Первая Мировая. Война между Реальностями

Итак, к 24-му – 25-му дню мобилизации французы обнаруживают, что им угрожает не только фланговый охват у Вердена, но и глубокий обход. Они будут вынуждены импровизировать контрманевр в условиях критической нехватки времени. А Шлиффен с каждым днем усиливает свою операцию постоянным склонением обходящего крыла к западу: «Равнение направо, и пусть крайний правый коснется плечом пролива» (Ла-Манш). При этом ширина фронта охвата растет, следовательно, плотность войск падает, тем более что придется какую-то часть их оставлять для контроля коммуникаций и обложения того же Мобежа. Вот для чего Шлиффену нужны корпуса эрзац-резерва. Правое крыло не только изначально очень сильно, оно еще и непрерывно усиливается по мере нарастания операции.

К 35-му дню немецкие войска выходят на уровень Сены, их встречает сильная крепость Париж. Ее блокируют эрзац-корпуса, а первоочередные соединения форсируют почти не охраняемую Сену гораздо ниже Парижа.

Французская армия оказывается в критическом положении. Если она сражается за Париж, ей угрожает расчленение и окружение. Если она сдает Париж, политические и экономические последствия неисчислимы, но, главное, в руки немцев попадает важнейший железнодорожный узел Франции. С этого момента французы, по сути, утратят возможность быстрого маневра войсками.

А немецкое наступление продолжается. «Грабли», прочесавшие Бельгию и Северную Францию, поворачивают к востоку-юго-востоку, отбрасывая французскую армию, все части которой находятся в движении, к этому времени уже совсем беспорядочном, на их же восточную линию крепостей. Там скучившиеся остатки армии будут принуждены к бою с перевернутым фронтом, который, если все пойдет нормально, ибо «знать победу можно, сделать же ее нельзя», быстро превратится в бой в окружении.

Решающая битва на линии французских восточных крепостей будет продолжаться с 48 по 63-й день мобилизации. Затем можно будет начать переброску войск на восток.

Конечно, в действительности все обстояло не так просто – иначе план Шлиффена не был бы сверхрискованным. Во-первых, бельгийцы тоже строили крепости, причем Антверпен при необходимости мог спрятать внутри линии фортов всю бельгийскую армию, тем более что целиком блокировать его с суши было невозможно. Это означало, что придется выделять часть сил против Антверпена и устья Шельды, что ухудшало геометрию операции.

Еще более важной была Маасская линия крепостей – Льеж и Намюр. Эти скелетные крепости не могли продержаться долго, но весь план Шлиффена был рассчитан по дням, и даже кратковременное сопротивление фортов, контролирующих ключевые переправы через Маас, было недопустимо.

Форты надо было быстро брать, и Шлиффену пришлось пойти на создание временной армии из одних только частей мирного времени, которая начинает свои действия сразу же по объявлении войны, не дожидаясь завершения мобилизации. По всем расчетам, к началу наступления Правого крыла она должна была взять Льеж, но ценой больших потерь – притом в лучших кадровых войсках. Осадной армии требовались сверхтяжелые осадные орудия, и они должны быть готовы к действиям сразу же, то есть до мобилизации основных сил.

Кроме того, превратности истории сделали начертания германо-бельгийской границы очень неудобными для Шлиффена. Большую часть этой границы закрывал так называемый Маастрихтский аппендикс – вытянутый к югу вдоль течения Мааса длинный и узкий кусочек голландской территории.

Сама по себе Голландия никакой ценности для плана Шлиффена не представляла, но этот «аппендикс» стоил так дорого, что ради него можно было решиться нарушить еще и голландский нейтралитет. Дело в том, что иначе армии Правого крыла при развертывании мешали друг другу и после пересечения бельгийской границы должны были наматывать лишние десятки километров на марш к северу. Между тем им и так нужно было очень быстро пройти огромное расстояние. Нейтралитет Голландии стоил в плане Шлиффена нескольких дней развития маневра, и эти дни могли оказаться решающими.

Далее, тормозить наступление Правого крыла могли бельгийские или французские арьергарды. Чтобы справиться с этим, А. Шлиффен включил в состав своих корпусов тяжелую артиллерию, таким образом, оперативный план оказал прямое и непосредственное действие на структуру и боевое расписание войск – случай, вообще говоря, беспрецедентный.

Наконец, дивизий первой линии на столь пространственно широкий маневр банально не хватало, и Шлиффен решился на революционную по тем временам меру, включив в состав активных армий резервные корпуса, то есть солдат старших возрастных категорий, отцов семейств, давно отвыкших от военной муштры.

И после всех этих экстраординарных мер, шансы на успех не превосходили 50 %, а исполнение плана критически зависело от владения всего одной железнодорожной линией.

А. Шлиффен не дожил до начала войны, а с поста начальника Генерального штаба он был уволен по старости и болезни еще в 1905 году. Умирая в новогоднюю ночь 1911 года, он говорил в бреду: «Об одном только я вас прошу: сделайте мне сильным правый фланг…»

Французская республика: у нас тоже есть план…

Трудно сказать, насколько французское военное руководство представляло себе план Шлиффена. С одной стороны, немцы его не слишком скрывали. Дело дошло до того, что Шлиффен, уже после своей отставки, обсуждал внесенные в его план изменения в общедоступной прессе.

С другой – французы в него не очень верили. Нарушить нейтралитет Бельгии (шесть бельгийских дивизий плюс три сильные крепости), вызвать негативную позицию Англии (экспедиционная армия от 4 до 6 дивизий и сильнейший в мире флот), рискнуть Эльзасом – все это ради кусочка южной Бельгии, ради примитивного флангового охвата? В возможность марш-маневра через центральную и северную Бельгию к нижней Сене французы не верили совершенно, для них это была фантастическая и невозможная идея.

В результате французы пошли на компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив. Они считались с нарушением немцами нейтралитета Бельгии – но в ограниченном масштабе. Они предполагали также, что действий против Бельгии может и вовсе не быть. Поэтому они зарезервировали часть своих сил, предполагая использовать их тем или иным образом – в зависимости от того, как именно развернется немецкое наступление.

В принципе в отличие от немцев французы к 1914 году так и не создали плана войны, о котором можно было бы сказать что-то хорошее или хотя бы что-то плохое. У них был разработан активный план развертывания (последняя его версия была реализована и вошла в историю под названием «Плана № 17»). Этот план ставил задачу наступления.

Но куда?

Формально конечной целью объявлялся Берлин, но в отличие от плана Шлиффена, где по дням и по дивизиям указывалось, когда и как будет окружен Париж, в «Плане № 17» подобные расчеты напрочь отсутствовали.

«Мы пойдем на Берлин, форсировав Рейн у Майнца» – такой лозунг едва ли можно назвать стратегическим решением.

В сущности, замыслы французов не заходили далее реки Рейн.

Прежде всего, они собирались атаковать Эльзас – не столько из военных, сколько из патриотических соображений. Никакого смысла в этой операции не было, что французы и сами понимали, называя Эльзас «стратегическим захолустьем».

Главный удар предполагалось нанести севернее – через лесистые и бездорожные Арденны, причем направление этого удара – на восток или же на северо-восток – было поставлено в зависимость от действий противника в Бельгии.

Если немцы ограничивали свое развертывание французской границей – по примеру 1870 года, – предполагалось атаковать прямо на восток, имея в виду встречное сражение. Если оно заканчивалось успешно, французы продолжали продвигаться к востоку, вынуждая немцев постепенно отходить за Рейн, что подразумевало добровольное оставление ими Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, даже при самых благоприятных условиях, при разгромном выигрыше встречного сражения в Лотарингии, это наступление было бы сопряжено с серьезными проблемами. У французов отсутствовала сверхтяжелая артиллерия, и брать расширенный лагерь Меца,[31] а равным образом и форты Страсбурга, им было нечем.

При любом продвижении к Рейну эти две ключевые крепости расчленяли боевой порядок французов, нависали над флангами и, главное, контролировали железные дороги. Практически, не овладев Мецем и Страсбургом, французы не продвинулись бы дальше реки Саар.

Зато в случае поражения во встречном сражении в Арденнах они просто отошли бы за Маас и линию крепостей, в этом смысле особого риска в «Плане № 17» не было.

Гораздо более интересная игра возникала, если бы немцы большими силами наступали бы через Люксембург и южную Бельгию. Французское командование видело в этом риск: противник выигрывал их фланг. В этом случае предполагалось в свою очередь атаковать во фланг обходящее крыло немцев, для чего войска в Арденнах разворачивались не на восток, а на северо-восток, одновременно вытягивая свое расположение к северу до места слияния Самбры и Мааса.

«Сыграно» в соответствии с каноном шахматной игры: контрудар в центре является лучшим возражением на фланговую атаку. На шахматной доске с ее плоской метрикой атака на фланге всегда будет отставать от контригры в центре (при правильной игре обеих сторон). Однако метрика западноевропейского ТВД искривлена: кратчайшее расстояние между точками далеко не всегда есть прямая линия. Движение в центре, в лесистом бездорожье Арденн, при прочих равных условиях осуществляется медленнее, нежели движение по фландрским равнинам. Потому во Франции и Бельгии наступление в центре будет развиваться медленнее, нежели обходной маневр через Бельгию. Вызывает удивление, что французы не разобрались в этой, не такой уж сложной, проблеме до войны» (Комментарии к книге М. Галактионова «Темпы операций»).

К этому следует добавить, что риски наступления противника через центральную и северную Бельгию французы вообще не рассматривали. В худшем случае они ожидали там «набегов германской кавалерии». Против этих набегов развертывалась группа второсортных территориальных дивизий генерала д’Амада, гарнизон Мобежа, какие-то батальоны в упраздненной крепости Лилля. Ну и, если англичане соблаговолят прислать свои войска, на что французское командование, вообще говоря, не имело права рассчитывать, английская экспедиционная армия развернется к северо-западу от линии французских войск и как-то прикроет их фланг.

В целом французский план, по крайней мере, гарантировал, что войска, в отличие от 1870 года, своевременно развернутся на восточной границе, займут крепостные районы и под их прикрытием вступят в бой. Исход этого боя даже с французской точки зрения оставался гадательным. Французы говорили о наступлении, думали о наступлении, приняли ура-патриотический наступательный устав, рассчитанный более на «наступательный дух французского солдата», чем на какую-то оперативную или тактическую реальность, но в глубине души они прекрасно понимали, что после первого же столкновения войск им придется обороняться и что думать надо не о Рейне, и даже не о Сааре, а о Самбре и Маасе.

Война Ареса – война силы и хитрости (по материалам книги «Сумма стратегии»)

Французский план не был плох. Напротив, он был вполне на уровне своего времени. Только вот замысел Шлиффена это время опережал.

Германский фельдмаршал назвал свой главный труд «Канны», название броское – и вводящее в заблуждение. Оперативная схема, созданная в 216 году до н. э. Ганнибалом, предусматривала выигрыш обоих флангов противника, наступающего в центре. Шлиффен не видел ни малейшей возможности применить эту схему – для двойного охвата не было ни достаточных сил, ни достаточного пространства. К тому же не было никакой гарантии, что французы будут наступать в центре, где, кстати, находился Мец. Да и с эстетической точки зрения Шлиффен не признавал классических симметричных построений, которые считал, как минимум, неэкономичными.

Шлиффен действительно использовал опыт Пунических войн, но не сражение при Каннах, а марш-маневр Ганнибала в начале кампании. Карфагенский полководец шел из Испании по хорошо известной прибрежной дороге, но затем резко отклонился к северу, форсировал Рону в среднем течении и через Альпы вторгся в Италию, обойдя римские войска с фланга. Практически там случилась хоккейная или футбольная ситуация, когда защитники «проваливаются», и нападающий выходит один на один с вратарем. Ганнибал уже создал угрозу Риму, в то время как лучшие римские легионы защищали линию Роны. Их форсированный марш обратно закончился боем с перевернутым фронтом и полным разгромом.

В этой логике Шлиффен и выстроил свой план. Асимметричная операция с большим оперативным усилением, имеющая своей целью не фланговый охват – Шлиффен полагал, что такой охват легко парировать простым отступлением – а глубокий обход с созданием угрозы стратегическому тылу противника. То, что в процессе этого обхода французы теряли Париж, важнейший политический центр и транспортный узел, было даже не целью, а «бонусом». Такими же «бонусами» становились маасские крепости, Мобеж, порты на побережье Ла-Манша, Брюссель.

Операция стоит очень дорого (Австро-Венгрия, Восточная Пруссия, Эльзас), но развивается по нарастающей и обещает успех. Выход Франции из войны поставит Россию в тяжелое положение: она изолирована от оставшегося союзника (Англии) и должна сражаться с Германией и Францией в одиночку. При этом, чем успешнее будут продвигаться русские в Галиции и Карпатах, тем хуже для них, если только линия Вислы продержится планируемые Шлиффеном шесть недель.

План, конечно, демонстрирует принадлежность Шлиффена юнкерскому менталитету. Разгром Франции, с точки зрения юнкера, убедительно продемонстрирует русским, что Германия является сильнейшей европейской державой. Осознав это, Россия пойдет на «пристойный мир» – особенно же, если будет разбита в Польше и Галиции победоносными армиями, переброшенными на Восточный фронт после победы на Западе.

Но как разбить Великобританию? Для юнкера это не имеет значения. Англия не имеет сухопутных войск, а морская блокада после заключения мира с Россией бесперспективна. Англии придется заключить мир. В крайнем случае, можно будет что-то ей отдать ради этого: очередной Занзибар или униженную и разбитую Францию – ее долговременная оккупация в планы Шлиффена не входила.

Едва ли старый фельдмаршал до конца отдавал себе отчет в том, что даже после полного разгрома Франции и заключения мира с Россией положение Германии останется опасным и сложным. Что уже после победы придется пройти через совсем другую войну, причем результат этой войны будет зависеть от позиции самой слабой из Центральных держав – Италии, которая имела флот, способный после нейтрализации Франции создать Англии некоторые проблемы на Средиземноморье.

Впрочем, Шлиффен, по-видимому, считал поддержку Италии гарантированной. Во всяком случае, политическая задача сохранения военного и политического союза с этой страной проходила не по его «ведомству».

И здесь вновь играет свою роль германское двоевластие и раздвоенность внешней политики страны. Для юнкерства Италия не столько союзник, сколько обуза. Но для грюндеров она тоже не союзник, а скорее, конкурент в морских и колониальных делах. Австро-Венгрия же жизненно важна для сдерживания России, поэтому в перманентном конфликте Италии и Австро-Венгрии Германия обычно поддерживает австрийцев против итальянцев.

Впрочем, даже знай Шлиффен, что Италия изменит Центральным державам и перейдет на сторону противника, а Великобритания станет сражаться до конца, как в годы Наполеоновских войн, он едва ли изменил бы свой план.

Только полный разгром Франции давал Германии какие-то практические шансы вырваться из стратегического окружения. Ни в какой другой логике надежды не было вообще.

План Шлиффена стал лейтмотивом Первой мировой войны, да и начального этапа Второй. Этот план координировал действия Германии на Западе, Востоке и Юге во время отчаянного «тевтонского натиска», когда немцы были очень близки к победе. Этот план придал смысл и выстроил единое содержание для колоссального Генерального сражения, первые выстрелы которого прозвучали 5 августа 1914 года под Льежем, а последние – в середине января 1915 года под Кепри-Кеем в Турции.

С тех пор базовые идеи этого плана использовались в войнах и стратегических играх, при создании региональных и отраслевых стратегий. Асимметричный маневр, оперативное усиление, направленность против глубокого тыла, а не ближайшего фланга противника, геометрически согласованный рисунок операции, когда армии двигаются по геодезическим – линиям наименьшего времени, – все это можно применить к самым разным задачам. Например, к стратегии развития ядерной энергетики России.[32]

Может быть, именно в плане Шлиффена нашла свое высшее воплощение древняя и классическая «война Ареса»: сочетание тактики, оперативного искусства и стратегии, «война силы и хитрости».

Сюжет второй: стратегическое развертывание

Врагов всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше.

Дж. Мартин. «Песнь льда и пламени»

Армии долго маневрировали, строились, перестраивались и снова строились по новой. А когда все было готово, Фингон воскликнул:

– День настал! Смотрите все, день настал, а ночь проходит, – и хотя факт наступления дня ни для кого секретом не был, но тем не менее войска пришли в возбуждение и начали битву задолго до того, как армия врага приблизилась.

А. Свиридов. «Звирьмаррилион»

Колоссальная кампания 1914 года производит несколько странное впечатление. Слишком высока активность войск сторон, слишком быстро операции сменяют одна другую, иногда накладываясь друг на друга, слишком размашисто импровизируют командиры и штабы перебросками целых армий. Все это представляется лежащим на грани реального и невозможного и напоминает, скорее, стратегическую ролевую игру.

Война еще не была объявлена, а уже приобрела мировой характер. В последних числах июля началось развертывание войск и боевых кораблей на четырех театрах военных действий: Западном, Восточном, Южном и Океанском.

Сцена и декорации

Океанский ТВД, не представленный на этой карте, включает Мировой океан и немецкие заморские территории, прежде всего – Циндао, германскую Западную Африку (Намибию) и германскую Восточную Африку (Танзанию).

Средиземноморский ТВД

Потенциальными зонами военных действий могли и рано или поздно должны были стать западная или северная граница Италии (итальянский ТВД), а также территория Оттоманской империи. Последняя буквально генерировала самостоятельные ТВД – морские (Черное море и зона проливов) и континентальные – Кавказский, Суэцкий, Месопотамский.

Центральные державы могли маневрировать между театрами военных действий на суше и отчасти на море: Кильский канал соединял Балтийское и Северное моря. Антанта такой возможности не имела или имела как стратегическую задачу, решение которой подразумевало необходимость идти на те или иные ослабления.[33] Зато Антанта в лице Великобритании безраздельно господствовала на море и могла сосредоточить превосходящие силы в любой точке Мирового океана. Иными словами, положение на Океанском ТВД с самого начала было для Германии катастрофическим.

Западный театр

Западный ТВД, неровный четырехугольник размером примерно 550 на 450 км, включает территории германского Рейнланда, северной, центральной, восточной Франции, Бельгии, Люксембурга. Его условной восточной границей является Рейн, западной – побережье Ла-Манша, северной – побережье Северного моря и граница Нидерландов. Южная граница театра не определена – французы проводят ее по Сене, немцы – по Луаре.

Схема Западного театра военных действий[34]

Рельеф местности разнообразный: на востоке – это холмы и возвышенности (Арденны, Аргонны, Вогезы, Юра), на западе – низменная равнина. Огромное значение играют реки, прежде всего Маас, Мозель, Сомма и Сена. Все реки расположены так, чтобы создавать максимальные препятствия германским войскам при их парадном марше во Францию, вне всякой зависимости от того, собираются ли немцы наступать с востока на запад или с севера на юг.

Карта Западного театра военных действий

Реки «схвачены» крепостями. На Маасе – это Льеж и Намюр, форт Гюи между ними, а также Верден. На Шельде – Антверпен. На Самбре – Мобеж и опять-таки Намюр. На Мозеле – германская крепость-лагерь Мец, французские крепости Туль и Эпиналь, укрепление Нанси. Несколько восточнее, на реке Иль, расположен немецкий Страсбург: он контролирует западный берег Рейна.

Местность богата путями сообщения, за исключением, пожалуй, лесистых холмов Арденн и Аргонн. Особняком стоят Вогезы, где через хребет проходят только две железные дороги, притом лишь на относительно низком северном участке.

В самом широком смысле Западный ТВД включает в себя всю Францию, всю Великобританию, западные области Германии, Нидерланды (которые вполне могли стать такой же ареной военных действий, как Бельгия), Данию, удерживающую в своих руках стратегически важные балтийские проливы, а также Швейцарию.

С точки зрения борьбы на море Запад – это Северное море, пролив Ла-Манш, территориальные воды Великобритании.

Восточный театр

Восточный, или Русский, театр военных действий вытянут вдоль меридиана на 1200 километров, составляя в глубину около 700 километров. Восточной границей ТВД служат реки Западная Двина и Днепр, западной – река Одер и Карпатские горы. С севера театр ограничен Балтийским морем, с юга румынской территорией, а в перспективе вступления Румынии в войну – Черным морем.

Линия границы, что называется, «сложилась исторически». Она плавно идет с северо-запада на юго-восток, но между Августовом и Владимиром-Волынским образует вытянутый на запад прямоугольник 300 на 200 километров – так называемый «Польский балкон». Здесь русско-германская граница смещена от Вислы почти к Одеру, предоставляя русскому командованию соблазнительные возможности наступления – в северном направлении против Данцига или в западном, создавая непосредственную угрозу Берлину, или же в южном, на Будапешт.

Со своей стороны, австро-германские войска, опираясь на Восточную Пруссию и укрепленный лагерь Львова, могут атаковать «Польский балкон» с обоих флангов, наступая по сходящимся направлениям на Седлец или даже на Брест-Литовск. Такая операция выглядит гораздо более реальной, чем русский прорыв на Берлин или Будапешт. При этом потеря Варшавы и Привислинского края для России политически неприемлема, даже если войска ускользнут от двойного охвата.

Это начертание границы порождает «обязательную игру». Германии необходимо держать Восточную Пруссию, которая не просто обесценивает «Польский балкон», но и превращает его в долговременную стратегическую слабость русского фронта. России нужно Восточную Пруссию захватить и отбросить немецкие войска за Вислу. Тогда балкон станет неустранимой слабостью германского фронта. На южном фасе ситуация складывалась менее остро, но тоже предполагала встречную борьбу в четырехугольнике Люблин – Ковель – Львов – Перемышль.

Схема Восточного театра военных действий

Таким образом, на стадии развертывания боевых действий армии обеих сторон должны тяготеть к стратегическим флангам – Восточной Пруссии на севере и Галиции на юге. В этих условиях слишком протяженный Восточный ТВД не будет заполнен войсками целиком, и в его центре, вдоль среднего течения Вислы, с неизбежностью образуется разрыв длиной около 300 километров (от Торна до Люблина).

Карта Восточного театра военных действий

Географические условия Восточного ТВД позволяют проводить широкие маневренные операции, но необходимо иметь в виду, что приграничные районы Австро-Венгрии, Германии и России не столь богаты населенными пунктами и путями сообщения, как территория Франции и Бельгии.