После

— Пили в ресторане все время. А так не буянили, не мешали никому, тихо себя вели. Так пьяными и съехали.

— К платформе как они двинули? Пешком? Подвез кто-то?

— Повар наш их отвез, Коля. На рафике. Заплатили ему.

— А Коля здесь сейчас?

— Позову, — с готовностью подкинулась она с кресла.

— Да я сам с ним поговорю, — остановил я ее. — Вы мне вот что скажите: они с кем-то из местных общались?

— Если в ресторане только, а так все сами.

— А в ресторане с кем могли?

— Не скажу, не знаю. Сюда каждый день одни и те же ходят, поэтому не запомнишь.

— Я понял. Пойду с вашим поваром поговорю. Спасибо за помощь.

— Пожалуйста, — Тамара Сергеевна испустила вздох откровенного облегчения, хоть я ей пока ничего не обещал.

Ресторан был… вот как и гостиница, такой типичный провинциальный ресторан. Но на столах скатерти и даже салфетки в полосатых пластиковых стаканчиках. На стенах картины, все больше пейзажи, наверняка из краеведческого музея какого-то вывезли, потому что все больше средняя полоса изображена, церкви на фоне леса и все такое. На потолке знакомые по старым временам люстры из пластика «под хрусталь». А вот стаканы и бокалы хрустальные, чешские, я такие помню, дефицитом были, признаком благосостояния, можно сказать. Пахло жареным мясом. Заняты три столика. За двумя небольшие компании, причем одна с женщинами, за третьим один мужчина с газетой сидит, пиво пьет. Радио включено, играет музыка какая-то.

Что не совсем типично — барная стойка, причем явный новодел, больно уж не в стиль. За ней на высоком табурете сидит то ли бармен, то ли официант — средних лет мужик в белой рубашке и даже с бабочкой. Он вскользь посмотрел на меня и снова уставился в окно. Не знаю, что он там увидел, потому что окно почти полностью кусты сирени закрывают. Навстречу мне вскакивать не стал, не счел клиентом, наверное, по одежке встретил. Ну да, на мне офицерские брюки в сапоги и брезентовая куртка, а купечество местное, как я посмотрю, сплошь в «новоделе», в костюмах индпошива, так сказать. Ткань, кстати, сейчас чуть не самый ценный товар из всех, что мародерам находить доводится.

— Вы куда? — вскинулся официант, когда я направился на кухню.

— Туда, — я показал пальцем на дверь с окном и тут же махнул удостоверением. — Милиция.

— А-а, — протянул тот и плюхнулся на свое место.

В кухне я нашел двоих. Молодая женщина быстро резала овощи, а мужчина лет тридцати задумчиво смотрел в кастрюлю, из которой валил пар.

— Супчик? — спросил я с порога.

— Борщик, — в тон мне ответил он. — Сюда только персоналу вход разрешен.

— Милиция, — я показал удостоверение. — Есть пара минут на вопросы ответить?

— Прямо сейчас нет, занят очень. Дайте десять минут, чаю в зале попейте, например. Хорошо?

— Как скажете.

— Базиль! — повар, высунувшись в окошко, окликнул официанта. — Кофейку свари пока товарищу из милиции, хорошо?

Базиль, в миру наверняка откликавшийся на Василия, с готовностью кивнул:

— Не проблема, сейчас сварю.

Кофейку. Интересно, когда я в последний раз пил настоящий кофе? Если считать настоящим растворимый, то лет пять назад, натащили тогда его в город во множестве, в герметичных банках, завалявшихся на уцелевшем складе. А так цикорий, который мне сейчас Базиль и сварит. Но зовем мы его «кофе». То ли по инерции с былых времен, тогда тоже такой продавался, сверху «кофе» написано, а ниже маленькими буквами «цикориевый», а может быть, просто хочется думать, что вот у нас и кофе есть, совсем жизнь почти что нормальная. За второе голосую.

Базиль быстро сварил турку кофе, перелил в чашку и принес ее мне на маленьком блюдце, выставив рядом фаянсовую сахарницу с цветочками.

— Сколько с меня?

— Да вы что, не надо денег.

— Сколько? — повторил я.

— Тридцать копеек.

Я отсчитал, сколько сказано, высыпал ему в ладонь. Не надо, лишнее это все.

Да, цикорий как цикорий, но все равно приятно. Может быть, самому купить? Вроде бы видел в магазине пачки.

Мужская компания говорила негромко, а та, что с женщинами, смеялась постоянно. Там крепкий такой круглоголовый мужик в черном свитере все какие-то байки рассказывал, но я не вслушивался, больше оглядывался. Да, создало местное купечество себе какой-то личный мирок. Общество, не сдерживаемое рукой советской власти, все равно расслаивается. Впрочем, оно и раньше расслаивалось, при этой самой советской власти, просто по другим принципам. Начальники в одну сторону, «работники советской торговли» в другую, ну, а масса — в третью. Теперь просто принципы чуть изменились.

Повар ровно через десять минут и подошел, как обещал. Сел за стол напротив меня со стаканом холодной воды, спросил:

— О чем вы поговорить хотели?

— Вы шестерых людей отсюда отвезли на платформу к мотовозу. — Я выложил портреты. — Среди них вот эти еще были.

— Да, было такое, — сразу же ответил он. — А в чем преступление?

— Ни в чем. Отвезли и правильно сделали. Мы людей этих ищем, вот поэтому у меня вопросы. Они же здесь два дня в ресторане сидели до этого, верно?

— Верно, почти не выходили.

— С кем-нибудь из местных общались?

— Тут лучше у Базиля спросить, я же на кухне все время.

— А рафик ваш?

— Гостиничный. Или ресторанный. Продукты возим, белье из стирки и все прочее.

— Они по пути о чем-нибудь разговаривали?

— Ну… вроде бы. — Он задумался. — Так всего не припомню, хоть и прислушивался…

— А почему прислушивались?

— Да какие-то они такие… — Он сделал неопределенный жест. — Бандиты они, короче. Неприятно рядом с ними. Поэтому и так… настороже был.

— И что-нибудь из разговоров запомнилось?

— Да. Они собирались встречаться с каким-то Монголом, это кличка, как я понял, и идти в «Сказку».

— «Сказку»?

— Это бордель в Вышнем, про него все слышали. И даже казино.

— А Монгол кто такой?

— Тут ничего не скажу, не знаю. Они много трепались, вообще бухие были, допоздна сидели в ресторане и потом до утра керосинили в номере, закуску с водкой с собой взяли.

— У платформы как все было?

— Никак. Я их высадил и тут же уехал. Даже не видел, как они пошли дальше.

— В гостинице не шумели?

— Нет, они довольно тихо сидели. Я еще тогда подумал, что точно стараются внимания не привлекать. Как-то они… ну вроде как случайно сюда попали, что ли. Вот такое впечатление.

— Что-то еще запомнилось?

Он задумался. Потом сказал:

— Сумки у них с собой были большие. Одна такая, синяя с белым, сбоку «СССР» написано, и две брезентовых. Это кроме рюкзаков.

Да, сумки совпадают. Сумки у них с собой быть должны. Они с этими сумками ушли. И ведь дотащили, хотя пешком им пришлось пройти порядочно.

— Хорошо, спасибо.

— Не думаю, что они с кем-то у нас связаны могут быть, — вдруг сказал повар. — Купечество наше все больше приличное. Был тут один, Ставицкий такой, раньше, давно уже. Вроде и купец, но собрал вокруг себя шоблу, про грабежи на дорогах слухи пошли, потом попробовал торговцев на базаре налогом обложить. Это при старом начальнике райотдела было.

— А потом?

— А потом взяли их всех ночью из постелей, судили и через неделю расстреляли возле кремля. Потом еще нескольких, за разное.

— А кто купцов сопровождает в поездках?

— Вневедомственная. Они в бюджет оплачивают. Тут так теперь стало, что если кто-то начинает свою охрану слишком большую заводить, то его сразу на карандаш. В городе тихо, на хрена тебе здесь охрана? А за забор сопровождение дадут, не вопрос.

— Может, и разумно, — кивнул я.

Даже точно разумно. Как лакмусовая бумажка на намерения. Если живешь в тихом месте и ничего плохого не планируешь, то зачем тебе бойцы с автоматами? Как завел таких, так сразу и подозрительно. У нас такого жесткого закона не было, но к тем, у кого слишком много «телохранителей» образовывалось, мы тут же присматриваться начинали. И, кстати, обычно не ошибались. Двое таких было и оба погорели на нехорошем. Один поехал лес валить, а второму так и вовсе из пистолета в затылок выстрелили на городской свалке. Было за что. И двоим его людям. Сам одного из них стрелял.

* * *

Парикмахерских в городе было две: одна на Луначарского, а другая на Володарского. Если честно, то такие названия уже раздражать начали. Кого-нибудь из деятелей мирового коммунистического движения здесь забыли помянуть? Разве что проеханная мной улица Торговые Ряды чуток утешила, а потом еще и Новгородскую увидел. Парикмахерская на Володарского оказалась маленькой, на два кресла всего, обитых потрескавшимся дерматином, зато единственным работавшим мастером была совсем молоденькая и симпатичная худенькая девчушка, даже обрадовавшаяся появлению клиента. Подозреваю, что народ тут еще и друг друга стрижет.

— Садитесь, — сразу же пригласила она меня в кресло, расправляя вполне свежую простыню. — Как стричь будем?

— По-военному коротко, красавица. Сзади по нижней, так сказать, кромке ушей, с боков коротко, сверху чуть подлиньше оставь, если не трудно.

Хорошая девочка, правда. Русые волосы, заплетенные в косу, лицо с сочными губами, аккуратным носиком и большущими серыми глазами. И голосок приятный.

— Ну а что трудного? — Она накрыла меня простыней, ловко завязав ее на шее. — Ничего нам не трудно, жениха сделаем.

— Старый я для женихов, так что хотя бы уставной вид придай, — засмеялся я.

Снял очки, положил на столик.

— Ой, да ладно, старый. Вон какой крепкий. Не видела вас раньше.

— Не местный я, приехал недавно. Зарос в дороге, как дикобраз.

— А откуда приехали?

— Из Вологодской губернии.

Девушка прихватила сзади волосы расческой и решительно защелкала ручной машинкой.

— Электричества у вас вообще нет? Вроде в гостинице есть и еще кое-где.

— Обещают по всему городу дать. Разобрали где-то маленькую станцию на торфе, здесь теперь монтируют. К новому году обещают. Местами даже провода уже тянут.

— А, точно, видел сегодня, как раз мимо проезжал. Как живется-то в Торжке такой молодой и красивой?

— Хорошо живется, лучше, чем раньше, — улыбнулась девушка.

Ну да, сколько ей лет? Хорошо если восемнадцать. Когда все случилось, она совсем крохой была. И Пятый Год прожить ухитрилась. Если с теми временами сравнивать, то да, лучше уже намного, а если времен до этого не помнить, то и вовсе хорошо.

— Молодежи-то много в городе?

— Моего возраста не очень, — она вздохнула. — Детей вот много.

«Ее возраст» как раз в черные времена и вымер, все верно. Мало их. А детей на улицах хватает, да и в Грязовце за последние годы их сильно прибавилось. Правда, и проблемных детей много, хоть и не столько, как в свое время, до того как боеголовки рванули, говорили. У нас в городе тем, кто второго рожал, за городской счет и силами города новые дома ремонтировали и выделяли. Нужны люди, мало их осталось, если не рожать, то все, вымрем. А детский сад со школой в первую очередь починили.

— Сходить-то есть куда?

— Кино и танцы, — она пожала плечами, продолжая орудовать машинкой. — Только в кино иногда плакать хочется.

— Почему?

— Потому что там жизнь другая, хорошая. И книжки читать тоже тяжело бывает, но кино хуже.

— Но ходишь?

— А что еще делать? Хожу, конечно.

Стрижка обошлась в пятьдесят копеек, но справилась девушка хорошо. Вышел, закурил на крыльце. Куда пойти? Обедать не пора ли? Пожалуй, что и пора. В столовую к базару ехать или что-то еще поискать? Ладно, к базару, там я уже знаю все, хорошо покормили.

В столовой нашел уже знакомых оперов, сидевших за тем же столиком. На этот раз они сразу к себе позвали.

— Как у тебя дела? Проблем не было? — спросил лысоватый, который тогда, кстати, представился Михаилом.