Помоги проекту - поделись книгой:
Не успел он закончить песню, как принцесса оказалась прямо под скалой, на которой он притаился, и, закинув голову, стала высматривать его. Слух ее не обманул и привел точно туда, куда надо.
— Не угодно ли принцессе попробовать, каково будет падать с этой скалы? — спросил принц сверху.
— Так вон вы где! Да, угодно, принц, если это вас не затруднит, — сказала принцесса снизу.
— Принцесса, как вы догадались, что я принц? — спросил принц.
— По вашей красоте и молодости, принц, — ответила принцесса.
— Прошу пожаловать наверх, принцесса.
— Мне понадобится ваша помощь, принц.
Принц соорудил подобие каната из своего шарфа, перевязи меча и куртки и опустил вниз. Канат оказался коротким. Принц распустил свой тюрбан и надставил канат, но он все равно был короток. Принц добавил свой пояс с деньгами, и канат оказался впору. Не было случая, чтобы пояс с деньгами не выручил. Принцесса мигом оказалась на скале. Эта скала была повыше вчерашней, и ныряльщики ушли в воду гораздо глубже, подняв чудовищный фонтан брызг. Принцесса была наверху блаженства, и купанье прошло восхитительно.
Они встречались ночь за ночью, купаясь в темных чистых озерных водах. Принц был настолько счастлив, что ему чудилось: он плывет не на волнах, а в небесах. (Возможно, он сам дошел до такой легкости в мыслях, но не исключено, что подобный взгляд на вещи он перенял от принцессы.) Но, стоило ему заговорить насчет небес, принцесса жестоко его высмеивала.
Ночи стали лунными, и это доставило им новое удовольствие. В лунном свете все казалось им удивительным и невиданным, полным какой-то древней, увядшей, нонепреходящей новизны. А когда подошло полнолуние и ночное светило оказалось в зените, одно удовольствие было нырять поглубже и оттуда, снизу, смотреть на огромное светлое пятно, мерцающее и колеблющееся над ними так близко, что рукой подать. Пятно ширилось, таяло и вдруг опять застывало, словно твердело. Они устремлялись прямо на него — ах! — и над ними, в недостижимой высоте повисала луна, ясная, холодная, такая, прекрасная, словно застывшая на дне озера поглубже и намного синее, чем то, по которому они плыли, — так говорила сама принцесса.
Принц скоро понял, что в воде принцесса почти ничем не отличается от всех прочих людей. И что на воде она не так язвительна в своих вопросах и не так дерзка в ответах, как на суше. И хохочет не так часто, а уж если смеется, то не так резко. Да, в воде она была и скромней, и женственней, чем на берегу. Но когда принц допрыгался с ней в озеро до того, что влюбился по уши и начал заводить разговоры о нежных чувствах, она в ответ только поглядывала на него и посмеивалась. Разок-другой, и она будто бы стала призадумываться, будто силилась понять, что все это значит, но хватало ее лишь на то, чтобы смутно чуять — за этими словами что-то кроется. А стоило ей оторваться от воды, она настолько менялась, что принцу оставалось только думать про себя: «Если я на ней женюсь, нам останется, только одно: мне превратиться в тритона, ей — в наяду, — и поплывем мы в сине море, куда глаза глядят».
XI. С-С-С!
Принцессины развлечения в озере превратились в страсть, побыть на суше хотя бы час — это стало для нее невыносимо. И вдруг однажды ночью, когда они с принцем нырнули, ее охватило ужасное подозрение: озеро как будто стало мельче. Невозможно представить, что с ней сделалось! Она резко вынырнула и, не говоря ни слова, устремилась к прибрежному обрыву. Принц не понял, что случилось. Он поплыл за ней, на ходу допытываясь, в чем дело: может быть, ей стало дурно? Она не оборачивалась, вопросов его словно и не слышала. Подплыв к берегу, она выбралась на скалу и быстро оглядела ее. Луна была на исходе, ничего было не рассмотреть, ничего определенного сказать было нельзя. Вернувшись в воду, принцесса, так и не обмолвившись ни словом и ничего не объяснив принцу, поплыла домой. У принца было такое чувство, что она даже не сознает, что он плывет рядом. В расстройстве и полном замешательстве добрался он до своей пещерки.
На следующий же день принцесса на многих примерах, увы, убедилась в том, что ее страхи не напрасны. Песчаные отмели будто расширились, трава на берегу и вьющаяся зелень на скалах выглядели не так свежо, как прежде. По приказу принцессы вдоль берегов были нанесены отметки, она осматривала их день за днем, следя за направлением ветра.
И ее ужасная догадка подтвердилась: уровень воды в озере медленно понижался.
Невеликого ума была принцесса, но и этот ум оказался в опасности. Она с ужасом смотрела, как озеро, ее любимое озеро, которое ей было дороже всего-всего на свете, бессильно гибнет у нее на глазах. Озеро медленно иссякало. Вдали на просторных разливах проклюнулись верхушки скал, которые никогда раньше не показывались. Сначала они были мокрые, но вот уж они обсохли на солнце. Страх подумать — скоро здесь раскинется море пузырящейся и сохнущей грязи, в которой умрут прекрасные создания и обретут жизнь уродцы, безобразные, как светопреставление. Палящий зной воцарится здесь, когда не станет озера. Не в силах больше плавать, королевская дочь начала чахнуть. Вода убывала, принцесса чахла, и всем начало казаться, что между озером и королевской дочерью есть какая-то связь. Пошел слух, что принцесса умрет, как только озеро высохнет.
Но принцесса так и не заплакала.
По всему королевству было объявлено, что всякий, кто обнаружит причину иссякания озера, получит щедрую почечную награду. Бум Тамтам и Ллихаскатала взялись за опыты и рассуждения, но тщетно. Даже им не удалось докопаться до причины.
Теперь-то известно, что это было дело рук злой колдуньи, королевской сестры. Когда она прослышала, что ее племянница в воде чувствует себя лучше иных обитателей суши, она вспомнила, что в ее заклятии било сказано о земле, а о воде ничего не говорилось, пришла в бешенство и чуть не прокляла себя за непредусмотрительность.
— Но я мигом наведу порядок! — сказала она. — И король, и весь народ сгинут от жажды. Пусть у них мозги вскипят и свернутся, но я свою месть доведу до конца.
И она захохотала, и хохот ее был так ужасен, что у ее черного кота шерсть дыбом встала от страха.
Она подошла к старому поставцу, открыла его и достала что-то похожее на засохшую морскую травинку. Эту травинку она бросила в бадью с водой, добавила каких-то порошков и размешала голой рукой, бормоча гнусные заклятия. Отставила бадью в сторону и вынула из того же поставца сотенную связку ржавых ключей. Руки у нее тряслись, ключи звякали. Она села и один за другим стала смазывать ключи. Тем временем из бадьи, вода в которой продолжала ходить кругом, появилась голова и часть тела огромной серой змеи. Змея потянулась из бадьи плавными толчками то вперед, то назад и все тянулась и тянулась, не опускаясь на пол, пока голова ее не легла на плечо колдунье и не прошипела ей в ухо тихое «С-с-с». Колдунья вскочила от радости, взяла в руки змеиную голову и поцеловала. Накручивая змею на себя, она вытащила ее из бадьи целиком. Это была одна из тех устрашающих тварей, которых мало кто видывал, — одна из Бледных Змей Мрака.
Взяв ключи, колдунья спустилась к дверце подвала. И, отпирая ее, пробормотала:
— Кто-то за это жизнью заплатит.
Заперев за собой дверцу, она спустилась по ступенькам в подвал, пересекла его и отперла другую дверцу — в темный и узкий проход. И ее она заперла за собой и снова спустилась по ступенькам. Тот, кто проник бы за ней в подвал, услышал бы, как она одну за другой отперла ровно сто дверец и за каждой спустилась несколькими ступеньками ниже. Отперев последнюю, она вошла в огромный пещерный зал, свод которого опирался на могучие природные каменные колонны. Эти колонны держали не каменную толщу, а довольно тонкую кровлю, поверх которой расстилалось озеро.
Колдунья смотала с себя змею и подняла ее за хвост над собой. Гнусная тварь потянулась головой к своду и как раз достала до него. Достала и, медленно покачиваясь, принялась водить головой то взад, то вперед, словно что-то нащупывая. А колдунья пошла по пещере кругами, с каждым крутом приближаясь к середине зала. Она следила, чтобы змея стояла торчком, чтобы змеиная голова, чуть покачиваясь, повторяла под потолком точно тот же круговой путь. И так, раз за разом сужая круги, колдунья ходила по пещере до тех пор, пока змея, прянув, не впилась в потолок.
— Так, так, моя радость! — воскликнула колдунья. — Высосем его насухо!
Она отпустила змеиный хвост. Змея висела, впившись в камень, словно громадная пиявка. Колдунья села на каменную глыбу, а рядом с ней примостился черный кот, ни на шаг не отходивший от хозяйки во время ее кружения по пещере. Кот стоял, выгнув спину дугой, а его поднятый трубой хвост был нацелен точно на змею. Старуха сидела, вязала и бормотала. И так длилось семь дней и семь ночей.
Внезапно змея, словно лишившись сил, рухнула на пол и, съеживаясь, съеживаясь, прекратилась опять в сухую морскую травинку. Колдунья вскочила, подхватила травинку, сунула в карман и поглядела на свод. Там, где впившись в него, прежде висела змея, теперь дрожала капелька воды. Увидев это, колдунья метнулась прочь, кот за нею. Она торопливо захлопнула за собой дверцу, заперла ее, пробормотала заклятие, поспешила к следующей, которую тоже заперла и заговорила. И так, миновав всю сотню дверец, она добралась до своего подвала. Чуть не теряя сознание от усталости, она села на пол, со злорадством прислушиваясь к шороху воды, который отчетливо доносился через все сто дверец.
Но этого ей было мало. Вкусив первую радость мести, она не могла больше ждать и терпеть. Озеро будет иссякать слишком медленно, если ему в этом не посодействовать. И на следующую же ночь, когда на небо взошел тонкий серпик убывающей луны, колдунья отлила в бутылку жижи из бадьи, в которой оживляла змею, и в сопровождении кота отправилась в путь. До рассвета она успела обойти все озеро по берегу и над каждым ручейком, который переходила, бормотала заклинание, стряхивая в воду по нескольку капель из бутылки. Кончив дело, она повторила заклинание и метнула целую пригоршню жижи прямо в лунный серп.
И вот все родники в стране ослабели и стали бить с перебоями, как пульс у смертельно больного. По обводу озера на следующий же день не стало слышно водопадов. На темных боках гор не видно было больше серебристых струй. Источники притихли. И не только те, что таятся в недрах матери-Земли: все малые дети по всей стране плакали теперь без слез.
XII. А принц-то где?
С той самой ночи, когда принцесса так внезапно покинула его, принц так и не сумел с ней поговорить. Ни разу. Раз или два он видел ее днем на озере, но, насколько он мог судить, ночью она там больше не появлялась. Напрасно сидел он над озером, пел и высматривал свою русалку. Словно истинная нереида, она страдала вместе со своим озером, увядала и никла по мере того, как оно иссыхало. Наконец, принц заметил, как понизился уровень воды, и сам встревожился и смутился духом. Он терялся в догадках. Отчего иссякает озеро? Оттого ли, что с хозяйкой неладно? Или наоборот, хозяйка не появляется, потому что озеро стало иссыхать? И принц решил дознаться, в чем тут дело.
Он переоделся и, явившись во дворец, попросил свидания с гофмейстером. Его просьбу исполнили, для этого достаточно было глянуть на него. Гофмейстер, проницательный царедворец, мигом уловил за домогательствами принца нечто большее, чем прозвучало на словах. «И опять же, — подумал он, — кто знает, откуда придет избавление от нагрянувших бед?» Поэтому гофмейстер удовлетворил просьбу принца о зачислении в слуги и назначении в чистильщики принцессиной обуви. А принц, пожалуй, схитрил, добиваясь должности полегче, потому что наша принцесса не то что другие, и туфельки у нее почти не пачкались.
Вскоре принцу стало известно все, о чем шептались по углам насчет принцессы. Он чуть с ума не сошел. Но что он мог поделать? Он и вокруг озера целыми днями бродил, он и во все омуты нырял, но все без толку — ему оставалось только наводить блеск поверх блеска на изящные пары обуви, за которыми никто не присылал.
Принцесса никуда не выходила из своей комнаты. Шторы в комнате были опущены, чтобы не было видно иссякающего озера. Но это зрелище неотступно стояло перед мысленным взором принцессы. Оно настолько завладело ее воображением, что ей казалось: озеро — это ее душа, и это ее душа иссыхает, обращается в вязкую муть, теряет подвижность и умирает. И шаг за шагом, во всех ужасных подробностях, она всем сердцем переживала гибель озера, едва не теряя рассудок. Что до принца, она о нем забыла. Насколько его общество радовало ее в воде, настолько он был ей безразличен вне этой стихии. Да что принц — она об отце и матери словно позабыла.
Озеро продолжало иссякать. Среди переменчивого мерцания глади стали появляться густые пятна застывшего блеска. Пятна превратились в плоские илистые островки, островки разрастались, соединялись, то там, то сям на них торчали камни, местами кишела барахтающаяся рыба и вьющиеся утри. Повсюду бродил народ, собирал живность, а заодно поглядывал, не найдется ли чего, когда-то упавшего в воду с королевских ладей.
Наконец озеро иссякло целиком, осталось лишь несколько прудов на местах прежних больших глубин.
Однажды ватага подростков добралась до одного из таких прудов в самой середине бывшего озера. Это был окруженный скалами бассейн, довольно глубокий. Осматривая его, мальчишки увидели на дне что-то желтое, отблескивающее на солнце. Один из них нырнул в бассейн и вытащил золотую пластинку, с обеих сторон покрытую надписями. Пластинку доставили королю.
На одной стороне пластинки было написано:
Эти слова были слишком загадочны даже для короля и придворных. Но надпись на обороте пластинки несколько проясняла дело. Она сводилась вот к чему:
«Если озеро исчезнет, следует найти отверстие, в которое уходит вода. Но незачем пробовать остановить сток обычными средствами. Помочь беде может только один способ: только живое человеческое тело прервет бег воды. Человек должен решиться на это по собственной воле, а озеро, наполняясь, лишит его жизни. Ухищрения бесполезны, а народу, не способному породить хотя бы одного героя, незачем жить на земле».
XIII. Вот и я!
Это откровение разбило сердце короля. Не потому, что мысль о принесении в жертву подданных была противна его натуре, а потому, что он не верил в существование подданных, которые добровольно приносят себя в жертву. Но приходилось спешить: принцесса слегла и вернуть ее к жизни могла лишь, озерная вода, остатки которой ни на что не годились. И король приказал объявить по всему королевству о том, что написано на чудесной золотой пластинке.
Добровольцы не объявлялись.
Тем временем принц на несколько дней отправился в леса спросить совета у одного отшельника, которого повстречал еще по пути к Диво-озеру. И до возвращения ничего не знал о воле небес.
Вернувшись и во всех подробностях узнав о происшедшем, он сел и задумался. «Если я этого не совершу, — размышлял он, — принцесса погибнет, а следом и я лишусь ненужной мне больше жизни. Стало быть, совершив это, я ничего не потеряю сверх того, что теряю так или иначе. А она про меня скоро позабудет, и жизнь ее опять станет такой же прекрасной, как была. Никогда не будет в мире большей красы и счастья, да только все это не для меня. (И тут бедняга принц горько вздохнул.) Как прекрасно будет озеро при лунном свете, а на нем, словно своенравная богиня, будет играть это удивительное существо! Хотя, если так-то поглядеть, тонуть дюйм за дюймом — дело, пожалуй, нелегкое. При моем-то немалом росте! (Тут принц криво усмехнулся.) Но опять же, чем дольше, тем лучше. Ведь я могу потребовать, чтобы все это время принцесса была рядом со мной. Я еще раз ее увижу, даже, может быть, поцелую и погибну, глядя ей в очи. А это не смерть. По крайней мере мне будет не до смерти. И вокруг меня будет озеро, оживающее для моей единственной красы! Ну что ж. Отлично, я готов».
Он поцеловал принцессины туфельки, положил их на место и отправился в королевские покои. На ходу сообразив, что проявлять какие-либо чувства в этом деле будет неуместно, он решил держаться как ни в чем не бывало, даже с некоторым удальством. И поэтому постучал в дверь королевской сокровищницы, поскольку тревожить там короля — не было большего преступления.
Услышав стук, король вскочил и в бешенстве распахнул дверь. Увидев перед собой чистильщика обуви, он выхватил меч. Прискорбно, но это был его обычай защищать свое королевское достоинство, когда он находил, что его чести нанесен урон. Но принц ни чуточки не испугался.
— Ваше величество, — сказал он. — Я наш виночерпий.
— Мой виночерпий? Ты подлый врун. Ты что несешь?
— Несу пробку для вашей бутылки.
— Ты что, спятил? — гаркнул король, замахиваясь мечом.
— Я собираюсь заткнуть ваше прохудившееся озеро, великий государь, а уж чем — пробкой ли, затычкой ли, заглушкой ли — это уж называйте как угодно, — сказал принц.
Король был в таком бешенстве, что слова не мог выговорить. Пока он совладал с собой, он заодно успел сообразить, что убить единственного человека, изъявившего желание быть полезным в нынешней крайности, было бы чудовищным расточительством. Тем более что этот нахал будет вскоре умерщвлен не менее надежно, чем от собственной руки его величества.
— Ах вот что! — сказал наконец король, с трудом заталкивая меч в ножны, уж больно тот был длинен. — Весьма обязан, дурачина! Винца не хочешь?
— Нет, спасибо, — ответил принц.
— Прекрасно, — сказал король. — Может, перед этим сбегаешь домой, повидаешься с родными?
— Нет, спасибо, — ответил принц.
— Тогда за дело. Пойдем-ка поищем эту дырку, — сказали его величество и вознамерились было призвать свиту.
— Постойте, ваше величество. У меня есть одно условие, — остановил его принц.
— Условие? — воскликнул король. — Мне? Еще чего! Да как ты смеешь!
— Как вам будет угодно, — хладнокровно ответил принц. — В таком случае позвольте откланяться.
— Ах ты, вражина! Я велю тебя сунуть в мешок, я тебя башкой в эту дырку воткну!
— Прекрасно, ваше величество, — ответил принц, чуть прибавив почтительности, чтобы королевский гнев не лишил его удовольствия погибнуть ради принцессы. — Но что за прок вам от этого? Извольте припомнить волю небес: жертва должна быть добровольной.
— А разве ты явился ко мне не добровольно? Этого хватит, — возразил король.
— Добровольно, при условии…
— Ты опять? — гаркнул король, снова хватаясь за меч. — А ну вон! Кой-кто другой повеселится, сняв тебе с плеч это украшение!
— Но вашему величеству ведомо, не так-то просто будет найти мне замену.
— Ну! Что у тебя за условие? — проворчал король, понимая, что тут принц прав.
— Всего одно, — ответил принц. — Поскольку я должен утонуть, а не помереть с голоду, а ждать и томиться, пожалуй, придется довольно долго, я хотел бы, чтобы принцесса, ваша дочь, отправилась бы со мною, кормила бы меня из собственных рук и смотрела за тем, чтобы я был доволен. Положа руку на сердце, признайтесь: дело мне предстоит нелегкое. После того как вода дойдет мне до глаз, ваша дочь может быть свободна и счастлива и вольна забыть о своем несчастном чистильщике обуви.
И тут голос у принца дрогнул. Несмотря на всю свою решимость, он чуть было не расчувствовался.
— Что ж ты мне сразу не сказал! — воскликнул король. — Столько шуму из-за такой чепухи.
— Вы ручаетесь, что это будет так? — настойчиво переспросил принц.
— Да конечно же! — ответил король.
— Прекрасно. Я готов.
— Ступай пока пообедай, а я пошлю сыскать это место.
Король вызвал охрану и приказал командирам немедленно сыскать отверстие в дне озера. Те разделили обнаженное дно на квадраты, учинили точнейший осмотр, и вот, часу не прошло, отверстие было обнаружено. Оказалось, что это небольшая треугольная пробоина в камне, торчащем посреди того самого прудочка, где была найдена золотая пластинка. Вокруг камня еще оставалась вода, та, что не могла теперь перелиться через закраину.
XIV. Весьма любезно с вашей стороны
Тем временем принц принарядился, решив умереть с достоинством, как королевский сын.
Когда принцесса услышала, что ради нее кто-то готов умереть, она пришла в такой восторг, что вскочила с постели и от радости заплясала по комнате, несмотря на все свои недуги. Ее не заботило, что это за человек, ей это было ровным счетом все равно. Главное дело — заткнуть дыру. Для этого нужен человек? Ну и что — человек, так человек. Через час или два все было готово. Принцессу одели на скорую руку и доставили на берег озера. Взглянув на теперешнее озеро, она вскрикнула и закрыла лицо руками. Ее отнесли на то место, где было отверстие. Там уже стояла для нее лодочка. Сейчас воды не хватало даже для такси, но ведь вскоре воды прибавится, и тогда лодочка будет в самый раз. Принцессу уложили на подушки, нанесли в лодочку вин, фруктов и прочих яств и над всем этим расставили балдахин.
Через несколько минут явился и принц. Принцесса сразу же узнала его, но ей даже в голову не пришло, что его стоит поблагодарить.
— Вот и я, — сказал принц. — Воткните меня.
— А мне сказали, что это будет чистильщик обуви, — сказала принцесса.
— А я им и был, — ответил принц. — Я чистил ваши туфельки по три раза в день, это было все, что вы мне дозволяли. Да воткните же меня!
Придворные промолчали, но между собой согласились, что этот человек ведет себя грубо и грубость эта — следствие его врожденной наглости.
Но как его воткнуть? На этот счет в надписи не было никаких указаний. Принц осмотрел отверстие и убедился, что есть только один способ. Сев на камень, он спустил в отверстие обе ноги до колена, а оставшийся угол закрыл обеими ладонями, для чего ему пришлось согнуться. В этой неудобной позе он решил покориться судьбе и, обернувшись к собравшимся, сказал:
— Можете идти.
Король давно уже ушел домой обедать.
— Можете идти, — повторила принцесса за принцем, словно попугай.
Ее послушались, и народ разошелся.
Через камень плеснула мелкая волна и замочила принцу колени. Он не обратил на это особого внимания. Он запел, и вот о чем он пел:
— Пойте, пойте, принц. Тогда не так скучно, — сказала принцесса безучастным голосом, лежа к лодке с закрытыми глазами. — Это очень любезно с вашей стороны.
Принц не мог петь дальше и замолк.
«Жаль, что не могу ответить любезностью на любезность, — подумал он, — но умереть ради вас — это проще всего».
Вторая мелкая волна смочила колени принца, плеснув через камень, за ней третья, четвертая. Но принц молчал и не шевелился. Так прошли два часа, три, четыре, принцесса очевидным образом спала, а принц был весьма терпелив. Но в нем вскипало недовольство. Он надеялся, что ему хотя бы посочувствуют, но не дождался даже этого.
Наконец он не вынес.
Поделиться книгой: