Помоги проекту - поделись книгой:
Он еще и не то вытворял, этот Гришка!
Не знаю, как обстоят дела по этой части у нынешних школьников, а когда я учился, попадались такие отдельные Гришки, и точно такие же надписи встречал я на обложке нашей географии Баранского.
Прошли мои школьные годы. Отечественная война. Университет. И вот я — преподаватель Петрозаводского педагогического института, сам учу будущих учителей.
Однажды с группой студентов мы отправились в экспедицию — за песнями, сказками, частушками.
В Карелии фольклор сохранился лучше, чем в других местах. Карелия для фольклориста — заповедное место.
В этой книжке все время будут встречаться слова: фольклор,
фольклористика, фольклорист. Разберемся в них, чтобы уж не возвращаться к этому.
Фольклор (folK-lore) по-английски означает: народная мудрость, народное знание. Это выражение, или, по-научному, термин, употребил в одной из своих статей в 1846 году английский историк Вильям Томсон. Термин приняли и в других странах. Но понимают его по-разному. Западноевропейские и американские ученые фольклором называют все виды народного искусства — и словесное, и музыкальное творчество, и народные танцы, и резьбу по дереву и кости, и даже вышивку.
Советская наука обычно называет фольклором словесное искусство народа — народно-поэтическое творчество, устное народное творчество. Если речь идет о музыкальном творчестве, о народной музыке, то так и говорят: музыкальный фольклор.
Фольклористика — наука, изучающая фольклор.
Фолькло р и с т — ученый, специалист в области устного народного творчества.
…Итак, на небольшом пароходике мы плыли по Онежскому озеру. Вокруг нас сидели, курили, ходили по палубе, смеялись самые обыкновенные люди — с мешками и чемоданами, молодые и старые, в лакированных туфлях и русских сапогах, в платках и шляпах. Шуньга, Кузаранда, Толвуя, Сенная Губа, Кижи — для них родные деревни, просто деревни, а у нас, когда мы слышали эти слова, замирали сердца.
Кижи — это ведь там знаменитый на весь мир деревянный собор, построенный без единого гвоздя; Кузаранда, Толвуя, Сенная Губа — это ведь там, пробираясь на лошадях, на лодках через топи, реки, ручьи, озера, бродили собиратели былин Рыбников и Гильфердинг. В этих местах жили четыре поколения легендарных сказителей Рябининых, жил певец былин Щеголенок, которого рисовал Репин и слушал Лев Толстой, нищенствовала старуха — великая народная поэтесса Ирина Федосова, чье искусство так высоко оценили и Некрасов, и Горький, и Ленин.
Вскоре мы уже ходили от избы к избе, беседовали со стариками и старушками, выспрашивали, что они помнят, что пели, когда были молодыми. Попали и в дом Ивана Михеевича Абрамова.
Самого хозяина уже не было в живых, но семья его встретила нас приветливо.
— Идите на чердак, там стоит сундучок Ивана Михеевича, — сказала его сноха (жена сына, сыноха). — Может, найдете что интересное для себя.
Чего только не было в этом сундучке! Самое новое печатное издание — церковная книга Евангелие 1883 года, а самая старая рукопись создана в XV столетии и живет уже пятый век. Чтобы сундучок не качался, под один его угол кто-то подсунул сложенную вчетверо самодельную тетрадь. Смотрю — бумага не теперешняя. Развернул — и ахнул. Целехонькая рукопись «Сказка об Илье Муромце и Соловье Разбойнике», да еще с картинками!
Среди других книг в сундучке оказался и Катехизис — учебник закона божьего, изданный в XVIII веке. Там толкуется смысл молитв, приводится пять доказательств существования бога. Их нужно было знать назубок!
Раскрыл я этот Катехизис и на внутренней стороне обложки увидел выцветшую надпись:
Вот ведь, оказывается, какой старый этот школьный стишок! Посмеялись мы тогда.
…Много лет прошло с той поездки. Забыл я совсем и Скворцова Гришку, и неведомого второклассника Петра Дехмана. Я стал профессиональным литератором. Однажды попросили меня съездить в Новгород с венгерским писателем.
И вот мы в новгородском кремле. Осматриваем белокаменный Софийский собор, Г рановитую палату. Потом, конечно, идем в музей. Медленно бродим от витрины к витрине, разглядываем экспонаты. Особенно долго стоим возле берестяных грамот. Их только в послевоенные годы стали находить при археологических раскопках. Скрученные полоски бересты принимали за поплавки или просто отбрасывали в сторону. А тут молодая работница Н. Акулова заметила на одной какие-то знаки и… так родилось одно из самых замечательных открытий XX века.
В Новгороде найдено уже около шестисот берестяных грамот, и они многое рассказали ученым о далеких временах русского средневековья.
До знакомства с берестяными грамотами ученые думали, что читать и писать в Древней Руси могли лишь очень немногие — зажиточные купцы, бояре, монахи. Оказалось, — судя по содержанию берест, — грамотным был чуть ли не каждый новгородец. И ремесленники, и крестьяне, и посадские люди.
Значит, было немало каких-то школ и если не учебников, то каких-то учебных пособий. Ярослав Мудрый еще в XI веке создал школу, где обучались 300 детей. В одной из раскопок попалась азбука, вырезанная на можжевеловой доске (вы знаете кусты можжевельника — из них доски не выйдет; в те времена рос можжевельник сантиметров по двадцать в диаметре). Обнаружили несколько азбук и ученических записей на бересте, нашли рисунки с подписями маленького мальчика Онфима. На ободке берестяной чашечки оказалась записанной загадка.
Я все это рассказываю, переводчица переводит, а гость слушает.
— Теперь, — говорю, — давайте почитаем эти бересты. Вот, например: «От Бориса ко Ностасии. Како приде ся грамота, тако пришли ми цоловек на жерепце, зане ми здесе дел много. Да пришли сороцицю, сороцице забыле». Вот, забыл человек рубашку — и пишет жене. Значит, не только мужчины, но
13
даже и женщины в древнем Новгороде учились. Или вот еще… Постойте, постойте! — кричу и хватаю писателя за рукав. — Видите?..
(Невежа писал, недоумок показал, а кто это читал…)
В Ленинграде сразу же побежал в Публичную библиотеку и взял книгу профессора А. В. Арциховского «Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1952 года». Эта грамота значится под № 46 и выглядит так:
Вот что пишет о ней профессор:
«На первый взгляд грамота производит впечатление шифрованной, но это не шифр, дело обстоит проще. Когда я попробовал связать буквы первой и второй строк по вертикали, смысл сразу обнаружился… Конец фразы оторван… В целом это типичная школьная шутка». И дальше ученый говорит:
«Позволительно представить себе, как группа древнерусских школьников шла по Великой улице. Один из них, кому эта записка предназначалась, оторвал от нее ругательство и бросил на мостовую».
Береста найдена на глубине 2,89 метра, на откопанной деревянной мостовой улицы Великой. Длина бересты 21 сантиметр, ширина — 5 сантиметров. Шутка эта, по определению специалистов, относится к концу XIII или началу XIV века… Чуть ли не 700 лет назад.
А не было ли у Гришки Скворцова еще более древнего предшественника?
Книжка советского историка С. Я. Лурье «Письмо греческого мальчика» не раз издавалась в нашей стране. Автор рассказывает о папирусе, который подарил ему один американский ученый, о том, как он расшифровывал этот папирус, и о мальчике Феоне, который на этом папирусе написал письмо своему отцу с просьбой взять его в город.
Ходи каждый день в школу, учись. Тоска! Феон скучает. Он оглядывает знакомое школьное помещение, высокие облупившиеся колонны, кончающиеся наверху причудливыми листьями, длинные скучные скамьи, статую богини Клио, покровительницы наук, и несколько других статуй, поменьше; в углу желтый исцарапанный шкаф, в котором учитель хранит папирусные свитки. Потом Феон переводит взгляд на белую, плохо оштукатуренную стену со следами надписей, сделанных проказливыми учениками и кое-как стертых по приказу учителя. В углу уже красуется новая надпись:
АНАГИГНОСКЕ АНОТАТО ПРОС ТА ДЕКСИЯ
(Читай на самом верху справа)
Феон заинтересовался. Он смотрит наверх и читает:
О АНАГИГНОСКОН ПИТЭКОС
(Кто прочтет, тот обезьяна)
Это было около двух тысяч лет назад.
Есть в нашем языке слово «традиция». Оно происходит от латинского слова «traditio» и означает «передача», «предание». Традиция — это то, что переходит от поколения к поколению, надолго сохраняется в памяти людей.
По традиции, мы наряжаем елки в новогодний праздник, отмечаем свой день рождения. Подшучивать над друзьями, стараться обмануть их 1 апреля— тоже давняя традиция. Традиционны многие детские игры и те школьные стишки, о которых мы только что говорили.
Меняется жизнь — меняются и люди. Но что-то общее остается в их характерах, обычаях. Традиции объединяют людей, живших в разные эпохи. Гришка Скворцов, которого отделяют от Феона, ни много ни мало, 80 поколений, наверняка знал шутку, на которую попался Феон, а может, и сам не раз проделывал нечто подобное.
Традиции тоже постепенно меняются, развиваются, отмирают, рождаются заново. Но эти изменения происходят очень-очень медленно. И один человек, одно поколение не всегда даже может заметить эти изменения.
А теперь вернемся к фольклору и постараемся запомнить важную вещь: фольклор — искусство традиционное. Фольклорные богатства — песни, сказки, былины, пословицы, загадки — это богатства многих и многих прошедших по земле поколений.
И наш современник Гришка Скворцов, и Петр Дехман, живший почти 180 лет назад, и новгородские школьники XIV века, и греческий мальчишка Феон были людьми грамотными, они умели читать и писать. Книжные страницы, береста, папирус сохранили их каракули.
До нашего времени дошли древние надписи, высеченные на камне, вырезанные на дереве, на металле, выдавленные на мягких (а затем обожженных) глиняных плитках. Некоторым из этих надписей, или, как говорят, письменных памятников, несколько тысяч лет.
Но ведь когда-то у людей не было письменности. Раскопки исчезнувших поселений, стоянок первобытного человека дают множество самых интересных сведений. Однако ясно, конечно, что большая часть древнейших письменных памятников, древнейшие города, вещи, сделанные руками наших далеких предков, — все это исчезло безвозвратно. Время безжалостно разрушает самое прочное дерево, под влиянием воды, мороза и ветра рассыпаются в песок камни, ржавчина съедает металлы, огонь пожаров их плавит.
И все-таки о том, как жили люди, что думали, во что верили в самые отдаленные от нас времена, мы узнать можем — только не по письменным памятникам, а по устным. Память народа зачастую оказывается прочнее дерева, камня и даже металла.
Знаменитый норвежский ученый и путешественник Тур Хейердал занимается историей острова Пасхи.
Откуда взялись эти 200 человек на крохотном клочке суши, отстоящем от материка на 3500 километров? Как они изготовляли и доставляли на побережье свои многотонные памятники — каменные головы? Почти все дощечки с неизвестными письменами сожгли испанские священники. В распоряжении Хейердала не было ничего, кроме фантастических рассказов местных жителей. И что же, эти рассказы, когда к ним обратился ученый, раскрыли многие тайны острова Пасхи, оказались документально точными. Каждая семья помнит свою родословную. Один из собеседников Хейердала назвал по именам десять поколений своих предков!
В XVIII веке англичане захватили Новую Зеландию. Там жил народ маори. Маори утверждали, что они переселились сюда из другой страны.
Каждое из маорийских племен твердо знало — и знает в наши дни, — как звали вождя, жреца, руководивших переселением, на какой лодке приплыли их предки, как звали рулевого этой лодки, знали даже название кормового весла! Устные родословные маори насчитывают по пятьдесят и более поколений, в том числе примерно двадцать поколений людей, живших до переселения на Новую Зеландию! Ученые, считая в среднем по 25 лет на одно поколение, установили, что маори прибыли на Новую Зеландию около 1350 года. А когда сопоставили родословные, оказалось, что некоторые из них восходят к одним именам. Это ли не доказывает их точность!
Есть такая игра. Первый говорит: «Стол». Второй: «Стол, стул». Первый повторяет:' «Стол, стул» — и добавляет: «Кровать». Второй повторяет:
«Стол, стул, кровать» — и добавляет свое… Ну-ка проверьте, сколько вы запомните? Десять? Пятнадцать? Двадцать слов? Но мы запоминаем эти слова в один прием, в один урок, а маори учили и повторяли имена дедушек, прадедушек и прапрадедушек не день, не неделю, не месяцы — годы, всю жизнь. Так что чуда здесь нет.
И все-таки это чудо! Без карандаша, без фотоаппарата, без кино, без
книги оживает прошлая жизнь. Оживает в слове.
Старинная песня перечисляет названия лодок, на которых предки нынешних маори плыли через океан:
Смотри, как «Таинуи», «Те Арава», «Матаатуа», «Карахаупа» и «Токомар»— Все плывут по огромному океану.
И сегодня, когда к маори приходит гость, — пусть он хоть на самолете прилетел, его всё равно встречают традиционным приветствием:
Поделиться книгой: