Они продолжали плавание. Не как в спринте, скорее, как в гонке на среднюю дистанцию. Где-то на милю, наверное. Как в черно-белой хронике, где худощавые джентльмены нарезают круги по гаревым дорожкам. Мешковатые белые майки, гримаса на лице, упорство и терпение. Оба мачете лежали между ног Ричера. Они скользили назад и вперед, назад и вперед, в такт с каждым гребком.
Дальний конец пальца представлял собой каменистую V, плотно зажатую стволами деревьев, которые позволяли легко зафиксировать лодку, чтобы выбраться из неё. Опора для рук была повсюду, но было трудно подняться на берег более, чем на фут. Было необходимо протискиваться между стволами сначала одним плечом, затем другим, внимательно контролируя, куда ставить ногу, словно пересекая переполненную комнату на вечеринке. Единственным исключением было то, что это были фигуры, а не люди, все они были из материала, твердого, как железо, и освещалось всё не свечами, а странным зеленым свечением от яркого солнца, проникающего сквозь миллиард молчаливых и неподвижных листьев.
Ни один просвет в этих зарослях не приносил реального облегчения, потому что все они были заплетены лианами и ежевикой, сквозь которые до определённого момента можно было прорваться, но в девяти случаях из десяти были необходимы мачете на последнем ярде или двух, чтобы освободить полностью спутанные ноги и получить возможность двигаться дальше.
Ричер спросил: — С вами всё в порядке?
Хелен ответила вопросом на вопрос: — В смысле?
— Вы же не любите лес.
— Вы хотите получить какой-нибудь идиотский ответ, для чего? Прямо здесь и сейчас, в эту минуту?
Они спешили, Ричер шел первым, пробивая широкий проход в кустах, Хелен шла за ним почти вплотную, оба из них оставляли след там, где, возможно, ни один человек не проходил до этого. Вдруг они скорее почувствовали, чем увидели, тропу впереди, щель, разрыв, просвет. Пустоту в лесных звуках, изменение в небе, шов в пологе. И вот они вышли на неё, перешагнув через узловатые стволы изогнутые, как колени, вывернувшись, просочившись, и, наконец, выпав на то, что оказалось в самом деле утоптанной тропинкой. Воздух над ней был влажным и неподвижным, и ощутимо прохладным.
Хелен спросила: — Ну что, мы их обогнали?
— Думаю, да, — сказал Ричер, — В случае, если они наслаждаются красивыми пейзажами. Но, может быть, и нет, если их что-то испугало, и они заторопились. Но я полностью уверен в первом. Когда речь идет о предположениях, я очень осторожный человек.
— Итак, мы ждем их здесь?
— Эффективнее всего будет двигаться им навстречу. Логически рассуждая, возвращаться к Нейсмиту будет оттуда ближе, чем отсюда.
— Если только при этом мы не будем удаляться от них.
— Жизнь — это игра, как мне кажется.
— Вся эта ситуация была пугающей с самого начала. Может, они спешили всю дорогу. Просто чтобы потом сказать, что всё-таки прошли эти мили. Они могли пройти здесь тридцать минут назад.
— Мне кажется, они не спешили. Они показались мне людьми именно такого склада. Я думаю, они шли медленно, останавливаясь все время, рассматривая то одно, то другое. Погружённые в себя. Только они и лес. Я за то, что они опередили нас на тридцать минут.
— Вы уже поступали таким образом раньше, не так ли?
— Иногда.
— Ну и как, оказывались правы?
— В некоторых случаях да.
Она вздохнула и сказала: — Хорошо, будем надеяться, что встретим их, пойдя навстречу. Но если мы их не встретим, я назову вас кое-какими очень неканадскими именами. Некоторые будут состоять из нескольких слов.
— Палками и камнями можно поломать мне кости, но слова мне боли никогда не причинят, — процитировал Ричер.
— Я пойду первой, — сказала она.
По тропе идти было гораздо легче, она была совершенно прямой, без отклонений и петель, и это означало, что они уже могли обращать внимание на предметы, находившиеся больше, чем в полутора футах от них, а их было много. И это, в конечном счете, тормозило их больше, чем плети ежевики. Потому что там было полно того, на что нужно смотреть
Они продолжали идти через холодный воздух, похожий на воздух подвала, влажный и неподвижный. Сама тропа была мягкой и упругой, темной и богатой перегноем, как ковер.
Никаких туристов впереди не видно.
Ни в первые пять минут, ни в первые десять. И это делало каждую следующую минуту всё более и более вероятной. Две пары на точно противоположных векторах, одна движется быстро, другая — медленно, пятнадцать минут уже прошло. Временной промежуток, когда эта встреча может произойти становился все меньше и меньше. Если это случится, то случится в ближайшее время.
Этого не случилось.
Ни в следующие пять минут, ни в следующие десять, что уже противоречило арифметике. Трудно было представить, что Генри и Сюзанн настолько медлительны, чтобы затратить на эту работу так много времени, если только они не струсили и не повернули обратно в Нейсмит. Подумали хорошенько, возможно, и почетно отступили. Они, может быть, уже вышли позади сержанта Кэйна в тот самый момент, когда Ричер и Хелен отплыли на каяке прочь от пирса.
Нет возможности это узнать.
Нет туристов впереди.
Хелен сказала: — Ричер, ты проиграл.
Он ответил: — Начнем с многосложных имён. Мне это всегда было интересно.
Она сказала: — Может, что-то уже произошло с ними.
— Но что? Поисковых партий, идущих на север из Нейсмита нет, никаких других туристов тоже нет. Пропавшее оборудование не прыгает вверх и не кусает их в задницу. Это реальность. Вы можете сказать так потом, образно, но пока с ними не могло случиться ничего серьёзного.
— Тогда где же они?
— Они, наверное, остановились. Может быть, уже поставили свою палатку. Может, нашли красивый вид.
— А я думаю, они торопились, и мы пропустили их. Я думаю, что мы вышли на тропу за ними. Ты облажался.
— Жизнь — это игра, — повторил Ричер.
Они двинулись дальше, немного ускорившись, не обращая внимания на лесные поляны слева и справ, каждая из них была интересна по-своему, как зал в музее. Подул ветер высоко над ними, шуршала листва, и ветви деревьев скрипели друг о друга и стонали. Мелкие пугливые животные издавали звуки, уносясь в кусты. Насекомые висели плотными тучами, их следовало избегать, если это возможно, или идти сквозь них, если нет.
Затем тропа вильнула вправо и влево, обходя вокруг огромного, поросшего мохом ствола диаметром четыре фута, и впереди в темноте они увидели два ярких предмета, стоявшие бок о бок на земле. Красный с оранжевым и желтым нейлон, ремни и пряжки.
Рюкзаки.
— Это их, — сказала Хелен.
Ричер кивнул ей. Он видел рюкзаки до этого, совсем недавно, у арки, ведущей в дикую природу в то утро, зашнурованные и готовые к выходу. Они прошли дальше, остановившись рядом с рюкзаками. Их не бросили. Оба мешка аккуратно поставили вертикально, оперев друг на друга.
— Они сошли с тропы, — сказал Ричер. — Небольшое отклонение от маршрута. Нет смысла тащить мешки через заросли.
— Когда? — спросила Хелен.
— Недавно, я надеюсь. Это значит, они близко.
За щелчками и гулом живого леса не было слышно ничего, кроме тишины вокруг. Ни вздохов, ни криков, ни звуков ног, пробирающихся сквозь запутанный подлесок.
Ничего.
Хелен спросила: — Может, покричать?
Ричер ответил: — Только не слишком громко.
— Генри? Сюзанн? — она произнесла их имена громким театральным шепотом, громче, чем разговор, но еще не крик, с беспокойной вопросительной интонацией в конце. Ответа не было. — Сюзанн? Генри?
Тишина.
Она сказала: — Они, наверное, далеко.
Ричер обследовал заросли слева и справа. Рассуждая логически, если бы они сошли с тропы, они сделали бы это близко от своих вещей. Нет смысла складывать мешки в одном месте, а затем выбрать точку выхода в сотне ярдов отсюда. Следовательно, Ричер знал, где начинать поиск. Но он не был опытным следопытом, да еще в диких лесах. Это вам не кино, где парень приседает на корточки, мгновение размышляет и говорит: —
Но в одном месте были сломаны побеги и оторваны листья. Достаточно легко представить себе поставленную на землю ногу, короткий, осторожный шаг, затем другая нога, и второй человек, следующий позади, сначала одно плечо вперед, затем другое, протискивающийся сквозь просветы.
Хелен сказала: — Может, попробовать еще раз?
Ричер: — Позовите их снова по имени.
— Генри? Сюзанн? Где вы?
Нет ответа. Не слышно эха от деревьев.
Ричер продирался сквозь кусты, глядя вперед и отыскивая изменения: потревоженные ветки, сок, сочившийся из обломанных стеблей. Всё это было очень неточно. В большинстве мест не было видно направление, по которому было нужно следовать, тогда он был вынужден остановливаться через каждые несколько ярдов, изучать целую дугу впереди себя и выбирать наиболее правдоподобную возможность из нескольких одинаково правдоподобных направлений. Он понимал, что кролики и другие мелкие животные могут сместить травинку в сторону так же легко, как ступающая нога, но только человеческий вес может сломать что-нибудь толще карандаша, поэтому он основывал свои догадки на наличии или отсутствии свежих следов яркого дерева на сломанных ветках. Всё дальше и дальше, руководствуясь алгоритмом, да или нет, и нет или да.
Всё глубже в лес.
Каждые десять ярдов они останавливались и слушали, спинным мозгом отфильтровывая обычные звуки и исследуя необычные. Но ничего не было слышно, и вот, не на первой, второй или третьей остановке, а только на четвертой, Ричер ощутил, что может чувствовать сдерживаемое дыхание рядом, дрожь напряжения человека, которые первобытная часть его разума опознавала как хищника или жертву и, следовательно, решала, представляют они интерес, или нет. Сто поколений, и все они выжили. Вдруг он услышал тихий звук, что-то среднее между хриплым щелчком и жужжащим хрустом, очень резкий, с мелкими скрипами, свистами и механическими вибрациями и смешанный со слабым, но глубоким и глухим эхом. Как фотоаппарат «Никон», только не настоящий, а его электронная имитация, пронзительная и нереальная.
Сотовый телефон во время фотосъемки.
И еще раз.
Ричер шагнул, поднимая высоко ноги, чтобы не зацепить лианы, протиснулся в просвет между деревьями и вдруг увидел Генри и Сюзанн, стоявших плечо к плечу меньше, чем в десяти футах от него, смотревших вниз и снимавших на сотовый телефон что-то, лежавшее на земле перед ними
Это был мертвый человек, мужчина, маленький, темнокожий, худой и аскетичный, в старой оранжевой тюремной робе. Он лежал на спине, и угол наклона его шеи и его конечностей не был правильным с анатомической точки зрения. Он выглядел мягким внутри, почти жидким, как будто его кости были раздроблены, а органы раздавлены.
Ричер сказал: — Он выпал из самолета. Не снаружи самолета, на самом деле, а через дверь, с большой высоты. Он так почернел из-за отсутствия кислорода, или, возможно, сердце остановилось от внезапного холода сразу же, еще там, но так или иначе он падал, как тряпичная кукла, пробил листву насквозь и упал на землю под деревьями, где и умер по прибытию уже наверняка. Лиственный полог вернулся на своё место, поэтому сверху ничего не видно, человек быстро остыл до температуры окружающей среды, поэтому тепловизор не может обнаружить его, а для радара он выглядит точно так же, как корень дерева или небольшая груда сломанных веток.
Сюзанн сказала: — Надеюсь, сердце у него остановилось от холода.
Ричер подумал вслух: — Вопрос в том, прыгнул он сам, или его сбросили?
— Он прыгнул.
— Кто он?
— Он — гражданин Канады и должен был упасть в Торонто, но промахнулся.
— А кто тогда вы?
— Просто еще один канадский гражданин.
— Для кого эти фото?
— Для его семьи.
— Кто он? — снова спросил Ричер.
— Я пытаюсь смотреть на это с обеих сторон, — сказала Сюзанн. — Я сделаю всё, что угодно, чтобы остановить очередную атаку. Но это становится безумием. Они везут этих парней из Гуантанамо в Египет и Сирию, где с ними плотно работают, и через некоторое время те, кто выжил, должны вернуться, потому что египтяне и сирийцы не могут держать их у себя вечно, но вы не хотите их обратно, потому что не знаете, что делать с ними. Тюрьма Гуантанамо всегда полна, а вы не можете плюнуть на всё и отпустить их, потому что у них есть, что рассказать.
— Так что же они делают с ними? И как вы всё это узнали?
— Существует сеть людей, у которых есть совесть. Связываемся через темный Интернет. Установлены некоторые факты. Ваши наземные команды обслуживания отключили блокировку, и это позволяет открывать дверь самолета во время полета. При очень низких скоростях и очень низких высотах, главным образом над далекой северной частью Атлантического океана, в тени от радаров, где они могут спуститься низко и медленно и открыть люк. Именно это они и делают. Задача решена.
— И?
— Информация вышла наружу, и этот парень знает, что он либо умрет под пытками, либо его вышвырнут из самолета на пути домой. Хэппи энда не предвидится. И вот он решает выскочить в дверь на пути туда, когда они этого не ждут. Где-нибудь над Торонто, чтобы своей смертью заявить о себе. Сочувствие зарубежной прессы, шанс приложить некоторое внешнее давление.
Ричер кивнул
— Не очень многое. Они имеют доступ к информации и специалистов в любой области. Зная маршрут, который никогда не меняется, и сроки, всё остальное просто: мысленно считаешь минуты и прыгаешь, когда придёт время. Что, как я предполагаю, не может быть абсолютно точным, несмотря на то, что он тренировался в течение нескольких месяцев. Встречный ветер тоже оказал большое влияние, я полагаю. Маленькие погрешности суммируются.
— Для кого фото? — снова спросил Ричер.
— Для его семьи. Это всё, что мы можем. Ничего этого не существует на бумаге. От всего откажутся мгновенно и убедительно. Скажут, что фотографии подделаны. Слабый зеленый свет, зернистые фото. Иностранные радикалы из магазина велосипедов. Все это сделают за день.
— Думаете, в Торонто на это потребовалось бы больше времени?
— Они так считали. Город и пригород сильно отличаются. Много свидетелей, полицейские, телевидение. Не так легко всё замять. Они думали, что это могло бы стать переломным моментом.
— Вы, кажется, неплохо знаете, что они думают.
— Я всегда пытаюсь понять, как мыслит каждый. Это ключ к пониманию. Он ведь не был какой-нибудь невинной жертвой. Это был бандит прямо из Средневековья, порочный убийца. Я довольна, что он выбросился из самолета. Но он уже рассказал им всё, что знал, а они всё равно отправили его. Просто по привычке. А это уже неправильно.
— Как вы узнали, где его искать?
— Эксперты сделали анализ.
— Почему именно вы?
— Мы оказались ближе всех.
— Из скольких вариантов?