Литературная Газета 6561 ( № 30 2016)

Политика / Настоящее прошлое / Взгляд

Селиванов Юрий

Теги: Дора-Миттельбау , Фау-2 , концлагерь

Старое фото породило   мрачные прогнозы

Нацистский социальный эксперимент 40-х годов доказал, что классический рабовладельческий строй и технологическая цивилизация совместимы.

Л юбопытная фотография попалась мне на сайте «Военный альбом». На ней узники нацистского концлагеря Дора-Миттельбау работают с кабелем для электронной аппаратуры ракеты Фау-2. Происходит это на секретном заводе «Миттельверк» в горном массиве вблизи Нордхаузена.

Фактически на фотографии изображены рабы, которые собирают баллистическую ракету!

Уже этот факт в каком-то смысле опровергает изобретённую марксистами и популярную поныне точку зрения, согласно которой «крайне отсталый» рабовладельческий строй и новейшие промышленные технологии несовместимы. Мол, немотивированные к качественному и сложному труду рабы будут всё безбожно ломать.

Но оказывается, рабы прекрасно справлялись со сложными операциями по сборке ракет, подтверждением чему стали тысячи успешных запусков немецких Фау-2 в направлении Лондона. Не исключаю даже, что рабский труд под страхом смерти был более качественным, чем нынешняя практика производства ракет-носителей в условиях «демократии». Нынче портачат так, что падает чуть ли не каждая пятая ракета. Да и вообще, разве не желание жить – самый могучий стимул для успешной трудовой деятельности?

Таким образом, «технологический запрет» на возвращение человечества к рабовладению (якобы пройденному этапу общественного развития) можно смело считать надуманным. И вот мы наблюдаем эволюцию современных «общественных систем», которые буквально на глазах становятся всё более регламентированными и даже диктаторскими.

Итак, «технологического» запрета на движение общества в этом направлении нет. А существуют ли иные запреты (этические, политические, религиозные) по возрождению рабовладения в его классической, «первобытной» форме?

Нарастающая интеллектуальная и нравственная примитивизация социума уверенности не даёт. Современное общество всё более предрасположено к простым и жёстким формам управления.

Захотят ли сильные мира сего тратиться на заведомо избыточные в таких условиях формы общественной организации с громоздкими демократическими институтами? Нужны ли им будут ресурсоёмкие социальные механизмы современного потребительского общества? Не сочтут ли они, что можно сэко­номить, внедрив не менее эффективные и куда более рентабельные механизмы принудительного управления? Начиная от новейших достижений генетической «коррекции» человеческой личности и заканчивая примитивным идолопоклонством в духе эпохи египетских фараонов, вполне приемлемым для популяции, лишённой иных нравственных и ценностных ориентиров…

Как вам такой Дора-Миттельбау в глобальном масштабе?

«Кто-то приспосабливается, кто-то идёт прямо…»

«Кто-то приспосабливается, кто-то идёт прямо…»

Книжный ряд / Дайджест

Ивана Серова и Георгия Жукова связывала многолетняя дружба. Москва, 1955 год

Теги: Россия , история , политика

Представляем отрывки из книги генерала армии, председателя КГБ СССР (1954–1958), начальника ГРУ ГШ (1958–1963) Ивана СЕРОВА «Записки из чемодана», изданной в рамках «Проекта Александра Хинштейна».

Присоединение Западной Украины

1 сентября 1939 года без объявления войны Польше Гитлер двинул войска в Польшу. Англия и Франции 3 сентября объявили войну Германии.

Затем через несколько дней в Киев внезапно приехал 1-й замнаркома внутренних дел Союза Меркулов. У меня уже были готовы материалы на активных украинских националистов и на поляков, которые засылали в СССР агентуру и вели антисоветскую работу.

Меркулов мне сказал, что 17 сентября наши войска займут восточные области Польши, где живут украинцы, а на Белорусском направлении – где живут белорусы.

В ЦК КП(б)У, когда я зашёл, то тоже велась подготовка, но там только готовили штаб по руководству, а до деталей не доходили. Я сказал Хрущёву, что неплохо бы и в городе подготовить людей, как это сделали мы в НКВД…

На следующий день ко мне потянулись с вопросами. На некоторые я и сам не мог ответить, так как такой практики у меня не было. Оказывается, присоединение западных областей было оговорено в договоре с немцами.

Ну, мы начали активно собирать данные о вражеской агентуре на территории Польши, о белоэмигрантах и другие данные, чтобы сразу и захватить их.

Когда мы приехали в Проскуров Каменец-Подольской области, там собра­лись Хрущёв, Бурмистенко, Корниец, Гречуха, Тимошенко (командующий КОВО).

На рассвете войскам была дана команда перейти границу с Польшей и двигаться по разработанным штабом КОВО направлениям. Предварительно авиаторы отбомбили железнодорожные станции и места дисклокации польских войск. Я со всей оперативной группой направился на Гусятино, Чертков и далее – на Тернополь, с тем чтобы быть в центре событий.

При пересечении границы я встретился с Будённым, который с усиленной охраной также двинулся посмотреть Польшу. Он всё выспрашивал меня, можно ли ехать дальше, не опасно ли и т.д. Он мне сказал: «Спросил разрешения «хозяина» (Сталина) и хочу посмотреть, что тут будет твориться»…

В местности Гусятино мы не встретили поляков военных никого. Когда мы разговаривали с местными жителями, к нам прибежала одна запылившаяся полька и говорит, что у неё в сене спрятался жандарм. Все жители хором начали просить задержать его, так как это вредный человек.

Мы пошли в сарай. Всё тихо. Я крикнул: «Выходи!» Тихо. Я ещё раз сказал: «Выходи, иначе вилами будем щупать сено». Первый удар вилами попал в сапог жандарму, и он выскочил из сена. Мы отобрали у него оружие и отправили пограничникам для задержания, а сами поехали вперёд…

В одной из деревень я обратил внимание на развешанные на домах флаги жёлто-красно-чёрного цвета. Остановился поговорить с крестьянами. Спраши­ваю: «Части Красной армии прошли?» Отвечают: «Нет, вы первые».

Меня это смутило, так как на этом направлении 24-я польская кавалерийская дивизия уже себя проявила, оказывая сопротивление. Я слышал стрельбу, и нам попадались раненые красно­армейцы.

Затем я спросил: «Что это за флаги?» Мне, улыбаясь, ответили, что это национальный флаг организации украинских националистов ОУН, возглавляемой Бандерой. Вот тут-то я только и разобрался. Целая деревня поддерживает оуновцев, лозунг которых – «Самостийная Украина». Я подумал, что нам придётся помучиться с этими самостийниками. Так оно потом и оказалось.

Выехав из деревни в сторону Тернополя, я увидел по дороге, параллельно идущей, движение большой колонны войск. Полагая, что наши уже своими боковыми отрядами прошли и по нашей дороге, я двинулся вперёд…

К вечеру подъехал к окраинам Тернополя, вокруг были наши войска. Увидел там и своих сотрудников оперативной группы, предназначенных для работы в Тернополе. Наши части остановились вокруг Тернополя ввиду того, что там остались польские части и оказывали сопротивление…

Стали поступать задержанные нашими войсками жандармы и полицейские. Сначала их размещали внизу, а затем заняли лестницу 2-го этажа, а потом во дворе и на улице…

Когда рассвело, из нашей группы было убито два сотрудника и один старшина войсковой части. Я приказал сейчас же вырыть три могилы, и решили тут же похоронить их около деревьев. Часов в 8 вечера доложили, что могилы вырыты, можно хоронить.

Собрали всех сотрудников и красноармейцев, поблизости находившихся, и я начал речь: «Наши товарищи погибли от вражеской руки, честно выполняя свой долг перед Родиной по воссоединению украинского народа и присоедине­нию исконно украинских земель к территории Советского Союза».

Только я это сказал, как со 2-го этажа дома, расположенного напротив, и из чердака этого дома открыли по нам пулемётной огонь. Моё счастье, что я стоял у дерева спиной, а лицом – к участникам похорон…

Ночью произошла неприятная история. На противоположном конце улицы какой-то красноармеец открыл огонь из винтовки в нашу сторону. Находив­шаяся рота около нас ответила огнём в сторону, откуда послышался выстрел. Началась жаркая перестрелка.

Когда я выскочил на улицу, слышалось сплошное шлёпанье пуль о деревья и стены. Я забежал за угол и стоял минут 15, пока не утихла стрельба. Затем я пошёл на тот конец улицы…

Когда рассветало, в трёх местах города началась опять ожесточённая стрельба, а около нашего дома загорелся костёл. Я бросился туда, полагая, что наши нарочно подожгли…

Из костёлов мы изъяли молодых гимназистов, которые на допросе показали, что оружие они подобрали у отходящих польских частей, что они «не согласны с оккупацией Польши русскими», поэтому будут бороться с нами.

Характерно отметить, что возраст их был 16–18 лет. Среди них были девушки. Нас называли «пся крев» (собачья кровь). Настроены исключительно враждебно.

Вячеслав Молотов, Андрей Громыко

и Иван Серов в Женеве. Июль 1955 года

Смерть вождя

…4 марта 1953 года появилось сообщение в газете о том, что заболел т. Сталин. В народе это как-то восприняли с тревогой, потому что ранее никогда не было сообщений о его болезни.

На улицах люди толпами останавливаются около киосков с газетами, у кого в руках газеты, читают медицинскую сводку вслух. Мне представляется, что сожаление народа искреннее.

На работе я узнал от Игнатьева, который ездил в Кремль, о том, что ночью, после того как все разъехались с ближней дачи, Сталину примерно под утро сделалось плохо.

Когда вбежали в комнату охранники, т. Сталин лежал на полу около дива­на одетый (он часто ложился одетым, прилечь на диван). Немедленно вызвали врача, который запретил его поднимать, пока не приедут члены Политбюро. Стали всем звонить, а т. Сталин лежал без чувств.

Когда съехались, подняли его на диван, и врачи определили кровоизлияние в мозг и другие побочные явления, что положение катастрофическое, надежд на выздоровление почти никаких. Члены Политбюро устроили дежурство у постели т. Сталина.

На следующий день в сводке было указано, что состояние здоровья ещё хуже, а уже на третий день объявлено, что умер т. Сталин.

Был объявлен траур по всей стране, народ плакал. Я пришёл домой, и мне тоже сделалось грустно. Мне было жаль его по-человечески, а кроме того, я боялся, как бы не было разлада между членами Политбюро, так как народ разнохарактерный, друг другу не уступят, и только т. Сталин мог приводить их в чувство и сдерживать.

И главное, чего я боялся, среди них были люди интриганские, я это не раз замечал. Поэтому у меня было тревожное чувство за работу, за партию. В газетах был объявлен порядок доступа к телу, которое будет выставлено утром в Колонном зале…

Часам к 8 вечера стали поступать доносы о том, что в давке населения многие получили травмы и направлены в больницы. Затем сообщения стали нарастать быстро…

К утру следующего дня из больницы Склифосовского сообщили, что по Москве подобрано в общей сложности 127 трупов! Никогда такого не бывало. Я спросил работников милиции, почему же так плохо организован порядок (в то время милиция подчинялась МГБ, её Абакумов забрал), ну, а Рясной и другие стояли растерянные и не знали, что ответить…

В Колонный зал утром стали съезжаться члены Политбюро, чтобы стоять в почётном карауле, когда откроют доступ населению. Товарищи Молотов, Маленков, Хрущёв, Берия, Каганович, Микоян и другие вошли посмотреть, как убран гроб.

Вошли и расплакались. У т. Молотова чуть меньше было на глазах слёз, но всё же были. У остальных, без исключения, глаза в слезах, красные, да ещё [наряду] с этим бессонные ночи. Вид у всех усталый.

Затем сели в комнате. Посоветовавшись, решили, что доступ не растягивать на несколько дней, как это просили Светлана и Василий Сталины, а следует во избежание дальнейших беспорядков и жертв похоронить на следующий день. Ночь всю (с 2 часов) бальзамировать, а день и до двух ночи – пропуск трудящихся…

На следующее утро вновь собрались члены Политбюро, военные и, постояв последний раз в почётном карауле, подняли венки, ордена и понесли т. Сталина в последний путь на Красную площадь.

На мавзолее рядом с надписью «Ленин» уже была надпись «Сталин».

Провалы в разведке

Пишу сейчас редко, так как дел много, да и писать-то не положено. Одно меня беспокоит, что Малиновский не хочет по-прежнему докладывать в ЦК представленные ему мои документы, хотя они содержат исключительную ценность.

Видимо, потому, что противник знает о разных промахах в армии, значит, в ЦК могут спросить с Малиновского, почему он эти недостатки допускает, поэтому он и не хочет делать себе неприятности. Но это неправильно он поступает. Я всю свою жизнь приучен докладывать обо всех недостатках, хотя и неприятно…

В семье у меня всё нормально. Вовка уже выучен, Светлана кончает институт, уже стал дедушкой. Одним словом, дело идёт к старости. Но нужно честно сказать, я трудился добросовестно, не болел, не симулировал. Видно, так и будет до конца жизни. Одно печально, что моральная сторона молодёжи, на мой взгляд, с каждым днём понижается. Распущенность, погоня за деньгами, желание «отдохнуть», побездельничать, ещё и не начав по-настоящему работать. Мне это очень не нравится. Молодёжь нужно всегда держать в руках. Распустишь, потом собрать потруднее будет.

По работе у нас особенно этого не чувствуется, однако кое-какие хлюпики тоже попадают, которые норовят устроиться получше, а работать поменьше. А на нашем деле надо сейчас требовать дела, а не болтовни. Несколько усложнилась работа в связи с провалом у соседей в Лондоне. Дело «Лонгсдейла», о котором сейчас пишут все газеты мира.

В прошлом при мне его из КГБ послали, толковый паренёк, он ряд лет неплохо работал, а затем, видно, шелепинцы допустили оплошность, и его англичане выследили. Вместе с ним схватили ещё несколько человек других, и главное – на конспиративной квартире взяли быстродействующую аппаратуру, которую бережём, как зеницу ока. Шелепину за этот провал вроде ничего не было. Ну, раз человек в фаворе, то всё обойдётся…

Я представляю, сколько клеветы, слухов и всякой грязи, где можно, вываливают на меня мои «друзья» Мироновы, Шелепины и им подобные людишки, весьма способные, как я убедился, на эти дела. И вот это делается, я думаю, для того, чтобы я не оказался как-нибудь их начальником, а следовательно, сразу бы по прямоте своей и сказал им, кто из них что стоит.

Ну ладно, жизнь есть жизнь, кто научился к ней приспосаб­ливаться, а кто идёт прямо и события представляет так, как они происходят. 

Литинформбюро № 30

Литинформбюро № 30

Литература / ЛИТинформбюро

Теги: литература , новости

ЛИТСОБЫТИЕ

20 июля 2016 года, в день 200-летия со дня кончины великого русского поэта, мыслителя и государственного деятеля Гавриила Романовича Державина (1743–1816), Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Богоявленский храм села Каипы Лаишевского района Республики Татарстан, где принял участие в церемонии открытия памятника Державину.

Святейший владыка обратился к собравшимся:

«Мы открыли памятник выдающемуся русскому поэту, государственному деятелю, правдолюбцу. Где бы он ни работал, что бы он ни делал, Державин всегда стремился осуществлять Божию правду – и в своей личной жизни, и при исполнении тех или иных государственных заданий. Именно поэтому непросто складывалась его жизнь. Слишком часто ему приходилось вступать в борьбу с теми, кто разделял другие взгляды, – в первую очередь с коррупционерами, очковтирателями, людьми, которые, работая в глубинке, пытались создавать ложное представление о своих заслугах и о положении дел в местах, где они были поставлены в качестве начальников.

Мы знаем, что эта проблема существует до сих пор, в том числе в нашей стране. И пример Державина имеет большое значение не только для тех, кто изучает литературу, кто изучает религиозную философию, но и для тех, кто вступает на путь государственного служения. Великий Державин прозревал, что без нравственного отношения к исполнению государственной службы невозможно достичь положительных результатов, и мы сейчас повторяем то же самое: без нравственного отношения к государственной службе невозможно достичь тех результатов, которые мы все – как страна, как народ – ожидаем.

Пусть пример Державина помогает нашим поэтам, писателям, мыслителям, государственным деятелям достойно совершать то дело, к которому они призваны. Я очень рад, что имею возможность в год 200-летия со дня смерти великого русского поэта участвовать в открытии этого памятника. И благодарю всех, кто потрудился для организации этого замечательного действа в том месте, где родился поэт и где он был крещён. Храни вас всех Господь!»

Сергей Баруздин и Владимир Карпов: разговор фронтовиков

(Владимир ДУБРОВСКИЙ)

ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВