Русская красавица. Антология смерти

– Кофе, пожалуйста, – говорю собеседнику.

– Что? А, ну да. Сейчас скажу.

На вид тому, кому я приписывала пешие походы под стол в период моей бурной молодости, оказывается лет сорок. Он подтянут и трезв, чем непременно расположил бы меня к себе, если б ни его взгляд. Пронзительные маленькие глазки смотрят настолько напряженно, что от них хочется бежать.

Молча пялимся друг на друга. Ненавижу, когда на меня смотрят так – оценивающе и выжидательно. Ощущение, будто это не он назначил мне встречу, а я сама пришла сюда и чего-то требую. Не дождётесь! Первая я разговор не начну. Пью кофе – он откровенно мерзок. Курю так, будто пришла сюда исключительно с целью расслабиться. Он всё смотрит.

– Начнём с главного, – многозначительно говорит он, наконец, и целится пультом в видеомагнитофон, – Вот наши последние проекты.

– У вас имя есть? – у каждого своё «главное». Мне, прежде всего, важно знать, с кем имею честь разговаривать.

– Что? – эта его дурацкая привычка переспрашивать неимоверно действует на нервы. Понятно, конечно – человеку нужно время, чтобы подобрать достойный ответ. Но внешне это выглядит так, будто он занят какими-то своими сверхважными размышлениями, а я тут перебиваю своими глупыми вопросами, – Ну да, есть, конечно, – он словно вспоминает что-то и начинает быстро перебирать словами, – Наш кастинг рассматривает людей с несколько необычных точек зрения, поэтому не удивляйся странности тестов. Вообще, сработаемся, думаю… Я именно на такую, как ты, и собирался делать ставки. Так что не слишком нервничай. Обычно мы с Геннадием вдвоем оцениваем, но он сейчас, как ты видела…

И тут же из телевизора на меня обрушиваются обрывки каких-то невиданных доселе клипов. Сделаны они явно неплохо, но оценить это до конца не получается. Мой собеседник беспрерывно жмёт на перемотку и вампирообразные (все художники лепят по своему образу и подобию!) девушки, неузнанными гибнут под серыми полосками.

– Ой, а Басик тут что делает? – на экране мелькнул один мой знакомый, он же новый директор торговой сети известного в городе бандита и депутата…

Амбициозный Басик страстно хотел удержаться на новом месте, поэтому, словно Карабас-Барабас, нещадно строил подчинённых и созывал всю прессу на любые пустяковые события в магазинах. Я – штатный поэт журнала – писала для Басика заказные статьи. Разумеется, прозой. Вообще все в нашей редакции, вне зависимости от штатной должности, в основном занимались написаниями заказных статей, получая приятный процент от платы заказчика. Даже художники. Даже уборщица Вера Ивановна, чьи тексты существенно отличались от наших в лучшую сторону, потому что писание статей для неё было способом блеснуть, а для нас – рутинной, давно надоевшей работой. Подогревая массовый интерес к торговой сети Басика, я зарабатывала свои кровные проценты и вовсе не чувствовала себя обманщицей – наверняка все читательницы прекрасно понимали, что статьи заказные. Басик щедро расплачивался и всегда шутливо интересовался:

– Ты всё еще замужем, да?

– Да, – как порядочная женщина, врала я.

– Жаль. Передай мужу, зря он тебя на работу отпускает. Баламутит умы мирного населения. Честная девушка должна быть или красивой, или замужней. А если и то и другое, то это уже издевательство… От такой несуразной смеси у мужика в мозгу случается бяка…

Сам Басик немедленно делал несвободными всех встречных незамужних красивых женщин. В данный момент у него было одновременно три семьи. Всех своих жён Басик страшно любил, содержал и тосковал по каждой:

– Не поверишь, Маринка – тяжело признавался он мне на очередном фуршете в честь обновления интерьера одного из магазинов, – Сплю с женой, а во сне другую жену вижу. С другой сплю – мысли об этой покоя не дают. Эх, любовь… Страшная сила!

В общем, с Басиком я была достаточно хорошо знакома.

… – Что тут Басик делает? – ещё раз переспросила я.

– Для кого Басик, а для кого и Евгений Александрович, – хитро щурится Артур, и в глазах его, подмигивая, светится «я вас таких насквозь вижу».

– Попрошу без намеков. Мы с Басиком давняя по фуршетам спитая дружеская пара, – констатирую я, и тут же злюсь, что ни с того, ни с сего, кинулась оправдываться.

– Понимаю, – легко сдаётся собеседник, – А это моё поздравление к одному из их праздников. Евгений Александрович, когда идею услышали, чуть в обморок не грохнулись. Но потом взвесили всё здраво, и, не без моих подсказок, догадались, что подобный фильм – вещь полезная. Поддержка командного духа и привлечение внимания покупателей. Короче, этот фильмец мы с ними зачудили к пятилетию фирмы. Начинать просмотр лучше сначала.

Через минуту я безудержно хохочу и не считаю больше утро пропавшим. На кассете записаны эдакие «Старые песни о главном», только в исполнении коллег Басика. Владелец сети магазинов – известный бандит и депутат, баснословно богатый деятель, великий и ужасный, о котором даже пресса – и то писала только положительное – поёт! Представляете, поёт песню! Он мягко признаётся, исполняя пугачёвскую «Так же как все, как все, как все. Я по земле хожу, хожу». Когда он жалобно выводит своим сиплым басом: «Кто, не знаю, распускает слухи зря, что живу я без проблем и без забот…», я в восторге кричу «Браво!». Сам Басик в следующем клипе с невесть откуда взявшейся голливудской улыбкой, поёт многообещающее: «Если долго мучаться, что-нибудь получится». Я в восторге. Я мгновенно прощаю собеседнику всю его вампирообразность, и даже глазки-щелочки кажутся мне уже не такими противными. Я хочу смотреть ещё, но, кроме меня, на это здесь никто не настроен.

– Как видишь, мы люди серьёзные, – он снова начинает мотать кассету, – Занимаемся стоящими проектами… Если потянешь (в смысле работоспособности) – будешь в команде. А если потянешь время – не будешь. Сейчас главное – оперативность. Чтоб идея не перегорела. Понимаешь? Но помни, это работа, работа и ещё раз работа, – теперь его речь воспроизводится аналогичным видео способом, с частыми перемотками мыслей, урывками, – Эти вот клипы фигня, ты на них не смотри. Это делалось под контролем заказчика. Когда цель – угодить безвкусице бездарного дяди, настоящей работы не получится никогда.

Может, всё это и интересно, но совершенно непонятно. Меня порядком достал весь этот психодел!

– Так! – беспардонно и требовательно перебиваю я, – Где здесь кнопочка с квадратиком?

– Чтобы пробиться, нужно быть, прежде всего, маркетологом, – продолжает он, не слыша, и тут я понимаю, что мне твердят заученный, произносимый неоднократно текст, – Сейчас я попрошу тебя пройти пару тестов, результаты отсмотрят специалисты. Не нервничай…

Это уже совсем смешно. «Надо или убираться отсюда, или сделать что-нибудь немедленно. Потраченное утро, идиотский тинейджерский вид, да ещё весь этот маразм», – проскакивает в мыслях..

Я не выдерживаю. Перехватываю пульт. Выключаю видео, наставляю пульт на собеседника, решительно целюсь, и нажимаю кнопку «стоп».

– Пух! – озвучиваю содеянное, – Я тебя выключила.

И, надо же, он понимает! Замирает удивлённо. Потом, не меняя позы, начинает исчезать по частям.

«Ни фига себе реакция!» – я на секунду лишаюсь чувства реальности происходящего. Все части собеседника уже исчезли под столом. Я не могу удержаться. Встаю и аплодирую.

Спустя несколько секунд, у нас с Артуром всё уже идёт по-другому. Он больше не похож на механического робота. Он оценил меня по достоинству и теперь говорит по существу. Он, Артур Ордин, стилист и имиджмейкер в одном лице, точнее, если официально, то просто артистический директор, а если по сути – то криэйтор будущего проекта. Ради денег он работает над этими самыми клипами и презенташками, виденными мною только что, а ради души и (он уже всё подсчитал и всё знает) ради больших денег, он собирается запустить грандиозный проект – рождение новой, настоящей, стопроцентно коммерческой звезды на «их эстрадном кумполе».

– Что ж тут «для души», если проект коммерческий? – интересуюсь я.

Тут выясняется, что у каждого своё творчество. У него, Артура Ордина – стилиста, имиджмейкера и артистического директора в одном лице – высшая самореализация заключается в воплощении невозможного. Любые абсурдные идеи, кажущиеся нереализуемыми, служат ему – стилисту, имиджмейкеру и артистическому директору в одном лице – глиной, собственный нестандартный подход – инструментом, скептически настроенные недоброжелатели – площадкой для выставки.

От этих бесконечных «в одном лице» я поморщилась.

– Ну, смотри, – горячился Артур, снисходя до подробных объяснений, – Никому не известная, давно и безрезультатно тусующаяся в кулуарах актриса вдруг пробует себя в амплуа эстрадной певицы и мгновенно – без веления царственных особ шоубизнеса, а собственными силами – становится известной звездой. Звездой, от которой тащится вся страна. Разве такое возможно? Нет! Но я уже придумал, как это сделать… Генке нужны сверхприбыли – они у него будут. Актрисе, то есть тебе – известность, и ты её получишь. А мне нужно мало – всего лишь возможность воплотить этот проект. Это и есть моё творчество…

– Я не актриса. И вообще, похоже, я «не туда попала». Я совсем по другому вопросу шла. Но он для вас, как я вижу, не актуален…

– Что? – собеседник снова деревенеет, – Не актриса? А зачем Генка тебя на пробы пригласил?

– Я поэт. А работаю журналистом, – не удерживаюсь от ехидного прищура, – Ты же наводил справки…

– Точно, – собеседник искренне огорчается, – А у меня сценарий под актрису заточен. И как я сразу не заметил… Блин, я ж Генке только актрис заказывал, чего он мне нерабочий материал поставляет…

– Он сам – нерабочий материал, – вспоминаю нынешний вид ЗолотойРыбки я.

– Он? Ну что ты, – голос Артура лоснится многозначительными улыбками, – Геннадий Викторович человек очень обеспеченный, и оттого – работать может в любом состоянии. Явилась бы вчера на кастинг – застала бы его в полном бодром великолепии. А так – сама виновата. Они от работы утомились и отпраздновать первый тур конкурса изволили… Бывают у них такие вот странности. Я в нем это тоже не люблю, но, что поделаешь. Спонсоров нужно принимать такими, какие они есть… Вот пришла бы ты вчера…

Понятно, подхалимаж и благолепие процветают. В угоду спонсору готовы мать родную поиметь. Терпеть не могу такую обстановочку.

– Ну и как результаты отбора? – меня это, конечно, не касается, но любопытство сильнее здравого смысла.

– Отсутствуют. Неплохие девчонки, но меня ничто не задело. Плоские они все. Не в смысле сисек, а в смысле широты взглядов. Ни с одной из них в авантюру пускаться не хочется. А в нашем деле главное не внешние данные – всё внешнее это моя уж забота. Главное – взаимопонимание с командой. То есть со мной. Полный контакт. Абсолютно полный…

На что это он, интересно, намекает? Марамз крепчал, деревья гнулись… Вообще-то принцип держаться от сумасшедших подальше, я не соблюдаю. Но именно в данном конкретном случае, пожалуй, можно этим несоблюдением пренебречь.

– Я не актриса. Могу идти? Тогда адьюс. У вас тут дурновато.

– Погоди, – он цепляется за меня взглядом, эти путы ощущаются почти физически, и я не могу уйти, – Понимаешь, в тебе что-то есть. И темперамент и прочее. Идея с пультом хорошая была. Он к ней и так, и сяк, а она кнопкой, клац, и его выключила… Я у тебя эту идею в клип украду. И по образу ты мне подходишь. Эдакая, русская красавица. Не российская, как многие сейчас, а именно русская, оттуда, из Киевской ещё Руси.

Я офонарела. Вот уж, чего никогда в себе не замечала, так это отголосков Киевской Руси. Красавицей не была никогда. Всегда Красоткой. В смысле, взбалмошной, ветреной и карнавальной, а совсем не умиротворенной и вечной.

– Да, да, – продолжал Артур, – Правильные чёткие черты, овал лица этот округлый, скулы, и глаза в разноцветных кристалликах. Глаза цвета северного моря… Как раз то, что мне нужно!

Он говорил приятные, в общем-то, вещи. Но делал это тоном гинеколога-женоненавистника, докладывающего пациентке о правильном расположении её внутренностей. Профессионально, но с оттенком презрения. Так, что чувствуешь себя пристыженной…

– Русская Красавица. Так группу и назовём, – продолжает Артур.

– А что петь будем? – всё ещё потешаюсь я.

– На то специально обученные люди есть, чтоб репертуар сочинить. Генка позаботится. Что-то забойно-развлекательное и не от мира сего. Агузарова, только с современными рейв-прибамбасами. Сечёшь? На самом деле, если в масс-медиа одну и ту же дрянь нужное количество раз прокрутить, она по-любому в сознание к публике влезет. Главное, образ нужный выбрать и денег вложить достаточно.

– А тексты? Тексты о чём будут?

– Что? – Артур зябко ёжится, – Да неважно всё это для нынешней эстрады. Мы ж к эстетам лезть не собираемся, мы ж – к народу. А… Понимаю, к чему ты клонишь. Если хочешь, твои тексты попоём. Если они не слишком у тебя термоядерные.

Вспоминаю наш недавний спор с Анной. Слушают охотней, чем читают. Песни… Времена стадионов на Вознесенских чтениях прошли. Слушать стихи нынче не модно. Модно увлекаться музыкой. Песни… Единственный шанс донести стихи до широкого круга. Это важно. А традицию хождения на задних лапках перед Золотой Рыбкой можно будет и расшатать… И с Артуровской одержимостью можно смириться. Пусть они создают свою «Русскую красавицу», пусть они поют в ней тексты нашего сборника… Или лучше другие тексты моих авторов. Раскрутим имена, глядишь, и к сборнику внимание привлечём.

– Они термоядерные, – говорю задумчиво о текстах, – И петь их тоже должен кто-то термоядерный…

– А что? – осмысливает Артур, – Русская Красавица в кислотном стиле с вызывающими текстовками… Хорошо, но на любителя. Нужно все же что-то не обременяющее людей. Как Сердючка. Вот это проект!

Я представила, что станет с моими или, скажем, Сонечкиными, текстами на этом пути и отрицательно замотала головой. Впрочем, может, я не права? Может, профессионалам виднее?

– Так кто петь будет? – спрашиваю, чтобы получше представить себе задачу. Мысленно, я, конечно, решила уже окончательно, что в проекте участвовать буду.

– Ты будешь петь, дубина! – твердит своё Артур, – Рожа у тебя подходящая. И потом, это же очень важно, что нам поёт не просто кукла, а кукла с мыслями. Которая сама всю эту галиматью написала, и теперь ею делится. – очень захотелось мне придушить Артура за «галиматью», но я сдержалась, умничка, – В сценарии раскрутки актрису на журналистку, в сущности, легко заменить… – продолжал Артур, – Та же фигня. Журналистка точно так же знакома со всеми звёздами, всегда тусуется в их тени… Мы это вывернем так, будто наши звёзды-монстры не разглядели, какой рядом с ними талантище потявкивает. Они спорить кинутся, заговорят о тебе – вот и часть промоушена. Так! Нужно ещё посмотреть, как ты двигаешься. Как на обнажёнках смотреться станешь… Потому что, предупреждаю сразу, проект будет предельно эротический!

– Двигаюсь я отлично, смотрюсь великолепно, – приходится отвечать, – Есть только одна проблема: я не хочу и не умею петь.

– Что? – похоже, Артур решил работать именно со мной ровно в тот момент. Исключительно потому, что я отказалась. В этом самом моём «не хочу» он усмотрел вызывающую сладострастие преграду. – Не умеешь петь? – наседает он, – Это мелочи. Современные технологии в вокальных данных исполнителя не нуждаются. Думаешь, Басик твой петь умеет? Каждую нотку потом на компе до ума доводили. И с тобой справимся.

– Да уж! – я расхохоталась, – Сначала Геннадий звонит мне со своим идиотским «надо поговорить по твоему поводу, по поэтическому», потом перезваниваешь ты с угрозами и демонстрацией доскональных подробностей моей жизни, а теперь выясняется, что я должна стать поп-звездой! Слушай, это всё очень здорово, но я не собираюсь пробоваться на роль певицы. Я не хочу!

– Это тоже мелочи, – точно! моим отказом Артур загорелся едва ли не больше, чем выдуманным образом Русской Красавицы, – Мы тебя переубедим. Найдутся методы…

А вот это уже зря! Мгновенно вспоминаю наш вчерашний телефонный разговор. И про Анечку он знал, и про пожар и про Рукопись… Подскакиваю, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Угрозы? Об этом он ещё пожалеет…

– Найдутся методы?!?! – переспрашиваю презрительно, – Можете быть уверены, на меня – не найдутся.

Можно было бы сказать ещё многое. Сказать, что такие, как он, в свое время своими «методами» довели до безумия и малодушия весь цвет русской интеллигенции, но что от него (от цвета этого) осталось главное – память и истории. И мы теперь так легко не сдаемся, потому что знаем о чужих примерах. Знаем, что даже некоторые ремарковские скелеты – заключенные фашистских концлагерей, обречённые «методами» на животное существование и бесконечные истязания – находили в себе силы не сдаваться. И их пример закалил нас. И никакими «методами» нас теперь не схватить. Тем более, что хватать не за что – события нашего времени настолько мизерны, что и дорожить-то особо нечем. Так что им, со своими «методами», можно смело шагать куда подальше…

Но я ничего такого не сказала. Улыбнулась только, намеренно надменно.

«И никакая раскрутка нашему сборнику не нужна. Кому надо – тот и сам услышит, найдёт в Интернете, почитает», – горько обманывая себя, я развернулась, одела крутку и пошла демонстрировать безграничия своего пофигизма и неуязвимости. То есть к выходу направилась. А идею про тексты было жалко…

«Уходим, без слов, без сомнений,/ Без приторно сладких оваций./ Время погасших стремлений / Лишает нас права остаться./ Честь заклеймили ничтожеством, / Гений – созвучно с гниением./ Время великих возможностей / Нам обернулось гонением./ Уходим – здесь кормят гадливостью, / Только погасший сживётся./ А со своей справедливостью / Мир этот сам разберётся!»

Так я попыталась пройти мимо славы.

В дверях кабинета сталкиваюсь с пьяной дамой. Той самой, что танцевала в белье, и о которой вещал Золотая Рыбка. Сейчас она уже одета. Длинная узкая юбка, кофта с пушистым воротником. Дама не молода, но действительно весьма интересна. Следы бурно пролетевшей ночи отчётливо читаются на её лице, делают его хаотичным, но привлекательным.

"Лицо несвежее, волосы крашеные и на истасканном лице наглые глаза" – писала в своём дневнике Ахматова о Брик, приехавшей в Петербург. Но мужчины всего этого в Лиличке совсем не замечали. «Прелестная, необыкновенно красивая, милая женщина с пронзительным взглядом», – в тот же вечер, что и Ахматова, сделал записки о Лиличке Чуковский.

Интересно, что, она тоже принимает участие в конкурсе на вокалистку?

– Что это? – пьяно кивая на меня, спрашивает дама у Артура, – Одна из ваших кастингиц? – дальше уже мне, – Прорываемся к победе? Уединяемся? Не поможет! Артурчик у нас мальчик стойкий и идейный. Так, деточка? – это снова Артуру.

Артур мгновенно заводится.

– Лиля, езжайте домой, – кажется, он едва сдерживает бешенство, – Вы слишком утомились сегодня. Где ваш муж? Где Геннадий? Отчего они не заберут вас?

«Надо же, и зовётся Лилей!» – поражаюсь я. И так усердно пытаюсь снова разогнать ассоциации, что не слишком слежу за происходящим.

– Да ты боишься меня, деточка, – дама пошатываясь, проводит руками по бёдрам, и приближается к Артуру – Не хочешь с Геночкой ссориться, так? Правильно… Я и сама себя боюсь иногда…

Я резво прихожу в себя и открываю дверь. Ещё не хватало быть свидетельницей чужих разборок.

– Стоять!

Вот уж не ожидала такой прыти от пьяной женщины. Она подскакивает, захлопывает дверь передо мной. Берёт за плечи, толкает к столику. Я ошарашена, поэтому не сопротивляюсь.

– Мне и причудиться не могло ломать ваш интим. Иди к нему, девочка. Иди! – манерно восклицает она.

Я смеюсь, чтобы скрыть неловкость.

– Может вам кофейку? – забалтываю внезапно объявившуюся сводницу я. Та не сдаётся.

– Иди к нему! – истерично вопит дама, натурально свирепея и хватая меня за куртку.

Морщусь от омерзительной смеси перегара и дорогих духов. Вроде, приличная женщина. Что ж такое пить надо было, чтобы так пахнуть?

Убираю её руки, отталкиваю.

– В вашем возрасте лучше о своем счастье подумать, чем для других сводней работать, – говорю брезгливо. Всё-таки ухожу.

– Что?! Что?! – доносится из кабинета, – Что она сказала? Артур, и вы промолчали? Геночка, где вы, мой верный рыцарь? Где вы?

Постепенно крики вытесняются из моей головы уличными шумами.

«Всё что меня окружает – сплошной абсурд», – думаю, сама себя накручивая, – «Бессмысленные угрозы и глупые предложения… Может, я сама всё это притягиваю? Может, что-то надо менять в самой себе?» – волнуюсь всё больше, вспоминая Артуровское «найдутся методы». О пьяной даме-своднице больше вообще не вспоминаю. Надолго ли?

* * *

– В опасные игры играете, девушка… – Нинель, сама того не понимая, попадает в самую точку. Забывая обо всех делах журнала, бледнею, вспоминая Мамочкинско-Анечкинскую эпопею.

– Я не то что-то сказала? – Нинель немного возмущена моей неожиданно открывшейся ранимостью. – Что за люди? Что не скажи – все их задевает. Ты ж, мать, вроде нормальным человеком была…

– Это она на обращение «девушка» обиделась, – отшучивается в качестве разрядки обстановки мой друг Карпуша. – Восприняла, как тайную насмешку. Девушка? В её-то годы? Оскорбительно…

– Сейчас обоих отстраню от проработки идеи, – угрожаю беззлобно, уже вполне совладав с внезапно обуявшим меня ужасом, – Моя обиженность вам померещилась. Вернёмся к делу!

Вот уже минут двадцать, как в нашей редакторской комнатушке невозможно было вставить ни слова – идут баталии. Идея новой рубрики была придумана довольно давно, и вот теперь мы искали средства для её воплощения. Собственно, искала поначалу только я, потому как идея была моей, но делала я это вслух, и все остальные, заинтригованные, вынуждены были подключиться.

– Цензура не допустит, – вздыхала Нинель, очень страдавшая, когда приходилось хоронить фишки, – Ты же знаешь, концепция нашего журнала не допускает отсебятины.. Впрочем, кто вам мешает попробовать подать материал? Вдруг прокатит?