После

— Берите стул, — второй опер, что постарше, с усами и ранней лысиной, показал на один из трех стульев у стены. — По какому к нам делу?

Из все того же пакета появилось два сложенных листка, которые я аккуратно расправил и выложил на стол.

— Вот этих ищу. Имен не знаю, наш художник рисовал. Вот это Корень, — я ткнул пальцем в портрет мужчины лет тридцати с бритой головой. — Приметы тут. Вот это Шига, — я выложил еще один портрет. Парня помоложе, с длинными волосами, выбивающимися из-под вязаной шапки-олимпийки. — С ними еще трое было, приметы неизвестны, по оперативным данным устойчивое преступное сообщество. Разыскиваются за убийства.

— Рост около ста восьмидесяти, сутулый, на пальцах татуировки-перстни, на лице множественные шрамы от прыщей… — быстро бормоча, начал читать блондин. — Так сразу не приходит ничего на ум. К нам тут близко давно никто не подходит, а в городе таких вывели, в Лихославле тоже тихо, но можно тамошний отдел запросить.

— Знаю, что уехали с колонной на Торжок из Данилова Ярославской области. Своей машины у них не было, поехали с попутным грузовиком, госномер одиннадцать — двадцать три, Казань — Астрахань — Ростов. Ваш грузовик?

— Может, и наш, глянем, все номера у нас есть. Только время займет, в городе машин четыре сотни.

— Могу сам поискать.

Блондин выдвинул ящик стола, достал оттуда журнал с наклейкой «Регистрация транспортных средств», подвинул ко мне. Да, теперь не так, как До Того, в каждой деревне своя регистрация. Зато найти проще.

— А если с вашей машиной ехали, могли раньше сойти?

— Могли. Но водитель на КПП сообщил бы. Если день примерно знать, то можно проверить. Но если бандиты, то ехали они в Вышний. А если в Вышний, то пошли на мотовоз и туда железкой.

— Мотовоз?

— У нас железка от Старицы до Вышнего Волочка цела. Раз в три дня мотовоз ходит с вагонами. Подождали бы здесь, посидели тихо, да и уехали. Если они у нас не в розыске, то что им.

— Машину нанять не могли?

— Без колонны? Сомневаюсь, туда никто не поедет. — Блондин почесал в затылке. — Железкой проще.

— Купить машину могли разве что, — добавил лысоватый. — Легковушек на продажу много, они дешевые. Только зачем?

— Машина у них была, «шишига», но у Грязовца осталась, спугнули их от нее. Грузовик забрали.

— Грузовик тут не купить, самим нужны.

— Могли и легковушку взять, в Вышнем их много, понтуются, — возразил блондин. — Так себе вероятность, но исключать нельзя. Иногда оттуда к нам специально за машинами приезжают.

— А где торгуют?

— Да на Энгельса, в военном городке, почти у платформы.

— Если я там похожу и вопросы позадаю — не удивятся?

— Удостоверение предъявляйте. Если кто борзеть начнет — дайте знать, сами подскочим.

Вместе походить не предложили, но хоть не уперлись, и на том спасибо. Сам потопчусь по городу.

— А ствол можете с патронами носить, — вдруг неожиданно добавил блондин. — Коллега все же. Дайте ваш временный. — И когда я передал ему квиточек временного пропуска, он вписал туда «с правом ношения оружия» и расписался «ст.о.у. Иванов С.М.». — У дежурного печатку тисните. Так проще будет. Хотя у нас тут тихо, — повторил он за остальными.

— Вывели громких?

— И вывели, и сами в Волочек съехали.

— А в окрестных городах ваша власть?

— Осташков, Лихославль, Старица, Селижарово, Кувшиново, села вокруг, где люди есть, на восток до Святова озера — наше, да, наш район. Но не поедут они туда, точно говорю, смысла нет.

— Да я так, представление составляю. А в Ржеве что?

— А в Ржеве военного много было, прилетело туда, — ответил лысоватый, вздохнув. — Воздушный. Не сильно большой, но город все.

— Не светится?

— Нет. Пара пятен есть до сих пор, но они там обозначены. Так даже счетчик почти не трещит. Бологое тоже снесли, по узлу железнодорожному били, похоже. Там тоже все.

Я посмотрел на висящую на стене карту области, разрисованную пятнами разного цвета.

— А в Вышнем чисто, выходит?

— Ну да, как бы они там жили. За Калинином начинается в сторону Москвы совсем беда, лучше не соваться, а от Медного в эту сторону вполне жить можно.

— Понял, спасибо.

— Журнал тут посмотрите, или куда поспокойней вас отсадить?

— Могу здесь. Не мешаю?

— Да нет, еще и чаю дадим. Дим, за кипяточком сходишь? — спросил он у блондина.

— Твоя очередь вообще-то, — вздохнул тот. — Принесу сейчас.

* * *

Номер машины я нашел быстро. ЗиЛ-130, бортовой, частный, владелец Бутин Михаил Аркадьевич, домашний адрес — улица Пролетарская, 62. Переписал в блокнот, а блондин, который Иванов Эс Эм, объявления о розыске на подоконнике перефотографировал. Сказал, что себе в ориентировки добавят. На этом, воткнув магазин в ТТ, я пошел к дежурному, тот хлопнул на пропуск толкушку, и затем я вышел на улицу.

Конец рабочего дня, вон народ по домам идет, нет смысла сегодня свидетелей обходить. Поэтому подумал и направился на рынок, до него тут совсем рукой подать.

Рабочий день точно заканчивался, потому что на базарчике людно было. А так базар как базар, торговые ряды с навесами, сзади несколько маленьких магазинчиков и мастерских. Что до Этого Самого так все было, что так и после осталось. Покрутился, приценился к связке воблы, потому спросил у продавца:

— А пиво-то к вобле есть?

— Вон там возьми, — он показал на магазинчик «Продукты». — Только банку или канистру надо, у них в разлив только.

А, верно, вон два мужика идут, у каждого в руке по трехлитровке с янтарно-красноватой жидкостью.

— А где купить можно?

— Там же и купишь.

Ответ немного поразил, но я решил не реагировать.

— Тогда дай связочку. — Я вытащил из кармана брезентовую авоську, развернул.

— Рублик с тебя.

— Не греши, полтинник цена самая высокая, — не повелся я.

— Да ты глянь, что за рыба!

— Рыба как рыба, больше полтинника не дам. Пересушена к тому же.

— Ладно, уговорил, — вздохнул мужик, опознавший во мне приезжего и решивший поправить дела за мой счет. — Пересушена она ему.

Закинув рыбу в сумку, направился в магазин. То, что там торговали пивом, по запаху чувствовалось. Но с виду пиво вроде ничего было. На бочке, из которой разливали, имелась надпись белилами «Пиво ржаное». Ну да, а каким еще ему тут быть? А так магазин как магазин. Колбаса какая-то, мясо на прилавке, домашний сыр, что-то еще. Соленья в бочках, ими тоже пахнет, даже не знаешь, чем сильней — ими или пивом. На полке водка и еще что-то в пивных бутылках с сургучом, папиросы и табак в пачках.

— Баночка найдется? — спросил я у грузной тетки в грязноватом белом халате, как раз закончившей отрезать кило колбасы девчонке-подростку.

— Банка рубль, — тетка посмотрела на меня выжидающе.

— А закрыть будет чем?

— Крышка тридцать копеек.

— Ну вот налейте мне банку под крышку как раз, — я ей улыбнулся, но тетка оставалась мрачной.

Впрочем, пива она налила, дала отстояться и еще долила. Требуйте долива после отстоя пены, все правильно. Вытащила из какой-то коробки пожелтевшую полиэтиленовую крышку, положила рядом, предоставив возможность запечатать банку самостоятельно. Банка пошла в ту же сумку. Рыба бы не намокла вот так рядом лежать.

— И папирос пять пачек дайте, пожалуйста. Еще полбуханки хлеба и колбасы копченой колечко. И вареной грамм двести.

Она так же молча выложила папиросы, отрезала хлеб, кинула колбасу, ту и другую, потом, к удивлению моему, завернула все в толстую бумагу, пощелкала костяшками на счетах и сказала:

— Шесть восемьдесят.

— Пожалуйста, — вложил пятирублевку и досыпал мелочи.

Хоть не с пустыми руками теперь. Подумав, достал банку из сумки и решил нести в руках. Тут недалеко и недолго, ничего с ней не сделается. Потом прошелся по рядам, хотел купить уже там соленых огурцов, да сложить не во что, потекут. За покупками люди со своей тарой ходят, у кого какая есть. Тут хоть в магазинах бумага была, а так ведь все, бумага в дефиците. Если и есть какая газета местная, так ее никто не выбрасывает, идет на растопку да в уборную. Заворачивать в нее что-то — уже роскошь. Историю слышал, как с какого-то склада туалетной бумаги вывезли несколько машин. И не проверили, а та пыли набрала, светится. Вот и наподтирались ею люди на свою голову. Не голову, если точнее. А вот тут гля, заворачивают. Роскошь, цивилизация. Надо было еще листочек попросить, для воблы, тогда и банку тащить в руках не нужно было бы.

До бани долго еще, но все равно к дому пойду. Там посижу, расслаблюсь. В последний момент, спохватившись, вернулся в магазин и «чебурашку» водки купил. Пусть будет. Мне она нужна иногда. А про бумагу опять забыл.

Все же что-то с плечом делать нужно. Пока шел, банку с руки на руку перекидывал, так вот в левой и минуту нести трудно. И не только плечо, вся рука болит. Плохо это, некстати. Хотя удивляться чему? Пятьдесят два. Даже раньше возрастом уже считалось, а вот теперь, после всего и при такой жизни… Надо физкультуру какую-нибудь попробовать, может быть, разработается или что. А то как вообще откажет? У меня еще дел много, а насколько они затянутся…

Сергеевны дома не было, ушла куда-то. Зато на поленнице сидел полосатый кот с таким видом, будто он во всем городе главный. Здоровый кот, прямо зверюга.

— Чего уставился? — спросил я, отпирая замок. — Живу я здесь теперь. Соседи будем.

Ваське, если это именно он, было все равно, похоже. Солидный, важный, небось или мышей наловил, или соседским котам навалял.

— Сейчас выйду к тебе, Василий, дело есть, — сказал я ему.

Стянув сапоги ногами, сбросил их за дверью, прошел в комнату. Банку сразу на стол, пусть стоит, водку же в шкаф убрал, туда же папиросы. Колбасу с хлебом не знаю куда… на кухню? Ладно, потом Сергеевна скажет, пока в сумке все полежит. Открыл окошко, придвинул стул. Пепельницы нет, куда трясти-то? А, нет, ты глянь, на умывальнике стоит, причем именно пепельница, да еще и хрустальная, из дорогих. Не было, когда уходил, хозяйка позаботилась, дай Бог ей здоровья.

Так, сперва дело. Развернул колбасу вареную, отрезал ножом толстый кружок, порубил его на кубики. Потом вынес все во двор и коту под нос сунул. Тот не отказался, тут же трескать взялся так, что за ушами затрещало. А я обратно вернулся, чтобы не мешать.

Сел к окну, закурил. Не курил ведь до Этого Самого, и потом несколько лет держался, здоровье берег, а дальше… оно как бы и не до здоровья стало, что ли. Может, сейчас бросить? По утрам кашляю, ни к черту не годится, а вот сейчас здоровье нужно как раз, дело у меня. Нет, не смогу.

Взял книгу, раскрыл на заложенной странице. Вроде и все время читаю, и никак не могу отделаться от странного ощущения — как будто сказки, все, что в книгах написано. Про другую жизнь, которой нет и никогда не будет. У меня вот мемуары военные в руках, так и войн таких не будет больше. То, что случилось с нами, и войной не назовешь, в один день все закончилось, или началось, тут каждый по-своему считает. Но воевать стало некому и не с кем. Нет, народ после Этого Самого озверел и одичал, смерть не то что обыденностью стала, а чем-то таким, без чего и жизни нет. И люди теперь поделились на людей, не очень людей и вовсе нелюдей, потому что выжили все по-разному. Кто по совести, а кто и людоедом натуральным. И нет такой сильной власти, чтобы могла всех в узде держать.

Власть вроде и есть, от нее вот у меня деньги в кармане, но только не видно ее особо на самом деле. Городами люди живут, районами, каждый сам по себе. Нет у власти сил, чтобы всех к единому знаменателю привести. Страна велика, пути долгие, силы малые. Без власти бы Пятый Год и вовсе мало кто пережил, она спасла, открыв хранилища Госрезерва, а кому-то и мобсклады, но дальше-то что? Сказали спасибо ей, но нет у власти возможности такую территорию под контролем держать. Так, радиограммы идут, кто-то какие-то планы спускать пытается, им даже в ответ поставки из районов вроде как в счет плана какого-то идут, да и все. В обратную сторону кормим теперь, получается. Ну, еще колонны Центроснаба ходят, перекидывают разное нужное из тех мест, где это делают, в те места, где не хватает. В нормальных городах власти и рады были бы, да нечем ей себя проявлять. Может, координируют людей как-то. Тут нацелят хоть какую-то медицину производить, без нее и вовсе беда была бы, от эпидемий бы передохли, тут еще что-то, но… понятно все, в общем. Вроде Деда Мороза, который раз в год с подарком заглянет.

Поначалу власть центральная заметней была. Видели их везде и часто. Но потом… потом все в упадок пришло, и они тоже. Ресурсы техники, запасы топлива, не поездишь уже так на бэтээрах по областям, «броня» долго не бегает, капиталки хочет. А как все это у них закончилось, так и сил особых не стало. Живут где-то сами своими районами, а в чужие не очень и суются. Хотя им даже рады, это как символ теперь, знак того, что мы еще вместе.

Ведь те люди, что к нормальной жизни стремились, пытались создавать хотя бы иллюзию существования в едином обществе. Пусть большинство из них и за десять верст от своего городишки не отъезжало никогда, но осознавать все же, что ты часть чего-то большого… для них это важно. Поэтому у районных «войск» или ополчений оставались военные уставы, милиция пыталась тоже прикидываться «органами», а не шерифами, и так далее. Но в реальности районы соединялись разве что торговыми путями, потому что именно без торговли, как очень быстро выяснилось, жить не получится. Даже табак вот в этой папиросе, что я сейчас курю, привозной с юга. По Волге ехал баржой или чем там, от самой Астрахани вроде. И вот торговцы, которых уже начали величать купцами, и стали и главной связью, и новыми богатыми. Власти не могли и не умели организовать все сами, а кто оборотистый был, тот сумел. Приволок грузовик или теплоходик где-то нашел, прикинул, чего где не хватает, и рискнул, и повез, и вот он уже в этом Торжке купеческий особнячок освоил, но зато в город и табак привезли, и фрукты, и запчасти оттуда, где они есть, и все остальное.

Легковушки тут дешевые, говорят. Они и у нас дешевые были. Вот уазик свой дорого продал, чтобы на дело мое деньги были, и вообще все, что у меня было, продал, потому что не держит больше ничего меня на месте, а надо мне ехать, и не знаю как далеко, но вот как можно мне привязанным к железке и колоннам быть? Посмотреть хотя бы нужно.

Стащил с себя пояс с тайными кошельками, открыл, просмотрел пачки купюр. Больше трех тысяч есть у меня, вроде и много, но только на первый взгляд. Тут отдашь, там оставишь, и текут, текут деньги. Вытащил пятерку, посмотрел. Почти как в старые времена, даже картинка та же, но другая все же, не перепутаешь. Не синенькая, а красная. Помню, долго мучился вопросом о том, где же такие качественные деньги печатают, а потом рассказал заезжий человек из «центральной власти» о том, что деньги были напечатаны заранее, на всякий случай. Даже об этом думали до того, как все случилось. Понимали, что как разнесет все в щепки, многие доберутся до всяких мест, где деньги до потолка навалены. Только думали о многом, а результат… да вот он, результат, вокруг меня. Ну хоть деньги сделали такие, что и не подделаешь. Ну и да, за Пятый Год спасибо, выжили.

Спохватившись, собрал к бане свежее белье и два полотенца. Из старых полотенца, китайские махровые, набрел один знакомец на целый магазин, поделился. Даже не потрепанные совсем, теперь это тоже дефицит. С тканями плохо, со всем плохо, если честно. Гигантские вещевые склады военных, разбросанные по всей стране, только и спасают. По ним не били, нет в этом никакого смысла, вот и уцелели в большинстве своем. Все армейское имущество уцелело почти что, потому как войны и не было, был просто конец света. Били по командным пунктам друг друга, били по военным базам и пусковым установкам, били по союзникам врага, добились того, что мир если и не в труху, то на карачках еле ползает, а вот склады все остались. Не дошли до них руки, да и на кой черт они кому нужны. У нас вон люди съездили проверить арсенал ГРАУ, вдруг уцелел, а он и правда целый, потому что рядом никаких стратегических объектов. И нашли там только пулеметов больше десяти тысяч. Не новых, с ремонта, мобрезерв, но сама цифра… Из другого склада патроны вывозили несколько дней грузовиками, а патронов там всяких… еще с Великой Отечественной лежат. И ТТ мой оттуда же, он вообще тридцать четвертого года выпуска, и патронов к нему там хранилось невероятно много.

* * *

В соседскую калитку зашел ровно в семь, с узелком со свежим бельем, банкой пива и связкой воблы в руках. Саша, одетый сейчас только в старые солдатские бриджи и майку, стоял на пороге бани.

— Пришел? Проходи, — махнул он рукой. — Ты гля, и пивка взял. А у меня водочка. Одно с другим… да ладно, все полезно, что в рот полезло.

В предбаннике пахло запаренным веником. Я сложил добро на стол и лавку, приготовил полотенца, а у Саши еще и простыни нашлись, вообще роскошь. Баньку саму просторной назвать было сложно, но нам места хватало, и пар она держала хорошо. Саня же обнаружил на себе еще немало татуировок, тоже сплошь морской тематики.

— По молодости, дурак был. На Балтике служил, вот и набил партаков, — объяснил он со смехом. — А бляху с якорем так и посейчас ношу.

— Это тебе на Балтике прилетело? — я показал на явный след сквозного пулевого на правом боку.

— Не, это уже потом, семь лет назад. На колонну напали. Так отбились, но меня уже еле живым привезли. Я тогда в Кувшиново жил, родом оттуда.

— А как сюда перебрался?

— Женился сюда, к жене переехал. А потом с мужиками гараж открыл, вроде как деньги появились. Живу, нормально все. Я и в Кувшиново в гараже работал, на бумажной фабрике.

— Это оттуда бумага здесь?

— Оттуда. Там фабрика старая, оборудование от царя-батюшки еще, вот и работает до сих пор. Из торфа. Тут у нас все из торфа. Торфом топим, из торфа бензин, из торфа бумага, только жрать его еще не начали. Я все, упарился, пошли по чуть-чуть примем.

— И то, — согласился я. Пару поддали неслабо, потом еще зайдем.

На столе стояла уже открытая «чебурашка», в алюминиевой миске навалом соленья, хорошо, что покупать не стал, хлеб порезан и кралька колбасы копченой, пахнущей чесноком. Саша быстро разлил по половине стопки, придвинул одну ко мне, сказал:

— Ну давай, за знакомство.

Я взял очки со стола, надел. Затем чокнулись, выпили, захрустели огурчиками. Саша быстро разрезал колбасу на толстые куски, положил пару на хлеб, откусил, кивнул:

— Ты угощайся. Заодно и ужин.