Помоги проекту - поделись книгой:
— Медицинской.
Зубков приоткрыл рот, чтобы выразить протест, но от удивления так и замер. Следователь Ветрова заметила это и поспешила дать разъяснение.
— Возможно, вы пережили стрессовую ситуацию и получили психологическую травму. Постарайтесь припомнить: в последнее время у вас не было чувства, что вы не узнаете окружающий мир, не понимаете предназначения вещей, не помните, как оказались в каком-либо месте?
— М-м-м… возможно, вы и правы… — задумчиво ответил Зубков, услышав из чужих уст подтверждение своей версии о сума-сшествии.
— Вот видите. Очень тяжело поверить, что в стране живет человек, не имеющий маяка и вообще не имеющий о себе информации в центральном компьютере.
Елена Николаевна сняла трубку и набрала номер. Ей ответили почти сразу.
— Я закончила, — сказала Елена Николаевна. Через минуту пришел Юшкин.
— Следуйте за мной, — сказал сержант.
Юшкин вывел Зубкова на улицу. Здесь их ждали те же двое рядовых, что сопровождали Юшкина раньше. Зубков и милиционеры сели в такой же микроавтобус, на котором его привезли из столовой, только теперь он был серого цвета. Как только двери захлопнулись, микроавтобус плавно тронулся с места и через минуту выехал на шоссе. Стражи порядка, как и прежде, вели себя предельно корректно.
Через тридцать минут он остановился у ворот психиатрической клиники номер четырнадцать и подал два длинных гудка. Ворота со скрипом отворились, микроавтобус въехал на территорию больницы. Через минуту машина остановилась перед шестым корпусом, и водитель заглушил двигатель. Первым вышел сержант, за ним Зубков. Увидев вывеску, он только теперь до конца осознал, что это за медицинская служба. Юшкин проводил нового пациента в приемный покой. Рядовые остались стоять на улице.
В приемном покое Зубкова ждали два санитара и доктор. Санитарами, как и в любом уважающем себя сумасшедшем доме, были два амбала ростом под два метра и весом за сто килограммов. Доктором оказалась женщина лет сорока пяти. У нее было сухое вытянутое лицо, глубоко посаженные глаза и черные, как смоль, волосы, слегка тронутые сединой. Она расписалась в сопроводительных документах, Юшкин козырнул, пожелал Косте скорейшего выздоровления и ушел. У нового пациента забрали все ценные вещи и убрали в сейф. Затем его переодели. Цивильную одежду поместили в персональный шкафчик и попросили Зубкова закрыть кодовый замок. В шлепанцах и пижаме и в сопровождении санитара Костя пошел в девятое отделение.
Отделение располагалось на четвертом, последнем этаже шестого корпуса четырнадцатой психиатрической больницы. Внешний вид корпусов больницы, приемного покоя, лестницы уже не удивлял Зубкова. Он много успел увидеть за этот день, поэтому больница, скорее похожая на хороший отель, воспринималась как само собой разумеющееся. Остановившись на верхней лестничной площадке возле двери, санитар нажал кнопку звонка. Вот этот факт никак не вписывался в очертания отеля. Но черт его знает, какие здесь, или теперь, бывают отели.
Через минуту в коридоре за дверью послышались быстрые легкие шаги. Дверь открыла молоденькая санитарка. Та самая девушка, что ехала в автобусе. Только теперь ее красивая головка с волшебного цвета волосами была забрана под белую шапочку и одета она была не в голубое ситцевое платье, а в коротенький белый халатик.
— Здравствуйте, — поздоровалась девушка с пациентом и перевела взгляд на санитара.
— Наташа, получай новенького, — сказал санитар и передал ей папку с бумагами.
— Мария Федоровна звонила, предупреждала, что сегодня должны привезти нового пациента, — сказала Наташа, чуть качнула головкой и, взяв бумаги Зубкова, перевела взгляд на него.
Костя продолжал стоять с чуть приоткрытым ртом и смотрел на ту самую девушку, которую однажды увидел в автобусе или ему приснилось, что он ее видел… Теперь эта девушка стояла перед ним во всем своем очаровании. От нескромного взгляда нового пациента Наташа немного смутилась, и через несколько секунд ее прелестные щечки тронулись розовой краской.
— Проходите, — сказала Наташа, улыбнувшись и чуть наклонив набок голову. Костя очнулся и сделал шаг вперед. Дверь за его спиной захлопнулась.
— Пойдемте, я покажу вам палату, — сказала Наташа и, все еще сдерживая улыбку, пошла по коридору.
Костя пошел следом. У нее была совершенная по формам фигура, а коротенький белый халатик как минимум вдвое усиливал эротизм этого зрелища. И как Костя ни старался смотреть по сторонам, время от времени маленькая попка чаровницы все-таки попадала в поле его зрения.
— А вы правда ничего не помните? — вдруг спросила Наташа, пропуская вперед Зубкова.
— Что? А-а-а… да. Практически ничего, — растерянно ответил Костя.
— Удивительно, в медицинской практике похожие случаи встречаются, я читала об этом, частичная амнезия или полная… Но вот чтобы человек не был зарегистрирован… я впервые слышу.
— Может, сбой в компьютере, файл и потерялся?
— Исключено. Информация дублируется несколько раз. Плюс мировой банк данных… нет, это в принципе невозможно.
— Значит, амнезия. А это лечится?
— Ну конечно, — улыбнулась Наташа. — Сейчас почти все лечится, даже рак. Завтра с утра вас осмотрит профессор Яншин и проведет сеанс гипноза. В подсознании обязательно должна остаться информация. Узнаем причину заболевания — можно будет подобрать оптимальный метод лечения.
— Наташа, если вы лично будете принимать участие в лечении, то я точно скоро поправлюсь.
— Нет, я всего лишь медсестра, — улыбнулась Наташа, остановившись у входа в палату.
— Но хотя бы присутствовать вы будете?
— Тоже нет. Завтра у меня выходной. Вот ваша палата. Свободная кровать у правого окна.
Только теперь Зубков отвлекся от медсестры и заметил, что вход в палату не закрывается дверью. Ее просто нет. Во всех палатах отделения не было дверей. Зубков медленно прошел на середину просторной светлой комнаты и посмотрел на кровать, которая на неопределенное время должна была стать его. Стены палаты были обтянуты клетчатой тканью темно-синего оттенка. Вдоль стен стояли кровати, по четыре в ряд. Слева от каждой кровати была тумбочка. У противоположной от входа стены между двух окон стоял круглый стол. На нем лежали шахматная доска и коробка с домино.
Зубков прошел к своей кровати и присел на нее. Пружины под ним мягко прогнулись и тихо скрипнули.
— Жить можно, — сказал Костя и улыбнулся Наташе.
— Я рада, что вам понравилось, — улыбнулась в ответ Наташа. — Скоро будет ужин.
Сказав это, она ушла. Костя посидел на кровати минут пять, затем поднялся и подошел к окну. На улице, на скамейке под березами, рядом с женщиной сидел пациент в сером халате. Очевидно, жена пришла навестить мужа.
В коридоре послышался шум. Зубков обернулся. Через минуту в палату шумной гурьбой вошли постояльцы. На Костю они обратили внимания не больше, чем на соседа в трамвае. Некоторые из них легли на кровати, другие сели и открыли тумбочки. Зубков с некоторым волнением наблюдал за ними. «Приглашаем всех на ужин», — сказал по радио приятный женский голос.
Больные поднялись и, продолжая обсуждать что-то свое, направились к выходу.
— Ты что, есть не идешь? — спросил молодой парнишка.
— Иду, — ответил Костя и улыбнулся.
В каждом отделении была своя столовая — просторная светлая комната со столами и телевизором под потолком. За стойкой-раздачей была небольшая кухня с двумя раковинами, электрической плитой и тремя шкафчиками на стене. На ужин в этот раз давали гречневую кашу с молоком, стакан какао и сдобную булочку. Зубков поставил ужин на поднос и, развернувшись, увидел за ближним столом двух пациентов, с аппетитом поедающих кашу.
— У вас не занято? — спросил Костя.
— Садись, — ответил толстячок в очках и, освобождая Зубкову место, передвинул ближе к себе стакан с какао.
— Новенький? — спросил второй. Он был постарше и тощий.
— Да. Час назад привезли.
— Чего такой грустный, первый раз, что ли? — спросил толстячок.
— Умгу… первый.
— Не переживай, — подмигнул второй. — И здесь жить можно.
Я вот, например, уже почти двадцать лет сюда ложусь каждый год. Тихо, спокойно. Контингент в основном смирный, кормежка хорошая. Опять-таки законный повод ничего не делать. Отдохнуть месячишко. Плюс к отпуску.
Тощий и толстый допили какао и, пожелав Зубкову приятного аппетита, встали из-за стола. Костя проводил их взглядом и вернулся к тарелке с гречневой кашей. Ел он медленно и без аппетита. Когда пришла очередь какао и булочки, столовая была уже пуста. Няня протирала столы влажной тряпкой и ставила на них перевернутые ножками вверх стулья. Зубкова никто не подгонял. Он спокойно допил какао и, поставив тарелки к мойке, сказал нянечке «спасибо».
Напротив столовой располагался небольшой зимний сад с диванами, креслами, журнальным столиком, заваленным прессой, столами для игры в шахматы и бильярд. Зубков не торопясь подошел к своей палате. Как только он появился в дверном проеме, его тут же усадили играть в домино. Костя любил домино и играл довольно сносно. Из разговоров он понял, что пациенты достаточно хорошо знают друг друга и относятся к пребыванию в клинике как к ежегодному медосмотру.
В домино играли шумно. Костяшки весело колотили по столу, и время от времени кто-нибудь выкрикивал волшебное слово «рыба». Веселье продолжалось до тех пор, пока не пришла медсестра Галя. Она сегодня дежурила по отделению, и пациенты отзывались о ней как о генерале в юбке.
— Господа больные, игра окончена, — с расстановкой провозгласила Галя. — Отбой.
Доиграв партию, пациенты оставили неубранное домино лежать на столе, разошлись каждый к своей койке и начали раздеваться. Когда Галя шла назад по коридору, все уже лежали в кроватях. Она окинула палату взглядом, пожелала всем спокойной ночи и выключила свет. Пациенты заерзали, почти хором глубоко вздохнули и, укутавшись в одеяла, сделали вид, что заснули. Галя постояла у входа в палату почти минуту и ушла. Через пять минут входная дверь в отделение щелкнула замком и скрипнула петлями.
— Хахали пришли, — сказал Вася.
— Я бы тоже к ней сходил, — вздохнул Витя.
Палата захихикала, скоро хихиканье переросло в дружный гогот. Зубков не знал причины всеобщего веселья, но психи смеялись так заразительно, что и он улыбнулся.
— Куда бы ты сходил? — сказал кто-то из дальнего угла. — Ты же вчера рассказывал, что у тебя уже пять лет как не стоит.
— Ну и что, — ответил Витя и добавил мечтательно: — Хоть подержался бы… Палату захлестнула новая волна смеха.
— Права Мария Федоровна, шизик ты, — сказал Вася.
— А сам-то, а сам-то, — огрызнулся Витя, — четвертый месяц лежишь.
— Зато у меня не лежит, — заметил сквозь гомерический смех Вася. — Кто же тебе даст подержаться, если ты импотент? Ты же… не отработаешь…
— А откуда она об этом узнает? — оживился Витя, сел на кровати и продолжил мечтательно: — Это же потом только ясно станет…
— Нет, Витя, если сейчас не стоит, потом уже не встанет, — сказал все тот же голос из дальнего угла палаты.
Палата уже не смеялась, а откровенно ржала. Честно говоря, Зубков пару раз задавался вопросом, о чем разговаривают психи в дурдоме, но как-то не предполагал, что их интересуют все те же житейские вопросы, что и остальных людей.
— Ну-ка быстро все спать! — раздалась от двери команда.
Психи мгновенно притихли и засопели. От неожиданности Зубков сделал то же, что и все, но прежде чем закрыть глаза, он заметил вошедшего в палату громадного мужика, под два метра ростом. Зубков натянул одеяло до глаз и сквозь неплотно закрытые веки наблюдал происходящее. Здоровяк неторопливо обошел палату, проверяя сон пациентов, методично раздавая подзатыльники и щелбаны. Пациент у правого окна, очевидно, не понравился ему больше всех. Он подошел к кровати Зубкова, склонился над ней и прорычал:
— Ты чего, не понял? Спать!
Зубков медленно стянул с лица одеяло и, смотря прямо в глаза громиле, тихо, но выразительно прошептал:
— Хочешь, нос откушу?
Громила отдернул голову и задумался над услышанным. Молодой парнишка с соседней кровати дернул громилу за штанину. Тот резко обернулся.
— Этот может, — кивнув головой, доверительно сообщил парнишка.
— Это… тихо чтоб было, — сказал громила и, выйдя из палаты, добавил уже из коридора: — Смотрите у меня.
Глава 4
Жизнь прекрасна!
Проснувшись утром, Зубков открыл глаза и еще долго лежал на спине, глядя в белый потолок. Он искренне надеялся, что все, что он помнил как вчерашний день, было обычным сном. Но что-то внутри него говорило об обратном. Зубков боялся повернуть голову и увидеть слева от себя кровать, а на ней того самого молодого парнишку, соседа по палате. И потолок почему-то был высокий… Выше, чем у него в квартире.
— Па-адъё-ом, — зычно гаркнула пожилая медсестра.
Зубков зажмурил глаза, как бы пытаясь отогнать от себя дурное видение, и снова открыл их.
— Доброе утро, — сказал молодой парнишка. Зубков повернул голову.
— Доброе, — ответил он хрипло и два раза кашлянул. Парнишка откинул одеяло, сел на кровати и опустил ноги в шлепанцы.
Палата наполнилась шорохом одеял и наигранным кряхтением. Пациенты одевались молча. Перед завтраком все направились чистить зубы. Зубков надел пижаму и посмотрел на тумбочку возле своей кровати. На ней лежали маленький тюбик зубной пасты, новая, в упаковке, зубная щетка, мыло и белоснежное полотенце с фиолетовым штемпелем клиники в углу. Костя повесил полотенце на плечо, сгреб туалетные принадлежности и последовал за всеми в ванную комнату.
Перед завтраком все дружно приняли лекарства — разноцветные шарики, диски и цилиндрики. Зубков подошел последним. Толстая тетка, та, что всех разбудила утром, сказала Косте, что лечение ему еще не назначено. Поэтому пока нужно проглотить только витамины для аппетита. Костя на всякий случай спрятал таблетки под языком, выпил глоток воды и пошел на завтрак. По пути в столовую ему встретилась Наташа.
— Здравствуйте, Наташа, — с улыбкой сказал Костя.
— Здравствуйте, Константин, — улыбнулась в ответ Наташа. — Как спалось на новом месте?
— Замечательно. А почему вы сегодня на работе? У вас же должен быть выходной.
— Ленка заболела, Валентина к сестре уехала. Пришлось мне выходить.
— У вас, наверное, были планы на сегодняшний день? — спросил Костя. — Но, признаться, я рад, что вам пришлось выйти на работу.
Щечки медсестры тронулись розовым цветом, и она, чуть улыбнувшись, сказала:
— Идите в столовую, на завтрак опоздаете. А после завтрака ждите меня в палате. Я за вами зайду и провожу на осмотр. Пал Егорыч уже спрашивал про вас.
— А кто такой Пал Егорыч?
— Наш профессор. Мировое светило. Ну идите, а то завтрак остынет. А мне в процедурную нужно бежать, лекарства для уколов готовить.
Сказав это, Наташа пошла по коридору в процедурную. Костя проводил взглядом ее прелестную фигурку и пошел на завтрак.
Столовая была полна голосами и запахами. Взяв тарелку манной каши, чашку крепкого кофе и два бутерброда с сыром, Костя отошел от раздачи и окинул небольшой зал взглядом. За столиками, рассчитаными на четверых, уже сидели по два-три человека. Возле второго слева окна стоял единственный пустой столик. Зубков направился к нему.
— Моисей, иди к нам, — услышал Костя, присаживаясь на стул. — У нас место есть.
Костя поднял глаза и увидел у раздачи коренастого мужчину лет пятидесяти. Очевидно, обращались к нему. В руках у него была тарелка манной ка-ши и стакан кефира.
— Семенов, отстань, — сказал Моисей, наморщив лоб и сдвинув брови. — Твои сексуальные истории за месяц так надоели, что от одного твоего вида подташнивает. Еще с утра их слушать… Вон молодежь развлекай, — кивнул он на двух соседей Семенова по столику.
Семенов с улыбкой что-то буркнул в ответ, но за всеобщим гомоном одобрения разобрать было ничего нельзя. Зубков понял, что Семенов своими рассказами успел достать практически всех. Моисей окинул столовую взглядом и направился к столику, за которым сидел Костя.
— Свободно?
— Да, — сказал Костя и передвинул тарелку с бутербродами.
Моисей поставил на стол завтрак и сел напротив Зубкова. Не поднимая на Костю глаз, он разорвал маленький пакетик и, высыпав в стакан с кефиром сахарный песок, размешал его маленькой ложкой. Костя пару раз украдкой взглянул на него. Опытный взгляд журналиста подметил в лице соседа по столику усталость. Как будто человек очень долго выполнял работу, требующую постоянного и сильного умственного напряжения. Моисей заметил, что его украдкой рассматривают, и спросил все с той же усталостью в голосе, о которой только что подумал Зубков.
— Новенький?
Поделиться книгой: