Хроники мёртвого моря

– Еще пару глотков из чайника и я готов хоть на Эверест идти, – выпятил я грудь.

Дима с тяжело сопящим Фроловым натужно засмеялись, а веснушчатый водитель, ничего не понимая, только пожал плечами. Я взглянул на часы, но они оказались разбиты.

– Сколько сейчас времени? – спросил я сразу у всей компании.

Сержант вскинул левую руку к глазам и ответил: – Одиннадцать тридцать две.

– Все, время наше вышло, – вдруг засуетился Дима, энергично подталкивая меня к автомобилю, – в двенадцать, как мне помнится, должно состояться торжественное открытие. Эй вы двое, берите лопаты и срочно закидайте эту яму. А мы с тобой, дружок, – он хлопнул меня по плечу, – исполним приказ полковника до конца.

Забравшись в кабину, Дима включил мотор и мы погнали, словно на ралли.

– Куда едем-то? – спросил я его, когда мы выкатили со стрельбища.

– Да тут недалеко, – неопределённо ответил он, не отрывая глаз от дороги, – но место надёжное.

Вначале мы долго петляли по еле заметной тропе идущей вдоль реки, но потом Дмитрий повернул налево и, переключив скорость на более низкую передачу, начал взбираться в гору. Машину сильно трясло и мы даже не рисковали разговаривать, так как опасались прикусить языки. Примерно через двадцать минут таких мучений, мы неожиданно въехали в пробитый в скалах туннель. Пришлось снизить скорость и включить фары.

– Что это такое? – спросил я у Димы.

– Ты о чем?

– Да о туннеле же.

– А-а, а я думал ты о том, что у нас в кузове делается.

Только тут я обратил внимание на то, что там за нашими затылками слышится непрерывный грохот. Машина шла довольно медленно и гул двигателя не давил на уши, но из кузова неслись такие звуки, будто там прыгал газовый баллон, неведомым образом обретший конечности.

– Похоже эта штука, – указал я назад, – понемногу оживает.

– Похоже, – ответил он и, помолчав некоторое время, добавил, – держись крепче.

Я взглянул вперед и увидел вдали пятачок дневного света. Но, когда мы подъехали ближе, стало видно, что выезд из туннеля забран довольно крепкой стальной решеткой. Но вместо того, чтобы затормозить, Дмитрий наоборот, неожиданно резко прибавил газ и автомобиль пулей рванулся вперед. Мне пришлось изо всех сил вцепиться в скобу на приборной панели и упереться ногами, дабы не пострадать при очередном ударе. У меня тоскливо ныло все тело, и видимо поэтому я наивно считал, что на сегодня-то мне приключений уже вполне достаточно. Через секунду раздался сильный скрежет и стон разрываемого железа. Автомобиль с размаху вышиб решётку и вылетел из туннеля на ослепительный полуденный свет. Я открыл зажмуренные было глаза, и тут мне неожиданно померещилось, что наш ГАЗ летит в разверзнувшуюся перед нами пропасть. Из моей груди непроизвольно вырвался дикий вопль и я, видимо, совсем потеряв голову, рванул на себя ручку дверного замка и бросился вон из кабины. Слава Богу, что Дима успел нажать на педаль тормоза, а то бы я точно разбился насмерть. К счастью мой тарзаний прыжок оказался, на удивление, довольно удачным. Угодив боком в кучу мелкого гравия и, сделав вниз по ней несколько кульбитов, я влетел спиной в будку из каких-то гнилых досок, где и застрял в самой нелепой позе. Когда ко мне вернулось ощущение реальности (я видимо лежал без сознания ни более нескольких секунд), то услышал, как заглох выключенный мотор и хлопнула дверца машины. Вскоре Дима уже помогал мне выбраться из-под заваливших меня обломков.

– Ты куда же так сиганул, старина?

Вместо ответа я покрутил пальцем у своего виска.

– Где это мы? – спросил я едва поднявшись и торопливо оглядев лунного вида местность в которой мы с ним оказались.

– На бывшем урановом руднике, – ответил он, усаживая меня на подножку машины. Здесь лет двадцать назад и саму руду добывали и вроде бы даже некая первичная переработка её осуществлялась.

– Освежись пока, – Дима торопливо сунул мне в руки флягу с водой и, пока я утолял жажду, куда то исчез.

Я насколько смог осмотрел себя и ужаснулся. В изодранной форме, с разбитыми в кровь руками и перевязанной головой, я скорее напоминал жертву автокатастрофы, сбежавшую из госпиталя, нежели участника всесоюзных соревнований по стрельбе. Какие уж тут результаты, какой скорый «дембель». У меня от досады даже слезы навернулись. В этот самый момент из кузова вновь послышался странный звук, как будто большая железная кошка скребла лапой по стеклу. Озадаченный столь странным обстоятельством, я подтянулся на руках и, запрыгнув на подножку, влез в кузов. Черное «нечто» неподвижно лежало у заднего борта и я почему-то подумал, что оно греется на солнышке. Чтобы рассмотреть камень поближе, я сделал два шага вперед, наклонился над ним и даже протянул, было руку с целью пощупать гладкую поверхность этой штуки. На мою беду я заслонил спиной поток солнечных лучей, на что эта пакость отреагировала практически мгновенно. В центре ее мгновенно вспучился продолговатый горб, который тут же покрылся мелкой зигзагообразной сеткой. Сверкнул фиолетовый зигзаг разряда и горб с треском развалился на два многопальцевых «ухвата», которые вытянулись по бокам этого предмета, как бы готовясь обнять меня. Шарахнувшись назад, я зацепился за что-то сапогом и с грохотом рухнул на скамейку пристроенную у кабины. В ту же секунду я явственно увидел, как странная черная мыльница медленно приподнялась над настилом кузова. От страха я так завопил, что было наверняка слышно с другой стороны хребта: – Димка-а-а, сюда! Скорее!!!

Тут я опустил голову и увидел, за что зацепился – это был валяющийся около кабины кусок скомканного брезента. Схватить и набросить его на щелкающий и вспучивающийся «обмылок» было делом буквально одной секунды. В этот же момент показался и Дмитрий, резво толкающий перед собой ржавую горную тачку.

– Ты что тут орешь? – крикнул он, подкатывая ее к грузовику.

– Посмотри сюда, она кажется шевелится, – продолжал визжать я. Мне удалось накрыть её брезентом. Чтоб не дёргалась! Может, утихнет? Как ты думаешь?

Видимо с головой у меня в тот момент было совсем худо, и я нес всякую чушь и творил невесть что. Димка тут же бросил тачку и срывающимися от волнения руками начал открывать запоры заднего борта. Подойти и помочь ему я не решился, так как опасался приближаться мелко подрагивающему брезентовому кому, но он и сам быстро справился. Все это время под выцветшей зелёной накидкой шла непонятная возня и слышался жуткий железный скрежет. Наконец борт откинулся и Димка тоже смог увидеть, что происходит в кузове.

– Сергей, – мгновенно сориентировался он, – поддень-ка её оттуда доской и сталкивай ко мне, в тележку.

Он, напрягаясь, поставил тачку на колеса и подкатил ее к борту. Стуча зубами от охватившего меня ужаса, я ухватил одну из лежавших у борта досок и подсунул её под колышущийся свёрток. Когда-то я вычитал, что страх удваивает силы – у меня они, наверное, удесятерились. С нечленораздельным выкриком я налег всем телом на доску и вытолкнул эту пакость из кузова. Внизу раздался металлический грохот и я услышал радостное Димкино: – Есть, попался, гад!

Отшвырнув уже ненужную доску в сторону, я неуклюже вывалился из машины. Мой приятель, повиснув всем телом на ручках тачки, с трудом удерживал ее в равновесии. Вскочив на ноги, я перехватил левую ручку нашего транспортного средства и мы, налегая на ржавые трубы своими измученными телами, начали толкать тележку к стальной наклонной эстакаде, ведущей к бездонной пропасти старого карьера. Мы давили изо всех сил, но тачка вязла в размолоченном гравии и двигалась словно черепаха, после чересчур сытного обеда. Мы спешили ещё и потому, что под накрывавшим тележку брезентом шла уже самая настоящая битва. Сильные толчки и громоподобные удары следовали один за другим, причем от некоторых из них трехмиллиметровые борта тележки вспучивались нешуточными «волдырями». Было ясно, что тачка долго не протянет и нам следует поспешать с каким-то радикальным решением проблемы. С трудом удерживая тележку от опрокидывания, мы наконец-то вытолкали её на эстакаду, и, подбадривая себя громкими криками, не сговариваясь погнали к обрыву. Нам оставалось добежать до конца эстакады не более десяти метров, как из пробоины в передней стенке тележки гибкой стрелой вырвалось нечто весьма похожее на плоскую суставчатую змею, которая, обвившись вокруг вспученного брезента, в мгновение ока выбросила его наружу. Перед нашими глазами мелькнули кишащие, словно клубок змей странного вида пружины, и тут же сильнейший электрический разряд разбросал нас в разные стороны. Полумертвые от ужаса и боли в обожжённых ладонях, мы грохнулись на помост, провожая взглядами продолжавшую двигаться по инерции тачку. Через какое-то мгновение, чиркнув напоследок ручками по краю настила, она рухнула в пропасть. Пролежав несколько секунд неподвижно и переведя дух, мы, не имея сил встать на ноги, на четвереньках добрались до края эстакады и свесили вниз головы. В том самом месте, куда бултыхнулась тележка с взбесившимся «обмылком», наблюдалось только слабое колыхание маслянистой поверхности воды, покрывающей дно карьера. Мы же какое-то время бессильно лежали ничком и просто смотрели в эту темную неправильной формы кляксу и по идиотски хихикали, как часто истерически квохтают люди, чудом избежавшие смертельной опасности. Неожиданно вода у берега карьера стала стремительно принимать молочно белый цвет. Мы растерянно переглянулись.

– Что там такое творится, чёрт побери? – озадаченно пробормотал Дмитрий, поднимаясь на колени.

– Д-да там кажется вода закипает. Если уже не кипит, – растерянно пожал я плечами.

– Кипит?!!

Внизу, тем временем, творилось, нечто совершенно невообразимое. Бурлящая у берега вода, словно понукаемая спиральными молниями, со свистом начала подниматься над гладью озера, словно голова мифического змея – Горыныча.

– А-а-а, – завопили мы хором, одновременно вскакивая на ноги.

Пытаясь поскорее унести ноги от этого кошмара, спотыкаясь и падая, помогая себе в беге даже руками, мы понеслись обратно к туннелю. А позади нас, казалось, набирал безумные обороты взбесившийся реактивный двигатель, но оглянуться и посмотреть назад времени у нас не было. За спиной что-то звонко хлопнуло и в затылок нам ударил упругий воздушный вал, хоть в чём-то помогая нам в отчаянном броске к спасительному туннелю. Ноги-то нас уже не слушались и мы бежали только за счет тех сверхсил, которые просыпаются в человеке в крайне редкие минуты смертельной опасности. Нам оставалось дотянуть до черной дыры туннеля всего лишь несколько проклятых метров, как этот судорожно звенящий рев резко оборвался, и страшный удар в спину буквально вколотил нас в жерло подземелья.

Очнулся я в кромешной тьме и ещё долго лежал, с трудом соображая, где нахожусь. Потом вспомнил. Нащупал негнущимися пальцами в нагрудном кармане гимнастерки раздавленный коробок спичек и с третьей попытки добыл огонь. При слабом, колеблющемся свете я осмотрелся вокруг себя. В трех метрах от себя, я увидел лежащего ничком лейтенанта. Догоревшая до конца спичка угасла. Собрав остатки воли в кулак, я пополз к нему. После мучительных усилий, нащупав сначала его ногу, а затем и голову, я как мог, постарался привести его в чувство. Через некоторое время, он начал подавать признаки жизни и вскоре со стоном перевернулся на спину. Я запалил новую спичку и в её колеблющемся свете мы осмотрели друг друга. Сам я себя конечно не видел, но по выражению Диминого лица, я понял, что людей в гораздо лучшем состоянии, давно уже отнесли на погост. Но мы были еще живы.

– Где это мы? – усталым голосом спросил Дима, безуспешно пытаясь сесть.

– В туннеле сидим.

– А почему так темно?

– Наверное вход обрушился.

– А как же наш грузовик?

– Боюсь, от него мало что осталось! Во всяком случае он вряд ли он теперь на ходу.

– Давай, Серега, выбираться отсюда поскорее, – прошептал Дмитрий, – иначе нам конец. Никто же не знает, куда мы поехали.

– Тогда попробуй подняться, Дим, – принялся я поднимать его.

Поддерживая и подпихивая друг друга, мы кое-как встали на ноги и, держась за стенку тоннеля начали долгий путь наружу. Дальнейшие события я вспоминаю с трудом. Ощущение реальности, видимо, посещало меня уже с перерывами, а мое измочаленное тело двигалось чисто рефлекторно. К вечеру нам удалось добраться до какой-то мелкой речки. Я вспоминаю, что очнувшись в какой-то момент ощутил, как Дима тянет меня за ремень к воде, а мои руки волочатся за мной словно рыбьи хвосты. Еще помню момент, когда мы обнявшись и поддерживая друг друга, карабкались по поросшему густой травой косогору, хотя куда и зачем мы лезли, не имею ни малейшего понятия. Нашли нас, видимо, только на следующий день, еле-еле подающими признаки жизни. Здесь в моей памяти наблюдается полный провал. Только где-то через неделю я очнулся в госпитальной палате от громких слов стоящих вокруг моей койки людей в белых халатах. Один из них, мне запомнились его слова, рапортовал другому постарше.

– Сильная степень лучевого поражения, товарищ майор, обширный некроз тканей по всему телу и ярко выраженная дистрофия.

– Это они о ком говорят такое страшное? – подумал я, силясь разлепить опухшие веки. Но когда же мне удалось приоткрыть один глаз, я понял, о ком они говорили. Речь шла обо мне.

Дней через десять мне стало лучше, не столько из-за стараний докторов, сколько от пахучего и горчайшего снадобья, которое мне тайком давала пожилая кореянка, работавшая в нашей палате медсестрой. Прекратился бивший меня часами озноб, появился хоть какой-то аппетит и нормальный сон. Через три недели меня выписали, и вот, вчера я получил проездные документы и еду теперь домой. Остались от всего этого только шрамы. Старшина протянул ко мне свои густо иссеченные белыми полосками руки: – Да вот еще что. Он снял китель, встав в проходе купе подтянул к голове новую нательную рубаху и показал мне свою обнаженную спину. Я невольно содрогнулся. Чуть ниже левой лопатки почти во всю спину у старшины алел страшный ожог в виде двух концентрических кругов в центре которых находилась фигура, напоминающая треугольник со скошенными вершинами.

– И где же ты такое украшение заработал? – поинтересовался я, осторожно трогая пальцем рисунок. Мой собеседник одернул рубаху и уселся на полку.

– Мне кажется, это там, в карьере меня наградили. Что удивительно – кожа сзади не слезала и, вообще, я об этом узнал, только когда мылся в бане неделю назад, а раньше ничего такого не было и в помине.

– Странное дело, – пробормотал я, – А как же твой друг, с ним-то что сталось?

Светловолосый старшина насупился и вздохнул.

– Я у всех спрашивал, и в госпитале, и в военкомате. Никто ничего не знал, а может быть и не хотели говорить. Димка меня точно спас, а сам, может быть и до госпиталя не дотянул.

Он вытащил из кармана мятый платок, высморкался и сказал: – Давай, пожалуй, спать, слаб я еще пока.

Проснувшись назавтра часов в десять, я уже не увидел его на полке и спросил хлопотавших вокруг столика двух остальных моих попутчиков.

– Где же тот молчаливый старшина?

– А, это седой-то, – ответил один из них, – так он уже часа два как сошел на какой-то станции. Вроде бы плохо ему стало, даже санитаров вызвать пришлось. Вставай и ты, ефрейтор, скоро станция, харча прикупить надо, вставай скорее.

* * *

Ровно через шестнадцать часов двадцать пять минут после того как за его спиной захлопнулась дверь генеральского кабинета, осунувшийся и обросший свежей щетиной майор стоял у другой двери, двери КПП воинской части № 4335. Толкнув её истёртую до белизны ручку и тут же убедившись, что та заперта изнутри, Хромов отступил на шаг и поискал глазами кнопку звонка. Не найдя её просто забарабанил в забитую фанерой фрамугу кулаками. Время было раннее и он стучал довольно долго, прежде чем в помещении послышались шаркающие шаги и чей-то старческий голос осведомился о причине такого шума.

– Откройте, – требовательно крикнул Илья, – пакет из штаба округа.

– Паке-е-т? – удивились из-за двери. Пакеты здесь не принимают!

– А где же принимают? – ещё более грозно рявкнул майор.

– Так это, пожалуй что, со стороны улицы Савченко, – неторопливо ответствовал голос, – там и проезд для машин есть, там и пакеты…

Поняв, что здесь правды он не добьётся, Илья пустился в обход необозримо длинного щедро увешанного колючей проволокой бетонного забора. Улицу Савченко он обнаружил уже минут через пятнадцать, а ещё через десять его служебное удостоверение недоверчиво рассматривал заспанный дневальный на расположенной у главного корпуса проходной. Вернув документ и довольно толково рассказав, как пройти к дежурному по отделению, он предупредительно распахнул двери перед майором и указал пальцем в сторону одиноко горящей лампочки у одного из больничных парадных.

– Вам туда, товарищ майор, где свет горит, и держитесь на дороге правой стороны, слева лужа.

Дежурной по отделению оказалась очень миловидная рыжеволосая дива, в сильно укороченном халатике и с томной походкой ленивой и всеми обласканной кошки. Видимо на неё произвело сильное впечатление внезапное появление посланца из далёкой Москвы и она, даже не спрашивая у него документов, домовито захлопотала вокруг устало рухнувшего в единственное кресло Хромова, предлагая ему то чай с ликёром, то бритвенный прибор, то тёплую воду для умывания. Решив не отказываться ни от чего, Илья начал с чая, усадив рядом с собой за компанию и рыжеволосую.

– Инна Николаевна, – прочитал он изящную бирочку приколотую над левым карманчиком её халатика, – мне хотелось бы, пока есть время, узнать побольше о некоем Стрельцове, лежащем у вас кажется с…э-э, с… какого же года-то?

– Да, да, – защебетала та, – мгновенно поняв о ком идёт речь, – ну конечно, Сергей Юрьевич его зовут. Даже удивительно, что о нём кто-то вспомнил. По документам он у нас числится с восемьдесят первого года. А до этого он ещё где-то лежал, где, сейчас уже и не вспомню. Но, если это срочно, – сделала она робкую попытку приподняться.

Илья ловко удержал её за мягкую податливую руку.

– Не торопитесь Инночка, – устало произнёс он, – с бумагами ещё успеется. Вы мне пока о самом Стрельцове расскажите, желательно поподробнее.

– Хотя я здесь совсем недолго работаю, – кокетливо улыбнулась та, осторожным движением поправляя волосы, – но таких пациентов, как этот, не видела никогда. Он по большей части спит, просто как сурок какой-то, иной раз дня по три, четыре а то и по неделе. Его в палате даже «топтыгиным» прозвали за постоянный сон. Потом вдруг проснётся, сразу куда-то собираться начинает, какого-то Дмитрия всё спрашивает. Мол жив ли он, уцелел ли после какого-то взрыва. А у нас в городке никаких взрывов не было уже лет двадцать. Я ведь здесь и родилась, – ловко уклонилась она от обсуждаемого предмета, а училась в Красноярском медучилище. У нас ещё на курсе…

– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – напомнил ей майор, – я ведь прошу рассказать только о Стрельцове.

– Ой, – смутилась та, – извините. Знаете, ночью тут так тоскливо, так одиноко… – при этом она так повела глазами, что даже смертельно уставшему и плохо соображающему майору стало ясно, что она совсем не против, развеять с ним своё вечернее одиночество.

– Инна, голубушка, – подлил он ей коньяка в почти остывший чай, – я не спал двое суток и неизвестно, когда ещё посплю, а завтра, то есть сегодня, мне уже лететь обратно…

– А это мы сейчас устроим, – радостно вспорхнула его собеседница, – у меня как раз утром освободилась одноместная палата, там нас никто не потревожит.

Илья, уже с трудом боровшийся со сном не обратил внимание на слово «нас» и решил, что действительно будет лучше не пороть горячку, и дождаться для расспросов более компетентных специалистов. Он тяжело поднялся с места и увлекаемый Инной вглубь коридора, вскоре добрался до расположенной в торцевой части здания небольшой палаты. Даже не успев толком раздеться, он упал на подушку и сквозь неодолимо накатывающий сон услышал только певучий голос медсестры освобождающей его от остатков одежды.

* * *

Встретиться с начальником госпиталя подполковником Иванниковым Илье удалось только после одиннадцати, то есть после основного утреннего обхода, регулярно совершаемого Григорием Константиновичем многие годы, невзирая ни на какие препятствия или происшествия. Так было и на этот раз. Он, конечно, был с самого начала извещён о появлении столичного гостя, но передал тому приглашение зайти в его кабинет только после завершения ежедневного ритуала.

Выспавшийся и гладко выбритый Хромов уже несколько часов мрачно сидел у кабинета подполковника в ожидании аудиенции. Наконец тот соизволил его принять, послав приглашение через пожилую санитарку. Поскольку сам Иванников не знал с чем приехал Хромов, то и разговор на всякий случай начал в довольно агрессивной манере, провоцируя незваного гостя на ответную реакцию.

– Я слышал, – громко произнёс он, едва поздоровавшись, – что Вы грубо нарушили наш распорядок и устроились в подведомственном мне госпитале, словно в рядовой гостинице!

– Да, – не моргнув глазом ответил Илья, вызывающе задрав подбородок, – и попрошу вынести благодарность ночной дежурной по отделению благодарность за проявленное гостеприимство. Вы ведь не будете наказывать людей помогающих офицерам выполняющим важное правительственное поручение?

– Ваше командировочное, – уже более миролюбиво буркнул подполковник, протягивая руку через разделяющий их стол.

– Прошу, – в ответ протянул ему майор пластиковую папку.

Подполковник углубился в чтение.

– Забираете, значит, – с лёгким оттенком грусти произнёс он, возвращая папку обратно. В таком случае позвольте поинтересоваться, как быстро вы его хотите вывезти в Москву?

– Как можно быстрее.

– Да, проблема-а. Хочу вас предупредить вот о чём. Перевозить и даже проводить какие-либо процедуры с Стрельцовым лучше и удобнее, когда он пребывает в спящем состоянии, но поскольку никто точно не может сказать, как долго это состояние у него продлится, вам придётся задействовать специальный санитарный рейс.

– Он что, разве буйный?

– Не то что бы буйный, – задумчиво отозвался Иванников, – но однако и не совсем спокойный. Месяц назад он в умывальнике ненароком сорвал с трубы водопроводный кран.

– Как сорвал?

– Легко сорвал, двумя пальцами. Да вы лучше почитайте его историю болезни, хотя бы за последний год, узнаете много интересного.

– Рад бы воспользоваться вашим советом, поднялся на ноги Илья, но к сожалению не имею для этого достаточного количества времени. А сейчас попрошу вас как можно быстрее подготовить Сергея Юрьевича Стрельцова к выписке, разумеется со всеми вещами и документами. Абсолютно со всеми, – добавил он с нажимом.

Вернувшись в своё временное прибежище, Илья сел у телефона и, используя выданный ему перед отъездом электронный справочник, набрал номер ближайшего военного аэродрома. Дозвонившись до строевой части, он попросил срочно соединить его с начальником штаба. Преставившись ординатором Центрального военного госпиталя, Хромов справился о наличии санитарных бортов для срочной перевозки больного.

– С удовольствием готовы помочь, – ответили ему, – но из двенадцати специализированных самолётов в готовности к немедленному вылету находятся только два, да и те «Кукурузники». Таким образом, в наших силах доставить вашего больного только до Кемерова или, на худой конец, до Томска.

– Как быстро можем вылететь? – тут же поинтересовался Илья, сразу решивший, что двигаться с пересадками всё же лучше, нежели ждать более подходящей оказии.

– Часа через два, три, – как-то нерешительно ответил штабист, – во всяком случае не раньше.

Это вполне устраивало, поскольку на дорогу к аэродрому уйдёт полчаса, на посадку и оформление документов ещё минут двадцать, да здесь сборы продлятся не менее часа. Примерно так всё и произошло. Пока одевали и собирали в дорогу сонного Стрельцова, пока упаковывали в ящик из-под посылки сопроводительные бумаги, Илья успел собраться сам, сытно пообедать в госпитальной столовой, и даже связаться с аэродромным начальством в Кемерово.

Наконец прибежал запыхавшийся солдатик из санитарного взвода и доложил, что выписываемый Стрельцов готов к отгрузке.

Хромов, подхватил чемоданчик и бодро вышел в коридор. Спустившись к парадному подъезду, он только здесь увидел того, кого должен был сопровождать в Москву. На транспортной койке с обрезиненными колёсиками лежал плотно увязанный полотняными ремнями мужчина неопределённого возраста, с совершенно седой головой, но с ржаного цвета плохо ухоженными усами и столь же неопрятной ржавой бородой.