Литвой возложить на 5 сд.
5. 13[-й] понтонный батальон сосредоточить в Дисна и подготовить для передачи ЛВО.
6. Об исполнении донести»[213].
Получив соответствующий приказ командующего 3-й армией, командир 4-го стрелкового корпуса комбриг И.Е. Давидовский в 5 часов утра 27 сентября издал приказ № 06/оп:
«1. На основании приказа Командующего войсками Белорусского фронта № 07 4 ск в составе 10, 126, 163 сд, 24 кд, 39 тбр к исходу дня 28.9.39 сосредотачивается [в] р[айо]не Друя, Дрисвяты, Опса для обеспечения правого фланга армии округа.
С утра 29.9.39 корпус переходит в подчинение ЛВО. Граница с Белфронтом – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО за исключением Полоцка, который остается в совместном пользовании.
2. а) 10 сд, продолжая охрану границ и оставив заставы для охраны границы на участке Стражница, Пляушкеты, Дукшты до смены их частями 126 сд, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе Струсто (5 км с[еверо]-з[ападнее] Браслав), Михалишки, Усяны, Красносельце.
62 сп оставив в ранее занимаемом районе.
Штадив – Браслав.
б) 126 сд, продолжая охрану границы, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе: Завесишки, Г. Дв. Стацюны, Закальвишки, Вигутаны.
Маршрут движения – Свенцяны, м. Стар[ые] Давгелишки, Рымшаны.
Сменить заставы 10 сд на участке: Г.Дв. Скирно – Дукшты к исходу 27.9 и сдать охрану границы на участке Дукшты – Жиндулы 5 сд к исходу 28.9.
Штадив 126 – Рымшаны.
в) 163 сд по мере выгрузки частей сосредоточиться в районе Раткуны (10 км западнее Браслав), Подзишки, Илгайце, Побержа, Эйдымянишки.
Штадив – Купчеле.
3. 24 кд к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Рычаны, Карасино, Мялка, м. Дрисвяты, Едегале.
Штадив – м. Дрисвяты.
Маршрут – Вильно, Свенцяны, м. Мелегяны, Видзы, Дрисвяты.
4. 39 тбр после разгрузки выйти в район сосредоточения – Г.Дв. Нов[ый] Двур, Межаны, Сюлки, Лушнево, Гирчаны.
Штабриг – Гирчаны.
5. 267 ап к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Кякшты, Лукьяны, оз. Секлы.
Маршрут движения: Свенцяны, Мелегяны, Видзы. М. Видзы хвостом колонны пройти не позднее 12.00 28.9.39.
6. 205 ап – к исходу дня 28.9 сосредоточиться в районе Анджеевка, Шульги, Мелегяны.
7. 16 зад к 14.00 28.9.39 перейти в район Усяны, Дрисвяты, Опса и прикрыть сосредоточение частей корпуса.
8. Штакор – с 12.00 28.9 – Опса»[214]. В связи с передислокацией войск 4-го стрелкового корпуса между 13 и 22 часами 27 сентября командиры 5-й, 10-й и 126-й стрелковых и 24-й кавалерийской дивизий издали соответствующие приказы[215].
Тем временем в 20.54 26 сентября Военный совет ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № 1/149: «Распоряжением Командующего войсками БОВО в районе – Друя, Дрисвяты, Опса к 28.9.39 сосредоточатся: 4 ск в составе 10 сд, 126 сд и 163 сд, 39 тб и 24 кд, этот корпус в полном составе с утра 29.9.39 переходит в Ваше подчинение.
С 26.9 в район ст. Свольна, Борковичи начнет прибывать 84 сд, которая имеет задачу сосредоточиться распоряжением Командующего войсками БОВО в районе Свольна, где и останется в моем резерве.
4 ск распоряжением Командующего войсками БОВО прикрывается одним истребительным полком.
В районе Голодаево к 28.9.39 будет перебазирован истребительный полк, включая в это число две эскадрильи, уже дислоцированные в районе Голодаево. Район – Полоцк, Орша, Витебск перебазируется два авиаполка скоростных бомбардировщиков. Вся перечисленная авиация выше, с утра 29.9.39 входит в Ваше подчинение. Разграничительная линия между БОВО и 7[-й] Армией Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты все для 7[-й] Армии, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования.
Необходимо принять меры организации связи с указанными частями. Представьте соображения по организации устройства тыла. Получение и принятие мер донести»[216].
26 сентября в район Полоцк – Свольна стали прибывать по железной дороге 163-я, 84-я стрелковые дивизии и 39-я танковая бригада из МВО[217]. Согласно изданному в тот же день приказу Военного совета Белорусского фронта № 07 39-я танковая бригада с 11.00 29 сентября подчинялась 4-му стрелковому корпусу и должна была сосредоточиться севернее Опсы. 28 сентября начальник штаба Белорусского фронта своей телеграммой № 00075/ш приказал сосредоточить севернее Опсы 84-ю стрелковую дивизию и с 11.00 29 сентября включить ее в состав 4-го стрелкового корпуса, а 163-ю стрелковую дивизию сосредоточить в районе Свольны и передать в подчинение Военного совета ЛВО[218]. Соответственно, в 3.33 28 сентября начальник штаба ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № оп/12:
«1) 4 ск переходит в Ваше подчинение не 29.9.1939, а с утра 28.9.39 г.
2) В состав 4 ск взамен 163 сд, включается 84 сд, которая разгружается в сборном пункте 4 ск маршами, отдельными полками, не ожидая всей дивизии.
3) 163 сд сосредоточиться в районе Свольна [в] мой резерв.
4) 13[-й] танковый батальон, прибывающий из Старицы, [и] 14[-й] танковый батальон сосредоточить в районе 4 ск.
Об исполнении донести»[219].
27 сентября Разведотдел ЛВО сообщал о военных приготовлениях в Латвии, что «21.9.39 5[-й] и 6[-й] пех[отные] полки и один дивизион артполка 2-й Видземской дивизии были отправлены из Риги в Даугавпилс (Двинск)», а 7-й пехотный полк переброшен в район Карсава[220]. 29 сентября разведка доложила, что «установлено выдвижение передовых частей 9[-го] п[ехотного] п[олка] на линию Зилупе, м. Посина». Правда, основные силы 9-го пехотного полка оставались в пункте постоянной дислокации – Резекне[221].
На основании директивы наркома обороны № 043/оп от 26 сентября Военный совет ЛВО в 1.00 29 сентября направил командующему 7-й армии комкору В.И. Болдину приказ № 4414/сс/ов:
«1. Сосредоточение войск 7[-й] Армии к Латвийской границе на фронте Красный, Себеж, оз. Освейское, Придруйск закончить к исходу 29.9.39, имея их в полной боевой готовности и следующей группировке:
2 ск – 155 сд в районе Габаны [Гобаня], Нивки, Посадница [Посадницы]; 67, 48 сд, 34[-я] танковая бригада – Меженцы, Грошево, Себеж;
47 ск – 138, 163 сд – Воронина [Воронино], Жуково, Медведева [Медведево]; 4 ск – 10, 126, 84 сд, 24 кд, 39[-я] танковая бригада – Придруйск, Дрисвяты, Иказнь.
2. Задача 7[-й] Армии [ – ] прикрыть операции ЛВО против Эстонии со стороны Латвийской границы.
В случае выступления или помощи Латвийской армии Эстонским частям, 7[-й] Армии, по особому приказу быстрым и решительным ударом по обоим берегам р. Западная Двина, наступать в общем направлении на Рига.
3. Действия армии должны быть решительными, поэтому войска не должны ввязываться в фронтальный бой на укрепленных позициях противника, а оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу.
4. Авиационная группа армии:
Командует авиацией 7[-й] Армии командующий ВВС Калининского военного округа комбриг [С.К.] Горюнов.
Состав: два полка истребительных и два полка СБ. Граница для действий авиации армии Верро [Выру], оз. Лубань, Двинск [Даугавпилс].
Задача: непосредственная поддержка и прикрытие войск армии. Не допускать авиацию противника на направление Опочка, Идрица, Полоцк. В случае выступления Латвии, по особому приказу уничтожить авиацию противника на аэродроме Реезекне и ж[елезно]д[орожный] узел Реезекне.
5. Соседи: справа 8[-я] Армия (штарм Псков), по получении особого приказа переходит в наступление с задачей разбить Изборско-Печерскую группировку противника и, наступая на Юрьев (Тарту), совместно с отдельным Кингисеппским стрелковым корпусом овладеть Таллин, Пернов [Пярну].
Левый фланг 8[-й] Армии в сторону Валк [Валга] обеспечивается 1[-й] танковой бригадой и 25 кд, усиленных двумя с[трелковыми] п[олками] на автомашинах, которые в случае выступления или помощи Латвийских воинских частей Эстонской армии, действуют [в] направлении Рига.
Граница с ней (все пункты для 8[-й] Армии): Новоржев, Лагунина (40 км южнее Остров). Слева части БОВО.
Граница с ними Невель, Полоцк (пункт общего пользования), Друя.
6. Устройство тыла и материальное обеспечение организует Штаб 7[-й] Армии. На проведение операции Вам отпускается 5 боекомплектов огнеприпасов, 5 заправок горючего для боевых машин и 6 заправок для транспортных машин.
В войсках иметь: огнеприпасов 1 1/2 боекомплекта, 3 заправки горючего и 4 суточных дачи продфуража. Кроме того, на головные склады к исходу 29.9.39 завести 2 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего и 2 суточные дачи продфуража.
7. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должен быть ознакомлены лишь Военный Совет армии, начальник штаба, НО-1, командиры, комиссары и начальники штабов корпусов.
8. Всю подготовку и занятие исходного положения провести скрытно, в исходном положении войска должны быть замаскированы.
9. Иметь надежную связь с войсками.
10. Штаб округа [ – ] Ленинград. Командный пункт [ – ] Псков. Связь со штармом непосредственная, телеграф и радио.
11. Получение подтвердить. План операции представить [в] 20.00 час[ов] 29.09.39 нарочным»[222].
29 сентября управление 7-й армии прибыло в Идрицу, а соединения армии к исходу дня завершили сосредоточение в предназначенных районах[223]. Соответственно, войска 4-го стрелкового корпуса, сосредоточение которых несколько задержалось, были переданы в оперативное подчинение Военного совета 7-й армии с утра 30 сентября, а командование корпуса было «вызвано в Идрицу [в] штаб армии Болдина для получения задач»[224]. Передислоцированные войска на литовской границе были сменены заставами от частей 5-й стрелковой дивизии. 30 сентября командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников и полковник Н.И. Гусев направили командующему войсками БОВО, а также Военным советам 7-й армии и ЛВО директиву № 065 с приказом наркома обороны: «Перебазирование авиационных полков в район 7[-й] Армии до особого распоряжения не производить»[225]. В 23.10 того же дня начальник Генштаба РККА направил командованию ЛВО сообщение: «Народный Комиссар Обороны приказал 1 октября, не затрагивая эстонской территории, произвести разведку латвийской территории. Разведку вести на глубину Люцын [Лудза] – Режица [Резекне]. Вести так, чтобы не попасть под огонь, лучше всего истребителями 9-ми или эскадрильями, можно и СБ, но с больших высот». После выполнения этой задачи 1 октября было приказано в дальнейшем разведывательные полеты производить только по особому указанию Генштаба[226]. С 20 часов 1 октября 4-му стрелковому корпусу был подчинен 14-й понтонный батальон[227].
После достижения договоренности с Эстонией советское руководство решило уточнить группировку войск на границе с Латвией, и в 23.15 30 сентября начальник Генштаба Красной армии направил командующему войсками ЛВО приказ № 074: «В связи с изменившейся обстановкой во изменение директивы от 26.9.39 г. за № 043/оп Народный Комиссар приказал:
1. 8[-й] армии в составе 56[-й], 75[-й], 49[-й], 136[-й] стрелковых дивизий, бригады 25[-й] кавдивизии, 10[-го] танкового корпуса (без 18[-й] танковой бригады), 1[-й] танковой бригады и 2 полков артиллерии, оставив одну стрелковую дивизию на эстонской границе, иметь главную группировку южнее реки Кудеб в районе Заполье, Остров, Черская.
2. Продолжать сосредоточение частей 7[-й] армии и 4[-го] стрелкового корпуса согласно директивы № 043/оп»[228].
2 октября штабу 7-й армии было сообщено, что по распоряжению наркома обороны должны прибыть 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Ржева в Великие Луки, 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Быхова в Уллу, 15-й истребительный авиаполк из Уллы в Полоцк, 20-й истребительный авиаполк из Смоленска в Голодаево и управление 18-й авиабригады из Орши в Полоцк[229].
Развернувшиеся со 2 октября в 7-й армии учебные занятия по боевой и политической подготовке привели к возникновению в войсках армии мощного боевого порыва. Так, механик-водитель танкового батальона 48-го стрелковой дивизии говорил: «Скорей бы пойти в бой, где мы покажем латвийским помещикам силу и мощь СССР». «Давали бы приказ о наступлении поскорей, – считал красноармеец 56-го стрелкового полка Чупкин, – получить надо первое боевое крещение». Младший командир 179-го мотострелкового батальона 34-й танковой бригады Лавренюк заявил: «Я жду с нетерпением, когда командование прикажет выступить, я готов отдать жизнь за родину, если это потребуется». Красноармеец 2-й пулеметной роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии Юраш на митинге обещал, что «если придется воевать с “айсаргами” – мой пулемет всегда будет работать безотказно». Однако недостаточная организованность привела к тому, что «в 328[-м] с[трелковом] п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] красноармеец Хренов в ночь с 29 на 30 сентября, заблудившись, перешел латвийскую границу. С латвийской стороны Хренов вернулся сам через 20 минут. В настоящее время он находится на погранзаставе, где ведется расследование. В 14[-м] г[аубичном] а[рт]п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] в ту же ночь несколько красноармейцев-разведчиков, потеряв ориентировку, перешли латвийскую границу, но, узнав об этом, немедленно вернулись обратно». Чтобы не допускать самовольного перехода бойцами границы, политработники организовали беседы с личным составом частей, была также усилена служба наблюдения и охранения[230].
Вместе с тем, проводимая политработа породила среди военнослужащих 7-й армии и ряд «нездоровых» высказываний. Например, по мнению красноармейца 3-й роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии члена ВКП(б) М.И. Иванова, «если мы будем занимать Латвию, то это будет неверно. Политика Советской власти и нашей партии – не занимать чужой территории». В 295-м артполку 138-й стрелковой дивизии красноармейцы 3-го батальона А.И. Иванов и П.Н. Мигачев заявили: «Зачем мы хотим напасть на Латвию, ведь она нас не трогает. Говорим, что чужой земли не хотим, а готовимся убивать рабочий класс, да и дети наши пропадут»[231]. Как полагал заместитель политрука 2-го танкового батальона 1-й танковой бригады Крючков: «Мне никак непонятно, почему Советское правительство перед народом демонстрирует нейтралитет, а само концентрирует свои войска к границе мирных государств. Что из себя представляют Эстония и Латвия, если имеют 100 тыс. войск, – два дня и это будет значить захват чужих границ». По мнению младшего командира 18-й танковой бригады Романовского, «теперь ясно, что Советский Союз сосредотачивает свои войска у границы для того, чтобы разгромить прибалтийские государства и поживиться за их счет»[232].
2 октября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 69, в котором относительно Латвии отмечалось, что «в Зилупе и Пасине солдаты [7-й роты 9-го пехотного полка] заявляют, что драться против Красной армии не будут и в случае военных действий они перейдут на сторону красных»[233]. По данным разведывательного бюллетеня № 73 от 4 октября, Латвия переживала экономические трудности, связанные с нехваткой сырья, ростом безработицы, проблемами с продовольствием и горючим. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что неплохо было бы, если СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[234].
В итоге на границе Латвии была развернута группировка войск Красной армии (см. схему 2), боевой состав и численность которой показаны в таблицах 6 и 7. Внушительной была и группировка ВВС. Как уже указывалось, в южной части ЛВО дислоцировалось порядка 1 420 самолетов, а ВВС 7-й армии состояли из управления 18-й авиабригады, 15-го, 20-го истребительных, 16-го, 31-го, 39-го скоростных бомбардировочных полков и 10-й истребительной эскадрильи, в которых насчитывалось 310 самолетов[235].
Тем временем латвийское руководство, заинтересованное в расширении экономических отношений с СССР, внимательно изучало эстонский опыт и, учитывая рост советского влияния в Восточной Европе, было согласно договориться на условиях, аналогичных эстонским. 30 сентября министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс и военный министр генерал Я. Балодис заявили советскому полпреду в Риге о готовности начать 8–9 октября торговые переговоры и о том, что «дальнейшее развитие политической линии Латвии должно идти в направлении большого политического и экономического сотрудничества с СССР». При этом латвийская сторона отметила, что «считает совершенно приемлемыми основу и форму договора с Эстонией для Латвии. Одобряют ведущуюся политику СССР, и на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать». Сообщая об этом, полпред предлагал «поставить, в духе их пожеланий и нашей заинтересованности, наряду с экономическими вопросами и политические»[237]. 1 октября Москва сообщила Риге о готовности к экономическим переговорам, и правительство Латвии приняло решение о визите министра иностранных дел в СССР[238]. В тот же день латвийская сторона уведомила германского посланника в Риге о том, что в ночь на 1 октября латвийскому посланнику в Москве было заявлено, что советское правительство желает немедленно начать переговоры с латвийским правительством, правда, тема предстоящих переговоров названа не была. Являясь партнером Германии по договору о ненападении, латвийское правительство информировало, что 2 октября Мунтерс вылетает в Москву. Сообщение об этом было передано по радио, а завтра будет напечатано в утренней прессе[239].
2 октября Латвийское телеграфное агентство сообщило, что «Латвия должна приступить к пересмотру своих внешних отношений, в первую очередь с СССР. Правительство поручило министру иностранных дел Мунтерсу немедленно направиться в Москву, чтобы войти в прямой контакт с правительством СССР». В тот же день в 21.30 в Кремле началась первая беседа В. Мунтерса с советским руководством, от имени которого В.М. Молотов предложил упорядочить советско-латвийские отношения, поскольку «нам нужны базы у незамерзающего моря». Его поддержал И.В. Сталин, заявивший, что «прошло 20 лет, мы стали сильнее и вы тоже. Мы хотим говорить о тех же аэродромах и о военной защите. Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией. Кроме того, если мы достигнем согласия, то для торгово-экономических дел имеются очень хорошие предпосылки». Обосновывая необходимость усиления безопасности СССР, Молотов указал, что «то, что было решено в 1920 г., не может оставаться на вечные времена. Еще Петр Великий заботился о выходе к морю. В настоящее время мы не имеем выхода и находимся в том нынешнем положении, в каком больше оставаться нельзя. Поэтому хотим гарантировать себе использование портов, путей к этим портам и их защиту».
Попытки В. Мунтерса отклонить советские претензии ссылками на нормализацию советско-германских отношений вызвали довольно откровенную реплику И.В. Сталина: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать. Но мы не желаем злоупотреблять… Нам нужны Лиепая и Вентспилс…» Советская сторона настаивала на получении права на размещение военных баз и ввод 50-тысячного контингента войск. Естественно, латвийская сторона настаивала на сокращении численности войск и отказалась от размещения советских частей в Риге. В ходе дискуссии Сталин пообещал, что «гарнизоны останутся только на время нынешней войны, а когда она окончится – выведем», и снизил численность войск до 30 тысяч. В 24 часа стороны решили сделать перерыв до следующего дня. В ходе следующего раунда переговоров, начавшегося в 18 часов 3 октября, латвийская сторона предложила ограничиться советской базой в Вентспилсе и настаивала на сокращении численности вводимых гарнизонов до 20 тысяч человек. В.М. Молотов постарался добиться уступок в духе советского предложения, но Мунтерс стоял на своем. Тогда слово взял Сталин: «Вы нам не доверяете, и мы вам тоже немного не доверяем. Вы полагаете, что мы хотим вас захватить. Мы могли бы это сделать прямо сейчас, но мы этого не делаем». Советский руководитель настаивал на получении баз в Вентспилсе и Лиепае, а также на сооружении береговой батареи на мысе Питрагс. Когда Мунтерс вновь попытался отстоять свои предложения, Сталин прямо указал, что «немцы могут напасть. В течение 6 лет немецкие фашисты и коммунисты ругали друг друга. Сейчас произошел неожиданный поворот вопреки истории, но уповать на него нельзя. Нам загодя надо готовиться. Другие, кто не был готов, за это поплатились»[240]. Выработка условий договора проходила при настойчивом давлении советской стороны и медленных уступках латвийской делегации.
3 и 4 октября Латвия сообщала Германии о ходе советско-латвийский переговоров и содержании выдвинутых советской стороной предложений[241]. Однако выяснилось, что Берлин занял позицию стороннего наблюдателя, и 3 октября в Риге было решено, что «правительство одобряет действия Мунтерса и поручает ему достичь соглашения с Москвой на основе принципов эстонского соглашения, пытаясь достичь, насколько это возможно позитивных результатов». Министру иностранных дел было поручено «делать все необходимое, чтобы улучшить текст уже подписанного советско-эстонского соглашения, пытаясь достичь более благоприятных условий для соглашения с Латвией»[242]. В итоге советско-латвийских переговоров 5 октября был подписан договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться в Лиепае, Вентспилсе и других местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Для охраны Ирбенского пролива СССР получал право соорудить базу береговой артиллерии на побережье. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь латвийской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 8 октября, Латвией – 10 октября и вступил в силу 11 октября после обмена ратификационными грамотами в Риге. 12 октября в Москву прибыла латвийская торговая делегация во главе с председателем Латвийской торгово-промышленной камеры А. Берзиньшем, в результате переговоров с которой 18 октября было подписано советско-латвийское торговое соглашение на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г., установившее торговый оборот в 60 млн латов[243].
Договор о взаимопомощи с Литвой
Если в отношении Эстонии и Латвии, отнесенных к его сфере интересов, Советский Союз мог действовать более уверенно, то в отношении Литвы Москва занимала осторожную позицию. Зная о занятии Вильно Красной армией, литовское руководство было заинтересовано в выяснении вопроса о будущем города. Уже в 13.30 19 сентября литовский посланник в Москве Л. Наткевичус, выполняя задание своего правительства, попытался выяснить у В.М. Молотова «как советское правительство очерчивает границы Западной Белоруссии, учитывая, что коренная литовская столица и некоторые населенные литовские районы находятся вне современной Литвы». На осторожный вопрос был получен столь же осторожный ответ. Молотов заявил, что «ему известны все проблемы, и он хорошо помнит и виленскую. Однако он считает, что недостаточная выясненность общего положения не дает возможности подойти к этой теме конкретно и поэтому следует набраться терпения и повременить»[244].
Учитывая, что Литва была отнесена к сфере интересов Германии, германское руководство рассматривало разные варианты реализации новых возможностей. 20 сентября в Берлине был составлен проект германо-литовского «договора об обороне», согласно которому Литва отдавала себя под опеку Германского Рейха, стороны должны были заключить военную конвенцию и начать переговоры по экономическим вопросам[245]. В ходе подготовки к этим переговорам И. фон Риббентроп, учитывая занятие Вильно советскими войсками, дал 21 сентября задание Ф. фон дер Шуленбургу в дружественной форме напомнить В.М. Молотову и И.В. Сталину о том, что Германия и СССР признали права Литвы на Виленскую область[246]. В ответ Молотов заявил 22 сентября, что в Виленском вопросе советское правительство придерживается заключенного соглашения, но не думает, что настал момент для уточнения деталей. Примерно в этом смысле он проинформировал и литовского посланника, добавив, что Советский Союз не забудет Литву. Молотов намекнул, что Виленский вопрос относится ко всему комплексу прибалтийских вопросов и это должно приниматься во внимание при окончательном урегулировании[247]. В итоге запланированные на 23 сентября германо-литовские переговоры были вечером 22 сентября по инициативе германской стороны отложены на неопределенное время[248]. 25 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 4, согласно которой следовало «держать в Восточной Пруссии наготове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления»[249]. В тот же день в ходе начавшихся советско-германских контактов об урегулировании польской проблемы СССР предложил обменять территорию Варшавского и Люблинского воеводств на Литву и сообщил о желании заняться решением проблем Прибалтики[250].
27 сентября в Москве параллельно с советско-эстонскими переговорами в 22 часа начались переговоры с Германией, на которых затрагивались и прибалтийские проблемы. Министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, зная от германского посланника в Таллине о советских предложениях Эстонии и полагая, что «это, очевидно, следует понимать как первый шаг для реализации прибалтийского вопроса», просил советское правительство сообщить, «как и когда оно собирается решить весь комплекс этих вопросов». Выслушав заявление И.В. Сталина о намерении СССР создать военные базы в Эстонии «под прикрытием договора о взаимной помощи», Риббентроп спросил, «предполагает ли тем самым Советское правительство осуществить медленное проникновение в Эстонию, а возможно и в Латвию, Сталин ответил положительно, добавив, что, тем не менее, временно будут оставлены нынешняя правительственная система в Эстонии, министерства и так далее. Что касается Латвии, Сталин заявил, что Советское правительство предполагает сделать ей аналогичные предложения. Если же Латвия будет противодействовать предложению пакта о взаимопомощи на таких же условиях, как и Эстония, то Советская Армия в кратчайший срок «разнесет» Латвию. Что касается Литвы, то Сталин заявил, что Советский Союз включит в свой состав Литву в том случае, если будет достигнуто соответствующее соглашение с Германией об «обмене» территориями». Оценивая позицию стран Прибалтики, Сталин полагал, что «с их стороны в настоящее время не предвидятся никакие эскапады, потому что все они изрядно напуганы»[251].
В итоге переговоров польская и литовская проблемы были решены на основе взаимных уступок сторон. Согласно подписанному 28 сентября советско-германскому договору о дружбе и границе устанавливалась «граница между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства». Кроме того, в соответствии с секретным дополнительным протоколом к советско-германскому договору Литва была передана в сферу интересов СССР. Правда, предусматривалось, что «как только Правительство СССР предпримет на литовской территории особые меры для охраны своих интересов, то с целью естественного и простого проведения границы настоящая германо-литовская граница исправляется так, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии. Далее констатируется, что находящиеся в силе хозяйственные соглашения между Германией и Литвой не должны быть нарушены вышеуказанными мероприятиями Советского Союза»[252]. Проведенная на приложенной к протоколу карте линия проходила через Науместис, Вилкавишкис, Мариамполь, Людвинавас, Симнас, Сейрияй, Лейпалингис, Капчяместис (см. схему 3). В тот же день литовский посланник в Берлине попытался выяснить в беседе с Э. Вёрманом, велись ли в Москве переговоры о Литве и, вообще, о прибалтийских государствах. Конечно, литовского дипломата, прежде всего, интересовал Виленский вопрос, относительно которого, как мы видели, германская сторона делала Литве обнадеживающие намеки. Он также напомнил о готовности литовского министра иностранных дел в скором времени прибыть по приглашению в Берлин. Однако германский дипломат ответил, что ему не известно, говорилось ли в Москве о Литве. Тем более что Германия не вмешивалась в советско-эстонские переговоры[253].
Как только СССР и Германия договорились о передаче Литвы в сферу советских интересов, В.М. Молотов в 21 час 29 сентября вызвал литовского посланника в Москве и заявил ему, что следовало бы начать прямые переговоры о внешнеполитической ориентации Литвы, тем более что «Литва политически почти на 100 процентов зависит от Советского Союза и Германия не будет возражать против того, о чем Советский Союз договориться с Литвой». Л. Наткевичус напомнил о Виленской проблеме и постарался выяснить, какие именно вопросы интересуют советское правительство. Молотов ответил, что «территориальные вопросы могли бы быть решены благоприятно для Литвы, но сначала надо знать» насколько Литва расположена в отношении СССР. При этом он «несколько раз подчеркнул, что они не собираются советизировать Литву, что не будут создавать на занятых территориях второй Советской Литвы». Как отметил в своем донесении в Каунас литовский посланник, «советские представители склонны отдать нам литовские области, а возвращение Вильнюса обусловят некоторыми условиями», как минимум придется «заранее связать себя определенными узами с Советами не в пользу теперешнего абсолютного нейтралитета. […] Тон разговора и вся обстановка не носили характера какого-либо давления, были сделаны лишь многозначительные намеки»[254]. Уже 1 октября литовское правительство согласилось делегировать в Москву министра иностранных дел Ю. Урбшиса[255].
Тем временем 30 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 5, которая отменяла предыдущее распоряжение о развертывании в Восточной Пруссии группировки войск для захвата Литвы[256]. В 14 часов 3 октября В.М. Молотов вызвал германского посла в Москве и сообщил ему о том, что советская сторона намеревается заявить литовскому министру иностранных дел, с которым сегодня должны начаться переговоры, что СССР готов передать Литве город Вильно с окрестностями, но она должна будет передать хорошо известную часть своей территории Германии. Молотов предлагал одновременно подписать советско-литовский протокол о Вильно и германо-литовский протокол о передаче Германии полосы литовской территории. В ответ Ф. фон дер Шуленбург предложил, чтобы советская сторона обменяла Вильно на юго-западную полосу литовской территории и передала бы ее Германии. Советская сторона просила сообщить ей мнение Берлина по этому вопросу к 12 часам следующего дня[257].
На начавшихся в 22.30 3 октября переговорах В.М. Молотов заявил Ю. Урбшису, что в условиях начавшейся войны «Советскому Союзу приходится обеспечивать свою полную безопасность». Поскольку Германия согласилась с вхождением Литвы «в зону влияния СССР», то Москва «стремится заключить и с Литвой пакт о взаимопомощи». Далее слово взял И.В. Сталин, который сообщил, что СССР пришлось договориться с Германией о передаче ей Сувалкского выступа и части прилегающей литовской территории. Естественно, Урбшис попытался отказаться от выработки договора о ненападении, ссылаясь на строгий нейтралитет Литвы и возможное укрепление ее армии. Обосновывая необходимость заключения договора о взаимопомощи, Молотов отметил, что сейчас, «когда происходят значительные события в Европе, может случиться так, что Советский Союз, будучи вынужденным вмешаться в них, будет принужден не считаться с провозглашенным сейчас Литвой нейтралитетом». При этом советская сторона подчеркивала отсутствие у нее посягательств на внутренний строй Литвы, а также указала, какие именно территории могут быть возвращены Литве. По поводу территориальных проблем литовская делегация постаралась уточнить, остается ли в силе граница, установленная Московским договором 1920 г., а также выразила озабоченность германскими притязаниями. В конце концов, Урбшис заявил, что должен проконсультироваться со своим правительством.
В 2 часа ночи 4 октября в ходе нового раунда переговоров литовской делегации были переданы советские проекты договоров о передаче Литве Вильно и Виленского края и о взаимопомощи между СССР и Литвой, который предусматривал ввод 50-тысячного советского контингента. Узнав, что предполагается создание военных баз Красной армии, Ю. Урбшис заявил, «но ведь это оккупация Литвы». Советские руководители усмехнулись и сказали, что вначале похоже рассуждала и Эстония. Советский Союз не намерен угрожать независимости Литвы. Наоборот, вводимые советские войска будут подлинной гарантией для Литвы, что Советский Союз защитит ее в случае нападения, так что войска послужат безопасности самой Литвы. Кроме того, советская сторона ссылалась на то, что подобный договор уже подписан Эстонией, а вскоре будет подписан и Латвией. Неужели Литва хотела бы нарушить всю советскую оборонительную систему? И.В. Сталин согласился сократить численность войск до 35 тысяч и не размещать их в Каунасе и Вильно. Кроме того, было заявлено, что этот вопрос можно будет обсудить подробнее. Протест Урбшиса приглушался желанием получить Вильно, который советская сторона предложила как приманку в обмен на договор о взаимопомощи. Беседа завершилась в 4.30 утра и Урбшис в тот же день вылетел в Каунас[258].
Получив соответствующее указание из Берлина, Ф. фон дер Шуленбург до полудня 4 октября передал в НКИД СССР письмо, в котором сообщалось, что И. фон Риббентроп просит в переговорах с Литвой «не упоминать секретного соглашения между Германией и СССР от 28 сентября 1939 года относительно уступки Германии части литовской территории». Кроме того, германский посол должен был добиться, чтобы советское правительство взяло на себя обязательство в случае вероятного размещения в Литве советских войск оставить эту полосу литовской территории не занятой войсками и предоставить Германии право самой назначить срок, когда будет формально произведена передача этой территории. Соответствующую договоренность следовало оформить секретным обменом письмами между Шуленбургом и Молотовым. Однако в ходе состоявшейся в 17 часов беседы с германским послом В.М. Молотов заявил, что, «к сожалению, ему вчера пришлось информировать министра иностранных дел Литвы об этой договоренности, поскольку, несмотря на свою лояльность по отношению к нам, он не мог поступить иначе». Чтобы «подсластить пилюлю» Молотов, напомнив высказанное в ходе последнего визита в Москву Риббентропом пожелание устроить в Мурманске ремонтную базу для немецких кораблей и подводных лодок, заявил, что «Мурманск недостаточно изолирован для этой цели», и предложил взамен бухту Териберка, расположенную восточнее Мурманска. В 18 часов Молотов сообщил Шуленбургу, что «Сталин обратился к германскому правительству с настоятельной личной просьбой пока не настаивать на передаче полосы литовской территории». В ответ германский дипломат заявил, что этот вопрос является не актуальным[259].
Поделиться книгой: