Третья попытка

Ну вот, угробил бабушку, мелькнула паническая мысль, однако тут «угробленная» зашевелилась и попыталась приподняться. Я помог ей, радуясь, что она хотя бы осталась в живых, и пытаясь сообразить, надолго ли это. Потому как выглядела она гораздо хуже, чем при отбытии, как будто разом постарела еще лет на десять.

– Екатерина Арнольдовна, что с вами? Вам плохо?

– Мы уже перенеслись? Да, действительно, а я даже как-то не до конца верила, вы уж простите старуху. Самочувствие же мое не хуже, чем должно быть в таком возрасте, – с некоторым недоумением ответила она. – А разве с моим видом что-то не так? Тогда погодите минутку.

Она расстегнула свою сумку и достала зеркальце, взглянув в которое рассмеялась.

– Вадик, – сказала она, повернувшись ко мне спиной и начав еще что-то искать в сумке, – вспомните свой рассказ про первое путешествие сюда. Вы потом не могли понять, почему носки, в которых вы почти целый день бродили по берегу, остались практически чистыми. Они ведь контактировали с вашими ногами и перенеслись назад в будущее, а у налипшей на них грязи такого контакта не было. Вот и здесь почти то же самое. Я перенеслась на ваш остров, ибо крепко за вас цеплялась, а вся штукатурка осталась в двадцать первом веке.

– Что? – не понял я.

– Косметика. То, что вас так ужаснуло, – это и есть натуральный вид старой карги, непонятно почему вдруг сильно зажившейся на белом свете. Думаете, легко в моем возрасте и с соответствующим ему набором болячек выглядеть не больше чем на семьдесят? В общем, если вам не трудно, займитесь чем-нибудь полезным, а я примерно через полчаса надеюсь вновь стать хоть и отдаленно, но все же похожей на женщину.

– Я поставлю вашу палатку. Насчет места пожелания будут?

– Замечательно, буду вам очень благодарна, а место – на ваше усмотрение. Прошу простить, что вам приходится разговаривать с моей спиной, но у меня, увы, на это есть весьма весомые причины.

С приведением в порядок своей внешности дама возилась заметно дольше, чем обещала. Я успел натаскать сухой травы и выстелить ею место, на которое потом поставил палатку. Она оказалась несколько меньше моей – два на два метра и в высоту метр восемьдесят. Потом достал из своего рюкзака матрас – я его взял, не будучи уверенным, что он есть у моей спутницы. Надул, положил рядом одеяло и постельное белье. Затем подвесил к потолку фонарь, протащил проводку от него к аккумулятору от списанного бесперебойника. Поставил в углу металлическую кружку и положил рядом складной нож с ложкой и вилкой. Потом принес дров и успел разжечь костер, когда наконец Екатерина Арнольдовна сочла свой вид настолько приличным, чтобы показаться мне. У меня отлегло от сердца – теперь она выглядела даже несколько лучше, чем обычно.

– Все, я готова к доисторической жизни, – сообщила она. – Что мне делать?

– Наверное, обустраиваться в палатке. Где-то через час у нас будет ужин. В меню устрицы, но их еще надо собрать, потом сварить, этим займусь я. А вы, если станет скучно, можете поддерживать костер.

В своей палатке я разделся до трусов, взял маску, ласты, большой нож и хотел было отправиться к бухте, но соседка, глянув на мой вид, спросила:

– Вы их будете собирать? Тогда возьмите вот это.

Она достала из своей сумки какую-то сетку с ручками.

– Это авоська, безразмерная сумка для походов за продуктами. Возможно, сейчас она не очень распространена, но в советское время была весьма популярна. Мне кажется, в нее будет удобно складывать ваших устриц, если я правильно представляю себе их размеры.

Набирать «устриц», под которыми подразумевались все те же мидии, только новое название звучало как-то благороднее, в авоську действительно оказалось удобно, и добыча полуфабриката для ужина заняла полчаса. Разумеется, теперь я не собирался есть их сырыми или тем более предлагать такое своей гостье, ибо приготовить моллюсков было совсем нетрудно. Надо просто немного почистить раковины от внешних наслоений ножом, а потом бросить в кипящую смесь двух третей пресной и одной трети морской воды. Естественно, что кипение тут же прекратится, а когда оно только-только начнется снова, мидии готовы. Тех, которые раскрылись, можно подавать к столу, а которые нет – это отходы.

Мои опасения, что старушка заболеет от первобытных условий жизни, оказались беспочвенными. Мало того, в молодости Екатерина Арнольдовна, по ее словам, часто ходила в походы, так что разводить костер у нее, например, получалось лучше, чем у меня. Да и с удочками она сидела довольно результативно. Но вот молодеть, как та крыса, не начала и через неделю островной жизни, и через две, и через три тоже. Разве что немного поправилась, то есть перестала так уж сильно напоминать мумию.

Я несколько раз сходил в Москву – в основном за продуктами, по определению отсутствующими на острове. И притащил ружье, так что теперь в нашем меню стала регулярно появляться птица. Кстати, выяснилось, что ее надо не только ощипывать перед употреблением, но и обжигать на открытом огне! Впрочем, все кулинарные работы соседка взвалила на себя, а мне оставалось только охотиться. По поводу чего однажды вечером Екатерина Арнольдовна попросила меня:

– Вадик, вас не затруднит принести из будущего калиевую селитру, серу, ацетон, мебельный нитролак и кофемолку, какую не жалко? Хочу попробовать сделать порох, а то патроны к ружью скоро кончатся. Насколько я понимаю, те, что в латунных гильзах, как раз снаряжены дымным? Оставьте штуки три, чтобы мне было с чем сравнивать.

– А вы не взорветесь?

– Молодой человек, я все же кандидат химических наук. И занималась почти тем же самым – под руководством Несмеянова делала искусственную черную икру. А тут черный порох, это даже проще.

– Так это вы изобрели то, что сейчас продается во всех магазинах?

– Надеюсь, вы не хотели меня оскорбить. Нет, наш продукт при желании можно было даже есть, в отличие от того, что продается сейчас, которое и нюхать-то противно.

В Москве я немного почитал про черный порох. Собственно, я и раньше подозревал, что кроме перечисленного соседкой для его производства требуется древесный уголь, причем лучше всего ольховый. А вот про ацетон и мебельный лак в прочитанных мной материалах почему-то не упоминалось. Но, в конце концов, Екатерине Арнольдовне виднее.

Уголь везде продавался только березовый, так что я купил ольховой щепы в магазине банных принадлежностей – обжечь ее без доступа воздуха будет нетрудно и на острове. И, попихав мешки с реактивами, банку лака, преобразователь из двенадцати в двести двадцать и две кофемолки в пару сумок, переместился на остров.

– А это зачем? – поинтересовалась дама, разглядывая пакет со щепой.

Я рассказал ей про уголь.

– Вы решили, что я уже в маразме и забыла про один из необходимых компонентов? Спасибо за заботу, но она лишняя. Во-первых, того, что вы принесли, все равно слишком мало, исходя из количества селитры и серы. А во-вторых, дерево, к которому привязан задний конец шнура, поддерживающего ваш тент, называется ольхой. И это не единственная ольха в радиусе пятидесяти метров от нашего костра.

Вечером дама рассказала мне, как со стороны выглядит поход в будущее и возвращение обратно. Оказывается, так: вот я сижу на площадке. И вдруг в какой-то момент я исчезаю, через пару секунд появляюсь снова, но уже в другой позе, а в моих руках оказываются сумки! То есть кольцо всегда возвращалось в тот же момент времени этого мира, в который его покинуло, плюс примерно две секунды. При путешествии в обратном направлении, судя по моим опытам с часами, происходило то же самое.

Кроме прикладной химии, готовки пищи и мытья посуды Екатерина Арнольдовна взяла на себя заботу о бывшей умирающей крысе, которая так и жила в клетке. И как-то раз поделилась со мной своими мыслями:

– Вадик, вы говорили, что она помолодела за неделю? Но ведь крыса живет года два, а человек – примерно восемьдесят. И раз он стареет в сорок раз медленнее, то, наверное, и молодеть должен так же? Тогда мне здесь еще сидеть и сидеть до появления первых результатов.

– Может, хотите устроить небольшой перерыв?

– Нет, не хочу. А хочу попросить вас при очередном визите в Москву взять с собой эту крысу и посмотреть, что с ней будет.

Бабушка как в воду смотрела – ничего хорошего с крысой не стало. Она почти сразу почувствовала себя плохо, а к вечеру умерла.

Глава 5

Теперь понятно, зачем нужен остров

Надо сказать, что смерть крысы основательно выбила меня из колеи. Ведь из нее следовало, что Екатерине Арнольдовне вообще нельзя возвращаться в родное время! И, значит, ответственность за ее жизнь и хотя бы минимальный комфорт лежит на мне. А на острове, между прочим, сейчас уже конец июля. Скоро наступит август, а там и до зимы недалеко. Вряд ли она будет как в Москве, но старушке, чтобы дать дуба, особых морозов и не потребуется. Тем более что сорок тысяч лет назад еще продолжался ледниковый период, и, значит, зима все-таки будет несколько холоднее, чем сейчас в Средиземноморье.

Проникнувшись этими соображениями, я сел соображать, какими финансовыми возможностями располагаю.

Итак, зарплата у меня без малого шестьдесят тысяч в месяц на руки. Плюс еще двадцать семь тысяч получаю за сдаваемую старую квартиру. На оплату коммунальных услуг и транспорт уходит около десяти тысяч. Плюс двадцать тысяч на еду. Нет, так не пойдет, тут пора начинать экономить. Одежда и обувь у меня есть, в ближайший год можно ничего не покупать. В общем, на обустройство острова и кормежку соседки остается как минимум пятьдесят тысяч, этого должно хватить. Кстати, она, похоже, сама догадалась, что в нашем времени произойдет с крысой, оттого и старается взвалить на себя побольше, чтобы не быть мне в тягость. Причем, кажется, иногда через силу. Ладно, подвел я итог невеселым размышлениям, с этим можно будет разобраться на острове, а пока следует купить хорошую бензопилу. Или для начала обойтись какой-нибудь дешевкой, которую будет не жалко сломать в процессе приобретения навыков обращения с ней? Пожалуй, так будет правильней, решил я.

В этот раз я приволок на остров генератор, бензопилу, двадцатилитровую канистру бензина, две фляжки с маслом, электрическую дисковую пилу «Интерскол» и набор столярного инструмента. Увидев все это богатство, Екатерина Арнольдовна без особой грусти в голосе констатировала:

– Если я не ошибаюсь, бедная крыса приказала нам долго жить. А какая тут будет зима, вы не знаете. Вряд ли очень холодная, но минусовые температуры не исключены. Вы собираетесь делать сруб?

Я облегченно вздохнул – кажется, соседка воспринимает свою судьбу философски.

– Не собираюсь, у меня же нет опыта, а времени мало. Да и тяжеловато мне будет одному таскать бревна.

– Не держите меня совсем уж за инвалида, – возразила соседка. – Как-то помочь я все же смогу.

– Извините за вынужденное хамство, Екатерина Арнольдовна, но я не знаю, что в вашем возрасте может случиться от попытки поднять бревно – грыжа или что-нибудь похуже. И знать этого не хочу. Поэтому мы начнем с того, что серьезно утеплим и укрепим вашу палатку. Сделаем вокруг нее навес вроде того, что прикрывает мою, только капитальный. Глядишь, потом и на мою палатку время останется.

Женщина, похоже, хотела что-то возразить, но сказала только:

– Поступайте как считаете нужным, Вадик. Только прошу все-таки не отказываться совсем от моей посильной помощи. Обещаю, что не буду пытаться делать ничего выходящего за пределы моих возможностей, и все будет хорошо. Особенно если вы в ближайший заход принесете на остров медикаментов, список я вам дам.

С палаткой все получилось неожиданно быстро, недели за две. Все тонкие прямые деревца в ближайших окрестностях нашего лагеря были спилены, и я превратил их в какое-то подобие реек. Из них мы собрали треугольный в плане каркас вокруг палатки. Потом я притащил из будущего пенопластовые листы и обшил ими каркас, а сверху натянул тарпаулин. Получилось сооружение, с виду похожее на то, в котором жил я, но без щелей и с дверью в закрытом переднем торце. В качестве обогревательного прибора там была установлена туристическая печка «Дымок». В общем, получился не навес над палаткой, как у меня, а маленький отапливаемый сарайчик, внутри которого она стояла. Кстати, уже не на земле, а на рубероиде, а внутри весь пол был застелен ковролином.

Потом точно такие же операции были произведены с моим жилищем – и, как оказалось, очень вовремя. Буквально на следующий день после окончания работ зарядили дожди. Сразу похолодало, теперь температура днем не дотягивала до двадцати градусов, а ночью иногда опускалась ниже десяти. Я притащил из будущего тушенки и всяких круп, и поначалу мы в основном сидели каждый в своей палатке, общаясь только за обедом и ужином.

Однако аппетит почему-то не пропал ни у меня, ни у соседки. И желание как-то проявить мышечную активность тоже. Я начал, не обращая внимания на дождь, валить деревья и при помощи лебедки подтаскивать стволы к лагерю, а Екатерина Арнольдовна занялась исследованием острова. После обеда она надевала резиновые сапоги и болоньевый плащ с капюшоном, брала палку и, прихрамывая, потихоньку удалялась в лес, возвращаясь примерно за час до ужина, чтобы успеть его приготовить. Ну а я, как уже говорилось, пилил деревья. И где-то в середине сентября допилился.

Когда работаешь бензопилой, ни холод, ни моросящий дождь как-то не чувствуется. Когда ворочаешь тяжеленное бревно, а потом тащишь его лебедкой – тоже. Но между этими событиями бывают перерывы, и в один из них я ухитрился простудиться. Причем здорово, уже на второй день температура подскочила до тридцати девяти с половиной, и Екатерина Арнольдовна, прослушав меня при помощи фонендоскопа, сказала, что сильно подозревает воспаление легких.

– Вадик, вам срочно надо в Москву, – подытожила она.

У меня от температуры путались мысли, но я помнил, что в Москву мне почему-то не надо. Блин, да почему же? А, кажется, сообразил…

– Екатерина Арнольдовна, всякий раз, возвращаясь в тот мир, я чувствую упадок сил, да вообще самочувствие всегда немного ухудшается. А в моем состоянии много может оказаться и не нужно, тогда что вы тут будете делать совсем одна? Нет уж, я точно помню, что принес сюда и шприцы, и антибиотики. Надеюсь, вы умеете делать уколы?

– Конечно, – кивнула соседка. – Тогда переворачивайтесь на живот, а я принесу все необходимое.

Дальнейшее я помню смутно. То есть видения-то были довольно яркие, но вот различить, где просто сны, где бред, а где реальность, получалось как-то не очень. Хорошо запомнилось, что за мной ухаживала какая-то необычайно красивая девушка, похожая на Екатерину Арнольдовну с фотографии в Судаке, но заметно моложе. Кажется, я признавался ей в любви. Но тут из леса выходил покойный дед с автоматом ППШ в руках и простым русским языком советовал идти известным маршрутом – мол, здесь тебе ничего не светит. Потом вообще начались какие-то летающие медузы, заполнившие палатку, а дальше все провалилось в темноту.

Однако я выкарабкался, причем пришел в себя довольно резко. Огляделся – лежу в палатке, вроде все как было. Приподнялся и сел – это получилось без особых усилий. Огляделся еще раз и обнаружил, что рядом с моим матрасом лежит матрас Екатерины Арнольдовны. Это что же, старушка не отходила от меня все время, пока я валялся без памяти?

Тут она зашла в палатку. Увы, никакого чуда с соседкой не случилось. Или, точнее, почти никакого. Она слегка поправилась и выглядела немного помолодевшей. Лицо смотрелось именно лицом, хоть и далеко не юным. Но, во всяком случае, это был не череп, обтянутый пергаментом, как в первый момент ее появления здесь. Впрочем, и сейчас я видел скорее результат умелого применения косметики, чем реальную картину. То есть в действительности вид соседки мог быть хуже кажущегося. И хромота ее никуда не исчезла, даже вроде стала чуть заметней. Парик несколько укоротился – наверное, обтрепался на концах, дама его и обрезала. Про фигуру ничего сказать не получалось, женщина была в мешковатом тренировочном костюме.

– О, Вадик, вы очнулись? Впрочем, что кризис прошел, было видно еще несколько часов назад. Как самочувствие?

Ее голос показался мне немного не тем, что я слышал раньше. Каким-то более старушечьим, что ли.

– Хорошо себя чувствую, только есть очень охота.

– Вам голубиного бульона или самого голубя тоже скушаете немного?

– Мне, пожалуйста, бульона. И всего голубя, при чем тут немножко? И еще чего-нибудь, если есть.

После обильной еды меня потянуло в сон, и я продрых до вечера, зато проснулся бодрым и абсолютно здоровым. Прогулялся до ближайших кустиков, потом умылся. На шум из своего сарайчика вышла соседка. На ней был плащ с капюшоном, хотя дождя вроде не наблюдалось.

– Вижу, вы совсем ожили? Это хорошо. Но надо провести еще одну лечебную процедуру, которая, как мне кажется, окончательно закрепит выздоровление. И не возражайте, я вас лечу уже почти неделю, так что опыт есть. Идите в свой дом, я подойду минут через пять.

Странно, но голос соседки снова показался мне каким-то не таким. Только теперь он был не старушечьим, а молодым и звонким.

Когда я делал освещение в своей палатке, то сделал его с запасом. Если включить все три светильника, то становилось даже светлее, чем днем. Сейчас горел только один, самый тусклый. Вечер еще не полностью вступил в свои права, да и чего мне здесь особенно разглядывать-то?

Зашла Екатерина Арнольдовна, причем сейчас она не хромала, но почему-то прятала лицо под капюшоном. Нагнулась к выключателю и врубила полный свет. Потом выпрямилась и одним движением скинула плащ. Под ним ничего не было.

Сказать, что я офигел – это значит ничего не сказать. Женщина была невероятно красива. Такие не встречались мне не только в журналах, но даже в мечтах. И в Интернете тоже.

Лукаво глянув на мою ошарашенную физиономию с отвисшей челюстью, она подняла руки и медленно повернулась, давая рассмотреть себя со всех сторон. Если бы я был способен офигеть еще больше, то, разумеется, обязательно так и поступил бы.

Тем временем соседка сделала два шага и села рядом со мной. Я молчал, впав в оцепенение от увиденного.

Не знаю, сколько мы сидели молча – минуту, пять или пятнадцать. Наконец Екатерина Арнольдовна с мечтательным выражением на лице спросила:

– Вадик, не подскажете, как называется столица Камбоджи?

– П… Пномпень, – с трудом выдавил я.

– Вот именно. А вы, наоборот – пень пнем! Подумать только, к нему пришла прекрасная юная девушка. Разделась, села рядом и уже черт знает сколько времени изо всех сил показывает, что готова на все по первому же намеку. А он мало того что вовсю хлопает ушами, так еще и руки спрятал за спину! Если мне не изменяет склероз, то во времена моей первой молодости юноши вели себя несколько иначе.

Тут она опустила взгляд и добавила:

– Кстати, независимо от ваших дальнейших планов, плавки я все-таки рекомендую снять. А то ведь они сейчас лопнут спереди, и мне же их зашивать придется.

Я, конечно, в свои двадцать девять лет не был мальчиком. И даже успел почти три года побыть в законном браке, пока жене не надоело ждать, когда же помрет мой дед – такое впечатление, что она женила меня на себе исключительно из-за его квартиры. Учитывая, что ему тогда было всего девяносто шесть лет, то понятно, что супругу ждал жестокий облом. Увидев, как на своем девяносто девятом дне рождения он выпил лишнего и пустился вприсядку, она, видимо, решила, что дед будет жить вечно, после чего подала на развод. Да и до нее, и после женщины у меня были в достаточных количествах. Так вот, ни с одной из них мне даже отдаленно не было так хорошо, как с Катей!

Когда мы немного перевели дух после бурного первого раза, я спросил, любуясь ее безупречным телом:

– Как это ты так резко помолодела всего за неделю? Тебе сейчас ни за что не дашь больше двадцати пяти лет.

– Неужели я выгляжу такой старухой? – притворно огорчилась Катя. – Но все равно мог бы в порядке комплимента сказать «восемнадцати». Или даже «шестнадцати», я бы не обиделась. А изменения начались уже через неделю здешней жизни. Просто я старалась их тебе не показывать. Сначала было страшно – а вдруг все на этом закончится? Потом начали сходить шрамы, и я поняла, что это всерьез. Вот здесь был шрам от аппендицита. Никаких следов, только он сильно чесался, пока исчезал. И, похоже, удаленный аппендикс снова отрос, потому что внутри тоже чесалось. Я продолжала скрываться, но теперь уже из других соображений. Ведь если бы ты наблюдал все эти медленные изменения, то не был бы так потрясен, увидев окончательный результат. А мне очень хотелось произвести на тебя впечатление. И ведь получилось же, а? Впрочем, мою задачу сильно облегчила твоя выдающаяся невнимательность. Ну надо же быть до такой степени слепым! Может, сходишь к окулисту, когда будешь в Москве?

Я молчал, улыбаясь. Теперь мне казалось, что на самом деле я все видел, но ничего не говорил, потому что боялся сглазить. Катя же продолжала:

– Кажется, у меня исчезло еще одно полученное в молодости повреждение организма. Ведь я же не могла иметь детей из-за неудачного аборта. И раз их не было там, то пусть они будут здесь! Ты уже понял, на что тебе намекают, или мне разъяснить по пунктам? Куда убрал руку? Положи обратно, где лежала, и давай наконец вновь займемся делом, а не болтовней. Чего тебе, между прочим, хочется ничуть не меньше, чем мне.

Глава 6

Возможности расширяются

Способность соображать вернулась ко мне через день после выздоровления. До этого я мог только любоваться на Катю – причем, кажется, с довольно глупым видом. За это время произошел переезд. Мы единогласно решили, что жить порознь нам теперь ни к чему. Ночами уже холодно, и надо либо в три часа просыпаться и подбрасывать дров в печку, либо плюнуть на это дело и вставать с утра в дрожащем виде, либо просто спать вдвоем в одном спальнике. Естественно, восторжествовал последний вариант, и Катины вещи были перенесены в мое жилище как более просторное. Бывший ее сарайчик мы решили превратить в склад. Вот тут ко мне вернулись мыслительные способности, и я начал ими пользоваться.

Итак, ответ на вопрос, зачем мне этот остров в придачу со всем миром, более не является тайной. Он предельно ясен – здесь живет самая прекрасная женщина на свете. Причем она не чья-нибудь, а моя! А отсюда в числе прочего следует, что жить она должна хорошо. Значит, пора начинать строить нормальный дом. Начать же следует с того, что я собирался сделать давно, да все как-то не доходили руки – определить предельную грузоподъемность кольца. Во исполнение каковой задачи я отправился в Москву, где заказал доставку на дом двенадцати сорокакилограммовых мешков цемента.

Увы, результат не потрясал воображение. Три мешка перенеслись без всякого труда, а вот четыре – буквально на грани возможностей. Только через полчаса после финиша я более или менее пришел в себя, испугав при этом Катю. Самочувствие до вечера было поганым, мы даже не стали предаваться нашим обычным занятиям, а просто уснули. И возможность перемещаться восстановилась только на пятый день. Обычно же ей хватало двадцати часов в прошлом и двух с половиной суток в будущем. В общем, Катя взяла с меня слово, что более чем по сто тридцать кило за раз я таскать не буду, дабы не надорваться. То есть планы построить кирпичный дом накрывались медным тазом. Ничего, в деревянном тоже очень неплохо, решил я и сел изучать литературу по дачному домостроению.

Тем временем в Москве наступила осень, а на острове зима. Как и ожидалось, она была довольно мягкой – примерно как конец ноября в столице. То есть температура держалась где-то вблизи нуля, иногда шел снег, потом он превращался в дождь. Примерно неделю продолжались морозы, ночью доходящие аж до минус пяти градусов. Но в моем сарайчике было достаточно тепло, печка справлялась, только пришлось нарастить трубу для улучшения тяги. Потом морозы кончились, и снова началась слякоть.

Впрочем, в одном погода существенно отличалась от московской – на острове почти постоянно дули сильные ветры, в основном с востока. Пару раз разыгрывались самые настоящие штормы.

Все заботы по добыче пропитания взяла на себя Катя. Она сидела с удочкой на берегу, иногда брала ружье и шла подстрелить очередного голубя. Вовремя любимая озаботилась изготовлением пороха, дедовские патроны уже почти кончились, а получить лицензию на покупку гладкоствола оказалось более муторным занятием, чем это мне представлялось. Раньше чем через неделю по московскому времени ее у меня не будет, а может, уйдут и все две. Но Катин порох оказался ничуть не хуже заводского, а капсюли и дробь продавались без всякой лицензии. Жил же я по расписанию «две недели на острове – три или четыре дня в Москве».

Увидев, как я все тащу и тащу материалы и инструменты для постройки дома, Катя поинтересовалась:

– Вадик, а ты не обнищаешь с такими-то тратами? Это я не к тому, что надо экономить. У меня тоже есть деньги, и немало, просто я старалась этого не афишировать. Максим перед смертью отдал мне почти все, что у него было. А зачем оно теперь там? В общем, в ближайший заход зайди ко мне и возьми. И «Зингер» мой захвати, а то надоело уже на руках шить.