Помоги проекту - поделись книгой:
— Тоня, говорите правду…
Заведующая потупилась:
— Откровенно признаться, парень в футболке сразу показался мне подозрительным. Чтоб припугнуть его, я так это… между прочим, сказала мужу: «Знаешь, Миша, сегодня сторожу новых патронов к ружью привезла». А муж-то не понял, к чему это, и проворчал: «Ты давай-ка лучше начальство тереби, чтобы сигнализацию наладили».
— М-м-да, — с досадой обронил Бирюков.
В магазин заглянул Слава Голубев:
— Антон Игнатьич, Боря Медников сторожа из медпункта привел…
Колхозный сторож Назар Гаврилович Русаков оформился на пенсию два года назад, но поскольку здоровьишко у старика еще было, то он продолжал охранять по ночам зернофуражный склад. Село Заречное — располагалось в стороне от магистральной дороги. Воровством здесь не грешили. Поэтому, когда сноха попросила Назара Гавриловича присмотреть за магазином, старик без всяких яких согласился.
В последний вечер перед дежурством Русаков почувствовал в правом плече «засевший от войны» осколок. Так бывало каждый раз при резкой перемене погоды от устойчивой жары к дождю. Опасаясь, не застудиться бы ночью, Назар Гаврилович, несмотря на июль, нахлобучил кроличью шапку и прихватил из дому брезентовый плащ.
Ночь выдалась не по-летнему хмурой. Правда, брызнувший с вечера дождик скоро перестал, однако сизовато-серые облака затянули небо так плотно, что не проглядывало ни единой звездочки. Привычно поправляя сползающий с плеча ремень двустволки, Назар Гаврилович прохаживался между магазином и складом. Заречное постепенно засыпало. Около полуночи Русаков присел на чурбачок у складских ворот. Неожиданно в ночной тишине послышался треск приближающегося от околицы мотоцикла. Сторож прислушался, и ему показалось, будто у магазина мотоцикл заглох. Назар Гаврилович тяжело встал. Стараясь шагать потише, двинулся к магазину. Внезапно из темноты возник высокий парень и хрипловато спросил:
— Батя, закурить не найдется?
Русаков сдернул с плеча двустволку.
— Ну-ка, топай отсюда!
Парень испуганно отскочил в сторону и скрылся в темноте. Русаков настороженно подошел к магазинному крыльцу, напряг зрение. Возле стены стоял мотоцикл, а в оконной раме как будто бы чернела дыра. Старик не успел еще сообразить, что предпринять, как земля рванулась из-под ног и стремительно опрокинула его навзничь…
— Это ж он, окаянный, кирпичом по голове меня огрел, — с обидой проговорил Русаков, снял с забинтованной головы шапку и протянул ее Бирюкову. — Во, глянь, сынок, тут даже кирпичный след остался.
Бирюков внимательно осмотрел на шапке мех — в нем действительно застряли буроватые крупинки раскрошившегося кирпича. Притихшие старики понятые переглянулись. Один из них назидательно вымолвил:
— Тебе, Назар Гаврилыч, надо бы немедленно по ворюге дробью пальнуть!
— Легко, Григорьич, такое сказать… — Русаков сплюнул. — Если б, к примеру, на войне фашист предстал передо мной, одним разом его на тот свет отправил бы. А тут же, чую, наш парнюга… Разве поднимется рука в своего человека заряд выпустить?..
— Ясно дело! — солидным басом изрек другой старик и ухмыльнулся в седую бороду. — Вот, ядрена шишка, этот парнюга по-свойски и раскровил тебе голову.
Сторож махнул рукой — что, мол, после времени пустое обсуждать. Бирюков, возвращая ему шапку, спросил:
— Дальнейшее не помните?
— Ну, как же! Помню. Окончательно-то сознание потерялось после выстрела. Чтобы тревогу поднять, дуплетом бабахнул… — Назар Гаврилович болезненно сморщился. — От выстрела, можно сказать, и мозги отключились. Ружейный приклад так по больному плечу ударил, что… очухался в медпункте.
Дальнейшее, со слов Русакова, произошло «как в кино». После удара кирпичом сторож быстро пришел в себя. Парень, который просил закурить, уже сидел на трещавшем мотоцикле. В тот же миг из магазинного окна вывалился малый в белой майке. Накинув на плечо ремень спортивной сумки, он одним прыжком плюхнулся на заднее сиденье мотоцикла. Мотоцикл вильнул было к дороге, но, когда Русаков во весь голос закричал: «Стой! Стрелять буду!», на полном газу рванулся прямиком через пустырь, где метрах в пятидесяти от магазина протянулся длинный овраг. Проехать там было невозможно, и Назар Гаврилович ожидал, что мотоциклисты повернут назад, однако, к его изумлению, те перемахнули овраг, как будто по мосту. И вот после этого Русаков для острастки пальнул им вслед разом из обоих стволов.
— Похоже, мы со следователем напрасно сюда приехали, — сказал Бирюкову прокурор. — Преступление, как говорится, по вашему ведомству…
Бирюков молчал. Он посмотрел на пустырь, за которым сейчас, в дневное время, был хорошо виден размытый ливневыми водами овраг, и спросил Русакова:
— Каким же образом, Назар Гаврилович, мотоциклисты перепрыгнули эту ямищу? На крыльях, что ли?..
Сторож развел руками:
— Там, вообще-то, рельса лежит, но если соображать с умом, то проехать по ней не всякий циркач сможет…
Все пошли к оврагу. Ширина его, как прикинул на глазок Бирюков, была не меньше пяти метров, а глубина— около двух. Когда-то через овраг был перекинут пешеходный мостик. Теперь же от него остался лишь кусок железнодорожного рельса, лежащего основанием вверх и вдавленного концами в землю. Антон достал из кармана миниатюрную рулетку, присел на корточки и замерил ширину рельсового основания. Показывая Голубеву тринадцатисантиметровую отметку, спросил:
— Можно по такой нитке ночью проехать на мотоцикле?
— А что?.. — оптимистично ответил Слава. — В цирке и по канату ходят…
— Придется этих «циркачей» искать. Кстати, один из них носит американские джинсы… — Бирюков повернулся к заведующей магазином. — Тоня, а фирму джинсов на том парне не приметили?
— На карманчике рубашки «Рэнглер» было написано, — ответила завмаг. — По-моему, и джинсы той же самой фирмы.
— А второй парень, значит, в белой футболке?
— В белой… Только не с зайцем — такие у нас продавали, а с волком, как в мультиках.
Когда вернулись из Заречного в райотдел, Слава Голубев прежде всего занялся картотекой типичных происшествий. Выудить ничего не удалось. Слава вздохнул и стал припоминать знакомых подростков, которые лихачили на мотоциклах. Среди состоявших на учете в инспекции по делам несовершеннолетних такие молодчики были, но, насколько знал Слава, никто из них не имел импортных джинсов, тем более еще и рубашки. Не доводилось ему встречать в райцентре и парня в футболке с нарисованным волком.
Бесплодно поразмышляв, Голубев взялся за телефон и по памяти набрал номер. Когда в трубке послышался голос директора Дома культуры, скороговоркой сказал:
— Люда, это Слава Голубев. Привет.
— Здравствуй, Славочка.
— Люд, сегодня будут танцы?
— Конечно. А что?
— Хочу посмотреть, как мои подшефные танцуют.
— Несовершеннолетних мы на площадку не пускаем.
— Паспорта при входе спрашиваете?
— Зачем? Их по внешности видно.
— Слушай, Люд, ты не видела среди подростков такого парня, который носит американские джинсы и рубашку с этикетками «Рэнглер»?
— Мне, Славочка, некогда этикетки рассматривать, с оркестровкой замаялась. Приходи, сам увидишь.
— Спасибо, радость моя, приду.
Огороженная высокими синими рейками летняя танцевальная площадка располагалась в густой тополевой роще, рядом с полузаросшим озером и высоким старинным мостом через речку, пересекающую райцентр. Вечерами здесь гремела музыка. Энтузиасты самодеятельного ансамбля в поте лица выколачивали из немудреных электромузыкальных инструментов модные джаз-ритмы, а залитая светом люминесцентных ламп танцплощадка в это время походила со стороны на встревоженный муравейник.
Одетый в штатское Слава Голубев появился возле летнего места отдыха районной молодежи еще засветло, когда музыканты во главе с энергичной худенькой директором Дома культуры отлаживали свистяще-хрипящую «оркестровку». Слава издали понаблюдал небольшую очередь у кассы и, не приметив интересующих его лиц, прошел к заросшему тальниковыми кустами берегу. Отсюда хорошо была видна не только билетная касса, но и вход на площадку. Постепенно очередь у кассы стала расти. Купившие входные билеты разбредались парочками по сумрачным аллеям среди тополей.
Недалеко от берега, на низенькой скамейке под кустами, несколько подростков лет по одиннадцати-двенадцати, чуть не уткнувшись друг в друга носами, оживленно о чем-то разговаривали. Над головами мальчишек вился сизоватый дымок. Голубев тихо подошел к ним и внезапно спросил:
— Какую отраву курим, мужики?
— «Космос»… — растерянно ответил один из подростков— черноголовый, с большими карими глазами, и мигом придавил ногой окурок.
— Ого! Семьдесят копеек пачка. Где такие деньги взяли, аристократы?
— По десятничку сбросились.
— А потом по рублю на бутылку станете бросать?
Почувствовав неладное, мальчишки со всех ног брызнули в разные стороны. Лишь черноголовый ошеломленно остался сидеть на скамейке. Голубев подсел к нему.
— Тебя как зовут?
— Борька.
— А фамилия?
— Муранкин.
— Родители кто?
— Папка в прошлом году умер, а мамка на железнодорожном вокзале мороженым торгует.
— В каком классе гранит науки грызешь?
— Нынче в пятый пойду.
— Хорошо учишься?
— В основном трояки…
— Вот видишь… — Слава показал на раздавленный окурок. — Задымил себе голову и маешься. Чем курить, лучше бы книжки читал. Или пошел бы в Дом пионеров, записался в какой-нибудь кружок. Знаешь, какие там отличные кружки?
— Знаю, я в фотографический ходил. Почти две недели. А как банка с проявителем нечаянно разбилась, меня выгнали.
— Ну, Борис, не повезло тебе, — посочувствовал Слава и сразу спросил: — Сами сигареты покупали?
— Самим нам не продают… Васек купил.
— Кто такой?
— Студент. К тете Марусе Данильчуковой приехал.
— А кто такая тетя Маруся?
— На нашей улице живет, на Заводской.
— Вы просили Васька купить вам курева?
— Он сам догадался. Увидал, что мы у табачного киоска тремся, и говорит: «Что, шнурки, курить хочется? Давайте деньги». Мы по десять копеек ему собрали, а он нас обманул. По одной сигаретке только выдал, а пачку себе забрал.
— Чего же так?
— Вредно курить, сказал.
— Молодец Васек. Воспитатель! — Слава покачал головой. — Он здесь, наверное? На танцы пришел?
— Ушел уже.
— Топай-ка и ты, Боря, домой. И запомни: курить действительно вредно.
Мальчишка угрюмо кивнул, вскочил со скамейки и задал стрекача по аллее к Заводской улице. Голубев посмотрел на часы — приближалось начало танцев. Молодежи возле площадки заметно прибавилось. Мелькнуло несколько футболок с нарисованными зайцами, но «волка» не было видно. Неторопливо обогнули площадку знакомые Славе дружинники. Затем как из-под земли вынырнули сразу три парня в джинсах. Голубев прошелся мимо них и невооруженным глазом определил продукцию местного промкомбината, хотя у одного парня на штанах, без зазрения совести была пришлепнута затертая этикетка фирмы «Монтана».
С каждой минутой оркестр начинал звучать слаженнее. Ровно в девять под его тоскующий аккомпанемент пухленькая юная певичка с распущенными волосами, чуть не целуя микрофон, ностальгическим голосом затянула:
Это явилось своеобразным сигналом к началу танцев. У входа на площадку тотчас создалась толкучка — по необъяснимой причине всем почему-то захотелось пройти через узкую калитку одновременно. В дело вмешались дружинники. Созерцая оживленную толпу, Голубев обратил внимание на стройную нагловато-красивую девицу в ярко-оранжевом батнике и в джинсах явно не промкомбинатовского изготовления. Девушка бесцеремонно оттолкнула плечом белобрысого парня в футболке с зайцем, решительно прорвалась мимо дружинников на танцплощадку и заметалась по ней, словно пойманная в клетку птица. Сделав несколько стремительных зигзагов среди топчущихся на одном месте пар, тут же бросилась назад, к выходу. С разбегу наскочила все на того же белобрысого «футболиста», опять двинула его плечом. «Полегче, корова!» — оскорбился парень. «Заткнись, деревня!» — громко огрызнулась девушка, выбежала за ограду площадки и нервно огляделась. Выражение ее лица при этом было таким, как будто она срочно кого-то искала.
Голубев подошел к дружинникам. Показывая взглядом на девушку, спросил:
— Кто такая?
— Приезжая краля, — ответил один. — Вторую неделю здесь с каким-то пареньком вихляется, тоже не из наших.
— Как тот паренек выглядит?
— Современный, в импорте.
— Какой фирмы «импорт»?
— Кто его знает.
Слава опять скосил глаза на девушку:
— Нервничает чего-то…
— Винцом от нее попахивает, — сказал дружинник. — Выпила и психует.
Поделиться книгой: