— Так, где тогда, мать их, все жители? Город словно вымер.
Она права. Каждый магазинчик, который они посетили днём, был уже закрыт, витрины тёмные, а единственным звуком, нарушающим тишину в Лон Коне, было потрескивание уличных фонарей.
Они проходят мимо паба, заколоченного на зиму.
Кафе под названием «Бутербродная лавка» открывалось только к полудню.
Закусочная разорилась.
Когда они дошли до северной окраины города, Джессика говорит:
— Рон, всё закрыто.
— Да, похоже на то.
— Я хочу есть.
Рон выходит на середину улицы, оглядывает дорогу в обе стороны: никакого движения, даже не видно следов шин на дороге под нападавшим с обеда двенадцатисантиметровым слоем снега.
— Это плохо, Рон, очень…
— Стой.
— Что?
Он улыбается. Наверно, он сразу это не заметил, потому что свет был очень тусклым. В одном квартале от них на другой стороне улицы он заметил в окнах первого этажа старого здания столы и свечи. Такая атмосфера может быть — и должна быть — только у уютного ресторанчика.
Они стоят на входе ресторана «У Кристин» и ждут официанта. Джессика наклоняется к уху Рона и шёпотом спрашивает:
— Милый, и почему у тебя эрекция?
— Это ещё предыдущая, — отвечает он. — С тех пор как ты сделала «ам», — щёлкает он зубами, — она так и не проходит.
— Ох. Мило.
Их подводят к столику у окна с видом на улицу. Они присаживаются и ожидают официанта, наблюдая за тем, как метель на улице заметает их следы.
— Что-то они медлят, правда? — говорит Джессика.
— Расслабься, милая.
— Мы в этом ресторане — единственные посетители.
Рон тянется через стол и берёт жену за руку.
— Несмотря на все проблемы, я рад, что сижу здесь с тобой.
Она широко улыбается, в её глазах отражается пламя свечей.
— Мы тяжело работали, чтобы отправиться в эту поездку.
— Надо было уже давным-давно это сделать.
— Для парочки трудоголиков это проще сказать, чем сделать.
— Ты думаешь о работе?
— Немного. А ты?
— Виноват.
— Когда ты вернёшься, все твои пациенты будут по-прежнему тебя ждать. Особенно женщины. «О, доктор Шталь, исправьте мне носик! О, доктор Шталь, выкачайте жир из моих бёдер!»
Они болтают, а по ту сторону оконного стекла бушует снежная вьюга. Рон рассказывает про книгу, которую сейчас читает — биографию Калвина Кулиджа[3], - когда лицо Джессики темнеет.
— Что-то не так?
— Мы сидим здесь уже пятнадцать минут, а к нам никто до сих пор не принёс и стакана воды.
Они осматривают ресторан: больше не занят ни один столик, не видно ни одного официанта, и только от металлической двери, предположительно ведущей на кухню, доносится слабый шорох.
— Я позову кого-нибудь, — говорит Рон и поднимается из-за стола.
Он направляется к этой двери, его лицо краснеет от злости, но как только он доходит до неё, дверь открывается и появляется женщина в белой блузке и чёрном переднике. В руках она держит поднос со стаканами воды.
Он отшатывается, избегая столкновения.
— А я как раз шёл кого-нибудь позвать, — говорит Рон. — Мы сидит тут уже пятнадцать минут и никто…
— Простите за задержку, — говорит официантка.
— Да нет, всё нормально. Мы решили, что вы все отсюда свалили, — Рон кивает на пустой ресторан.
Официантка смеётся громко и задорно, как подросток, и Рон уже жалеет, что не сдержал сарказма. Он идёт за женщиной к столику и садится на стул.
— Меня зовут Мэри-Элис, и сегодня я буду вашим официантом. Вы, ребята, уже придумали, что будете на ужин? — она расставляет стаканы на столик.
— Нам дали только винную карту, — говорит Джессика.
Официантка бросается к стойке, берёт парочку меню и возвращается к столику.
— Есть какие-то специальные предложения вечера? — интересуется Рон.
— Боюсь, что нет.
Официантка разворачивается, чтобы уйти, но Джессика её останавливает:
— Нет, милочка. Подождите прямо здесь. Мы не будем долго решать.
Штали изучают меню и озвучивают заказ. Он покупает бутылку вина «Кот дю Ванту» за 175 долларов, и им кажется, что теперь всё уладилось, когда они знают, что еду и вино уже скоро подадут.
Официантка подаёт Рону бутылочку вина. Тот берёт её, как новорожденного, и удостоверяется, что женщина принесла ему вино именно того урожая, что он заказывал.
Мэри-Элис достаёт штопор, ловко вынимает пробку и наливает немного вина в бокал Рона.
Мужчина качает бокал из стороны в сторону, принюхивается и говорит:
— Нет, что-то не так.
— Что? — спрашивает Джессика.
— Запах. Вот, понюхай.
Джессика делает вдох:
— Уксус.
— Это вино испорчено, — говорит Рон. — У вас есть ещё одна бутылочка такого вина?
— Простите, но эта была последней.
— Тогда просто принесите бутылочку «Бордо».
Джессика улыбается, когда официантка приносит заказанную еду.
— Скажи честно, — говорит Рон, — ты заказала куриный пирог, потому что он стоил сорок долларов?
— Меня заинтриговала столь высокая цена за такое простое блюдо.
Снаружи всё ещё идёт снег, даже сильнее, чем раньше, если такое вообще возможно.
Официантка ушла, и весь ресторан был в распоряжении четы Шталь.
— Выглядит неплохо, — говорит Рон, тыкая вилкой в сторону тарелки Джессики.
Куриный пирог еле вмещается на тарелке, золотистая корочка прекрасно прожарена, а из центра пирога поднимается пар.
— Как же я голодна! — произносит Джессика, проламывая вилкой хрустящую корочку и откусывая кусочек пирога. — Бог мой, он стоит каждого заплаченного цента. А как твоё?
Рон проглатывает ложку пасты с морскими гребешками и соусом из моллюсков.
— Невероятно. Знаешь, если нам пришлось пройти через всю ту хрень ради такого ужина, должен сказать, что оно того стоило.
Он поднимает бокал, делает глоток и зажмуривается от наслаждения, стараясь прочувствовать этот вкус напитка, пока вино медленно стекает по горлу. И тут Джессика судорожно всхлипывает.
Рон открывает глаза и видит, как по подбородку его жены стекают струйки крови, а из нижней губы торчат два рыболовных крючка. Она сплёвывает что-то на стол — овальное, размеров в полтора сантиметра, — и сперва Рон принимает это за камень или фасолину. Пока оно не начинает резво убегать.
Из-под пирога выползают другие тараканы, и Рон инстинктивно вскакивает из-за стола и отбегает прочь. Теперь он видит, что весь пирог начинён рыболовными крючками и тараканами.
А в свете свечей поблёскивают перемешанные с морковью, картофелем и куриным филе осколки стекла.
Джессику рвёт на пол, и Рон чувствует, что и его вот-вот вырвет.
Рон помогает своей жене встать и отойти от стола. А что же могло скрываться в его перламутровом соусе из моллюсков?! Он ведь уже успел пару раз откусить! Нет, лучше об этом не думать.
Джессика дрожит, а по щекам бегут слёзы.
— Тише, милая. Дай мне взглянуть.
В тусклом свете он видит, что один из крючков почти не зацепился за губу.
— Я могу достать один прямо сейчас.
И аккуратно, с присущей его руками хирургической точностью, он вынимает крючок из края её губы.
— А вот второй зацепился сильно. Кажется, бородка крючка ушла глубоко под кожу.
— Язык! — плачет Джессика.
— Дай посмотреть.
Она высовывает язык, и даже при плохом освещении Рон видит глубокий порез на правой половине языка.
— Господи, это хреново. Вспомни, ты проглотила хоть чуть-чуть стекла?
— Не знаю.
— Ладно, оставайся здесь.
— А ты куда?
— Я убью эту сволочь!
— Нет, подожди, — её губы уже начали опухать, и согласные выговаривались нечётко.
— Что?
— Давай просто отыщем шерифа.
— Да к чёрту его!
Рон бросается к задней двери ресторана, сжав руки в кулаки, и распахивает металлическую дверь.