Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: За кулисами - Дитер Болен на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Норочка, женушка Toмacа, совершенно разволновалась и испытала сильный жар. Ее мечтой маленькой девочки было пожать однажды руку живой принцессе. Знатность рода, вот что было для Норочки олицетворением крутизны. Это было заложено в ее белокурый микрокосм самим Господом Богом. Она охотно отдала бы за это левую ягодицу и свои двадцать пять цепочек от Картье в придачу. Главное — поговорить со «Стеф».

Даже у Toмacа дыхание участилось. Он сидел в своей костюмерной и повторял как робот: «Нельзя ли как–нибудь сделать так, чтобы Норочка и я познакомились с этой Стефани фон Монако? Наверное, можно как–нибудь устроить, чтобы мы познакомились! Итак, может, мы с ней познакомимся? Я уверен, ей тоже было бы приятно». Это было почти невыносимо.

Я счел это кривляние излишне манерным (конечно же, потому, что сам себя чувствовал таким маленьким, крошечным, незначительным). Вот, признался! Тогда эта леди выглядела, прямо как сладкая куколка: супер–миленькое личико, супер–хрупкая фигурка. Маленькая, милая принцесса на горошине, будто только что из сказки. (Сейчас почти забываешь, как круто она выглядела, стоит только поглядеть на нее: мужицкие плечи подводного диверсанта. Тысяча татуировок. Дешевые походные шмотки. Тогдашняя Стефани, напротив, сверкала так, будто непосредственно за «Мисс Диско» следовал конкурс на лучший костюм конца света).

Но правда заключается еще и в том, что вся эта шумиха была зверски несправедлива. Хотя, в Монако и во Франции «Irresistible» все–таки была мега–хитом. Но в Германии она находилась на втором месте после моего маленького «Brother Louie». И вдруг — мы не интересуем ни одну собаку. Я и мой Модерн Токинг словно и не существовали больше.

Признался! Собственно говоря, «Irresistible» была клевой песней. Каким бы сверхъестественным не было появление принцессы Стефани, ее голосбыл не менее сенсационно пискляв: она верещала своим тонюсеньким слабеньким голосочком «Ми–ми–ми», совершенно не попадая в тон. Сегодня, конечно, это не было бы проблемой. Одно нажатие кнопки, и современные саунд–компьютеры аккуратно украсили бы ее «ми–ми–ми» всякими там «брумм–брумм–брумм».

Тогда же продюсеры Стефани спасались тем, что тысячекратно копировали ее «ми–ми–ми» и накладывали друг на друга. И к тому же записывали хор, подпевавший во все горло. Получался премилый звуковой клейстер на любой вкус.

Но, в конце концов, это не было решающим фактором для успеха «Irresistible». Намного важнее было то, что здесь пела самая настоящая двадцатиоднолетняя принцесса на выданье, прямиком с французской Ривьеры. Дочь Грейс Келли. Сестра несчастной–разнесчастной Каролины. Которая так жестоко–прежестоко была обманута этим гадким–прегадким Филиппом Жюно. Нечто подобное восхищает какую–нибудь домохозяйку с юга Германии посильнее, чем появление президента Кеннеди.

В конце концов, Toмac и Норочка решили проблему встречи с принцессой в свойственной им манере. После того, как они безо всякого успеха поупрашивали всех менеджеров, перепробовали все возможные варианты, чтобы прицепиться к объекту своей страсти, они просто вылепили свою собственную правду.

«Так какова же принцесса? Вы разговаривали с ней?» — интересовался репортер у Модерн Токинг.

«Да», — сказал он, глазом не моргнув, — «замечаааательная женщина! Такаааая очаровательная! Мы с Норой великолеееепно с ней побеседовали. С глазу на глаз. В уюууутном кругу» — здесь он сделал многозначную паузу, — «Даааа, я думаю, мы как–нибудь навестим ее в Монако!..»

Я думал, что ослышался. Это был величайший абсурд всех времен и народов. Как хорошо, что принцесса не знала немецкого! Совершенно точно, что этого маленького Мюнхгаузена она в глаза не видела.

В следующий раз я встретил Стефани несколько месяцев спустя на совместном концерте в Париже.

К сожалению, «Irresistible» оказалась хитом–однодневкой, и в европейские чарты Стефани был путь заказан. Ну и начхать. Во Франции она, как и прежде, была суперзвездой. В этом отношении домохозяйки к северу от Парижа ничем не отличались от домохозяек с юга Германии.

До меня в то время частенько стали доходить слухи, что принцесса очень любит вечеринки. В этом отношении на слухи, которыми полнится эта отрасль шоу–бизнеса, вполне можно положиться. Поговаривали, что леди меняет мужчин, как перчатки. Этого я не мог понять. Возможно, она делала это для самоутверждения. Или готовилась к олимпиаде по какому–то неизвестному мне виду спорта.

Вот так часто и случается. На время передачи в Париже каждому музыканту был предоставлен домик на колесах в качестве костюмерной. Уборная Стефани совершенно случайно оказалась справа от моей. Не успел я к полудню перебраться на новое место жительства, как по соседству тоже рьяно принялись за дело: резиденция ее высочества раскачивалась, тряслась и ездила туда–сюда. К тому же слышалось учащенное дыхание и стоны, так что я не мог ни на чем сосредоточиться. И пока я наслаждался представлением и думал: «Ага! Так–так! Черт побери! Круто! Кто бы подумал?», у соседа слева лопнуло терпение. Он в сердцах постучал в дверь к принцессе и заорал, чтобы она вела себя потише.

Но едва он ушел, как все продолжилось с прежней громкостью. Время от времени до меня долетали отдельные слова, смысла которых я не понимал, потому что, к сожалению, разговор велся на французском. Но подавляющая часть беседы все равно велась на внеязыковом уровне.

Через 20 минут Стефани, вся взъерошенная, выглянула из своего домика на колесах и с довольным и как бы полупьяным выражением на лице. Она слегка оправила платье и пошла на репетицию. Я стал дожидаться появления парня, который добился таких нечеловеческих результатов. Но он так и не показался.

Через полчаса принцесса вернулась. Едва дверь домиказа ее спиной захлопнулась с громким «клак!», как все началось по новой. Следующий раунд самбы–румбы. То же качество звука, та же частота вибрации. Вот только занавески, к сожалению, оставались задернутыми. Как и прежде, это поразительное представление оставалось чисто акустическим.

А в мой домик на колесах как раз приперся безжалостный болтливый шеф из звукозаписывающей компании WEA. «Слушай, прикуси–ка язык!» — наехал я на него, — «Я хочу понять, что там происходит».

Вот так занимательно пролетел вечер. Мне, конечно, тоже нужно было идти репетировать. Но я старался каждый раз, когда выпадала такая возможность, быстренько возвращаться назад, чтобы не пропустить увлекательное продолжение.

Как ни жаль, и принцессе трижды приходилось уходить. Но каждый раз она возвращалась, зверски голодная.

Как же радовался я тому, что мне тогда все чаще приходилось наведываться во Францию! А все потому, что мы с Модерн Токинг, словно по абонементу, не слезали с первого места в чартах. Почти каждый второй уик–энд мы сидели на какой–нибудь телепередаче рядом с Жан — Полем Бельмондо и Катрин Денев и пели «Atlantis is calling» или «Cheri Cheri Lady».

В этом месте не могу не отпустить едкую колкость в адрес французского BMG. Если бы все всегда было так, как думают эти сони из парижского офиса, мы бы вообще никогда не попали на рынок.

«Нон, нон, все плевать хотели на такие песни! Сто процентов! Ничто подобное у нас не пройдет!» — возбужденно качали они головами. После чего их конкурент фирма WEA захапала себе права и продала аккурат миллион синглов.

Перед началом грандиозного Субботнего — Вечернего-Семейного — Телешоу нас, музыкантов, устроили на первом этажепарижской телестудии. По пути к своей костюмерной я прошел мимо распахнутой двери моей старой доброй подруги Стеф из Монако. Должен признать — дамочка оказалась на уровне. Она меня не разочаровала. На этот раз ее высочество в причудливой позе восседала прямо на столе вместе с каким–то типом. К сожалению, на этот раз мне не долго пришлось наслаждаться спектаклем. Потому что, когда парочка меня заметила, кто–то из них захлопнул ногой дверь.

Как уже было сказано, дама показалась мне достойной внимания, и я счел, что за нее стоило бы побороться. Конечно, она меня очаровывала. А тому, кто сейчас удивится, отчего это я не сразу взял след, поясню: я ведь правда, правда, правда, очень робок! Я никогда в жизни не заговорил бы просто так с посторонней женщиной. В этом смысле я туго соображаю. И уж приблизиться к принцессе я бы и вовсе не осмелился. Даже если бы это была распоследняя женщина на целой планете.

И все–таки в конце концов я получил великолепный шанс стать принцем Гримальди. На вечеринке после шоу Monaco Music Awards ее королевское высочество явилось на танцплощадку без телохранителей и придворных слизняков. Она пристроила свой благородный зад на расстоянии вытянутой руки от меня, бросила на меня исподволь кокетливый взгляд и подмигнула: тинк–тинк, тинк–тинк, тинк–тинк. А я только подумал: Вау! Она имеет в виду тебя! Теперь твоя очередь!

Иногда, если ты мужчина, ты просто понимаешь: эта женщина только и ждет, чтобы ты заговорил с ней. Если бы я вел себя по–другому! Ведь была тысяча разных возможностей!

А я, идиот, конечно, не смог выдавить ни слова и стоял, дурак дураком. Да и как я должен был с ней заговорить? А что, если она знала только французский? Французским я не владел. Потому что этот язык, как правило, раньше учили только девчонки. Прошло минуты три, потом моей Стеффи это надоело, и она свалила. Что за невезение!

Я и впрямь несколько недель злился сам на себя за то, то не смог прыгнуть выше головы. Известно же, кто смел — тот и съел. Но кто знает? Возможно, я избавил себя от множества страданий. Невозможно представить себе, чтобы Стефани вышлаза меня. Моя золовка, Каролина фон Монако, гарантированно считала бы меня чернью. И, возможно, Эрнст Август постарался бы отгородиться от меня стеной потолще.

Да и вообще, нужно ли это мужчине, быть «галочкой» на спинке кровати? Слева от «галочек» пятнадцати торговцев рыбой, поверх сорока трех слуг и двенадцати дрессировщиков слонов? Нет, не нужно.

Вот вам мое убеждение: если кто хочет быть действительно несчастной в этой жизни, той непременно нужно стать принцессой. Это как тюрьма, только без тюремщиков.

2002

Смертельная боязнь России или тяжелая новогодняя ночь

В новогоднюю ночь 2002 года я пытался угнаться сразу за двумя зайцами. И, конечно, из–за недостатка времени попал в неловкое положение.

С одной стороны, Модерн Токинг был заказан на два ночных концерта в Москве. С другой стороны, я поддался на уговоры РТЛ, выступить в первый день нового года на лыжном трамплине Гармиш Партенкирхен. Ровно в полдень «суперзвезды» должны были спеть небольшую серенаду. А я — аккомпанировать им на фортепиано.

И преодолеть расстояние в две тысячи километров по прямой через Белоруссию, Польшу и Чехию.

«А мне обязательно нужно присутствовать?» — пытался я отговорить телевизионщиков с РТЛ.

«А как же!» — услышал я в ответ, — «Всенепременнейше! Абсолютно!»

Тогда я поспешил к Toмacу и попытался договориться с ним: «Мы что, действительно должны выступать на этих смешных концертах в Москве?»

Но и здесь мне не дали договорить. «Ну да, слушай, это же легкотня! Всего лишь два маленьких концертика. Для тебя это не труднее, чем шевельнуть левой ягодицей, Дитер. Фанаты радуются. И при этом под конец у нас будет куча денег».

Единственной возможностью успеть на оба мероприятия было арендовать частный реактивный самолет на рейс Гамбург — Москва-Гармиш.

Toмac с Клаудией полетели в Москву рейсом из Кельна, а Эстефанию и меня тридцать первого декабря по полудни ожидала в аэропорту Гамбурга «Cessna Citation». Самый безопасный самолет из тех, что в настоящее время имеются в этой местности: два реактивных двигателя, скорость 760 километров в час, стоимость шесть миллионов.

Когда мы приземлились в Москве, было двадцать два часа, минус сто градусов мороза и вокруг громоздились сугробы. «Вы загоняете самолеты на ночь в ангар?» — поинтересовался я у пилотов, как только мы выбрались на улицу.

«Да–да», — ответили они, — «ясное дело, мы загоняем их в ангар».

«Окей», — напомнил я им еще раз, — «значит, мы вылетаем завтра в шесть».

В «отеле князя Гранафова Таковского — Растаковского» мы столкнулись с Toмacом и его женой Клаудией. Отсюданам предстояло ехать на двух замученных «Ладах»: одна, белая, как снежная королева, (для Toмacа и его кисоньки), а другая черная, как врата ада, (для меня и Эстефании). Все это устроил Toмac и его менеджер Лутц.

«Эй, а вообще, как долго нам придется ехать?» — поинтересовался я.

«Ох, минут десять, Дитер», — ответил мне Toмac, — «это почти здесь, за углом». И он уселся в свою колымагу.

Наш автомобильный караван, скользя и качаясь, двинулся в путь. Справа и слева громоздились метровые айсберги. Мы все ехали и ехали. Постепенно фонарей становилось все меньше, а темнота все гуще. Водителям с трудом удавалось удерживать машины на дороге. В довершение всего еще и печка была при последнем издыхании. Мы с Эстефанией сидели, прижавшись друг к другу, словно брат с сестрой из Фильма «Рудольф, северный олень».

И вдруг у меня в голове пронеслось: «Дитер, никакая это не концертная поездка. Это похищение!» В тот же миг обе машины выехали куда–то чуть правее края света. Водители выскочили и в голос заспорили: «Родельдомский, Шнавомский, бу–бу–бу». Ясное дело, речь шла о верной дороге.

Я, совершенно замерзший, выскочил из машины и постучал в окошко Toмacу: «Скажи–ка», — рявкнул я, — «и как это здесь начнется этот странный концерт? Да здесь же кругом настоящие пампасы. И почему это мы с Эстефанией сидим в этой салатнице, а не в вездеходном джипе? Такого дерьма, как здесь, мне и даром не надо! Я этого не просил! Вы все здесь с ума посходили!»

«Да–да», — успокаивал меня Toмac, — «все вышло немножко глупо. Но мы сейчас будем на месте».

Прошло битых полчаса, — до полуночи оставалось всего ничего — прежде чем мы добрались наконец до цели нашего путешествия — жуткого вида стеклянному многоцелевому павильону на каком–то Шиотри — Нивотни-Нярске где–то в заднице у дьявола.

Мы пошли в комнату отдыха на первом этаже. Я нахмурился. В тот же миг Клаудия впала в истерику, будто Норочка II: «Я совсем не понимаю, что с тобой, Дитер! Не валяй дурака! Все не так уж плохо!». А потом скомандовала Toмacу: «Пойдем! Давай спустимся вниз в VIP-зал. И наплевать, что будут делать эти двое!»

VIP-пространство оказалось всего–навсего столом в зале, битком набитом пьющими веселящимися русскими. Здесь Клаудия с Toмacом ложками уплели гору красной икры, причем на халяву.

И вот, час по полуночи. Наш выход. А потом мы с Эстефанией снова залезли в наш черный холодильникна колесах, чтобы ехать на следующий концерт. Якобы, тоже в десяти минутах езды. Сюрприз, сюрприз! Мы снова проехали, трясясь, полтора часа по бездорожью.

Вот до чего дошло «это же легкотня, Дитер! Как левой ягодицей шевельнуть».

Едва покончив со вторым концертом, я выловил Эстефанию. Мне нужно было только одно — поскорее в машину и в аэропорт. Было уже пять часов утра. Время поджимало.

Я издалека увидел самолет. Он стоял не в ангаре, а прямо так, посреди летного поля, намертво замороженный. И напоминал скорее домик–иглу на колесах, чем самолет. Плевать, думал я. Только бы убраться отсюда. Визжа и скрипя спустился трап, и мы с Эстефанией, насквозь промерзшие и смертельно уставшие, забрались внутрь.

«Послушайте, вы могли бы хоть отопление включить» — крикнул я в озлоблении пилотам. К тому времени я уже 36 часов беспрерывно был на ногах.

«Будет сделано!» — донеслось в ответ. Потом я услышал скребущий звук — это пилот еще раз вышел наружу, чтобы проделать себе глазок в обледенелом стекле. Наконец моторы завелись, мы развернулись на летном поле, но никакого отопления до сих пор не чувствовалось. Мы взлетели, поднялись на сто метров, двести, триста…

Мы с Эстефанией сидели и терлись друг о друга, как ненормальные, чтобы согреться. Кусачий мороз, по сравнению с которым холод, пережитый нами в автомобиле, показался почти ерундой. Мы не могли стучать зубами с той же скоростью, с какойзамерзали. «Что за дерьмо», — думал я, — «когда такая машина взлетает, как правило, становится тепло. Почемуна этот раз все не так!»

Наконец, через три четверти часа, мы ощутили первые теплые струйки воздуха. И в тот же миг Эcтeфaния вскрикнула: «Я вижу дым!»

А я в ответ: «Ну да, вот еще, дым она углядела!» Но потом и я учуял типичный запах, который появляется от горящего кабеля. «Верно!» — я принюхивался, — «воняет довольно своеобразно».

В тот же миг мы услыхали протяжный вой аварийной сигнализации: «Тююююют! Тююююют! Тююююют!» Сквозь клубы дыма, тянувшиеся из кабины, я увидел множество красных огоньков, которые — Блинк! Блинк! Блинк! — нервно подмигивали. Второй пилот как сумасшедший, жал на какие–то кнопки.

Моя маленькая Эcтeфaния расплакалась подлеменя. Я и сам смертельно перепугался.

«Вот что», — пилот, сидевший в двух метрах от нас, в эту минуту повернулся к нам лицом, — «может так получиться, что вы сейчас потеряете сознание. Дело в том, что у нас только одна кислородная маска, и, к сожалению, она необходима мне!»

Сказано — сделано. Он натянул себе на нос противогаз, точь–в–точь такой, какие носили во Вторую Мировую Войну. А я все время думал только об одном: сохраняй спокойствие, Дитер! Сохраняй спокойствие! Твоя малышка рядом с тобой! Если ты потеряешь самообладание, ей станет совсем плохо.

Дым становился непереносимым, по салону расползалась ядовитая химическая вонь. Эcтeфaния дрожала, как осиновый лист. Я заметил, что и сам начинаю терять контроль над собственным телом. Всем своим нутром я ожидал, что в любую минуту раздастся ужасный треск. И ребенку понятно, что если самолет загорится, рано или поздно вспыхнет керосин. Потом раздастся «Пенг!», и тебя больше нет. Ты — история. Разорван на тысячу кусочков. Я сидел и думал об одно и то же, как заведенный: когда же раздастся взрыв? Когда же раздастся взрыв? Это твои последние секунды перед взрывом?

Пилоты увели самолет в пике. Я исходил из того, что они попытаются посадить самолет на ближайшем пастбище. Но вместо этого, как я понял, они решили любой ценой дотянуть до Чертова Беремища под Киевом.

Но я тогда не знал, что для пилота играет роль не только безопасность пассажиров, но и сохранность машины. За таким поведением стоят жесткие экономические измышления: если самолет стоимостью в шесть миллионов развалится на каком–нибудь поле, шеф наверняка разозлится. Отсюда главнейший приоритет: сперва посадитьмашину, целую и невредимую. А потом поглядеть, что там еще осталось.

Мать твою, Дитер Болен, — ругался я. Ради каких–то идиотских новогодних прыжков с трамплина ты делаешь в России свой последний вздох! Ради нескольких паршивых пластинок, которые разойдутся большим тиражом, ты рискуешь своей жизнью, болван! Почему ты не полетел рейсовым самолетом, как все приличные люди? Как мог ты оказаться таким кретином, который поставил свою жизнь на карту ради трех минут бренчания на фортепиано? Больше всего мне хотелось самому себе набить морду.

Я кинул взгляд налево, туда, где в голос рыдала Эcтeфaния. Это из–за меня она сидела сейчас в падающем самолете. Это я втянул ее в эту поездку. «Послушай уже ничего не происходит», — пытался я утешить ее, — «все будет хорошо…» Меня мучило громадное чувство вины.

Вдруг раздалось непонятное «Вуммм!», «Вуммм!», «Вуммм!». И вся «Сессна» затряслась и задрожала. «Спускайтесь! Мы должны спуститься! Мы должны сейчас же спуститься!» — заорал я в панике.

Через бортовой иллюминатор я увидел очертания города. И вдруг под нами вынырнуло летное поле. Со всех сторон помчались пожарные машины, полиция и «скорая помощь».

Раздалось «Таммм–тунг!» и «Румпс!» Шасси «Сессны» коснулось посадочной полосы. Мы проехали еще несколько сот метров. Потом машина остановилась.

У меня была только одна мысль: вон, скорее вон отсюда! Ничего больше не надо, только бы выбраться.

Я расстегнул ремень безопасности, подхватил под мышку совершенно беспомощную Эстефанию, которая лишь тяжело дышала, и побежал к трапу, который подъехал в тот же миг. Первое, что я ощутил, это ледяной, божественно свежий, божественно чистый русский зимний воздух. А затем многоголосое: «Оооооооооо! Модерррн Торрркинг!» пожарных и санитаров.

Не успел я спуститься по трапу с Эстефанией под мышкой, как у меня уже просили автографы. Страна абсурда. Если бы это появилось в каком–нибудь сценарии, все бы сказали: глупые сказки! А я стоял и как сумасшедший выводил свое имя на шлемах и униформах. (Позднее я узнал, что эти господа нас бы не спасли. Потому что вода в пожарных машинах замерзла).

Выяснилось, что аэропорт Киева по случаю Нового Года был закрыт и потому смог предоставить какое–то подобиеслужбы первой помощи. Эстефанию, пилотов, багаж и меня на грузовике доставили в здание аэровокзала. Даже там мороз достигал минус десяти градусов. Из экономии не топили. Мы с Эстефанией первым делом открыли чемоданы и натянули по пять свитеров.

Внизу в подвале в убогой комнатке сидело несколько уборщиц в шерстяных чулках. С двумя поклонниками из наземного персонала. Эдакие истинные русские с гнилыми пеньками вместо зубов во рту. Посреди комнаты стоял стол с колбасой, хлебом и водкой. Ясно, здесь праздновали Новый Год. Воняло испорченной едой.

«Вы пить водка!» — прозвучало приветствие, и нам передали два заляпанных стакана, — «Веррри гуд!»

Бабушки из бригады уборщиц приветственно подняли бокалы и выпили стаканы до дна. Окей! — подумал я. Почему бы и нет. Мы с Эстефанией тоже заложили за воротник, чтобы отметить пережитый ужас. На глаза у меня моментально навернулись слезы. Пойло оказалось просто Вырви — Глаз, восьмидесяти процентным Убийцей Печени. Эcтeфaния кашляла как ненормальная. Я хватал ртом воздух.

В честь праздника наши новые друзья предложили нам нечто, напоминающее колбасу: лепешки диаметром с банку для варенья, покрытые громадными красно–коричневыми пятнами. Возможно, изрубленный и перемолотый таежный пони. При чем тут пони? Может, это была рыба.

«О! Ньет! Ньет! Фулл! Фулл!» — и в оправдание я похлопал себя по животу. У меня возникло такое чувство, что кровь закипит сейчас в жилах. Старая, вонючая колбаса — это было бы слишком. Русские посмотрели на нас зло и обиженно. В общем, мы с Эстефанией проглотили один кусочек на двоих. А потом быстренько запили водкой. В надежде на то, что все живое, что копошилось в этом кусочке, теперь сдохло.

«Дррррринк моррррр, дррррринк моррр!» — подбадривали нас.

«Нет, нет! Никаких больше морррр!» — покачал я головой. Я хотел поскорей расправиться с делами, не торчать же там всю жизнь, — «Где здесь VIP-зал?»

Услышав это, бабушки вдруг повели себя совершенно по–деловому. Оказалось, что мы приземлились на взлетно–посадочной полосе города Киева. А это не бесплатно. Девятьсот долларов, пожалуйста. И VIP-зал, конечно, можно открыть. Но это стоило бы еще пятьсот долларов.

Суперзвёзды выступают в Гармиш Партенкирхен.

Вместо Дитера Болена за роялем суперзвезда Александр.

Скрипя зубами, пилоты заплатили эту бешеную цену, и мы смогли устроиться в не отапливаемом зале для важных персон. Нас все время окружалиаэропортовые служащие, бдительно следившие за тем, чтобы мы не стащили лимонад из морозильника.

Тем временем один из пилотов по мобильному позвонил в Германию: «Хорошая новость! Господин Болен!» — примчался он, — «Нам пришлют из Берлина другой самолет. Он доставит вас в Гармиш Партенкирхен».

Мы ждали. Час. Полтора часа. Два часа.

«Черт побери, гром и молния, когда же наконец прибудет обещанный самолет?» — задирал я одного из парней.

Никакого ответа.

К тому времени мне так и эдак было не успеть в Гармиш. Как раз пробило полдень. Через четыре часа, наконец, приземлился запасной самолет из Берлина. Еще через полчаса мы смогли взлететь. Оба пилота испорченной машины остались в аэропорту. Они получили четкие указания доставить в Гамбург «Сессну» стоимостью в шесть миллионов, летя на минимально допустимой высоте 300 метров. Ясное дело, не оставлять же такую штуковину без охраны в русской провинции. К утру от нее наверняка осталась бы пара деталей.

Получилось так, что мы с Эстефанией сели в самолет, как две капли воды похожий на тот, в котором мы чуть было не разбились. Отчего перед моим внутренним взором пробегали мрачные картины.

С тех пор я отказываюсь ото всего, что связано с маленькими самолетами. Слетать на «Сессне» чартерным рейсом из Майорки в Кельн — это без меня! Слетать на Мальту, чтобы пожать руку бургомистру? Пусть сам себе что–нибудь пожмет.

Я в тысячу раз охотнее возьму билет за 60 евро на рейс ЛТУ и отправлюсь на Балеарские острова. Сидишь себе в большом самолете и не чувствуешь никакой турбулентности. Кроме того, в больших самолетах замечательные большие туалеты, но это уже совсем другая история…



Поделиться книгой:

На главную
Назад