Помоги проекту - поделись книгой:
А против этого государственного сообщества никакое национальное сообщество (хоть кавказское, хоть китайское, хоть еврейское) не устоит.
Фашизм в наглом виде
19 июля 2015 года я взял билет на Симферополь, 24го перелетел в Крым, оставаясь на постоянной связи с Москвой. С 25.07 я с женой и внучкой 8 лет поселился в коттедже на мысе Толстый, на Северной стороне Севастополя. Коттедж находится в 150 метрах от пляжа, и я ходил по утрам и вечерам к морю плавать только в плавках и шлепанцах. 28 июля в 8 утра я вышел из моря, и на выходе с пляжа меня остановил полицейский патруль из трех человек, старший назвался сержантом Пархоменко, и предложил мне, как есть, сесть к ним в машину, чтобы они отвезли меня в райотдел полиции. Я отказался, требуя дать мне подняться в коттедж, одеться и взять паспорт, однако, связавшись с начальством, патруль мне в этом отказал и силой привез меня в райотдел, причем сержант сначала согласился подвезти меня к коттеджу, чтобы жена и внучка знали, что я не утонул, но, связавшись с начальством, отказал и в этом.
В дежурной части райотдела мое задержание никак не оформляли, ни один из офицеров себя не называл, меня старались затолкать в дальние углы коридоров, чтобы я не бросался в глаза редким посетителям. Мои требования составить протокол моего задержания ничем не закончились, — все, включая и начальника, ссылались на неких «московских оперов», которые «приедут и все оформят». Я пытался вырваться, но меня силой затолкали обратно. В 13:30 приехали трое московских оперов в штатском вместе с перепуганными понятыми и зачитали мне постановление следователя Талаевой о приводе меня к ней, поскольку я 23 июля якобы отказался явиться к ней по повестке, что было настолько явной ложью, что даже старший опер смутился, когда это прочел. После этого мне выдали брюки, туфли, трусы и рубашку с коротким рукавом.
Как выяснилось, моя жена, считая, что я утонул, бегала по пляжу, там к ней подъехали эти московские уроды, обманом обещая встречу со мной, выманили у нее мою одежду и, главное, мой паспорт, который, по сути, у жены украли. Пока жена ждала у официального подъезда райотдела, меня вывели прямо через оградку райотдела по склону холма к трассе и машине, на которой меня вывезли в аэропорт Симферополя и далее на самолете в Москву — к следователю Талаевой, которая утром 29 июля, то есть через сутки после моего похищения, отправила ходатайство в суд о назначении мне меры пресечения в виде содержания под стражей. Это важно, поскольку без отправления этого ходатайства мое задержание даже московскими операми было преступным по ст.301 УК РФ, а крымские менты просто похищали человека, как обыкновенные бандиты, то есть, помимо деяния, запрещенного статьей 301 УК РФ, совершили и преступление, запрещенное и статьей 126 УК РФ.
Не понимаю этой мерзости. Почему Талаева не послала мне повестку 22—23-го или 24-го? Почему не задержала меня в Москве? Почему послала уродов в Крым? Поиздеваться надо мной? Чтобы я злее стал? Или чтобы опера заработали по командировке в Крым? Когда прилетели в Москву, опера в аэропорту что-то делили, привезенное из Крыма. Попутно за этим в Крым слетали?
В любом случае, это хороший пример тем, кто уверяет, что в России нет фашизма. Вот он — в самом наглом виде.
Тюрьма мимолетом
Товарищи попросили описать, как оно там — в тюрьме. Строго говоря, меня это удивило — что я могу сказать всего лишь после трех недель под замком в Бутырке? Но товарищам было интересно даже такое мое впечатление — мимолетное, — поэтому попробую рассказать о некоторых принципиальных моментах отличия тюрьмы от жизни на воле, но, подчеркну, я не претендую на полную истину.
Итак, на воле вы вольны выбрать себе тех, с кем общаетесь. Ведь на воле тоже есть и отпетая сволочь, и мразь, и люди неприятные, но в подавляющем числе случаев вы имеете возможность уклоняться от общения со сволочью и с мразью — не встречаться с ними, если это ваши родственники или знакомые, поменять место работы, если это ваши коллеги или начальники. В тюрьме же такого выбора нет, а те, с кем вас заставят общаться, по своим человеческим качествам четко делятся на две категории.
Первая — действительно человеческая мразь.
Это следователи, прокуроры и судьи (ментов сюда тоже следовало бы добавить, но раз вы в тюрьме, то они уже несколько в прошлом). Почему именно эти люди являются мразью? Да, конечно, есть в жизни и кроме них приличная сволочь, скажем, преступники. Но если исключить убийц, то практически все преступники либо по своей дурости сделают вам на некоторое время больно, либо по своей алчности лишат вас какого-то количества денег или имущества. Обычные преступники НЕ ЛОМАЮТ ВАМ ЖИЗНЬ. А вот эта «правоохранительная» мразь, ради удовлетворения все той же алчности, выраженной в получении своей зарплаты и звезд на погоны, не только лишит вас денег, но и сломает вам жизнь заключением в тюрьму. И, повторю, эта мразь сделает это исключительно ради денег. И безнаказанно! Вы представляете, какую мразь и тварь манит в судьи, прокуроры и следователи вот эта безнаказанность?
Обычно говорят, что есть же среди них и честные люди. Не смешите! Представьте себя, обычного человека, их коллегой. Они что — безнаказанно ломая жизнь честным людям во имя получения своих вонючих доходов, дадут вам поступать честно, чтобы вы своей честностью постоянно напоминали им, что они являются мразью? Нет, они и вам сломают жизнь, как ломают ее честным людям. Немедленно сломают, как только вы попробуете поступить честно, и не посмотрят на то, что вы их коллега.
Так что, попав в тюрьму, вы обречены встречаться с этой мразью.
Теперь о второй категории тех, с кем вам придется встречаться. Это работники Федеральной службы по исполнению наказаний — конвоиры и надзиратели. Кстати, арестанты в Бутырке их называли не «вертухаями», как у Солженицына, а «старшими». Вообще-то это тоже будут ваши официальные враги, поскольку они обязаны не просто содержать вас в заключении, но за вами следить в пользу судейско-следовательской мрази и тщательно выполнять все указания этой мрази. Поэтому формально мне надлежало бы присоединить работников ФСИН к судейским, но я не стану этого делать, и вот почему.
Для объяснения своей мысли отвлекусь. Как-то довольно давно мне рассказывал один из демонстрантов, что омоновец, пригнанный для их разгона и стоящий в строю, говорил ему, чтобы они (демонстранты), когда победят, сами не вешали представителей этой власти, поскольку, глядишь, еще не сумеют. А поручили бы это дело им — омоновцам: «Мы их хорошо повесим». А теперь вот попробуйте определить, кто чаще всего видит судейскую и прокурорскую подлость? В первую очередь это, разумеется, адвокаты, но почти столько же, если не чаще, эту подлость видят судебные приставы и конвоиры ФСИН, а они далеко не такие идиоты, как прокурорам и судьям кажется. Они, разумеется, помалкивают, но как эти, внешне тупые служаки, должны относиться к судьям и прокурорам и, соответственно, к жертвам судебного беззакония? Вот то-то и оно!
Это как удивление офицеров и адмиралов царского флота в 1917 году: всю жизнь эта матросня покорно стояла навытяжку перед офицерами и таращила глаза в подобострастии, а тут вдруг хватает бедных офицеров и топит! Как? Почему? Да потому, что не надо было эту матросню считать сильно тупой.
Но вернемся к проблемам тюрьмы. На самом деле работники ФСИН, как и обычные люди, разные. Наверное, есть среди них и сволочь, а я эту сволочь просто не успел увидеть из-за краткости пребывания в тюрьме. Но у меня никаких проблем в общении с конвоирами и надзирателями не было — это были нормальные люди, занятые своей работой. Работа их не совсем простая, если учесть, что им приходится иметь дело и с реальными преступниками, и с придурками, косящими под сумасшедших, и с реальными отморозками. Но если они видят, что перед ними нормальный человек, то они, как правило, стараются не ухудшать его и так паршивое положение. И если начальство не видит и видеокамер вблизи нет, то и наручники снимут, и поудобнее расположат, и кипятку для чая согреют, и спички найдут.
Причем это я говорю не о себе. Мы и так были в тюрьме «белыми воронами» — политическими заключенными, страдающими за народ. Такие все же редкость. Скажем, когда разбуженная тюремный врач перед приемом в Бутырку взялась нас осматривать, то начала с вен на руках, поскольку нашу экстремистскую статью 282 спутала с 228 — с наркоманской. А когда выяснила ошибку, то у нас же и начала выяснять, что это за такая редкая статья и за что нас посадили. Меня под утро 30 июля принимал в Бутырку капитан-армянин, он же меня и выпускал из Бутырки под домашний арест, и у меня сложилось впечатление, что и он, и остальные работники, хотя и не показывая этого прямо, но были довольны, что я ухожу от них, все же, не на этап. В Бутырке мы, политические заключенные, в общем у всех вызывали некий понятный интерес. Но говоря об отношении конвоиров к арестантам, я говорю об их отношении ко всем заключенным, вне зависимости от статьи УК, — у них ко всем устанавливается нормальное человеческое отношение, если арестанты, разумеется, не усложняют жизнь конвоирам.
Больше ничего говорить об этих отношениях нельзя — попадете в тюрьму, узнаете все, в том числе и то, о чем говорить нельзя.
Теперь о тех, с кем придется жить бок о бок.
С профессиональными преступниками, какими-либо «ворами в законе», я не сталкивался. Бывалые арестанты говорят, что они в Бутырке есть, но их держат отдельно в «замороженных хатах» — в камерах, с которыми трудно связаться. Я, к примеру, так и не понял, кем были «смотрящие» блоков в Бутырке и «смотрящий» всего СИЗО — профессиональными преступниками или, как и «смотрящие» в тех камерах, в которых сидел я, — тоже «первоходки»? Поэтому естественный, остающийся после детективных фильмов страх, что вы сразу попадете в лапы каких-то татуированных церковными куполами воров в законе, имеет право на жизнь, но я подобных не видел, хотя довольно долго сидел и в камере с 24 нарами («шконками»).
Кстати, «смотрящий» в нашей «хате», крепкий татарин лет 35, сидящий по статье о мошенничестве, имел не татуировку, а тату — художественно выполненного огромного орла на плече, да еще пара человек имела мелкие татуировки, явно оставшиеся со времен детских шалостей. У остальных ничего подобного не было, как и не видно было желания татуировку заиметь. Хотя очень многие смиряются с тем, что им еще долго придется быть в роли зэков, и начинают как бы чувствовать себя преступниками, а места заключения — своим домом с определенными порядками. Должен сказать, что эти зэковские порядки чаще всего имеют полезный для тюрьмы смысл (к примеру, требования к чистоте), но иногда выглядят достаточно чудными и надуманными.
Говорят, что в тюрьмах России 30 % заключенных совершенно ни в чем не виновны. Я, не видя уголовных дел, так уверенно говорить не могу, но у меня тоже сложилось такое же впечатление. По меньшей мере, трое из тех, с кем пришлось познакомиться, были точно совершенно не виновны в том, что им инкриминировали, по остальным, отрицающим свою вину, разумеется, так уверенно говорить нельзя. А отрицала вину действительно примерно треть. Что касается остальных, то у 80 % из них (претендентов на 5—10 лет лишения свободы) вина была такая, что я бы их выпорол ремнем (пригрозив, что если будут продолжать, то выпорю и пряжкой) и с позором бы отпустил еще из ментовки. Но я уже писал об этом.
То есть в целом в камерах, вас будут окружать такие же люди, которых вы привыкли видеть и на свободе, да и в коридоре за закрытой дверью будут такие же люди, а вся мразь человеческая у вас будет в судах и следственных комитетах. Но на встречу с этой мразью вас будут вызывать очень редко.
Теперь о главном. И в Бутырке действует А.У.Е. — так это пишется. Расшифровывается по-разному, но мне расшифровали так: «Арестантский уклад и единство». Это правила поведения арестантов, принятые всеми арестантами для себя. Разумеется, эти правила можно и не выполнять, но лучше выполнять, я согласился выполнять сразу и без разговоров.
Как это выглядело? Вот меня, с матрасом и постелью в одной руке, и с пакетом с бумагами от суда и следователя и со шлепанцами, в которых меня взяли на пляже в Крыму, в другой руке, привели к дверям общей «хаты». Я был в туфлях, на мне были спадающие джинсы без ремня и рубашка с коротким рукавом. И все. Открылась дверь «хаты», арестанты тут же подхватили меня и мои вещи и помогли войти, «смотрящий» пригласил к себе на «шконку» и в кругу других арестантов начал с вопроса: «Какая у вас беда?», — какая статья УК? Конечно, в моем случае арестанты удивились необычностью статьи, изучили постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого (убедились, что у меня статья не позорная, скажем, не изнасилование), расспросили, что у меня есть из вещей. Выяснив, как меня взяли, тут же нашли мне чистые треники и майку, чтобы я мог переодеться полегче. Потом забраковали мой матрас и мою постель, и выдали мне и матрас потолще, и новый комплект постельного белья. Посадили за «дубок» (стол), налили чая, пододвинули печенье, сахар, «смотрящий» подошел и положил рядом целую пачку «Мальборо» и спички. Показали, где и что в «хате» находится и как этим пользоваться, пригласили брать чай и сахар, сколько хочу и когда хочу. Начали думать, какое «погоняло» мне дать, я предложил «Игнатьевич», но прижилось «дядя Юра». Хотя «погоняло» «экстремист» тоже иногда использовалось, но скорее в качестве шутки.
И вот так встречали всех «честных арестантов», попавших в СИЗО, как и я, — без ничего. (С нечестными встречи выглядят по-другому, но вам-то зачем быть нечестным?)
Потом помощник «смотрящего» мне объяснил, что все зависит от моего материального состояния на воле — если мне не в тягость (не в разорение семьи), то я должен платить 2 тысячи рублей в месяц на общие дела — на закупку инвентаря для камеры, моющих средств, кроме того, в камере были холодильник и телевизор, купленные на общие деньги. (Сядете — узнаете, на что еще идут эти взносы.) Кроме этого, мне ежемесячно надо вносить в камеру натурой 2 кг сахара, два блока сигарет, шесть пачек чая. Еда в СИЗО хотя и достаточная, и по факту не съедается, но очень пресная, однообразная и быстро приедается, а сахара полагается одна столовая ложка в день. А теперь учтите, что многие арестанты не только без денег и помощи с воли, но и вообще не из Москвы (в тюрьме СССР все еще существует), поэтому А.У.Е. обеспечивает их хотя бы куревом в приемлемом количестве и чаем с сахаром «от пуза». Кроме того, для них (для общего пользования) закупается лук, приправы, конфеты (без фантиков), кое-какие разрешенные в тюрьме фрукты (при мне закупили свежие яблоки).
Мой сын, разумеется, тут же это требование А.У.Е. выполнил и я полученные припасы получил и сдал на склад камеры. Кстати, когда меня переводили в другую камеру, то из этой камеры вернули блок сигарет, пачку сахара и пару пачек чая (для «общака» в будущей «хате»). И научили, чтобы я там сказал, что по деньгам у меня нет задолженности перед обществом тюрьмы до середины сентября, и если потребуется, то смотрящий этой «хаты» это подтвердит.
Можете получать с воли разрешенные продукты; если есть деньги, то можете закупать для себя в буфете готовую, практически ресторанную еду — у нас в «хате» такие были (если денег на воле много, то вообще можно попасть на VIP условия в отдельную камеру со всеми удобствами и посещать тренажерный зал). Это ваши возможности, но А.У.Е. заботится о минимально приемлемом уровне жизни в тюрьме для всех «честных арестантов» вне зависимости от их материального положения.
Кто такой «честный арестант»? Точно не уверен, но ключевое слово в этом понятии — «честный». Никто не потребует от тебя, чтобы ты признался в преступлении — это твое дело, наоборот, будут, как могут, советами помогать тебе выкрутиться. Но с остальными арестантами ты должен вести себя честно: не идти в услужение к надзирателям (не «ссучиваться»), не врать о своей статье и тюремной истории, уважать А.У.Е.
О «смотрящем». Как я понял, его главная задача — обеспечить терпимую жизнь в камере, поэтому он реально необходим самим арестантам. «Смотрящий» следит, чтобы не возникали ссоры, чтобы соблюдалась справедливость, кстати, коллективом давит на тех, кто ведет себя неправильно, — в этом случае собирает всю камеру и ставит проблему на суд всех. Кстати, он же, вместе с другими, уже набравшимися тюремного опыта, учит, как вести себя, чтобы не попасть в тяжелое положение при дальнейшем отбывании срока уже в лагерях. К примеру, одного узбека, уже готовившегося уходить на этап, наш «смотрящий» долго, громко и зло отчитывал за глупое хвастовство, предупреждая, что «на зоне» за неисполненное хвастливое обещание можно сильно поплатиться (худой и жилистый узбек хвастался, что может 60 раз подряд выжаться на турнике, проверили — не смог). «Смотрящий» имеет некие привилегии (не дежурит), но, надо сказать, что он и занят больше всех (чем — узнаете).
