Помоги проекту - поделись книгой:
Доктор набрал в грудь побольше воздуха.
– Кажется, вы дошли до сути, – признал он.
Отец Браун устремил взгляд на говорившего и смотрел на него долго и пристально, словно пытаясь доказать, что его большие серые глаза более выразительны, чем невзрачное лицо. Когда наступило молчание, он произнес с подчеркнутым уважением:
– Мистер Боуэн, ваша теория – единственная из всех предложенных до сих пор, которая не содержит никаких противоречий и практически неопровержима. Поэтому скажу вам откровенно: на мой взгляд, она не соответствует действительности.
С этими словами странный маленький человек отошел в сторону и снова уставился на молоток.
– Кажется, этот тип знает больше, чем ему положено, – брюзгливо прошептал доктор на ухо Уилфреду. – Эти католические попы ужасно изворотливы.
– Нет, нет, – слабым голосом отозвался Боуэн, как будто сраженный внезапной усталостью. – Это был дурачок… это был дурачок.
Два клирика и доктор отделились от более официальной группы, включавшей инспектора и человека, которого он арестовал. Но теперь, когда их разговор прервался, они услышали голоса остальных. Священник поднял голову и снова опустил ее, когда услышал громкий голос кузнеца:
– Надеюсь, я убедил вас, мистер инспектор. Ваша правда, я сильный человек, но не могу добросить свой молот досюда из Гринфорда. У моего молота нет крыльев, чтобы пролететь полторы мили через ограды и поля.
Инспектор дружелюбно рассмеялся.
– Конечно, нет, – сказал он. – Думаю, вас можно исключить, хотя это одно из самых удивительных совпадений, какие мне приходилось видеть. Я лишь прошу вас оказать всевозможное содействие в поисках такого же большого и сильного мужчины, как вы сами. Ей-богу, вы можете быть нам полезны хотя бы для того, чтобы задержать его! Полагаю, вы сами не представляете, кто бы это мог быть?
– У меня есть догадка, – ответил бледный кузнец. – Но это не мужчина.
Увидев, как кое-кто испуганно покосился на его жену, он подошел к скамье и положил огромную руку ей на плечо.
– И не женщина, – добавил он.
– Кого же вы имеете в виду? – шутливо спросил инспектор. – Вы ведь не думаете, что коровы пользуются молотками, верно?
– Я думаю, никакая плоть не касалась этого молотка, – сдавленным голосом ответил кузнец. – Коли уж на то пошло, этот человек умер в одиночестве.
Уилфред внезапно подался вперед и впился в него горящим взором.
– Вы хотите сказать, Барнс, что молот прыгнул сам по себе и зашиб его? – раздался пронзительный голос сапожника.
– Вы, джентльмены, можете смотреть и ухмыляться! – вскричал Симеон. – Вы и священники, которые рассказывают вам по воскресеньям, в каком безмолвии Господь поразил Сеннахериба. Я верю, что Тот, кто невидимым входит в каждый дом, защитил честь моего дома и покарал осквернителя смертью перед самым его порогом. Я верю, что этим молотом двигала та же сила, что движет землетрясениями.
– Я сам предупреждал Нормана, чтобы он убоялся грома и молнии, – почти совсем неразборчиво пробормотал Уилфред.
– Этот подозреваемый не в моем ведении, – с легкой улыбкой заметил инспектор.
– Зато вы в Его ведении, – сказал кузнец. – Не забывайте об этом.
Он повернулся к ним широкой спиной и вошел в дом. Потрясенный Уилфред ушел в сопровождении отца Брауна, который старался поддержать легкую и дружелюбную беседу.
– Давайте покинем это ужасное место, мистер Боуэн, – сказал он. – Можно мне заглянуть в вашу церковь? Говорят, это одна из старейших церквей в Англии. Как вам известно, – добавил он с комичной гримасой, – мы испытываем определенный интерес к старинным английским церквям.
Уилфред Боуэн не улыбнулся, так как он вообще не отличался чувством юмора. Но он энергично кивнул, готовый объяснить тонкости готического величия человеку, проявляющему к этой теме больше сочувствия, чем кузнец-пресвитерианец или сапожник-атеист.
– Давайте зайдем отсюда, – сказал он и повел маленького священника к боковому входу на вершине лестничного пролета. Отец Браун поставил ногу на первую ступеньку, собираясь последовать за ним, но кто-то вдруг положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел высокую темную фигуру доктора, чье лицо еще больше потемнело от подозрения.
– Сэр, – хрипло сказал врач, – судя по всему, вам известны некоторые секреты этого черного дела. Позвольте спросить, вы собираетесь держать их при себе?
– Отчего же, доктор, – с приятной улыбкой ответил священник. – Но если обычный человек склонен держать свои выводы при себе, если он не уверен в них, то человеку моей профессии по долгу службы часто приходится держать при себе такие выводы, в которых он вполне уверен. Впрочем, если вам или кому-то еще кажется, что моя сдержанность граничит с невежливостью, я готов дойти до предела возможного и предложить вам два вполне прозрачных намека.
– Итак, сэр? – угрюмо произнес доктор.
– Первый из них находится в вашей компетенции, – тихо сказал отец Браун. – Это вопрос физической науки. Кузнец ошибся не в том, что кара пришла свыше, а в том, что она была чудесной. Это не чудо, доктор, разве что можно назвать чудом самого человека, с его непредсказуемым, порочным и все же иногда героическим сердцем. Сила, раздробившая череп полковника, хорошо известна ученым и представляет собой один из наиболее широко обсуждаемых законов природы.
– А другой намек? – спросил доктор, с хмурой сосредоточенностью смотревший на него.
– Вот и другой намек, – сказал священник. – Хотя кузнец верит в чудеса, помните ли вы, как презрительно он говорил, что у его молота нет крыльев, чтобы пролететь полторы мили над оградами и полями?
– Да, помню, – ответил доктор.
– Так вот, – отец Браун широко улыбнулся, – эта невозможная вещь на самом деле находится ближе всего к истине из всего, что было сказано сегодня.
С этими словами священник повернулся и поднялся по лестнице вслед за викарием.
Преподобный Уилфред, бледный и нетерпеливый, как будто эта незначительная задержка была последней каплей для его нервов, сразу же повел отца Брауна в свой любимый уголок церкви – в ту часть галереи, которая находилась ближе всего к резной крыше и была освещена чудесным окном с изображением ангела. Маленький католический священник внимательно все осмотрел и всем восхитился, не переставая болтать жизнерадостным, хотя и приглушенным голосом. Когда он обнаружил боковой выход на винтовую лестницу, по которой Уилфред торопливо спускался к мертвому брату, то с обезьяньим проворством побежал не вниз, а наверх, и его ясный голос донесся с верхней наружной площадки.
– Поднимайтесь сюда, мистер Боуэн, – позвал он. – Здесь свежий воздух, он будет полезен для вас.
Боуэн последовал за ним и вскоре вышел на короткую каменную галерею или балкон с внешней части здания, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину, где стоял их маленький холм, покрытую лесами и полями до багровеющего горизонта и усеянную деревнями и фермами. Внизу виднелся четкий квадратик двора кузницы, где все еще стоял инспектор, что-то писавший в блокноте, и лежал труп, словно раздавленная муха.
– Похоже на карту мира, не так ли? – спросил отец Браун.
– Да, – ответил Боуэн и кивнул с очень серьезным видом.
Прямо под ними и вокруг них контуры готической церкви выпирали наружу, пронзая хаос с головокружительной скоростью, сродни самоубийству. В средневековой архитектуре есть элемент титанической энергии, который, в каком бы аспекте он ни заключался, всегда как бы устремляется прочь, подобно сильной спине лошади, скачущей во весь опор. Церковь была высечена из древнего камня, заросшего лишайником и облепленного птичьими гнездами. Когда они смотрели на нее снизу, она устремлялась к звездам, как застывший фонтан, а когда они смотрели на нее сверху, как теперь, она водопадом низвергалась в безгласную бездну. Два человека на башне остались наедине с самым ужасным свойством готики – чудовищными диспропорциями, искаженными перспективами, проблесками великого в малом и малого в великом. Они оказались в перевернутом вверх дном каменном царстве. Фрагменты каменной резьбы, огромные в своей близости, накладывались на игрушечный фон полей и лесов в отдалении. Резная птица или угловая фигура казалась летящим или бредущим драконом, опустошавшим пастбища и деревни внизу. Все вокруг казалось непрочным и опасным, словно люди поднялись в воздух между машущих крыльев колоссального джинна, и вся старинная церковь, такая же высокая и богато изукрашенная, как кафедральный собор, надвинулась на залитую солнцем долину, как грозовая туча.
– На такой высоте опасно стоять и даже молиться, – сказал отец Браун. – Высокие места созданы для того, чтобы на них смотреть, а не для того, чтобы смотреть с них.
– Вы хотите сказать, можно свалиться вниз? – поинтересовался Уилфред.
– Я хочу сказать, что душа может пасть вниз, даже если тело останется наверху, – ответил священник.
– Что-то я плохо понимаю вас, – неразборчиво пробормотал Уилфред.
– Возьмем, к примеру, этого кузнеца, – спокойно продолжал отец Браун. – Он хороший человек, но не христианин: жесткий, властный, неумолимый. Его шотландская религия была создана людьми, молившимися на вершинах холмов и высоких утесов, где человек приучался смотреть на мир сверху вниз, вместо того чтобы смотреть на небо снизу вверх. Смирение – мать величия. Из долины можно увидеть великие вещи, а с вершины – только малые вещи.
– Но ведь он… он не убивал, – дрожащим голосом произнес Боуэн.
– Да, – странным тоном отозвался его собеседник. – Мы знаем, что он этого не делал.
Спустя мгновение он возобновил разговор, безмятежно глядя на равнину своими бледно-серыми глазами.
– Я знал одного человека, – сказал он, – который сначала молился с другими перед алтарем, а потом возлюбил высокие и уединенные места для молитвы, углы и ниши в башнях или на колокольне. И однажды в одном из этих возвышенных мест, где весь мир вращался под ним, как колесо, его разум тоже повернулся, и он возомнил себя богом. Так что, хотя он был хороший человек, но совершил тяжкий грех.
Уилфред отвернулся, но его костлявые пальцы, вцепившиеся в каменный парапет, побелели от напряжения.
– Он думал, что
Над колокольней разносились лишь крики грачей, но не последовало никакого другого звука, пока отец Браун не продолжил:
– Во искушение этому человеку, он имел под рукой одно из самых ужасных орудий природы. Я имею в виду силу тяготения – неодолимую и невидимую силу, притягивающую к центру Земли все сущее на ней. Смотрите, вон инспектор расхаживает внизу во дворе кузницы. Если я брошу камешек через этот парапет, он наберет скорость пули, когда попадет в человека. Если же я брошу молот или даже простой молоток…
Уилфред Боуэн перекинул ногу через парапет, но отец Браун тут же схватил его за воротник.
– Только не через эту дверь, – мягко сказал он. – Эта дверь ведет в ад.
Боуэн откинулся к стене и испуганно посмотрел на собеседника.
– Откуда вы все это знаете? – воскликнул он. – Вы дьявол?
– Я человек, поэтому все дьяволы живут в моем сердце, – серьезно ответил отец Браун. – Послушайте меня, – добавил он после небольшой паузы, – я знаю, что вы сделали; по крайней мере, могу догадаться. Когда вы расстались с братом, то были охвачены гневом, и не скажу, что это был неправедный гнев. Вы даже схватили молоток, едва не решившись убить его за гнусности, исходившие из его уст. Но вы отпрянули в страхе перед убийством, сунули молоток за пазуху и бросились в церковь. Вы страстно молились во многих местах, под окном с ангелом, на галерее и на высокой площадке, откуда вы могли видеть восточную шляпу полковника, словно спинку зеленого жука, ползающего вокруг. Тогда что-то надломилось в вашей душе, и вы обрушили на него гром и молнию.
Уилфред поднес слабую руку ко лбу и тихо спросил:
– Откуда вы знаете, что его шляпа была похожа на зеленого жука?
– Ах это, – с легкой улыбкой отозвался священник. – Это всего лишь здравый смысл. Но послушайте дальше. Я сказал, что все знаю, но больше никто не узнает об этом. Следующий шаг за вами; я свой шаг уже сделал. Я скрою это за тайной исповеди. Если вы спросите почему, я отвечу, что есть много причин и лишь одна имеет отношение к вам. Я оставляю конец на ваше усмотрение, потому что вы еще не зашли слишком далеко по той дороге, по которой ходят убийцы. Вы не стали взваливать вину на кузнеца или его жену, когда это было легче всего сделать. Вы попытались взвалить ее на слабоумного, так как знали, что он не пострадает. Это один из проблесков, которые я обязательно ищу в душе убийцы. А теперь спустимся в деревню, и идите своей дорогой, свободный как ветер, потому что я все сказал.
Они в полном молчании спустились по винтовой лестнице и вышли на солнечный свет во дворе кузницы. Уилфред Боуэн аккуратно отпер деревянную калитку, подошел к инспектору и сказал:
– Я хочу сознаться в убийстве моего брата.
Поделиться книгой: