Неукротимая Сюзи

– Знаете ли вы, что если поедете дальше, вглубь Бретани, и попытаетесь добраться до Сен-Брие или Кемпера, то вам, возможно, доведется узнать, что ничего хорошего не ждет путников, едущих из Парижа в такие времена, как сейчас…

– А почему, позвольте вас спросить?

– Бретонцы не хотят, чтобы их провинцией и дальше управлял де Монтескье, тем более что он тесно связан с Мишо де Монтараном – казначеем, которого прислали из Парижа, чтобы он их разорил. Он дерет с них налоги без стыда и совести и относится к ним с таким презрением, что люди уже не выдерживают и их недовольство растет…

– Лично я вообще ничего не понимаю в политике, – сказала Сюзи.

Ее собеседник налил себе еще одну кружку сидра, встал и поднял свой стакан:

– Мы выдворим французов из Бретани! – рявкнул он.

Сидевшие за столом тоже подняли свои кружки и дружно крикнули:

– Bevet Breiz![41]

Увидев это, Сюзи сочла нужным заявить, что она не собирается ехать дальше Сен-Мало.

Выспаться ночью ей не удалось, потому что она очень долго не могла заснуть. Усталость, накопившаяся за пять дней поездки, и беспокойство по поводу того, как ее примут в Сен-Мало, отвлекали от мыслей о постигшем ее горе и лишали сна. Она вспоминала слово в слово фразы, сказанные Эдерной, когда они прощались друг с другом в монастыре: «Отправляйся в Сен-Мало, и, когда будешь стоять там на одной из крепостных стен, вспомни обо мне… Не забудь также заехать в родовой замок семьи Бонабан и познакомиться с его обитателями. Моему отцу и моему брату известно о твоем существовании, я писала им о тебе, и они знают, что ты для меня – даже больше, чем сестра». С тех пор прошло уже три года, а за три года очень многое могло измениться! Встретит ли она свою подругу в замке Бонабан? И как ее подруга теперь к ней отнесется? В те времена, когда они дружили, они были еще совсем юными и наивными девочками, ссорящимися с другими обитательницами монастыря и с монахинями, которые пытались их воспитывать… Теперь же, когда они стали взрослыми и когда их уже не объединяет борьба против надоедливой опеки, будут ли они испытывать друг к другу такие же чувства, как раньше? Эдерна была набожной. Как она отнесется к бракосочетанию своей подруги и к событиям, которые последовали за этим и сделали ее, Сюзанну, вдовой?

Единственное, что утешало Сюзанну в ее мучительных сомнениях, – это то, что она скоро увидит море.

Когда повозка уже подъезжала к городу Сен-Мало, лошади выдохлись и больше не могли скакать быстро. Сюзи выглянула из окна и попросила кучера, чтобы он первым делом отвез ее в порт. Повозка миновала открытые ворота в крепостной стене.

Поскольку у этого города-порта не имелось шлюзованного портового бассейна – то есть акватории, которая связана с открытым морем во время прилива и заперта при отливе, – суда при отливе садились на илистое дно. Сюзи видела раньше только те корабли, которые курсировали по Сене. Ее поразила красота фрегатов и шхун, которые гордо возвышались со своими мачтами, устремившимися к небу, и со свернутыми парусами. Их корпуса тихонько покачивались. Вокруг них простиралось море, цвет которого в лучах заходящего солнца колебался от синего к серому. Сюзи, уставившись на море, глубоко задумалась. Ее ноздри подрагивали от запахов, которых она раньше никогда не чувствовала, – йода, бурых водорослей, моря. Большие птицы, названия которых она не знала, кружились и кричали вокруг, опускаясь иногда к земле (где они склевывали какую-то пищу) и затем снова поднимаясь в воздух. Город был окружен впечатляющими укреплениями. Издалека были видны зубчатые сторожевые башни и крепостные стены. Высоко в небо устремлялся шпиль какой-то церкви.

Кучер терпеливо ждал.

Наконец Сюзи велела ему ехать по дороге, которая вела в городской порт и была доступна лишь при отливе. Затем они миновали мост, перекинутый через реку, текущую до песчаного берега и впадающую в море. Сюзи вышла из повозки и прошла пешком через открытые ворота. Позднее она узнала, что это были ворота Святого Фомы. Она поднялась на крепостные стены, воздвигнутые господином де Вобаном по повелению ныне покойного короля. Наконец-то она смогла увидеть бескрайний морской простор! Он был именно таким, каким его описывала Эдерна. Однако о чем Сюзанне не сумела доходчиво рассказать ее подруга – это о беспрестанном движении моря: волны набегали на берег и откатывались назад, и по всей поверхности моря ветер гнал волны, от лицезрения которых даже начинала слегка кружиться голова.

Сюзи, ранее выезжавшая из Парижа только в Сен-Дени, вдруг почувствовала нестерпимое желание побывать в далеких странах, о которых она когда-то слышала и которые следовало искать за тем горизонтом, к которому медленно клонилось бледное осеннее солнце. Она охватила взглядом переливчатое пространство, откуда до ее ушей доносился гул, и почувствовала себя удивительно живой, отданной во власть поднявшегося ветра, наполненной энергией перемещающихся волн. Ее ноги стояли на земле, но душа рвалась в море. Будучи хозяйкой своей жизни и судьбы, она осознала, что когда-нибудь сменит сушу на море – то есть предпочтет приключения скуке.

Она бросила взгляд на сторожевые башни, замок и дозорный путь крепостных стен, по которому шагали часовые, и затем спустилась к тому месту, где ее ждал кучер со своей повозкой. Они поехали в замок Бонабан, который, насколько было известно Сюзанне, находился на расстоянии не более трех лье.

Когда она увидела этот замок вдалеке, она мысленно отметила, что его башни были довольно ветхими. От того, что когда-то служило донжоном[42], осталась лишь груда камней. Крыша голубятни осела. Подъехав к замку поближе, Сюзи заметила, что жилые строения облупились и покрылись плесенью: за ними не ухаживали, по-видимому, уже не одно десятилетие. Ее охватили смутные сомнения: живет ли до сих пор в этих развалинах семья Бонабан де ла Гуэньер? И на какой стадии обнищания находятся сейчас эти люди, с которыми она, в общем-то, даже не знакома? Стоит ли ей, пытаясь получить у них приют, представиться монастырской подругой Эдерны? Или же ей лучше выдать себя за проезжающего мимо шевалье, вынужденного остановиться у них из-за того, что его лошади сильно устали?

У Сюзанны не было времени на долгие размышления. В главном дворе замка, превращенном в птичий двор, бродили куры. На пороге того, что, наверное, когда-то было конюшней, дремали коты. Завидев повозку, две большие сторожевые собаки подняли неистовый лай. Некоторое время спустя в дверях появился какой-то мужчина. На гранитной плите перекрытия над этой дверью был высечен герб дворянского рода Бонабан: два грифона, смотрящих друг на друга. Мужчина подозвал к себе собак, после чего Сюзи смогла вылезти из повозки, расплатиться с кучером и отправить его обратно в Париж. Затем она пересекла двор, не обращая внимания на грязь, пачкавшую ее обувь и прилипавшую брызгами к нижнему краю ее камзола. Назад пути не было: жребий брошен![43]

Мужчина, наблюдавший за тем, как Сюзи приближается к нему, не мог быть отцом Эдерны: слишком он был для этого юн. В выражении его лица не чувствовалось никакой настороженности – наоборот, он расплылся в приветливой улыбке. Этот улыбчивый молодой мужчина был не иначе как старшим братом Эдерны – Элуаном, – о котором Эдерна рассказывала очень часто и который был другом господина Вольтера. Подойдя к нему, Сюзи сказала:

– Мсье, меня очень радует, что мне наконец-то довелось увидеть вас. Мы с вашей сестрой Эдерной уже давно дружим, и именно поэтому мне пришла в голову мысль заехать сюда, чтобы выразить вам свое уважение.

Элуан де Бонабан удивился тому, что его сестра водит дружбу с представшим перед его взором человеком, который был похож на совсем еще юного дворянчика с женоподобной внешностью и довольно робким поведением. Однако Элуан продолжал улыбаться:

– Ну что же, мсье, если вы друг моей сестры, то добро пожаловать в это поместье, которое, несмотря на свое упадочное состояние, продолжает оставаться спокойным пристанищем… Здесь неплохо себя чувствуют те, кому нужен покой.

Он совершенно справедливо предположил, что этот только что приехавший молодой человек пытается найти убежище. Элуан еще не догадывался, от кого или от чего тот собирается прятаться, однако подумал, что этот юноша явился сюда не от хорошей жизни, и решил, что разрешит ему находиться здесь столько, сколько тот захочет. Гостеприимство не было пустым словом в жилище рода Бонабан де ла Гуэньер.

В ответ на подобное проявление любезности Сюзи решила быть откровенной.

– Я – совсем не тот человек, каким меня можно счесть, глядя на мой наряд, – сообщила она. – Повозка, в которой, как вы сами видели, я приехала, доставила меня сюда из самого Парижа. Я – Сюзанна Карро де Лере, которую ваша сестра знала как Сюзанну Трюшо. Мой муж, шевалье де Лере, пять дней назад погиб на дуэли с неким графом – непорядочным и злопамятным человеком. В Париже мне жить теперь уже не только неприятно, но и небезопасно. Я уехала оттуда и направилась в здешние края, о которых Эдерна мне много рассказывала… Я надеялась найти рядом с ней хоть какое-то утешение.

Господин де Бонабан, выслушав Сюзанну, не выказал ни удивления, ни осуждения, ни каких-либо сомнений.

– Ну что же, такое утешение вы здесь найдете, мсье… то есть мадам. Однако моя сестра здесь больше не живет, и я пребываю здесь один, пытаясь сохранить то, что еще осталось от былой славы нашего дворянского рода…

Он пригласил Сюзанну войти в замок и привел ее в огромную комнату, где в камине пылал жаркий огонь. В этой комнате он присел на стул. Сюзи последовала его примеру. Две большие сторожевые собаки, залаявшие при появлении повозки, на которой приехала Сюзи, легли на пол у ног своего хозяина. Сюзи почувствовала себя спокойнее, однако ей все же не терпелось побыстрее разыскать Эдерну.

– Комфорт здесь не ахти какой, а питание – довольно скудное, – сообщил хозяин поместья, – однако считайте этот дом своим собственным. Он слишком большой для меня, ставшего его единственным обитателем…

– А ваши родители, мсье, они…

– Мои родители умерли с разницей всего лишь в несколько месяцев. Они не успели дожить до того момента, когда судьба моей сестры была окончательно устроена…

– А Эдерна…

– Вам, похоже, неизвестно, что ваша подруга, покинув монастырь, вышла замуж за Жозефа де Пенфентеньо, маркиза де ла Клаподьер.

– Я не узнавала о ней ничего нового в течение вот уже трех лет, да и ей не известно, что я тоже вышла замуж… Это, я думаю, ее очень удивило бы.

– Она живет в очень красивой усадьбе – можно сказать, замке. Ее муж – один из самых преуспевающих судовладельцев Сен-Мало.

Получалось, что Эдерна подчинилась воле своих ближайших родственников!

– Она счастлива? – спросила Сюзи, понимая при этом, что задает довольно бестактный вопрос.

– У нее есть все, чего только может пожелать женщина, – ответил брат Эдерны. – Приятная и спокойная жизнь, богатый муж и прелестный ребенок грудного возраста…

– Эдерна стала матерью?!

– Она готовится стать ею уже во второй раз…

Эта новость заставила Сюзанну задуматься.

Элуан оказался человеком очаровательным и приятным в общении. Они стали есть предложенную им своей гостье незатейливую пищу, продолжая при этом разговаривать.

– Бретонское дворянство пребывает в агонии, – сказал он, – поскольку оно лишено и хороших земель, и поддержки со стороны короля. Обещают рассмотреть ходатайства, которые я направил господину регенту… Если бы я занял должность, которую надеюсь получить от парламента Бретани, то башни замка были бы восстановлены, на наших землях снова бы взошла пшеница и наши люди перестали голодать… – Затем он поинтересовался: – А как обстоят дела у вас, мадам? Постигшее вас несчастье, по-видимому, не только сделало вас вдовой, но и заставило искать средства к существованию?

– Вовсе нет, мсье, мой супруг оставил мне кое-какие деньги…

– Это меня радует, и я – к вашим услугам. Чего вы от меня ждете?

– Э-э… Кроме того, что я хотела бы выразить вам свою признательность за радушный прием, который вы мне оказали, и за проявленное гостеприимство, мне, конечно же, очень хотелось бы снова увидеться с Эдерной, и я была бы благодарна вам, если бы вы меня к ней отвезли.

– Я отвезу вас завтра к ней в усадьбу Клаподьер.

После того как Сюзи провела бессонную ночь, ворочаясь на неудобном соломенном тюфяке в комнате, в которой из-за первых ночных заморозков было очень холодно, Элуан де Бонабан вывел из конюшни свою лошадь и помог Сюзанне сесть позади него. Никакой повозки в замке не имелось. Чтобы чувствовать себя более раскованно, Сюзи осталась в своем прежнем наряде – короткие мужские штаны, чулки, камзол и башмаки с застежками. Со стороны было странно смотреть на двух мужчин, сидящих на одной лошади, которая скакала галопом по дороге, ведущей в усадьбу Клаподьер.

Когда они въехали на величественную аллею перед замком, Сюзи увидела большое прямоугольное строение, которое было лишено каких-либо украшений, но которое при этом поразило ее своей импозантностью. Над крышей из кровельного сланца возвышалась огромная дымовая труба. На фасаде виднелось добрых два десятка окон. Сады вокруг здания были просто великолепными. Во всем чувствовались зажиточность и гармония. Элуан остановил лошадь перед входной дверью и, спустившись на землю, поднялся по трем ступенькам, ведущим к входной двери. Сюзи пошла вслед за ним в своей одежде шевалье, крепко держа в руках дорожную сумку.

На пороге появилась хозяйка усадьбы. Она поначалу не обратила никакого внимания на молодого человека, приехавшего вместе с братом: все ее комплименты и улыбки были адресованы исключительно Элуану. Сюзи же буквально пожирала ее глазами. Эдерна уже не была похожа на ту хрупкую девушку, с которой Сюзи дружила в монастыре: она слегка располнела. На руках она сейчас держала младенца, который, несмотря на длинные белые кудри и ангельское личико, был, по-видимому, мальчиком. Судя по большому и сильно выступающему вперед животу Эдерны, она сейчас носила еще одного ребенка. Выражение ее лица было добродушным, однако в ее взгляде чувствовалось лукавство, с которым Сюзи когда-то была очень даже знакома… Наконец-таки Эдерна посмотрела на приехавшего с ее братом гостя. Каково же было ее удивление, когда глаза цвета агата, черты лица, улыбка и таящийся в ней вызов показались ей знакомыми… Все это принадлежало не кому-нибудь, а… Сюзанне Трюшо! Да, именно той ее подруге, о которой она не получала известий в течение вот уже трех лет! Сюзи предстала перед ней в забрызганном грязью наряде мелкопоместного дворянина! Ее лицо вытянулось от изумления: она, казалось, не верила своим собственным глазам. Затем она воскликнула:

– Сюзи!

Она положила младенца, которого прижимала к груди, прямо на крыльцо и бросилась обнимать свою подругу, облаченную в мужскую одежду. Они начали целоваться, плакать от радости, засыпать друг друга вопросами, не дожидаясь на них ответа.

– А почему у тебя такой наряд? Ты что, стала мужчиной? Ты ведь когда-то мечтала родиться мальчиком!

– Такой наряд позволил мне беспрепятственно путешествовать и избегать неприятностей, с которыми может столкнуться наш пол!

– Ты путешествовала одна? Это же безрассудство!

– Не такое уж это и безрассудство, раз ты видишь меня перед собой! А ты, похоже, стала тем, кем ты и намеревалась стать, – супругой и матерью!

– Да, именно так…

– Этот ребенок такой очаровательный!

– Эктор Пенфентеньо де ла Клаподьер, мое самое драгоценное сокровище… Как ты уже, конечно, заметила, я собираюсь родить ему сестричку или братика…

– Ты счастлива?

– Да, я счастлива, тем более что все мои старшие братья и сестры тоже устроились в жизни и после смерти моих родителей Элуан стал хозяином замка Бонабан.

Эдерна, произнося эти слова, показала на Элуана. Он к тому моменту тактично отошел в сторону, чтобы не мешать подругам общаться после долгой разлуки. Они зашли внутрь здания и, сев в кресла, продолжили разговор. Маленького Эктора Эдерна посадила к себе на колени.

– А ты? – наконец спросила госпожа де Пенфентеньо. – Ты-то чем занималась в течение этих трех лет? Ты жила в доме своего отца? Тебе удалось придумать, как удрать от такой тоскливой жизни? Судя по твоему наряду, очень даже удалось…

– Перед тобой госпожа Карро, супруга шевалье де Лере!

– Ты хочешь сказать, что…

– Я нашла свою любовь в лице Антуана Карро, шевалье де Лере. Он завещал мне свою фамилию, свой титул и свое состояние.

– Завещал?..

– Пять дней назад он погиб на дуэли, спровоцированной вспыльчивым дворянином, у которого он выиграл очень много денег в пикет и который стал распространять о нем различные измышления. Антуан отомстил тем, что написал на него сокрушительную эпиграмму. Однако шпагой мой муж владел не так хорошо, как пером. И вот я стала вдовой, убитой горем и, кроме того, опасающейся преследований со стороны властей…

– Бедная Сюзи!.. – вздохнула Эдерна, сжимая руку своей подруги. – Ты правильно поступила, что приехала именно сюда. Я не претендую на то, чтобы заставить тебя забыть о своем горе, однако ты знаешь, что я люблю тебя как сестру, а потому ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь! Мой муж – мужчина благовоспитанный, и он не сочтет твое присутствие сколько-нибудь обременительным. Ему уже известно, какая крепкая дружба связывала нас в монастыре! Поскольку ты, став вдовой, вынуждена скрываться, я… я пойду даже на то, чтобы предложить тебе…

– Что?

– Растить двух детей младенческого возраста – это будет для меня очень обременительно. Доверять же их кормилице я не хочу. Если бы ты захотела мне помочь, то, я думаю, мой муж согласился бы тебе за это платить. Не сочти подобное предложение унизительным: к тебе не будут относиться как к служанке. Ты станешь гувернанткой Эктора и моего второго ребенка, который, судя по тому, как он брыкается внутри живота, обещает быть беспокойным.

Говоря о своем будущем отпрыске, Эдерна положила ладонь на живот, в котором этот отпрыск «брыкался».

Сюзи не стала сообщать своей подруге, что в ее дорожной сумке лежат двести семьдесят тысяч ливров золотом, выигранных в карты ее покойным супругом: Эдерна сочла бы ее авантюристкой, а ее отношение к авантюрам было крайне негативным. Что еще ей, Сюзанне, оставалось делать, кроме как согласиться жить – по крайней мере, в течение некоторого времени – в доме мадам де Пенфентеньо?

– Я постараюсь быть ласковой по отношению к твоим детям, – пообещала Сюзи. – Я буду их любить как своих собственных все то время, в течение которого я буду их гувернанткой, потому что у меня нет ни надежды, ни желания когда-нибудь обзавестись собственными детьми…

– Почему ты так говоришь? В жизни полно неожиданностей: ты ведь влюбилась в мужчину и вышла за него замуж, несмотря на все те предубеждения, которые имелись у тебя относительно замужества!

– Я буду хранить верность памяти Антуана!

– Поступай так, как сама считаешь нужным, но твои обеты безбрачия и целомудрия предназначены скорее для монахинь, которые нас обучали и воспитывали…

Элуан остался в усадьбе Клаподьер на обед, и именно во время обеда Сюзи познакомилась с Жозефом де Пенфентеньо. В ходе общения с этим энергичным сорокалетним мужчиной создавалось впечатление, что он и в самом деле такой благовоспитанный человек, каким его считает супруга. Прежде чем стать богатым судовладельцем, он занимался каперством[44] в интересах короля Людовика XIV. Он сколотил при этом приличное состояние, которое теперь приумножал, снаряжая торговые суда и отправляя их за товарами в Новую Францию[45]. Его шурин, похоже, относился к нему с уважением, и между ними завязался мужской разговор о событиях, происходящих во Французском королевстве в целом и в городе Сен-Мало в частности. Сюзи очень внимательно слушала высказывания господина де Пенфентеньо относительно кораблей, их экипажей, капризов моря и опасностей, связанных с каперством. Элуан отнюдь не испытывал какого-либо влечения к морю, и по его репликам Сюзи поняла, что он умеет тонко иронизировать и аргументированно спорить.

– Вольтер в Париже все еще на слуху? – спросил он.

Сюзи рассказала о том, что знала: из-за одного из своих дерзких памфлетов Вольтер сидел в Бастилии, но теперь он на свободе и пытается поставить на сцене трагедию.

Этот разговор продолжался до самого вечера.

Сюзи согласилась на предложение хозяев усадьбы стать гувернанткой их детей, но при этом отказалась от платы.

Начиная со следующего дня она снова облачилась в женскую одежду и стала вести себя как женщина. Цвет одежды она выбрала такой, чтобы он соответствовал ее трауру, а фасон – чтобы он соответствовал тому положению, которое она отныне занимала в усадьбе Клаподьер.

В ноябре в результате успешных родов на свет появилась Беренис, и Эдерна тут же полностью переложила заботу о маленьком Экторе на плечи своей подруги. Этот мальчик напоминал Сюзанне ее сводного брата Жана-Батиста, которого она когда-то нежно любила. У него были такие же белые локоны, такие же лукавые глаза и такой ангельский вид, который не позволял рассердиться на этого ребенка, как бы сильно тот ни шалил.

Эктор обожал Сюзанну, однако мать его к ней не ревновала. Сюзи же отнюдь не испытывала тех порывов нежности, которые она замечала у Эдерны по отношению к детям. Она просто терпеливо слушала то, что ей лепетал Эктор, следила за тем, чтобы он правильно произносил слова, и рассказывала ему сказки. Все остальное время она проводила в компании подруги, которая чаще всего при этом держала возле груди новорожденного ребенка и выглядела очень даже довольной своей жизнью.

– И как только некоторые женщины поручают ребенка платным кормилицам, которые чаще всего относятся к младенцу так наплевательски, что он может даже умереть? – удивлялась Эдерна.

Это было для Сюзанны загадкой, которую она, однако, ничуть не стремилась разгадать: как она мысленно признавалась себе, ее гораздо больше интересовали разговоры, которые ей доводилось слышать, когда к господину де Пенфентеньо приезжали в усадьбу Клаподьер другие судовладельцы – Гри, де Куломбье, Маньон де ла Ланд, Лоне, Эбенар, Аллом, маркиз Люк Магон де ла Балю, братья Пико де Клоривьер, Блез де Мезоннев… Все эти люди сколотили себе немалые состояния. Они частенько спорили друг с другом о прибыльности морских перевозок, рассуждая о том, что же выгоднее перевозить – негров или хлопок? В их разговорах упоминались далекие страны и регионы, в которые они отправляли свои суда (Ост-Индия[46] и Вест-Индия[47], Китай, Аравия), а также мелькали названия морей и океанов. Судовладельцы также выражали в своих разговорах беспокойство по поводу того, как может отразиться на их коммерческих делах та война, которую Франция недавно объявила Испании.

– Эта новая война доведет нас до разорения! – сетовал господин Гри.

– А может, снова начнется корсарская война, и тогда можно будет возместить потери! – отвечал ему кто-то из собеседников.

– Занятие каперством может быть выгодным прежде всего при использовании больших и хорошо вооруженных судов… А если суда имеют малый или средний тоннаж, то каперство становится делом рискованным и может разорить не очень удачливого судовладельца!

– Куда ушли те времена, когда водоизмещение нашего флота составляло сорок тысяч тонн и он насчитывал девятьсот судов? – вздыхал господин Эбенар.

– Нант в конце концов вытеснит нас из морской торговли! – добавлял господин Маньон де ла Ланд.

– Но у нас еще есть Французская Ост-Индская компания, и мы сумеем сделать ее процветающей! – возражал господин де Мезоннев.

– Если будет на то воля Божья! – качал головой господин Гри.

Сюзи, слушая такие разговоры, не упускала из них ни единого слова. Она очень много узнала о каперстве, о его методах и о моряках, которые им занимались и которых называли корсарами. Она также узнала о торговле неграми, которых захватывали в Африке, и о коммерческих перевозках, осуществляемых по треугольнику между Европой, Африкой и Америкой. Вначале на суда грузили всякое барахло, которое затем меняли в Африке на чернокожих рабов, которых, в свою очередь, меняли в Америке на кофе, сахар, табак и какао, которые затем везли к европейским берегам. Некий капитан Вивьен, объединив усилия с судовладельцами Сен-Мало, несколькими десятилетиями ранее добился для Сен-Мало монопольного права торговать неграми на островах, в результате чего разбогател сам и обогатил весь город. Однако Нант и Бордо впоследствии стали для Сен-Мало серьезными конкурентами.

Никогда раньше рассказы – жития святых, или мифы о древнегреческих и древнеримских богах, или страшные истории, которые люди рассказывали друг другу шепотом, – не производили на Сюзанну Трюшо такого впечатления, как эти разговоры.

Она слышала из уст судовладельцев названия кораблей: «Союз», «Нептун», «Кентавр» – и наименования их типов: галеоны, габары, фрегаты, люгеры, шхуны… Проникшись страстью ко всему, что касалось судоходства, она хотела узнать о нем побольше.

Через три-четыре месяца ей уже было известно, как называются на языке моряков передняя и задняя части судна, его борта́, что такое на судне кабестан[48], какие бывают мачты, как управляться с якорями, каких они бывают видов и где размещаются на судне… И многое, многое, многое другое.

Спустя полгода она уже умела разговаривать на жаргоне моряков: она могла судачить о море и обо всем, что с ним связано, не хуже бретонского моряка. Различные виды волн, дождь разной интенсивности, штормовая погода, водяная пыль, прибой, приливы и отливы, штиль, течения, крен судна – она рассуждала обо всем этом так, как будто это было нечто хорошо ей знакомое.