Еще что мне сообщили, задача «смотрящих» — обеспечить справедливость. Учили даже так — если вдруг в камере заведется дурак или «блатной», который будет «качать права», а «смотрящий» в камере мер не предпримет, то надо обращаться к «смотрящему» блока или всей Бутырки — они найдут способ, как обломать наглецу рога. (Правда, справедливости ради скажу, что перед уходом я стал свидетелем конфликта, который поколебал мою уверенность в справедливости «смотрящего» Бутырки. Оно и тут, как в жизни, — вроде строится в расчете на одно, а получается «как всегда».)
Но, в любом случае, как-то панически бояться жизни в тюрьме, на мой взгляд, не стоит. Страшно за тех, кого оставляешь на воле, а самому жить и в тюрьме можно. Тяжело, но можно. На самом деле с учетом специфичности условий справедливости в камерах тюрьмы больше, чем на воле, а уж честности — в миллионы раз больше, чем вы ее увидите в российском суде.
Так мне показалось. Повторю, из-за краткости пребывания не могу утверждать, но я увидел именно это.
А как же прапорщик Петренко?
Вдогонку к предыдущей статье. Рассказывая об увиденном в Бутырке, забыл упомянуть один нюанс, который в тюрьме сразу же бросается в глаза, но не сразу осмысливается.
Есть поговорка «От сумы и от тюрьмы не зарекайся!», и ведь подавляющая масса народа эту поговорку знает, но от тюрьмы все равно зарекается! Да и почему не зарекаться? Ты же не собираешься совершать преступления, зачем же тебе бояться тюрьмы? Казалось бы, живи тихо сам по себе, ни во что не вмешивайся, слушайся начальство, играй в компьютерные игры, и никакая тюрьма тебе никогда не грозит.
Поэтому не удивляет такой вот комментарий: «Быть может вам будет любопытно (не примите за хвастовство), но сразу после вашего ареста я бросил информацию об этом на те ресурсы, которые знаю. (По принципу сделать больше шуму.) Так вот, реакция людей на некоторых («русвесна») меня удручила. НИ ОДНОГО сочувственного или хотя бы нейтрального комментария! Основной мотив — РАЗ ПОСАДИЛИ, ЗНАЧИТ ТАК И НАДО! Значит — либераст! У нас просто так не садят!». Ну действительно! Разве может патриот России попасть в тюрьму в России? Это же невозможно!
Есть анекдот. Гаишник останавливает автомобиль, подходит, козыряет:
— Прапорщик Петренко и семеро детей.
— Да я же ничего не нарушил!
— И что — мои дети должны ждать, пока ты что-нибудь нарушишь?.
Вот и я спрошу — а как быть с вот той тупой и подлой сволочью, которая сумела устроиться в опера, следователи, прокуроры и судьи благодаря своей подлости, тупости… и вашей уверенности, что вы с этой мразью никогда не встретитесь. Эта мразь своих детей должна в школу на метро отправлять только из-за того, что вы, блин, патриоты?
Но эта мразь, чтобы получать зарплату, каждый месяц должна «ставить палки в отчеты» о своей полезной деятельности, она же ежемесячно должна кого-то в тюрьмы сажать. А кого? Реальных преступников? Ну, так реальные преступники настолько срослись с властью и начальниками всей этой властной мрази, что их не посадишь. А тех, кто не сросся, и мало, и поймать их трудно. А сажать-то надо регулярно!! Это с одной стороны.
Теперь, с другой стороны, о зарекающихся. Вот давайте подумаем, кого в России меньше всего волнует политика, кого меньше всего волнует вопрос, Путин в Кремле или не Путин, кого меньше всего волнует, кто там сидит в тюрьмах и справедливо ли сидит, короче, кто в нашей жизни наиболее уверенно зарекается сам сесть в тюрьму? Наверное, это, во-первых, наркоманы и разного рода пьянь. Им главное — кайф, а на политику им ни интереса, ни ума не хватает. Как телевизор скажет, так им и правильно! Лучшие патриоты нынешней России!
И еще — мелкие буржуа, предприниматели, разного рода менеджеры, стремящиеся «выйти в люди». По-настоящему богатые предприниматели, чтобы сохранить богатство, или удирают из России, или, все же, политикой интересуются. А мелким не до политики — им бы загородный дом соорудить, как у соседей, им бы еще одну тачку купить — крутую, как у соседей. А в остальном — слава России! Слава Путину!
Пьянство в России вообще легально, наркомания законна (если покупаешь дозу только себе). Чего им всем тюрьмы бояться? По телевизору уверяют, что мелкий бизнес в России поощряется, так чего бизнесмену бояться тюрьмы? Если, конечно, платишь «кому надо». То есть у этих патриотов как бы есть основания зарекаться — если они «не будут наглеть», то в тюрьму никогда не попадут.
Так вот, я уже писал о том, что в Бутырке «на глаз» процентов 40 сидит по статье 228 УК с вариантами («наркотики») и столько же — по статье 159 УК с вариантами («мошенничество»). И, что интересно, из этих сидельцев минимум половина была ошарашена тем, что они вообще сидят, поскольку на воле эти люди были уверены, что никогда в тюрьму не попадут! Да и со стороны их попадание в тюрьму тоже выглядит удивительным.
А умники сопли пускают: мы — патриоты, мы ничем таким не занимаемся, значит, мы в тюрьму не попадем!
Ага! А как же «прапорщик Петренко и семеро детей»?
Вопросы правозащитникам
Краткое нахождение в следственном изоляторе вызвало у меня вопрос к правозащитникам, вопрос, который, к моему стыду, как-то не приходил мне раньше в голову. Это вопрос длительности предварительного следствия — почему правозащитники об этом молчат? Положим, тоже не догадываются, как и я, но почему правозащитники молчат и о проблеме, о которой я и раньше много писал, — о материальной заинтересованности «правоохранителей»?
Ведь и по нашему уголовному делу и у правозащитников, и у просто комментаторов идут гадания — зачем и кому в Рашке наш арест и уголовное преследование ИГПР «ЗОВ» могли понадобиться?
Правда, для нашего уголовного дела ответ не простой, поскольку оно не уголовное, а политическое, и одной материальной заинтересованностью ситуацию не объяснишь. Требуется поднять и вопрос, о котором в нашем деле умолчать невозможно, поэтому с него и начну.
Ну, в самом деле, вот даже на момент написания этого материала вижу в топе новостей очередное сообщение: «…президент Украины Петр Порошенко дал поручение активизировать работу по возмещению убытков от перехода полуострова в состав России. Как говорится в указе, правительство Украины должно «безотлагательно» приступить к подсчету потерь, нанесенных «временной оккупацией» «части территории Украины» — Крыма».
И это сообщение заканчивается предложением, каким на сегодня в России обязаны заканчивать подобные сообщения о Крыме практически все законопослушные информагентства: «Крым стал частью РФ в марте 2014 г. после референдума». Референдума! Других оправданий присоединения Крыма у Кремля нет! Но ведь после того, как арестованы и посажены в тюрьму Парфенов, Соколов и я, это предложение надо дописывать словами, что «в самой России референдумы считаются преступлением, и за попытку их организации гражданам России грозит 8 лет тюрьмы».
Причем, если наш вопрос референдума, о признании общенародным решением президента России и депутатов Героями России, никак не привяжешь к экстремизму, то вопрос референдума в Крыму (нарушающий территориальную целостность Украины) с позиций закона РФ «О противодействии экстремистской деятельности» — это чистый экстремизм. То есть, по логике заказчиков нашего дела, организовавшие в Крыму референдум Константинов, Аксенов, Чалый, да и Поклонская, — это экстремисты и преступники. Поскольку они провели референдум только для виду, а их «истинная цель состоит в «расшатывании» политической обстановки в Российской Федерации в сторону нестабильности, а также смены существующей власти нелегальным путем».
Это цитата из постановления Талаевой о возбуждении уголовного дела против меня и моих товарищей, поясняющая ее братьям и сестрам по разуму в прокуратуре и судах, к чему на самом деле ведут референдумы и почему, по мнению Талевой и ее кукловодов, референдумы в России преступны.
То есть нашим арестом следственные органы и Хамовнический суд уже дали Киеву и мировому сообществу мощнейший дополнительный козырь не признавать присоединение Крыма к России. (Правда, Киеву, разумеется, очень желательно, чтобы нас реально посадили.)
После нашей посадки Путин, Лавров, Чуров и прочие фашисты Кремля, разговаривая о Крыме с мировым сообществом, довод о референдуме в Крыму могут сходу засунуть себе в анус. Ведь получается, что по законам Украины референдум в Крыму не законен, поскольку такие вопросы по Конституции Украины обязаны решаться общеукраинским референдумом, а в фашистской России референдумы декларируются, но являются незаконными ПО ФАКТУ. Поскольку, во-первых, в фашистской России за 22 года не было ни единого референдума, во-вторых, в фашистской России сажают в тюрьму за реальную попытку референдум организовать, и, к примеру, Парфенова, Соколова и Мухина уже посадили. Тогда на каких законных основаниях присоединен Крым?
То есть уголовное дело против нас за организацию референдума — это реально неопровержимое доказательство Киеву к его утверждению, что Крым присоединен к России незаконно.
И для меня в этом деле многое не понятно, скажем, а зачем нужно было издеваться надо мною именно в Крыму? Почему эта оперативно-следственно-прокурорская мразь ждала, когда я улечу в Крым? Почему нельзя было поиздеваться надо мною, как и над моими товарищами, в Москве? Зачем это шоу нужно было? Подтвердить Киеву, что, дескать, да, присоединение Крыма референдумом действительно незаконно и мы, фашистская хунта Кремля, вот именно на территории Крыма издеваемся над теми, кто хочет референдум в России организовать? Для этого?
Но ведь Украина и мировое сообщество считает Крым территорией Украины, следовательно, преступление против демократии и против меня было совершено на территории Украины, и с точки зрения Украины и мирового сообщества преступление, совершенное против меня, подлежит оценке украинскими прокуратурой и судами. Это ведь с точки зрения России прокурором Республики Крым является «государственный советник юстиции 3 класса Н.В. Поклонская», а с точки зрения мирового сообщества прокурором Автономной Республики Крым является «державний радник юстиції 2 класу В.Л. Синчук», следящий за законностью в Крыму из своего офиса по адресу «Україна, 01011, м. Київ, вул. Різницька, 13/15».
Какие версии тут выдвигать? Что в составе кремлевской хунты есть «штирлицы» из либералов старого, еще ельцинского толка, и эти «штирлицы» нашим уголовным делом исподтишка пакостят своим конкурентам — ныне правящим кремлевским фашистам?
Поскольку эта версия логична, то, разумеется, имеет право на жизнь, но, повторю, в данном случае не о ней речь.
Изнутри нашего уголовного дела выпирает и аж вопит та причина его возбуждения, о которой я и хотел написать. Мрази оперативных и следственных органов для того, чтобы получать свою вонючую зарплату, нужно регулярно «раскрывать» какие-либо дела и «ставить палки» в отчетах о своей работе. Вот эта мразь для этого и фабрикует уголовные дела, ломая людям жизнь.
Как выясняется, мы, ИГПР «ЗОВ», кормили огромное количество паразитов в управлении «Э» — там уйма «профессионалов» за деньги бюджета следила за нами, подслушивала телефонные разговоры, внедряла в наши ряды агентов, которые храбро присутствовали на наших собраниях, на которых мы решали вопросы, как привлечь к участию в референдуме как можно больше людей. А теперь мы кормим еще и следователей, прокуроров и судей, давая им возможность получать зарплату за то, что они нам, невиновным, сломают судьбы.
Нужно хотя бы немного побыть в тюрьме, чтобы понять, что сидящие там люди намного более высокоморальны и намного честнее и порядочнее, чем та человеческая мерзость, которая оседает в полиции, следственных органах, прокуратуре и судах. Даже те преступники, которых я видел в Бутырке и которые действительно совершили преступления, нанесли своим жертвам несравнимо меньший ущерб по сравнению с тем ущербом, который наносят своим жертвам следователи, прокуроры и судьи. Ведь сидящие в Бутырке преступники в подавляющем числе случаев изъяли у своих жертв какое-то количество денег, но не сломали своим жертвам жизнь, как ее ломает эта прокурорско-судебная сволочь. И, кроме того, арестанты Бутырки не корчат из себя людей, служащих России, как корчит из себя патриотов эта мразь в погонах и черных балахонах.
Я пока что недолго был в Бутырке, разумеется, и тамошние арестанты не обязаны были говорить мне правду, и они во многом лгали о сути своих дел и приуменьшали свои преступления — в этом глупо сомневаться, но я услышал и много таких случаев, в которых дело было совершенно очевидным.
Итак, обсудим нынешние реальные сроки следствия.
Вот вспоминаю запомнившиеся уголовные дела в моем городе в Казахстане в самом начале 90-х. Невовремя вернувшийся домой муж зарубил любовника своей жены, после чего сдался милиции. Там, допросив, его отпустили, взяв подписку о невыезде, а дней через 10 был уже суд, и ревнивого мужа увезли отбывать наказание. Или вот у моего приятеля заезжие воры обокрали квартиру, на следующий день опера задержали одного из воров и нашли украденное, вор подельников не сдал, через пару недель получил по суду свои три года и его увезли отбывать наказание. Даю эти случаи, чтобы вы обратили внимание на реальные сроки досудебного расследования (предварительного следствия) даже таких не простых преступлений, как убийство и квартирная кража. И это были сроки следствия во времена, когда еще не было ни видеокамер, ни современной оперативной и следственной техники, но когда со времен СССР в СНГ все еще оставались судьи. Судьи! А не кивалы прокурорам! Если подозреваемый был, то уголовные дела в СССР расследовались и передавались в суд максимум через несколько недель.
Сегодня, при неимоверно возросшем качестве и количестве техники сбора доказательств, согласно закону на предварительное следствие отводится два месяца! Два месяца! Сколько вам, следователи, еще надо?
Тем не менее, в Бутырке люди сидят под следствием годами!
Начну с того, что я бы оценил сидящих в Бутырке так: по 40 % наркоторговцев и мошенников, остальные проценты приходятся на долю всех иных преступлений. Вот, скажем, в общей «хате» моим соседом по «шконке» сначала был наркоман, молодой мужчина, по жизненной профессии программист. Друзья пригласили его на нарковечеринку и попросили купить на всех «колес» — таблеток. Он купил, но его «друзья» уже работали на полицию и его взяли в момент передачи им таблеток. Ну взяли и взяли, причем сама полиция это преступление и организовала. Что тут расследовать? Но он уже сидел в тюрьме полгода, а «расследование» его дела еще и не собиралось приближаться к концу.
Потом соседом по «шконке» стал таджик-строитель, причем реальный строитель, поскольку он с удовольствием рисовал и увлеченно рассказывал мне, как он, окончивший еще в СССР только строительный техникум, убеждал заказчиков изменять проекты, выполненные разрекламированными архитекторами, поскольку предлагал заказчикам более лучшее и дешевое проектное решение для тех коттеджей, которые он им строил. Летом (в строительный сезон) он жил на стройке, зарабатывая 50–60 тысяч рублей в месяц и отсылая их семье, а зимою, чтобы оплатить общежитие, устраивался охранником в торговый центр. И вот в соседнем зале этого торгового центра пропадает стоявший на зарядке телефон продавщицы, в краже обвиняют его, и вот он уже год сидит под следствием. Год! И непонятно, сколько еще будет сидеть, поскольку пока он сидел, потерпевшая уехала из Москвы и менты ее разыскать не могут.
Потом меня перевели в камеру на 4-х арестантов, там были только наркоманы, с до слез одинаковой историей — менты угрозами заставляли их знакомых попросить у этих наркоманов купить и привезти этим знакомым наркотиков, потом их знакомые сдавали этих наркоманов полиции, и та брала их с поличным на этой как бы продаже наркотиков. Одному сокамернику уже дали 5,5 лет лагерей за единственную дозу в полграмма чего-то и он ждал апелляцию. Эту дозу наркоты попросила его привезти подруга-наркоманка, которую в свою очередь заставила это сделать полиция. Хорошо. Ну показала на него подруга, ну взяли его с поличным, ну что тут расследовать? Но он год сидел под следствием и судом! Двое остальных тоже сидят уже по году, но они все еще под следствием, причем одному, моложе 30 лет, менты трижды организовали продажу наркоты «друзьям». Как я понял, агенты полиции сначала продавали ему соответствующие партии наркотиков из запасов полиции, а потом такие же агенты полиции покупали у него эти партии наркотиков, фиксируя сделки, оплачивая их мечеными деньгами и т. д. И так полиция трижды повторила эту операцию. И из-за того, что полиция через него пропустила достаточный объем наркоты, теперь у этого очень молодого человека статья, по которой предусмотрено пожизненное заключение. Крупного наркоторговца взяли, наши скромные герои-полицаи!
Хотите коррупционеров? Были и коррупционеры. Узбек средних лет занимался извозом на такси без лицензии, ежемесячно платил ментам 2,5 тысячи рублей, чтобы его не трогали. И они долго его не трогали, но в день одного из платежей оформили на него дело за дачу взятки. Победили доблестные менты коррупционеров, «палку» в отчетах поставили! Суд дал узбеку год лагерей, но он почти весь год просидел в Бутырке под следствием (а что было расследовать?), теперь ему нужно «на этап» (ехать в лагерь), но срок его заключения в лагерях уже практически заканчивается в Бутырке, и уже пережившие «этап» опытные арестанты в камере были уверены, что до лагеря он не успеет доехать — его надо будет выпускать на свободу.
Угонщики автомобилей нужны? «Их есть у нас!». Перед моим переводом из общей «хаты» в БС к нам привели мужика лет 30 с вытаращенными от изумления глазами. Сильно перепил по какому-то поводу, очнулся в КПЗ, менты ему сообщили, что нашли его во вскрытой автомашине, поэтому оформляют дело за попытку угона автомобиля. Его, естественно, сокамерники спросили, угон какой машины ему «шьют»? Сообщил, что «жигулей», все в камере согласились, что это по-божески, могли бы и «гелендваген» или «ланчу».
А вот мошенник. Незадолго до моего перемещения из Бутырки под домашний арест по ТВ сообщили, что в Мосгорсуде начато оглашение приговора по банде мошенников из 20 человек (четыре года назад было 21, но один уже умер в тюрьме), которые намошенничали, якобы, на миллиарды рублей (иногда это дело называли «делом Кол-центра»). Правда, описывая эту громкую победу правоохранительных органов и суда, журналисты как-то застенчиво сообщили, что на этом радостном событии оглашения приговора отсутствуют потерпевшие. И постеснялись сообщить, что в конечном итоге обвинение смогло придумать убытков, которые якобы нанес этот 21 мошенник гражданам, на сумму только на полтора миллиона рублей, то есть в среднем по 70 тысяч рублей на каждого «мошенника».
Так вот, в общей камере со мною сидел и один из «мошенников» по этому делу. Гагауз-строитель, который на зиму устроился на работу в эту организацию (Кол-центр), рекламирующую разного рода услуги. Его задачей было принимать по телефону звонки от желающих воспользоваться услугами экстрасенсов и направлять клиентов к этим экстрасенсам. А уже у экстрасенсов люди платили в кассу деньги за их услуги. Причем этот гагауз не успел проработать даже месяц испытательного срока до того, как наши доблестные правоохранители организовали облаву и гагауза арестовали вместе с остальными работниками этой организации как мошенника, который, зная, что экстрасенсы не помогают, посылал к ним клиентов. Вот такой мошенник! Что интересно, к самим экстрасенсам правоохранители никаких претензий не имеют! Экстрасенсы брали у клиентов деньги и за эти деньги пудрили им мозги, но они не мошенники, а мошенники те, кто посылал к ним клиентов. Знай наше правосудие!
Следователи через год следствия все-таки нашли и тех, кто «потерпел» от этого гагауза, но оба этих «потерпевших» к началу суда исчезли. Кстати, вообще обо всех потерпевших по этому делу гагауз рассказал так. На суде было объявлено, что будут заслушиваться показания всех потерпевших, но неожиданно оказалось, что следователи нашли таких потерпевших всего человек семь на 20 «мошенников». Начали выступать эти потерпевшие и один за другим начали говорить, что никаких претензий ни к кому из подсудимых они не имеют, а попали в дело потому, что несколько лет назад следователи соблазнили их якобы возвратом заплаченных ими когда-то сумм, и они, не понимая, о чем идет речь, согласились быть потерпевшими. Кроме того, «потерпевшие» начали заявлять, что показаний, имеющихся в деле, они следователям не давали, подписи под показаниями тоже не их. В связи с такими показаниями первых «потерпевших» судья не стал всех остальных вообще выслушивать. Так что вопрос даже об этих полутора миллионах рублей убытков, нанесенных гражданам этими 21 человеком, остался под сомнением.
Я прекрасно понимаю, что это сведения «от преступника», а как ему верить? Он же может все врать! Может, почему нет. Понимаете, я бы тоже ему не особо верил, если бы не обвинительное заключение по этому делу. Обвинительное заключение — это документ, в котором следствие доказывает вину обвиняемого. Этот документ обязан прочесть не только обвиняемый, но и прокурор, обвиняющий его в суде, и судья. Так вот, этому гагаузу привезли в камеру от следователя обвинительное заключение на 50 тысячах страницах формата А-4. Вы представляете себе документ в 50 тысяч страниц А-4, заполненный текстом со шрифтом в 10 кеглей? Если читать быстро и не тратить на страницу более чем 3 минуты, то потребуется 150 тысяч минут, или 2,5 тысячи часов, при 8-часовом рабочем дне и пятидневной рабочей неделе — почти 15 месяцев! А в объеме это полтора десятка пачек размером со стандартный лист и высотой сантиметров 40.
Дело в том, что арестанты находятся в условиях, когда вынуждены беречь все. И на момент моего сидения в этой «общей хате» часть этих пачек была уже обтянута старыми тряпками и превращена в табуреточки в курилке перед выходом из камеры. А часть бумаги все еще использовалась арестантами для подстилки при ожиданиях в тесных камерах в судах Москвы — ими арестанты устилали пол этих камер, чтобы на нем полежать, поскольку в суды всех арестантов забирают автозаками рано утром, а слушание может быть назначено, скажем, на 16–00 часов. Я бы, может, и не поверил бы этому «мошеннику»-гагаузу, если бы не видел этих пачек его «обвинительного заключения», которое никто никогда не читал в силу того, что его и невозможно прочесть.
Гагауз рассказал, что когда они возмутились на циничное беззаконие (эти листы «обвинительного заключения» даже не были пронумерованы и в них невозможно было найти, кого и в чем обвиняют), то судья им нагло заявил, что он может, конечно, заставить следователей пронумеровать страницы обвинительного заключения, но это займет у них еще год. Подсудимые хотят еще год сидеть в Бутырке? Подсудимые сдались, и, глядя на этого гагауза, можно было понять, почему — кожа гагауза уже была смертельной белизны. Ведь он сидел уже четыре года (!), не видя солнечного света. А прокурор запросил ему 7 лет. Сколько ему реально выписал судья, не знаю, но, во всяком случае, не меньше четырех уж точно.
А Васильева, реально укравшая миллиарды, уже на свободе…
В Бутырке у арестантов полная уверенность, что следователи, прокуроры и судьи Рашки ни с какой преступностью не борются, поскольку все реальные преступники в Рашке просто от них откупаются, а сажают самых бедных и безответных. Один наркоман с горечью говорил, что следователь через адвоката предложил ему переквалифицировать статью, по которой обвинялся этот наркоман, на более легкую, но из расчета миллион рублей за год снижения наказания. «Но семью и так адвокат разоряет, где я еще деньги возьму?» — сетовал бедный наркоман.
Сидело в «общей хате» и человек 8 бизнесменов по статье о мошенничестве, правда, бизнесменов очень «средней руки» — из тех, которых государственные паразиты всех сортов уже разорили до состояния, когда откупиться им стало нечем. Да и следователям и судьям нужно отчитываться о борьбе с «экономическими преступлениями», посему, по данным из тюрем и лагерей, в Рашке уже сидит около 60 тысяч предпринимателей, предприятия которых суды России разорили, успешно добивая остатки нашей экономики.
Вот прочел откровения человека, зарабатывавшего на изготовлении фальшивых дипломов: «В начале 13-го года я попал на такую «контрольную закупку». После того я ушел из бизнеса. А тогда мне позвонили, заказали диплом и назначили место встречи в метро. Приезжаю, а меня встречают двое и показывают документы, что они из полиции. Я уже развез заказов на 200 тысяч рублей, и оставались еще дипломы на такую же сумму. Меня посадили в машину и начали пугать 239-й статьей Уголовного кодекса. Говорили, повезем в отделение, оформим протокол, задержим, потом пойдешь под суд.
Я уже знал (ребята рассказывали), что нужно делать. Я сказал: возьмите деньги, которые уже получил с клиентов. Они согласились. И более того. Они сами предложили отвезти меня к другим клиентам, чтобы получить еще 200 тысяч. Четыре часа я катался с ними на полицейской машине по Москве, встречался с клиентами, получал деньги и сдавал их этим двоим.
Был только один показательный удар полиции по нашему бизнесу, в 2012 году. Маски-шоу нагрянули на квартиру человека, который снабжал печатями всю Москву. Ворвались, переломали станки, мебель порушили, жену и детей держали под дулами автоматов. Это все показывали по телевизору. Но, как и во всех других случаях, полиция всех отпустила. Ведь никто на самом деле не хочет, чтобы этот бизнес закрылся».
Хорошо, подлость и потребность «правохранителей» в фабрикации дел понятна, но зачем им нужен непомерный срок следствия, который стал нормой и который обеспечивает заполнение следственных изоляторов? С одной стороны, большое количество заключенных, содержание которых обходится в 30 тысяч рублей в месяц, дает огромные денежные потоки, часть которых, разумеется, прилипает к лапкам тех, кто эти потоки направляет. Где-то еще в середине 90-х Боровой, тогда депутат, сообщил, что для того, чтобы стать судьей Верховного Суда, нужно заплатить взятку в 2 миллиона долларов. И ни один судья Верховного Суда, надо сказать, Борового не опроверг и не потребовал возбудить против него уголовное дело за клевету. Но ведь как-то же потом судьи ВС эти деньги отбивают. Видимый путь — взятки. Но ведь возможен и плохо видимый путь — проценты от денежных потоков от содержания арестантов.
Значит, есть в России лица, заинтересованные, чтобы тюрьмы были всегда заполнены. Не так ли?
Но все же это сложное объяснение, а в среде арестантов непомерное продление срока следствия имеет простое объяснение — это наглая бесцеремонная пытка. На воле трудно представить себе условия тюрьмы — в этих условиях надо побывать, чтобы понять, что значит проводить месяцы и годы в замкнутом помещении, скажем, в камере в блоке БС Бутырки — на 10 квадратных метрах отгороженный ширмочкой унитаз и четыре человека арестантов. Это лучшие камеры Бутырки! Из уважения ко мне и по требованию правозащитников меня перевели из общей камеры в такую. И вот на этой площади ты находишься круглые сутки месяцами и годами.
Опытные арестанты мне с усмешкой рассказывали о действенности вот такого затягивания подонками-следователями времени следствия: «Приходит такой арестант в хату и заявляет, что он не виновен, что его адвокат это докажет. Месяца через два его настроение падает, через полгода он готов идти на сотрудничество со следствием, а через год готов по своему сфальсифицированному следствием делу все признать, лишь бы быстрее суд и быстрее вырваться из Бутырки на зону». То есть правоохранители используют продление сроков следствия, чтобы пыткой тюремного заключения и подлостью судей, не обращающих никакого внимания на доводы адвокатов, заставить невиновных признать себя виновными.
Поделиться книгой: