Помоги проекту - поделись книгой:
— Вот еще предложения по усилению штата с доказательствами. Вы уж, Алексей Николаевич, там дайте ход. А то как в бездонную пропасть: пишешь, пишешь…
Но Желязовский вдруг заговорил о другом:
— Так значит, министр финансов обеспокоен письмом оценщика? Мы, если честно, придаем ему гораздо меньше значения.
— С тех пор, как Софья Спиридонова стала Витте, его интересует эта женщина, а значит, и ее муж.
— Но ведь они почти не общаются, — возразил коллежский асессор.
— Это так, — подтвердил Лыков. — Они и раньше не очень ладили. Когда в восьмидесятых годах Витте жил у вас в Киеве, то приемную дочь видеть не хотел, и та воспитывалась в институте. Десять лет назад Сергей Юльевич перебрался в столицу, где и началась его сказочная карьера. Там он обвенчался наконец с Иваненко-Спиридоновой, и они вызвали Софью к себе. Вдруг мать ее внезапно умерла, и приемный отец остался один на один с приемной дочерью. Но, как я понял, отношения не сложились. Барышня Витте невзлюбила. К тому же он быстренько повстречал другую женщину. Витте поступил довольно порядочно: он взял Софью из Киева к себе в Петербург и обещал приданое. Как раз вовремя подвернулся Михаил Меринг и сделал предложение. Он состоит со своей женой в отдаленном родстве: их матери обе урожденные Иваненко. Но церковь брак разрешила, и Михаил увез Софью назад в Киев. Он уволился из Министерства финансов и начал операции с наследством. Для этих операций понадобились сначала акционерное строительное общество, а потом банк. И вот теперь до Витте стали доходить слухи, что Меринг ведет свои дела нечисто. И министр опасается, чтобы зять не втянул тестя-сановника в какие-нибудь аферы. У министра много врагов, и они охотно воспользуются любой сплетней, чтобы навредить ему. Поэтому я здесь.
Киевляне слушали внимательно. Хотя у Лыкова сложилось впечатление, что он не сказал им ничего нового…
— Так что Афонасопуло надо найти, — подвел итог надворный советник.
— Ах да, Афонасопуло, — спохватился полицмейстер. — Северин Янович, сведите нашего гостя с тем, кто занимается у вас дознанием об его пропаже. Я правильно помню, это Асланов?
— Точно так, господин полковник.
— Вот и проводите. Ничего не утаивать, оказать полное содействие. Алексей Николаевич еще, может быть, послужит чаяниям киевской полиции…
Два сыщика вышли из громадного здания присутственных мест. Пристав объяснил, что идти им в соседний подъезд. Сыскное отделение помещалось на третьем этаже Старокиевского полицейского участка, что на углу Большой Владимирской и Большой Житомирской.
Лыков спросил Желязовского:
— Что за фамилия такая — Асланов? Он нерусский?
— Из крымских татар.
— А кто он по должности?
— Тут, Алексей Николаевич, надобно пояснить.
— Так поясните.
— По штатам сыскного отделения, кроме меня, других чиновников не полагается.
— То есть как? — удивился Лыков. — А кто ведет канцелярию, регистрацию и учет?
— Городовые.
— Не понял, простите. — Питерец остановился и прихватил киевлянина за рукав. — Что, и помощника даже нет?
— Нет.
Алексей Николаевич пригляделся к коллежскому асессору, потом отвел его в сторону.
— Пожалуйста, сообщите мне весь ваш штат.
— Двадцать три человека. Из них чиновник один я да еще два околоточных надзирателя. И двадцать городовых.
— Простых городовых? Это и есть ваши сыщики?
— Точно так. Четверо из них, так сказать, бюрократы. Один заведует столом личного задержания, другой — столом наблюдения и справок, третий — столом происшествий и регистрации, четвертый ведет все делопроизводство.
— Сколько же они жалования получают за такую службу?
— Двадцать пять рублей шестнадцать копеек в месяц.
Лыков некоторое время обдумывал услышанное. Потом потряс головой:
— Этого не может быть.
— У нас может, Алексей Николаевич.
— М-да… А остальные чем заняты?
— Два околоточных руководят дознаниями. И шестнадцать городовых у них в прямом подчинении. На этих все: наружное наблюдение, агентурное осведомление, аресты и задержания, розыск похищенного, предупреждение преступлений.
— Асланов — один из двух надзирателей?
— Да. Я разбил сыскных городовых на отряды, каждым командует свой околоточный. Дело Афонасопуло ведет Спиридон. Сейчас я вас с ним познакомлю. От себя скажу, что человек он восточный, хотя и крещеный…
— Сменил веру?
— …и весьма способный к сыскной работе. Держит всех в кулаке. Сведениям Спиридона Федоровича можно доверять.
Сыскное отделение занимало целый этаж, недавно надстроенный. В комнатах еще не выветрился запах краски. Сыщики-городовые почти все были в партикулярном платье. Это чтобы не бросаться в глаза, пояснил Желязовский, сам одетый, как варшавяк-щеголь…
Он вызвал Асланова в кабинет. Это оказался рослый плотный мужчина, смуглый, с вкрадчивым взглядом. Лицо у него было веселое и лихое. Присмотревшись, питерец понял, что веселого там было немного. Скорее внутренняя, тщательно скрываемая свирепость. Надзиратель больше походил на абрека, нежели на слугу закона. Густые, загнутые кверху усы делали его по-своему симпатичным. Что-то киевские сыщики сплошь красавцы…
Желязовский представил гостя и приказал ознакомить его с ходом дознания. Надзиратель сделал короткий толковый доклад. Из него следовало, что Афонасопуло мог стать жертвой грантовщиков[12] Никольской слободы. Проведенными мероприятиями установлено, что оценщик по образу жизни игрок. А крупная, разрешенная законом игра в Киеве ведется всего в нескольких местах. Среди них Купеческий клуб и рестораны «Эрмитаж» и «Босфор» на Трухановом острове. Во всех этих заведениях Афонасопуло хорошо знали — и пускали неохотно. Оказалось, он задержал платежи по долгам. И хотя потом отдал, ему рекомендовали больше не приходить. Но маньяк уже не мог, видимо, обходиться без зеленого сукна. И он стал посещать четвертое место, самое нехорошее — клуб-варьете «Венеция» в Никольской слободе.
Заодно Асланов объяснил командированному, что такое эта слобода. Она расположена на левом берегу Днепра, напротив Николаевского цепного моста. Начиналась как предмостное укрепление, а потом стала крупным пригородом с разнородным населением.
— В чем ее соль? — спросил Лыков.
Надзиратель ответил:
— Административно это уже не Киев, а Черниговская губерния. Надеюсь, ваше высокоблагородие понимает…
Надворный советник, разумеется, понял. Уголовные с того берега делают налеты на город, а потом возвращаются к себе в слободу. И киевская полиция теряет их из виду. А черниговская пока получит от соседей запрос, пока сообразит, что ответить… Глядишь, еще кого-нибудь зарежут.
— Весь левый берег напротив Киева относится к Остёрскому уезду упомянутой губернии, — продолжил Асланов. — Слобод несколько: Поварская, Предмостная, Воскресенская и самая криминальная — Никольская. Силы полиции в уезде, сами знаете, невелики. А населения двадцать тысяч. Сообщение с Киевом обычно пароходами и по мосту. Но сейчас мост перестилают. Он висел на цепях, а теперь будет находиться на новом прочном основании. Пешеходов и экипажи пускать запретили. Теперь лишь по воде. Вот наш герой и шастал туда-сюда чуть не каждый вечер.
— Как вы это выяснили? Нашли перевозчиков?
— Так точно, ваше высокоблагородие.
— Называйте меня Алексей Николаевич. А вы неужели по отчеству Федорович?
Татарин усмехнулся:
— Папашу моего звали Файзула. Но тут переделали по-своему. Я уж привык.
— Понял, Спиридон Федорович. Перевозчики опознали Афонасопуло?
— Да, я предъявил карточку. Билетеры судов в один голос сказали: был такой, часто ездил. Вечером в слободу, а ночью, на последнем пароходе — в Киев. Не любовь же он там крутил. Играл, понятное дело.
— Думаете, его там же в слободе и приткнули?
— Могли там, могли и в другом месте. Надо тело искать.
Надзиратель покосился на Желязовского. Пристав скривился:
— В этой точке мы со Спиридоном не сошлись. Я считаю — и полицмейстер вместе со мной — что рано хоронить Афонасопуло. Вдруг накопил карточных долгов да и ударился в бега? Нет тела, нет и дела.
— Знакомая песня, — мрачно прокомментировал Лыков. — Все время ее слышу. А вы, Спиридон Федорович, готовы спорить с начальством?
И тут татарин его удивил.
— Готов, — ответил он.
— Давайте аргументы.
— Доказательств, верно, нет. Пока труп не найдем, все догадки. Но ожидания у меня самые дурные. Думаю, здесь убийство. А тело надо искать в Днепре.
Коллежский асессор даже присвистнул.
— Почему именно в Днепре? — спросил он.
— Таков обычай у наших головорезов, — спокойно парировал надзиратель. — Концы в воду. Всегда оно эдак-то делалось.
— Опомнись, Спиридон! — повысил голос Желязовский. — Что приезжий человек об Киеве подумает? В прошлом году было девять убийств, и все наше отделение раскрыло. И правда, два тела в реке отыскали. Но еще семь — где попало, даже в Лавре жмурика нашли.
— Девять убийств — это по официальной отчетности, — как ни в чем не бывало возразил Асланов. — А сколько людей пропало без вести? Больше пятидесяти. И считаю, все они там, в Днепре.
— Да почему же?! Утопленники имеют привычку всплывать, если ты не знал. Нету в городе полста утопленников!
— В городе нет, потому что их течением вниз сносит.
— Что, прямо до Черного моря? Или только до днепровских порогов? Ну ты чудак, а еще сыскной надзиратель.
Асланов обратился к Лыкову:
— Напротив города Черкасы, это двести верст ниже Киева, тянется полоса из водяных мельниц. Там их множество. Вот под ними все наши пропавшие и покоятся.
— То есть? Их размалывает лопастями?
— Именно так, Алексей Николаевич. Много тел, конечно, всплывает раньше. На быках моста часто их находят, или в пароходных колесах. Еще место, куда часто выбрасывает утопленников, — это Святославов брод. Иначе его называют Рудиново-Стайковские мели, шестьдесят верст ниже Киева у села Витачева. А кто доплыл до Черкас, того уж не ищи. Мельницы там стоят по правому берегу, и течение такое, что выносит тела прямо к ним. Представьте себе больше ста мельниц в одну шеренгу. А тело уж того… раздулось и подгнило. Его рвет на куски, а что остается, падает на дно и съедается рыбами.
Лыкова передернуло:
— Вы очень живо это обрисовали…
— Что ж делать, если так оно и есть?
Пристав желчно прокомментировал:
— У надзирателя Асланова богатое воображение. Полицейское начальство не разделяет его страшилок.
— Мне его версия представляется вполне убедительной, — возразил надворный советник. — Вы осматривали береговую полосу?
— В черте города это ни к чему. Случись утопленник, его сразу заметят. Внизу ежели, там не знаю.
— Предлагаю проверить все сводки о найденных неопознанных телах ниже Киева, вплоть до Черкас.
Желязовский пожал плечами:
— Если вы считаете нужным…
— Считаю, Северин Янович. Распорядитесь, пожалуйста.
Догадка надзирателя неожиданно подтвердилась уже на следующее утро. В колесо парохода «Десна», проплывавшего мимо народных купален, угодило тело мужчины. Его отвезли в анатомический покой при Александровской больнице. Лыков с Аслановым приехали туда и осмотрели труп в присутствии врача. Околоточный по фотокарточке опознал в утопленнике Афонасопуло. Хотя тело сильно раздулось, характерные черты лица не изменились. Доктор отказался дать определенное заключение о причинах смерти. Тело было сильно помято лопастями колеса, руки и ноги сломаны, голова пробита. Алексей Николаевич потребовал вскрыть легкие, и выяснилось, что воды в них нет. Значит, оценщика в Днепр бросили уже бездыханным!
Полицейские, не откладывая дело в долгий ящик, поехали на Лабораторную. Оказалось, что квартиру Афонасопуло еще не обыскивали. Спиридон Федорович вызвал помощника пристава, взял в понятые дворника с коридорным и произвел досмотр. Ничего интересного обнаружить не удалось, кроме одной расписки. В ней незнакомым почерком было накарябано: «Дано мною, Гершко Кутиком, 200 (двести) рублей Платону Ивановичу Афонасопуло в счет оценки принадлежащего мне на праве собственности здания в Новом строении по улице Полицейской номер три. Указанный Афонасопуло согласен, что, в случае получения мною ссуды в Городском кредитном обществе менее двадцати тысяч рублей, он, Афонасопуло, возвращает мне уплаченную сумму в 200 (двести) рублей». Ниже другой рукой было дописано: «Я, Платон Афонасопуло, подтверждаю обязательство вернуть двести рублей Гершко Кутику, если он не получит в банке ссуду от двадцати тысяч рублей под залог своей недвижимости по Полицейской улице».
Лыков прочитал расписку и развел руками:
— И он еще писал кляузы? Ведь это же взятка!
— Конечно, — согласился надзиратель. — И заметьте вот что: банк другой, не тот, в котором служил покойный.
— Действительно, он числился в Киевском частном коммерческом, а тут какое-то кредитное общество. Что вы о нем скажете, Спиридон Федорович?
— Это второй из здешних банков, который широко ссужает жилищное строительство. А председатель правления там Шлейфер.
— Как? Тот самый? — удивился надворный советник. — Который с Мерингом состоит в одной лавочке?
— Тот самый, — усмехнулся татарин. — У вас в таких случаях говорят: рука руку моет.
— М-да… В письме министру внутренних дел Афонасопуло обвиняет Шлейфера в сговоре с Мерингом. А сам при этом берет деньги с клиентов за то, что завышает стоимость залога. Ведь две сотни ему дали именно за это.
— Конечно. В расписке прямо сказано: если ссуда будет маленькой, не такой, какую хочет Кутик, то деньги возвращаются.
— Вот только почему она оказалась у оценщика? — усомнился питерец. — Логичнее было бы найти ее у займодавца.
— Да просто написали в двух экземплярах, — предположил киевлянин. — Этот достался покойнику.
Поделиться книгой: