Человек, который купил автомобиль

- О, ничего особенного!

- Скажите, прошу вас!..

- Кое-что любопытное!

- Будьте откровенны!

- Дело в том, что...

- Ну же, сеньор Гарсес!

- ...в том, что... не знаю, чем объяснить, но через полчаса после того, как я сел в эту машину, мне вдруг захотелось... О, это ужасно глупо! Такого со мной не бывало никогда.

- Чего захотелось? Договаривайте же!

- Захотелось - вы только себе представьте! - наесться досыта Йоркской ветчины! Удивительно, правда?

- Правда, удивительно, - задумчиво сказал я.

- Какой пустяк! - радостно закричал молодой человек за рулем. - Ничто так не возбуждает аппетит, как прогулка на хорошей машине! Это одно из достоинств нашего двойного фаэтона!

- Никак, никак не могу этого не признать, - ответил Гарсес с видом человека, пасующего перед очевидностью.

- Не признать этого просто невозможно! - мяукнул и я, у которого новый поворот разговора вызвал смутные гастрономические грезы.

Служащий автомобильного салона, возивший нас, тут же пригласил нас поужинать, Гарсес оказал ему любезность, наевшись до отвала, а часом позже великолепная машина, на которой мы катались, высадила меня у двери моего дома.

О доме моем следует рассказать особо, иначе не будут понятны последующие события.

Шестой этаж я снял, когда мы с Мальвиной думали, что наша страсть будет длиться вечно. Дом был новый, и мы в нем располагали восемью комнатами; в каждую вмещался стоя один человек, а если роста он был маленького, то мог лечь на пол по длине комнаты, но ни в коем случае не поперек; потом мы с Мальвиной приучили себя спать на боку и кое-как втащили в одну из внутренних комнат шкаф; вытащить его оттуда уже не удалось - возможно, потому, что он стал сантиметра на два шире. Особенно нас огорчила необходимость расстаться с кухаркой; она была такая толстая, что с трудом вмещалась в кухню, и ее приходилось смазывать, как поршень, чтобы она могла там поворачиваться.

Наше с Мальвиной счастье разрушали мои ночные кошмары - результат угнетенности, которую я испытывал из-за тесноты спальни. Эти сны меня очень мучили, потому что в них я всегда был чем-то или кем-то совершенно на себя непохожим и испытывал страхи, которых никогда до этого не знал. Так, мне приснилось однажды, будто я гаванская сигара стоимостью в две песеты, лежу вместе с другими такими же сигарами в запечатанной коробке и жду не дождусь, чтобы кто-нибудь наконец эту коробку купил, открыл и закурил мою соседку справа или слева - тогда мне станет свободней дышать. В другой раз мне приснилось, что я пробка в бутылке шампанского, и, когда незадолго до рассвета какие-то пьяницы мной из бутылки выстрелили, я издал звук "пум!" и так двинул очаровательную Мальвину головой в висок, что она, бедная, проснулась и замолотила в темноте руками, уверенная, что у нее начинается менингит, да так и осталась лежать в нокауте, пока часы, как спортивный судья, не досчитали до девяти. А в другой раз мне приснилось, что я - нога в сапоге, который страшно жмет. Все это было очень неприятно, и я, несмотря на сладость нашей любви, испытывал настоящий ужас, когда входил в спальню.

Однажды ночью Мальвина меня разбудила.

- Хорхе, по-моему, в квартире кто-то есть. - И она легонько потрясла меня за плечо.

- Что?! - завопил я.

- Не кричи.

- Что? - прошептал я.

- Ты проснулся?

- Не знаю.

- Хорхе, по-моему, в квартире кто-то есть, - повторила Мальвина.

- Кто?

- Наверно, вор. Прислушайся.

Лежа на спине, открыв глаза, я весь превратился в слух.

Кто-то, не заботясь о том, что его шаги могут быть услышаны, расхаживал по коридору. Шаги были твердые, мужские.

"Определенно, в квартире посторонний", - подумал я, почему-то не испытывая никакого страха.

- Слышишь? - прошептала Мальвина.

- Да.

- Боже, что нам делать?

Я понимал, что означает этот вопрос: "Ты прекрасно знаешь, что должен делать. Ты должен встать с постели, взять пистолет и отправиться искать преступника, рискуя тем, что он может тебя убить, а я останусь здесь, запрусь и буду кричать. На то ты и мужчина".

По совести говори, необходимость выполнить мужской долг особой радости у меня не вызывала. Я решил потянуть время - может, вор закончит быстро свои дела и уйдет, И начал, пользуясь методом исключения, прикидывать, кто разгуливает сейчас по нашей квартире.

- Может, это Доминго, слуга? - подумал я вслух.

- Нет, это не Доминго, - сказала Мальвина.

- Кошка тоже не может быть.

- Исключено.

- Почему ты так уверена, Мальвина? Мне не нравится эта твоя безапелляционность. Кошки по ночам делают много глупостей.

- И все равно это не кошка.

- Что же, проверим.

Я соскочил с постели, взял пистолет и вышел, крадучись, из комнаты. Мальвина, прячась за моей спиной, двинулась следом. Шаги то дальше, то ближе, то дальше, то ближе... Когда они зазвучали совсем рядом, я включил в коридоре свет и направил дуло в глубь коридора; во рту у меня пересохло, а брови поползли вверх, будто хотели убежать со лба и спрятаться в моих всклокоченных волосах.

В коридоре никого не было.

- Мне кажется, он сейчас в столовой, - сказала Мальвина.

И мы на цыпочках пошли в столовую. Никого. Кошка, спавшая на стуле, подняла голову и на нас посмотрела. Все в комнате было в полном порядке. Настенные часы, показывая без четверти три, были похожи на мертвенно-бледное лицо с усами на итальянский лад.

Шаги зазвучали снова. Пошептавшись, мы с Мальвиной решили, что вор сейчас в моем кабинете.

Но там его не оказалось тоже. Вот так, следуя за звуком шагов и каждый раз обманываясь, выставив вперед пистолет, мы обошли всю квартиру, заглянули во все углы, прошли от северной стороны квартиры к южной и обратно, но никого не нашли. Когда мы оказывались в гостиной, шаги были слышны из кухни. Когда же мы переходили в кухню, звук шагов слышался в гостиной. Войдя в азарт и позабыв о страхе в тщетной погоне за неуловимым вором, мы уже носились за звуком шагов как угорелые. К половине пятого мы пробежали, пожалуй, пятнадцать километров. И тут шаги умолкли.

- Наконец-то ушел! - вздохнули мы и, невероятно усталые, повалились на постель и тут же уснули.

Это произошло в понедельник.

В среду Мальвина меня разбудила снова. От ужаса зубы у нее стучали, как кастаньеты, и я с трудом понял, о чем она говорит.

- Ты слышал?

- Нет. А что такое?

- Жуть! Только что замолчало... Ой, опять!

У меня пробежал мороз по коже: совсем рядом со мной раздался крик, который могла вызвать только беспредельная боль. Невозможно было понять, откуда он исходит - то ли из моей подушки, то ли от вешалки, стоящей в углу, то ли от кого-то, склонившегося над нашей кроватью или агонизирующего под ней.

Стоны повторялись, становились все громче и наконец превратились в вой собаки, чующей чью-то скорую смерть. И вдруг раздраженный голос сказал:

- Сама виновата, дрянь, сама!

Мальвина сжала мне локоть.

- Что это, Хорхе?

И я ответил, дрожа от ужаса:

- Не знаю, но мне страшно.

Когда завыли снова, мы с Мальвиной юркнули с головой под одеяло, но потом раздался такой душераздирающий вопль, что мы вскочили с кровати.

- Уйдем отсюда, Хорхе! Я этого больше не вынесу!

Мы побежали в столовую, в другой конец нашей квартиры. Закутанные в одеяла, мы уже собрались лечь тут, когда совсем рядом кто-то рассмеялся и сказал в темноте:

- Чур не щекотаться!

И снова раздался хохот, на этот раз из вентиляционной решетки.

Тот же самый голос, но теперь, по-видимому, из серванта, совсем обессилевший, потребовал:

- Перестань щекотать, я больше не могу!

И из шкафа ручейком потек нервный смех.

Мальвина, чуть живая от ужаса, крепко обнимала меня.

И тут хрипло запела люстра:

- О, ля-ре-ре!.. О, фа-ре-до!

- Хорхе, милый! - запричитала моя возлюбленная. - Я поняла: мы живем в доме с привидениями! Эти вопли, эти проклятия, этот смех. Хорхе, ведь это страдающие души, не нашедшие упокоения!.. Господи, куда мы только попали! Давай помолимся, чтобы Бог их успокоил.

И мы стали молиться.

На другой день я вызвал привратника.

- Я не знал, что происходит в этом доме, - прорычал я, - но похоже, что в нем обитает нечистая сила.

Тихий, затерявшийся в огромной ливрее человечек изумленно на меня посмотрел. Казалось, что он, с тех пор как стал привратником, впервые проснулся.

- Нечистая сила? Что вы, сеньор! Я точно знаю, что ее здесь нет. Никто никогда не жаловался, что в этом доме есть что-то лишнее. Неужели домовладелец потратил бы деньги на нечистую силу, когда он их даже на балки пожалел? Нечистой силы здесь нет, так же как и крыс, тараканов - всего того, без чего можно обойтись. Что касается меня, то я считаю, что без тараканов и дом не дом. Я говорил домовладельцу: "Тараканы есть во всех мадридских домах, с ними уютнее, благодаря им знаешь, что наступила весна, да и дети с ними любят играть. Почему бы не пустить несколько в наш дом?" А он отвечает: "Думай, что говоришь, Мануэль: ведь тараканы могут сдвинуть несколько крупинок цемента, и дом рухнет. И это убедило меня. А почему вам кажется, что в доме живет нечистая сила?

- В понедельник ночью по нашей квартире кто-то ходил, но поймать нам не удалось никого. Мы слышали шаги, но никого не видели.

Мануэль покачал головой.

- Да это ваш сосед сверху, он готовится сейчас к экзаменам и зубрит, расхаживая по комнате.

- А вчера у нас в спальне кто-то вопил.

- Это рожала сеньора, которая живет справа от вас, она родила на рассвете.

- А слева от нас кто живет?

- Новобрачные.

Немного помолчав, я спросил:

- Из чего в этом доме стены, Мануэль? Из пергамента?

- Что вы, сеньор! Это стоило бы слишком дорого. Но уж раз зашел об этом разговор, хочу попросить вас поосторожней вбивать в стены гвозди. Позавчера вы вогнали один на полдюйма в плечо соседа, который сидел, прислонившись к общей с вами стенке с другой ее стороны.

После разговора с привратником мне стали понятны другие странные явления, наблюдавшиеся в нашем доме; теперь я знал тайны своих соседей, слышал их ссоры, даже вздохи. Но я навсегда потерял Мальвину: однажды, совершенно для меня неожиданно, она ушла к человеку, у которого был небольшой загородный домик.

После того как Гарсес высадил меня возле дома, я, пока Доминго помогал мне переодеться, поговорил со своим верным слугой.

- Что бы ты сказал, если бы я купил автомобиль? - спросил я.

- Сеньор сам хорошо знает, что для него лучше, - вежливо ответил Доминго.

- Окончательно я еще не решил, но... может быть!

Через минуту в дверь позвонили. Доминго пошел открыть

и, вернувшись, сообщил, что ко мне пришли.

Визитер, ожидавший меня в моем кабинете, оказался человеком средних лет; костюм на нем был приличный, и бросалось в глаза написанное на его лице выражение бесконечной усталости, утомления столь сильного, что освободиться от него этот человек мог бы, лишь проведя все оставшиеся ему годы жизни во сне. Когда я вошел, он с унылым-преунылым видом рассматривал шляпу, которую держал у себя на коленях. С видимым трудом он поднялся на ноги.

- Вы уже связали себя обязательством? - обеспокоенно спросил он.

- Что вы имеете в виду?

- Слава Богу, нет! Я первый!

Глаза его наполнились слезами. Он шагнул ко мне, схватил мою руку и представился: