Чёрное яйцо (45 рассказиков)

И сказал им Господь: плодитесь и множьтесь во славу мою...

На столе лежал самодельный ёлочный фонарик. Приближался Новый год и утром дети клеили ёлочные игрушки. Теперь они ушли спать, а фонарик забыли.

Лайт тоже всегда обожал клеить ёлочные игрушки. Как-то однажды перед обедом они клеили вместе с Тимом и Тим за что-то обиделся на Лайта. И после сна, когда Лайт сунул ноги в ботиночки, оказалось, что Тим спрятал туда самые красивые только что сделанные игрушки. Естественно, Лайт их раздавил. Господи, до чего же их было жалко!

А однажды ещё: бабушка пекла сдобные булочки в духовке. С изюмом. И весь первый противень сгорел. Бабушка разломила одну булочку. Внутри она не совсем почернела и середину всё-таки ещё можно было съесть. Но бабушка даже не спросила Лайта, хочет ли он выковырять середину и бросила булочку в помойное ведро. А Лайт страшно хотел, но просто постеснялся об этом сказать сам. Ведь его не спрашивали. Лайту было так жалко ту булочку, что это невозможно забыть никогда. Потом ещё много было всякого, но уже всё-таки не так. К тому же, то, что было потом, почти всё забылось.

Лайт сидел на диване, вспоминал Тима, сломанные ёлочные игрушки, ту булочку, бабушку и её любимую кошку Алиску. Вдруг мелодично зазвонил звонок и автоматически включился плоский настенный телевизор. Господи, как он мог отвлечься! Ведь по сорок восьмой программе передавали списки Уходящих. И Лайт сам поставил таймер на включение, когда начнутся фамилии на букву "Н". Конечно, ждать всё равно придётся ещё очень долго. Ведь их тысячи. Сначала пойдут фамилии на "На...", потом на "Не..." и так далее. Пока не дойдёт очередь до "Но...". И тогда главное - не пропустить. Хотя, кто знает, может быть, и сегодня его фамилии ещё не будет.

Хорошо, что так быстро починили этот телевизор и можно сидеть в своей комнате и спокойно смотреть. А то пришлось бы идти в детскую и выключать очередной мультфильм пятой (детской) программы. Дети подняли бы такой рёв! Или просить Кида на часок отключить восьмую (спортивную) программу. А он, конечно, устроит по этому поводу очередной скандал. И неизвестно ещё, что хуже - детские слезы или истерика их папочки.

Теперь все стали такие нервные - и слова не скажи. Хотя, собственно говоря, Лайт и так уже молчит годами. Несмотря на то, что это его всё равно не спасает от их вечных скандалов. Стрессы, допинги, транквилизаторы... И слова-то какие-то дурацкие. Лайту уже за восемьдесят лет, а нервы у него, слава богу, получше, чем у его сорокапятилетнего сыночка Кида. А внуки и вообще - с детства какие-то дёрганые, взвинченные. Невозможно себе представить, что же с ними с всеми будет потом, лет через двадцать-тридцать!

Вот у Кида, например, всё у него есть. Семья, вилла, несколько автомашин и два вертолёта. А живёт в вечном страхе. Годами лечится у психиатров, гипнотизеров, йогов, экстрасенсов, а толку чуть. Днём и ночью его преследуют страх, кошмары, галлюцинации. Он, видите ли, боится увидеть своё имя в списках. Хотя прекрасно знает, что это произойдет никак не раньше, чем через тридцать лет.

Интересно, а что же тогда говорить Лайту, который прекрасно знает, что вот-вот увидит свое имя. А он сидит себе и спокойно смотрит телевизор. И никаких истерик. Что же делать, если это неизбежно. Да и жизнь такая тяжёлая и жестокая. Не он её сделал такой и не ему её изменить. Так не лучше ли примириться и не портить себе нервы?

Прожил восемьдесят с лишком лет в довольстве, здоровье, так чего же еще человеку надо? И хватит, пора уступить место другим. Ведь другие не хуже тебя и все люди равны. Если бы каждый жил, сколько протянет его организм и сколько может позволить современная медицина, то на земле давно уже было бы не восемьдесаят три, а восемьсот три миллиарда человек. Да если бы при этом люди ещё и плодились так, как они этого пожелают, то вообще страшно было бы представить себе жизнь на планете. Тогда на каждого приходилась бы не пара комнат в особняке, а два квадратных метра где-нибудь на на нарах в общежитии. Тогда домохозяйки часами стояли бы в очереди за каким-нибудь несчастным килограммом овсянки или за школьной тетрадкой. Да тогда на земле прежде всего просто уже нечем было бы дышать.

Озверевшие, изнемогающие от повседневных забот, люди уже не думали бы об искусстве, о прекрасном, о развитии своего интеллекта. Культурный, а затем и моральный уровень человечества катастрофически упадёт. Начнутся войны. Люди превратятся в настоящих зверей. Естественно, что допустить подобный регресс назад, к прошлому уже никак невозможно. Так не лучше ли вместо всех этих ужасов - планово и централизованно регулировать численность населения на земле, как это и делается сейчас!

И никому даже не приходит в голову жаловаться или протестовать. Ведь всё совершенно справедливо и логично. Если сегодня родилось два миллиона младенцев, то завтра будет уничтожено два миллиона стариков. Строго в алфавитном порядке, с учетом года, месяца, дня и даже часа рождения. Чтобы никому не было обидно. Так, собственно говоря, было всегда. Люди всегда знали, что они не бессмертны. Однако же жили, работали, были счастливы и никто не предавался унынию от мысли, что когда-нибудь умрёт. Об этом просто даже и не думали. Жили себе и всё.

Но ведь это было ужасно. Никто не знал времени своей смерти. Многие шедевры так и остались незаконченными, книги ненаписанными, а дела - не приведёнными в порядок. Смерть почти всегда настигала человека неожиданно и рушила все его планы. К тому же и умирал он долго, в страшных мучениях, нередко забытый и покинутый всеми. Слава богу, эта дикость теперь позади. Сейчас никто не производит на свет не запланированных заранее детей. Сначала родители учатся в школе, кончают институты, приобретают положение, покупают дом, мебель, машины, вертолёт. Конечно, это все сложно и долго, зато годам к сорока-пятидесяти они спокойно, с чистой совестью, подают заявление и обзаводятся одним-двумя плановыми детьми. То же самое и со смертью. Только здесь еще проще. Никакого заявления подавать не надо. Просто каждый, кому за восемьдесят, знает, что он - кандидат в списки Уходящих. И он спокойно ждет своей очереди. А электронные машины, совершенно безошибочно и беспристрастно, подсчитав ежедневное количество рожденных, составляют из числа очередников точно такой же список Уходящих.

* * *

* * *

Лайт Нортон. Вот оно, его имя! Значит, на будущей неделе к дому подъедет автомобиль Службы Уходящих, в его комнату войдут двое санитаров и за одну-две минуты все будет кончено. Он останется лежать на Прощальном Ложе, которое санитары обычно привозят с собой и дают напрокат на один-два дня. Всего лишь один, совершенно безболезненный и даже приятный укол. И ты уходишь в полном расцвете сил, без единого седого волоса или вставного зуба. Без единого стона или вскрика. И всё это стало возможным исключительно благодаря колоссальным успехам медицины, которая помогает человеку родиться, сохранить свое здоровье, а затем достойно, по-человечески умереть. О чём еще может мечтать современный человек?

Ты остаёшься лежать на Прощальном Ложе, в парадном черном костюме и к тебе приезжают проститься те, кому ты не успел или забыл нанести визит на этой Последней Неделе. Надо попросить только, чтобы заморозку сделали покрепче. Чтобы не воняло. А то у них в доме вечно такая жара! И Кид устраивает скандалы каждый раз, когда кто-нибудь ставит кондиционер на режим ниже плюс двадцати восьми градусов. Он, конечно, не согласится понизить температуру в доме ни на один градус даже по такому случаю. Надо сунуть санитарам, чтобы они уж постарались.

Лайт давно готовился к уходу и всё подготовил заранее. И завещание, и прощальные письма, и чёрный костюм. Однако в среду за ним никто не пришел. Лайт страшно удивился. И даже расстроился. А потом возмутился. Уж кто-кто, а Служба Уходящих должна работать чётко. Нельзя же играть у людей на нервах!

Лайт позвонил в Службу и там пообещали разобраться и принять меры. Однако они, скорее всего, решили, что им просто морочит голову какой-нибудь самоубийца, который хочет уйти без очереди. Поэтому и в четверг Лайт был еще жив.

Весь прошлый год Лайт только и делал, что готовился к уходу. Он десять раз изменял завещание, он рисовал эскизы своего гроба, заказал себе чёрный костюм, составлял прощальные письма, сажал цветы на своей могиле и так далее. И вот теперь, когда всё готово, что-то случилось и его планы на будущее оказались нарушенными. А, главное, теперь ему уже просто нечем было заняться.

Тогда Лайт нашел себе новое занятие. Целыми днями он звонил во все инстанции и требовал справедливости. Он писал письма и объяснительные записки, он слал телеграммы. И всё зря. Ему отовсюду отвечали, что Лайт Нортон уже прошел по спискам. Ушёл и теперь в списках живущих на планете больше не числится. Господи, неужели мы уже дожили до того, что санитары за большую взятку убрали какого-то самоубийцу и провели его под именем Лайта? И справедливости теперь добиться уже невозможно?

Время шло, а дело не двигалось. Лайт ужасно устал. Потом ему стало всё равно. И вдруг, в один прекрасный день,он понял, что он здоров, что он полон сил и совсем не хочет умирать. И если уж о нём забыли, то надо затаиться, молчать и жить, сколько хватит сил.

Лайт просто ужаснулся. Ведь раньше он всегда был добропорядочным гражданином и подобные аморальные идеи никогда не приходили ему в голову. Кто бы мог заподозрить в нем нарушителя Общественного Порядка! Однако теперь он смотрел на вещи по-другому. Каждый незаконно прожитый день он считал подарком судьбы и ценил его чуть ли не больше, чем прожитый раньше год. Он вновь открыл для себя зелень листвы, пение птиц, голубое небо, ветчину с зеленым горошком, красивые женские лица, которых так много в городе, музыку Моцарта, книги Фейхтвангера, картины Чюрлёниса и многое другое. И он мечтал только об одном: чтобы за ним не приехали никогда.

Однако вскоре Лайт почувствовал, что вокруг него что-то изменилось. Он был идеально здоров, никогда не страдал ни подозрительностью, ни нервными заболеваниями. Но теперь он то и дело ловил на себе неприязненные или даже ненавидящие взгляды. В кафе, в магазине, в библиотеке все шушукались за его спиной, а если Лайт обращался к кому-нибудь, то с ним говорили или нагло, или сквозь зубы, или же демонстративно поворачивались и уходили с презрительным выражением лица.

В конце-концов Лайт, конечно, понял, что все его осуждают за такую незаконную жизнь. За те лишние, чудом выпавшие ему недели жизни, которых у других не будет никогда. Он узнал, что многие соседи уже написали на него доносы в Службу Уходящих. Что все ненавидят его, потому что, незаконно занимая чьё-то место на земле, он подрывает материальное благосостояние тех, кто живет на ней по праву. Что сам он теперь стоит вне закона. И неважно даже - почему. По собственной вине или по оплошности Службы Уходящих. Лайту посыпались анонимные письма с угрозами. На участок подбрасывали нечистоты и всякую гадость. Дети боялись выходить на улицу, потому что их несколько раз избивали. Но самое ужасное заключалось в том, что на Лайта начали с ненавистью смотреть и сами Кид с женой и их дети.

Почувствовав себя презренным отщепенцем даже в собственной семье, Лайт понял, что так больше жить нельзя. Он снова начал писать, звонить и с нетерпением ждать машину из Службы Уходящих, ждать двух санитаров с их Прощальным Ложем. Но никто по-прежнему так и не приходил. Снова тянулись дни и недели. Они складывались в месяцы. А жизнь становилась всё ужаснее. Кид и его жена, маленькие внуки - все смотрели на Лайта ненавидящими глазами. Он был лишним везде, в первую очередь в собственном доме.

И тогда Лайт решился. Однажды утром, в среду, ровно через шесть месяцев после того дня, когда он увидел свое имя в списках, он надел свой Последний Чёрный Костюм и вышел из дома. Он доехал до центра города не на своей машине, а на метро. Он вошел в Управление Службы Уходящих и поднялся на сорок восьмой этаж. В пустынном коридоре Лайт с трудом открыл большое окно из цельного стекла, взобрался на подоконник и шагнул вперед - к освобождению...

Образцовая жизнь

Машенька проснулась в семь. Как всегда. Как всегда, она полежала в постели еще минут пятнадцать, делая легкие движения, чтобы переход к бодрствованию был для организма не слишком резким. Как и положено, сделала гимнастику, водные процедуры и легко позавтракала. Предстоящий день был заполнен до отказа. Сначала занятия музыкой. Потом верховая езда. Потом массаж, отдых и обед. Потом бассейн, гимнастические упражнение по системе йогов, сольфеджио. А вечером лекции в университете об искусстве Возрождения, шумерских письменах и теории относительности. Перед сном прогулка по берегу моря, питательные маски и снова массаж. В течение дня нет просто ни минуты свободной.

Сегодня с утра, как и всегда, вот уже много лет подряд, ее вес, давление, температура, частота пульса, дыхание и прочие показатели были просто идеальны. Только вот что-то было немного грустно. Непонятно почему. В таких случаях она обязана обращаться к врачу. Но Машеньке этого почему-то не хотелось. Она решила разобраться сама, в чем же дело. Надоело с каждым пустяком обращаться к другим. К врачу или консультанту-психологу, к массажисту или модельерше, к инструктору по верховой езде или к повару, к профессору университета или преподавателю музыки. Могут же ведь, даже и у нее, быть какие-то свои личные проблемы, чтобы она их решала сама, а не передавала тысячам услужливых рук, не только обязанных, но и готовых, даже просто счастливых сделать все для нее и за нее.

Машенька начала вспоминать всю свою прежнюю жизнь, чтобы понять, в чем же причина ее теперешней неудовлетворенности. Сначала, как и у всех, были детский садик и школа. Но потом ей неслыханно повезло. Ее взяли в ВИОЖ. Это был ещё самый первый набор и конкурс тогда оказался сравнительно небольшой - всего около тысячи человек на одно место. К сожалению, (или, может быть, к счастью) нельзя сказать, что Машенька оказалась и в первом же выпуске ВИОЖа. Потому что выпусков в ВИОЖе не бывает никогда. Если уж человеку так неслыханно везёт и он поступает, то это - уже навсегда. Он остается в ВИОЖе до самой смерти.

В те годы человечество только дошло до той истины, которая теперь всем кажется очевидной. Что нужно беречь и охранять не только природу или памятники старины, но и Красоту, Гармонию и Совершенство. Ведь они являются таким же общечеловеческим достоянием, как природа, архитектурные шедевры или предметы искусства. Если человеку повезло и он от природы наделен выдающейся красотой, умом и благородством, то он не имеет никакого права не развивать в себе эти качества. Он должен беспредельно совершенствоваться - физически, морально и умственно. Он не имеет также права быть несчастным. Он обязан быть счастливым и озарять своим счастьем, красотой и умом всех окружающих, которые, к сожалению, не столь совершенны. Для этого и существовал ВИОЖ - Всемирный Институт Образцовой Жизни.

В ВИОЖ, созданный за счет фондов МООП (Международного Общества Охраны Природы), отбирали лучших из лучших. В основном девушек, так как у мужчин совершенство встречается в 18,4 раза реже. Лучшие тренеры мира занимались с воспитанницами фехтованием, верховой ездой, гимнастикой, фигурным катанием и так далее - у кого к чему были наибольшие склонности. Лучшие профессора мира читали воспитанницам лекции по всем интересующим их предметам. Весь мир смотрел на них и они были обязаны вечно совершенствоаать и холить свое тело, ум и душу.

Их жизнь протекала легко и приятно. Чтобы не свести на нет многолетние усилия воспитателей и воспитанниц, запрещались (категорически!) только некоторые вещи: наедаться на ночь, огорчаться, переутомляться, самим заботиться о чем бы то ни было и стареть. И ещё - чистить картошку, потому что от этого портятся руки.

И вот эти совершенные создания украсили собой мир. Они заблистали в салонах и консерваториях, в университетах, школах, на фабриках, в больницах. Словом, везде, где они решили приложить свой труд, где каждой из них хотелось отдавать людям свои знания и талант. Они заблистали в парках и на пляжах, в кафе и театрах, в музеях и библиотеках и даже просто на улицах! С тем, чтобы каждый мог их увидеть, полюбоваться ими, а иногда даже, если повезёт, и поговорить. И тогда собеседник мог насладиться их обаянием, эрудицией, остроумием, изысканностью и доброжелательностью.

Эти совершенные существа были наполовину творение природы, а наполовину - произведение искусства. Искусства тренеров, поваров, модельеров и университетских профессоров. С их появлением жизнь на земле стала более радостной, более красивой, более интеллектуальной. Так почему же сегодня утром Машеньке ни с того ни с сего вдруг стало грустно? Не говоря уже о том, что она вообще не имела права грустить. Её это неприятно поразило. И встревожило. Как будто у нее обнаружилась какая-то неведомая, опасная и чуть ли не постыдная болезнь. Поэтому она и решила сначала проанализировать всю свою жизнь. Самостоятельно, без врачей, психологов и профессоров.

Ничего не бывает просто так. Хотя у неё в жизни и нет никаких проблем, но ведь должна же быть хоть какая-то причина для грусти. Или, если не причина, то, может быть, неприятное воспоминание, или тревожный сон, или неосознанное желание, которое она ещё не успела выразить и которое поэтому ещё не бросились исполнять тысячи счастливых добровольцев.

Машенька знала четырнадцать языков. Она прекрасно пела, рисовала, писала стихи и играла на восьми музыкальных инструментах. Её наперебой приглашали солировать в Ла Скала и Большой Театр, но она отказывалась, потому что любимым её делом была геохимия. Машенька окончила четыре университета, у неё было много всемирно известных трудов по геохимии и звание профессора. И вот сейчас весь её интеллект был бессилен перед загадкой, которую она задала себе сама. Почему ей так грустно?

Машенька пропустила урок музыки, отказалась от верховой езды и не пошла на гимнастику йогов. Она не была даже уверена, что вечером пойдет на лекции в университет и на прогулку к морю. Она сидела в глубокой задумчивости, но разгадки так и не находила. Неизвестно почему Машенька вдруг вспомнила рыжую конопатую Машку Морковину, с которой когда-то училась в школе. Сейчас эта Машка давно уже была замужем, работала кассиршей в кинотеатре и имела троих детей. Сейчас эта Машка стала безобразно толстой, вечно всклокоченной и какой-то задёрганной. Она совершенно не следила за собой и для нее ничего не стоило появиться на людях в синих туфлях, черных чулках, желтом платье, красной шляпе и с зеленой сумкой в руках. Если она утром вставала с левой ноги, то вполне могла начать склоку в общественном транспорте или в очереди в магазине. Она вечно шпыняла своих шалопаев-детей и носилась, как ошалелая, с громадными сумками между кинотеатром и магазином, чтобы в рабочее время успеть купить все необходимые продукты. Она держала под каблуком своего мужа и всё время грозилась бросить всё и уйти куда глаза глядят, потому что всё ей надоело до чёрта. Чтобы начать новую жизнь. Спокойную и только для себя. Чтобы слушать музыку, читать книги, следить за собой. Чтобы запломбировать зуб, который болит уже третий месяц, а у неё все нет времени вырваться к врачу. Чтобы хоть раз в жизни досыта выспаться.

И тогда Машенька наконец поняла, в чём дело. Дело в том, что у неё нет никаких проблем. Никаких неприятностей или забот. Если бы она даже вдруг захотела выйти замуж и тоже родить троих детей, то и тогда забот у нее не прибавилось бы. Ведь их кормил бы, пеленал, лечил, воспитывал и учил целый штат ВИОЖа.

Всё дело в том, что она уже много лет делает только то, что хочет. А это очень грустно. Не менее грустно, чем всю жизнь делать то, что тебе совсем не хочется. И во всём виноват этот проклятый ВИОЖ, который лишил её нормальной человеческой жизни. С её горестями, заботами, волнениями и неприятностями.

Целый день Машенька думала о том, как же ей теперь быть. И к вечеру придумала страшную месть. Такую, о которой многие месяцы будут писать все газеты. На первых полосах. Такую, от которой содрогнется все человечество. О, они её еще узнают!

В десять часов вечера Машенька вышла из своей комнаты. Она спустилась в столовую. Совершенно хладнокровно села за стол. И стала есть. Хотя ей совсем не хотелось. Она ела и ела. До отвала. Перед сном. Острое, солёное, сладкое, мучное и жирное!!!

Что такое хорошо и что такое плохо

Клавдию привезли в больницу поздно ночью. Она истекала кровью и была почти без сознания. Требовалось срочное переливание крови. У Клавдии оказалась редчайшая в мире группа крови ХХ1А. Которая до сих пор обнаружена только в древних мумиях инков. Это было просто потрясающе! Но ещё более удивительным оказалось другое: в это же самое время, в этой же самой больнице лежало ещё несколько человек, которым тоже требовалось переливание крови и у которых, как это ни невероятно, тоже обнаружилась именно эта, редчайшая в мире группа крови. Видимо, такова уж эндемическая особенность местного ермиловского населения, о которой до сих пор даже и не подозревала ни мировая, ни отечественная наука.

Однако необъяснимость этого явления мало волновала лечащий персонал. Ведь они не писали диссертаций. Их волновало другое: в больнице имелась лишь одна доза крови этой группы, доставленная сюда несколько лет тому назад просто на всякий случай. Кровь была ещё вполне годна к употребелению, но её хватало только на одного человека. Таким образом, им, простым сельским врачам, приходилось решать, чью жизнь спасать в первую очередь. Волей случая они как бы стали на место Господа Бога и решали - кому жить, а кому умереть.

Поздно ночью все пятеро врачей больницы собрались на совет, чтобы обсудить, жизнь какого именно больного наиболее ценна для общества и потому должна быть спасена.

Сначала выступил Петя Ивлев - самый молодой из всех. Он рассказал о своей больной Светлане Панюшкиной. В данный момент она рожала в одной из палат больницы. Роды оказались очень трудными, прямо катастрофическими, она потеряла много крови и без переливания вряд ли выживет. В пользу того, чтобы отдать кровь именно ей, говорит и то, что в данном случае речь идет сразу о двух жизнях - матери и ребёнка. Во всём же остальном Панюшкина совершенно стандартная личность. Она работает воспитательницей в детском саду после окончания двух факультетов Гарвардского университета - медицинского и психологического. Имеет всего лишь с десяток публикаций в научных журналах и раза три выступала на международных симпозиумах. Круг интересов довольно узок и единственное, чем она интересуется в свободное время, так это прыжки с парашютом и расшифровка письменности этрусков. Петя грустно вздохнул. Ему было очень жаль Панюшкину, но он понимал, что её серая, заурядная личность вряд ли у кого-нибудь вызовет сочувствие.

Потом нейрохирург Сергей Борисович рассказал о своём больном Петре Котове, простом сельском механизаторе, только что доставленном в больницу. Он тоже потерял много крови из-за травмы на производстве и нуждается в переливании. К сожалению, он тоже - простой деревенский житель без особо развитого интеллекта и духовных потребностей. Котов и вообще окончил лишь МВТУ им. Баумана и вот уже несколько лет работает в системе сельскохозяйственной авиации. Сам он мало чем интересуется, слывет человеком скучным и угрюмым. У него и было-то за всю жизнь всего лишь около полусотни рационализаторских предложений, зарегистрированных в Международном Патентном Бюро. В свободное от работы время он, правда, чуть ли не всей деревне изготовил цветные настенные голографические телевизоры (разумеется, совершенно бесплатно), да ведь это не в счёт. Это не говорит о широте его интересов, поскольку по специальности он и так инженер, а телевизоры не представляют собой ничего особенного - экран у них всего 2,5 на 3 метра. Говорят, правда, что на досуге он ещё занимается изготовлением окололунных спутников, но ведь это опять же смыкается с его профессией инженера. Так что и этот Котов, собственно говоря, тоже ничем не лучше той же Светланы Панюшкиной.

Сергей Сергеевич, третий врач больницы, тоже начал своё выступление с грустного заявления, что им, в их захолустной Ермиловке, и надеяться нечего на то, чтобы встретить умного, по-настоящему интеллигентного человека. Всю жизнь они вынуждены лечить лишь простых сельских тружеников, которые, как известно, высоким интеллектом не отличаются. Так, в частности, и его больной, Сидор Плюшкин, примерно такого же интеллектуального уровня, что и другие. Он - заведующий сельским клубом. Ведёт несколько кружков для детей и взрослых: балетный, авиамоделирования, фигурного катания и сборки электронных микроскопов. Поёт, играет всего лишь на девяти музыкальных инструментах. Сочиняет музыку и одно из его произведений стало гимном какой-то новой африканской страны. Иногда солирует в Ла Скала. Вот, собственно говоря, и всё! Интересного, как видите, мало. Ведь всё, что он делает, входит в его обязанности заведующего клубом, а за это ему, собственно говоря, и деньги платят.

Таня Союшева рассказала о своём больном. Сельский архитектор Пров Суслов тоже нуждался в срочном переливании крови после перенесенной операции. По его проекту их Ермиловка была застроена простенькими двухэтажными коттеджами для сельских тружеников. Все они, прекрасно вписываясь в окружающую природу, создавали единый архитектурный ансамбль, центром которого было стандартное пятидесятиэтажное административное здание. Ансамбль вполне соответстветствует ГОСТу на сельские населенные пункты. Кроме этого, по проекту Суслова была реконструирована Эйфелева башня в Париже и застроена столица Ботсваны. Вот, пожалуй, и всё. Если не считать его увлечения иностранными языками. Он в совершенстве владеет четырнадцатью живыми и пятью мертвыми языками и в печать вышли его переводы Софокла, Аристофана и Гесиода.

И тогда встал главный врач больницы Иван Иванович Латунин. Каждый из врачей рассказал о своём больном, но решать-то всё-таки приходилось ему! Надо сказать, что сам Иван Иванович не отличался особо высоким профессиональным уровнем, из-за чего после окончания докторантуры так и сидел всю свою жизнь в этой захолустной больничке. Он специализировался на трансплантации органов и имел никак не более ста сорока печатных листов научных публикаций. За всю жизнь он смог побывать всего лишь на каких-то двух-трёх десятках международных медицинских симпозиумов и только однажды летал в Лондон для чтения лекций в Академии Медицинских наук. Но зато он был очень добрым человеком, пркрасным руководителем и обладал трезвым умом и здравым смыслом.

Иван Иванович сказал, что он внимательно выслушал всех выступавших и общая картина ему теперь совершенно ясна. Все четверо больных представляют примерно одинаковую ценность для общества. И только его больная, Клавдия Переверзева, резко отличается от всех. Она окончила восьмилетку и работает продавщицей в сельпо. За прилавком грубит и обвешивает покупателей. Она может закрыть магазин, повесить на дверь записку "Ушла на базу" и запропаститься на целый день неизвестно куда. Она курит, пьёт и водит к себе мужиков. В частности, потеря крови произошла у неё из-за того, что ночью спьяну Клавдия свалилась в какую-то яму и сильно порезалась стеклом. Так что положение совершенно ясное. Таких, как вышеперечисленные, в Ермиловке - хоть пруд пруди. А вот Клавдия - одна. Иностранные туристы приезжают в Ермиловку специально для того, чтобы послушать, как Клавдия ругается матом. Её знают все и без неё Ермиловка уже перестанет быть Ермиловкой. И потому кровь, несомненно, должна быть отдана ей.

И тогда зашумели и заговорили все сразу. Об облагораживающем влиянии Клавдии на подрастающее поколение. Потому что если кто-нибудь из ермиловских детей не хотел учиться, родители тут же приводили в пример Клавдию. И дети, понимая, что при плохой успеваемости они станут такими же, как Клавдия, немедленно бежали с улицы домой и садились за учебники. Говорили об облагораживающем влиянии Клавдии на молодых девушек и женщин. Ведь, боясь, что Клавдия отобъёт у них женихов или мужей, девушки Ермиловки поневоле пристально следили за модой и за собой, старались стать духовно тоньше и богаче. И многим из них, действительно, удавалось удержать своих мужчин при себе. К тому же, благодаря Клавдии, ермиловские девушки так прославились своей красотой, грацией и какой-то особой утончённостью, что к ним приезжали свататься со всей области и даже из Лондона и Парижа.

Только благодаря дурному примеру Клавдии, все мужчины Ермиловки бросили пить, курить и сквернословить. Чем небрежнее относилась Клавдия к своим служебным обязанностям, тем пунктуальнее и точнее, в пику ей, работали на своих местах все остальные, обозлённые на Клавдию, труженики Ермиловки. Только благодаря Клавдии, каждый житель Ермиловки смог наглядно убедиться в том, что такое хорошо и что такое плохо. Потеря такой жизни как Клавдина была бы невосполнимой утратой для общества, пусть даже такого маленького, как ермиловское, и могла привести к непредсказуемым социальным потрясениям.

Разумеется, жизнь Клавдии была спасена. А чтобы в будущем не подвергать ее опасности, Иван Иванович затребовал с Центрального коллектора новую партию крови редчайшей в мире группы ХХ1А.

Маргарита и Король.

К школе вела аллея из благоухающих розовых кустов. Над аллеей висели транспаранты, горячо приветствующие любимого народом Короля Генриха Х1У. Школьницы подготовили прекрасный концерт самодеятельности, а директор выступил с прочувствованной речью, в которой от имени всей школы благодарил Короля за оказанную высочайшую честь и выражал надежду, что Король останется доволен своим визитом.

Король оказался улыбчивым добродушным толстяком, который с восторгом смотрел выступления школьниц, с аппетитом ел на торжественном банкете и, пыхтя и отдуваясь, весело плясал с девушками на школьном балу.

Это была уже третья школа, которую посещал Король, и поэтому все ужасно волновались. Неужели и на этот раз Король уедет ни с чем? Этого просто нельзя допустить! Вкусы Короля, конечно, дело личное, но неужели во всей школе, среди сотен девушек не найдется ни одной, которая могла бы понравиться Ему? Столько хорошеньких, столько умных, столько глупышек, столько добрых, столько злых! Словом, всяких, как в любой другой школе. Трудно сказать, конечно, какое сочетание может понравиться Королю: красивая и злая, или же красивая и умная, пухленькая и добрая или даже толстая и глупая - но в этом цветнике, действительно, было из чего выбирать.

Когда Король устал танцевать, а это произошло очень быстро, его министры стали подводить к Нему достойных на их взгляд девушек. Каждая с замиранием сердца присаживалась на стул рядом с Королем и, краснея и бледнея, совершенно невпопад отвечала на его вопросы. И каждая при этом думала, что это её единственный шанс в жизни, и если она не понравится Королю, то жить дальше - просто не имеет никакого смысла.

Король уже побеседовал со многими старшеклассницами, но никто не знал, сделал ли он свой выбор. В кабинете директора непрестанно звонил телефон. Это звонили мамаши, каждая из которых надеялась услышать, что выбор пал именно на её дочь. Но никто, к сожалению, не мог им сказать ничего определенного.

Шло время, все с тайной надеждой смотрели на Короля, а он, как ни в чем не бывало, доедал клубничное мороженое, шутил, улыбался и не отдавал предпочтения никому. И тогда все поняли, что уже одиннадцать часов, что бал скоро кончится и что Король со своей свитой вот-вот уедет. Он уедет навсегда и уедет один. Потому что и в этой школе не оказалось избранницы Короля.

Ещё гремела музыка, еще разносили мороженое, ещё все улыбались и шутили, но в глазах каждого уже застыла тоска. И тогда в зал вошла Маргарита...

Маргарита, которая никогда в жизни не приходила в школу с невыполненными уроками или с грязным воротничком. Маргарита, которая всегда в общественном транспорте уступала место старикам, инвалидам и пассажирам с детьми. Маргарита, которая собирала больше всех металлолома и бумажной макулатуры. Которая лучше всех рассказывала сказки малышам и лучше всех пела. Которая училась только на одни пятерки, помогала матери по хозяйству, переводила через дорогу старушек, кормила бездомных кошек, выполняла все общественные поручения и даже просила дать ей ещё. Никогда не красила губы, не целовалась с мальчиками и не курила в школьной уборной. И, разумеется, никогда не опаздывала в школу.

И вот эта-то Маргарита, просто неслыханно, теперь опоздала на Королевский школьный бал! На целых три часа! Причем на бал, на который под страхом смертной казни не имел права опаздывать никто.

Когда она вошла в зал, Король уже явно скучал среди множества прелестных юных девушек, которые ещё совсем недавно были такими гордыми и заискивающими одновременно. Такими нарядными и красивыми. Такими отчаянными и самоуверенными. И которые теперь стали вдруг жалкими, надутыми и поблекшими. Потому что их мечта, одинаковая у всех, одинаковая и у остальных пятисот тысяч школьниц королевства, не сбылась.

Когда в течение всей жизни у человека постепенно разбивается одна мечта за другой и в конце-концов от них не остаётся ничего - это, конечно, грустно, но все-таки не так страшно. Потому что это естественно и потому что у человека постепенно вырабатывается иммунитет. Другое дело, когда все мечты разбиваются сразу и вдруг, да ещё в таком нежном возрасте - такое вынести просто невозможно.

И вот когда в зале зазвучал непрерывный, мелодичный, неслышимый звон от осколков разбитых надежд, тогда-то и вошла Маргарита. Она опоздала первый раз в жизни и по вполне уважительной причине: у её матери начался ужасный приступ астмы. Пришлось вызывать скорую помощь, потом бежать в аптеку за лекарством. В соседней аптеке лекарства, разумеется, не оказалось, Маргарита поехала во вторую, в третью... Как всегда, лекарство нашлось лишь в последней. Только когда матери стало легче, Маргарита побежала в школу.

Маргарита появилась на балу в домашнем халате, в розовых стоптанных тапочках и с растрёпанными волосами: приводить себя в порядок было просто некогда. Да и ни к чему...

Только что у неё на руках чуть не умерла мать. И Маргарита вдруг поняла, что ради матери она готова нарушить любые, самые строжайшие приказы, даже приказы Короля. Что Король, бал и даже школа стали ей совершенно безразличны. Мятежный свет зажегся в её глазах: она никогда больше не будет такой робкой и покорной, такой исполнительной и дисциплинированной какой была всю жизнь. Она поняла, что детство её кончилось и она стала взрослой. И что среди окружающих её взрослых многие до самой смерти так и остаются детьми.

Маргарита решила не ходить на бал. Потому что у неё в данный момент были дела поважнее и потому что никто, даже Король, не имеет никакого права заставлять других под страхом смертной казни ходить на балы, когда им этого не хочется. Но тут вмешалась мать и стала умолять Маргариту не противопоставлять себя коллективу, не нарушать приказа Короля и пойти на школьный бал. Чтобы успокоить больную, Маргарите пришлось уступить.

Когда Маргарита вошла в зал, Король уже не скрывал, что всё вокруг ему ужасно надоело - и принужденные улыбки школьных красавиц, и заискивание директора, и тупые учительские лица с застывшим ужасом в глазах. Ему хотелось послать всех к чёрту, но положение обязывало его дождаться полуночи и закрыть бал. И вдруг он увидел в зале комичную фигурку в халатике и стоптанных шлёпанцах, с пылающими щеками и лохматой головой. Видимо, девушка только что куда-то очень торопилась, сейчас ей было жарко и она устала. Она даже не взглянула в сторону Короля, а сразу же села за столик, где стояло ананасное мороженое, с наслаждением вытянула ноги, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза.

Это уже было интересно. Такого Король ещё не видел никогда. Девушка была красива, но не лучше многих других. Судя по её поведению, она была глуповата. Неплохая фигурка, тонкие пальцы... Когда девушка открыла глаза и взглянула на Короля, он вздрогнул: в них горел такой мятежный дух, что Королю стало страшно. Страшно и любопытно. Ему вдруг захотелось пригласить девушку на танец.

Конечно, Маргарита предпочла бы спокойно есть мороженое, которое она просто обожала, но пришлось идти танцевать. Девушка оказалась тонкой, умной, начитанной и даже короткий разговор с ней доставил Королю большое удовольствие. Первый раз он видел девушку, которая умеет держаться непринужденно с самим Королем. А когда по просьбе Короля Маргарита ещё и спела - успех оказался грандиозным. Чем больше Король общался с девушкой, тем больше она нравилась ему. Король оживился, потребовал продолжать бал до часу ночи и прикатить новую бочку ананасного мороженого. Маргарита и Король, не замечая завистливыз взглядов, кружились в танце и весело болтали. В час ночи Король со свитой покинул школу. В его карете уехала и Маргарита.

* * *

* * *

Король был уже немолод и страдал от несварения желудка, подагры, гипертонии, атеросклероза, кариеса зубов и многих других болезней. Он упорно лечился, но лекарства помогали мало. Медицина существует столько же лет, сколько и человечество, но ни одного человека в мире, даже Короля, не удалось избавить от постепенного разрушения организма, страданий и неминуемой смерти. К сожалению, Король этого понимать не хотел: во-первых, он плохо разбирался в медицине, а, во-вторых, если он приказал вылечить себя, то приказа не смел ослушаться никто. Медики были обязаны найти чудодейственное средство в кратчайший срок. И вот тогда-то вспомнили, будто древние книги говорили об эликсире жизни, приготовляемом из мозга молодой девушки. Главное условие успешного лечения - чтобы девушка очень понравилась пациенту...

Из Маргариты сделали вытяжку, которую Король принимал три раза в день по пятнадцать капель за полчаса до еды. Глаза его при этом увлажнялись... Однако вытяжка, как и другие лекарства, помогала мало. Король долго болел, а потом умер, разумеется, предварительно казнив врачей, а Маргариту причислив к лику святых.

Самое смешное заключалось в том, что медики, конечно, прекрасно знали, что и это средство поможет Королю как мёртвому припарки. Но ведь они, собственно говоря, не теряли ничего, так почему же было не попробовать?

И что же это было?

Я захожу в магазин. Просто так. Конечно, можно купить кое-что из мелочи, но это совсем не срочно. Можно и не покупать. Или купить в другой раз.

Вот подушки. Желтые, голубые, розовые. Такие нарядные, уютные. А мне ни к чему. Просто красиво - и всё.

Какие кресла! Уютные, элегантные! А до чего дорогие! Хорошо бы смотрелись у меня дома, но ведь не выбрасывать же старые - они ещё совсем приличные. Да и за модой не угонишься никогда. Ножки гнутые. Натуральная древесина. Полированная. А вот алюминиевое с плотной тканью, это ещё лучше.

А вот вазы. До чего красивый цвет у этих стеклянных вишневых. И ни одна не похожа на другую. Высокая, тонкая, на узенькой ножке. Толстая, низенькая, как колобок. А жёлтые ещё наряднее. И опять все разные. А там - синие.

Господи! Что это такое!? Она живая! Эта яркосиняя сверкающая ваза! Она смотрит на меня, провожает глазами, следит за каждым моим жестом. Странно... Ведь глаз-то у неё нет, а я чувствую, что смотрит. Она что-то говорит мне, но что? Она зовёт меня. Вот я совсем близко. Какая она тёплая! Все остальные холодные, стеклянные, а она тёплая, живая.

Я чувствую, что ей хочется прыгнуть ко мне на руки, прижаться ко мне как ребёнок прижимается к матери. Ей так одиноко, так грустно здесь среди всех этих мёртвых предметов. Какой ужас - всегда одна среди них!

Что же делать? Надо купить её и привести домой. Будет жить у меня, будет любить меня, как ребёнок. Увидит мой дом, мой цветник. Пойдем вместе гулять к озеру, покормим лебедей...

А вдруг у меня не хватит денег? Сколько она стоит? Нельзя же оставлять её здесь одну. Если у меня слишком мало, придется бежать домой за деньгами. А она подумает, что я её бросила, предала. Она такая хрупкая, ранимая. Она этого не вынесет. Может разбиться от горя. Или треснуть. И тогда всё, конец. Мы потеряем друг друга навсегда. И её смерть будет на моей совести, хоть я и не виновата ни в чём. Вот удивятся продавщицы: стояла, стояла, никто её не трогал, а поди ж ты - разбилась! Ни с того ни с сего.

Так сколько же все-таки она стоит? Слава богу, хватает! Мистика какая-то. Стоит четыреста марок и у меня в кошельке ровно четыреста марок. Ни больше ни меньше. Это не просто случайность. Это провидение.

"Ура! Я тебя покупаю!" - кричу я ей и она, сияя от счастья, тянет ко мне ручонки. Хотя ручек-то у неё и нет. Но я вижу, как она счастлива, как улыбается мне. Теперь мы всегда будем вместе. Я смогу брать её на работу. Ведь она не очень тяжёлая. Главное - не разбить во время поездок. А ночью буду укладывать спать рядом с собой, гладить её теплые сверкающие бока, говорить с ней обо всём.

До чего же долго её упаковывают, считают деньги в кассе! Как они все тупы. Ни одна дура так и не поняла, что они кладут в коробку живое существо. Им это даже в голову не приходит. Тем лучше! Иначе они могли бы её мне и не продать.

Слава богу! Наконец-то мы дома. Совсем одни. Ну, вылезай, моя родная, иди ко мне! Сейчас я тебя обниму, расцелую, а потом чем-нибудь накормлю. Есть сосиски, но для неё, наверное, лучше сварить манную кашку. Интересно, любит ли она яблоки? Можно положить в неё яблоки, другие фрукты, сделать красивый натюрморт. Ей понравится, я знаю точно. Ну иди, иди ко мне!