Помоги проекту - поделись книгой:
Ирина Потанина
Чепуха или семиклассницы в космосе
Часть первая: Чокнутый
Марина Котикова прочитала вышеприведенный текст и громко захрюкала. Несколько восхищенных лиц мигом повернулись к ней. «Захрюкать на уроке литературы! Перед самой Горилловной! Вот это наглость!» – читалось в глазах у любопытных.
Толик Полевой, минуту назад передавший Маринке записку про милицию, нахмурился. «Ну вот, сейчас она завалит всю игру,– пронеслось у него в голове.– Правильно Толстый говорит, нельзя связываться с девчонками. Даже с такими боевыми, как Маринка».
Толик, отчаянно жестикулируя, призывал одноклассницу к спокойствию: он скорчил грозную физиономию, постучал себя кулаком по лбу, покрутил пальцем у виска и изо всех сил выпучил глаза.
– И так знаю, что ты тупица! – громким шепотом огрызнулась Маринка. В последнее время они с Полевым немного враждовали.
Марина прекрасно понимала, что ведет себя сумасбродно, но остановиться никак не могла. Решив все же взять себя в руки, она показала кулак всем предателям, требуя, чтоб они отвернулись и не привлекали внимание. Потом Маринка резко встряхнулась, героическим усилием воли успокоилась и, как ни в чем ни бывало, преданно уставилась на учительницу. Та монотонно зачитывала какой-то текст из методички и, кажется, ничего творящегося в 7-А не замечала.
«А ведь наш директор действительно лысый. Гладкий, как скользанка у Наташки во дворе,– вместо положенных мыслей об уроке, Маринке, как обычно, лезло в голову нечто совершенно неуместное.– Ну, о чем я думаю! Это все бред! – занялась самовоспитанием она.– Если речь идет о нашей школе, так в нашем туалете гиппопотам бы не поместился… Хотя, если это был маленький гиппопотаменок…» Воображение услужливо подбросило нужную картину. Хвостик гиппопотамчика радостно вертелся, а директор, раскланиваясь, слал животному воздушные поцелуи. Марина не выдержала и снова захрюкала. На этот раз протяжно и многократно. По утверждению Толика, Маринка вела себя иногда, как настоящая свинья. Но вообще-то подобные звуки были ей совершенно не свойственны. Поверьте, Котикова вовсе не собиралась хрюкать! Всему виною была смешинка, которая и не думала отставать! Короткими похрюкиваниями-всхлипываниями она прорывалась сквозь плотно сжатые губы и даже щекотала изнутри нос, как пузырики от минералки… Маринку попросту разрывало от хохота.
«Я лопну, если немедленно не дам волю чувствам!» – подумала она и прикрыла лицо руками, подхихикивая.
Это уже никак не могло остаться не замеченным. Анна Гавриловна, она же Горилловна, она же Злобный Монстр, медленно оторвала глаза от книги с текстом. Смешинка упала замертво. Маринка побледнела. Взгляд Монстра буквально вдавливал в парту. Толик заметил бедственное положение Маринки и непроизвольно сжал кулаки. Может из суеверия, а может от желания немедленно броситься защищать одноклассницу в честном бою с Монстром. «Хоть и паршивка, но своя… Как-никак, с первого класса ее знаю!» – мысленно оправдался Толик, который всегда стеснялся своих добрых чувств к Котиковой.
– Не-е-ет! – только и смогла простонать Марина, когда Горилловна молча схватила ручку. Не отводя глаз от нарушительницы дисциплины, Монстр занесла двойконосную руку над журналом. Ставить двойки без предупреждения, да еще и в конце семестра, было любимым занятием Горилловны.
«Все пропало! – молниеносно пронеслось в голове у Маринки.– Мама расстроится… А уж ни о каком гулянии сегодня вечером можно и не мечтать…» Маринка зажмурилась, смирившись с неизбежным, как вдруг…
– Будь здорова! – спокойно и твердо сказала из другого конца класса Наташа – отличница и лучшая подруга Маринки.
– Что?! – Монстр позеленела от злости.– Что за разговоры на уроке, Полевая?!
– Понимаете,– ангельским голоском проговорила Наташа,– я столкнулась с неразрешимой проблемой. Не пожелать подруге здоровья, когда она чихнула – невежливо. Но и разговаривать на уроке тоже плохо. Что же делать? И тут я поняла: пока Маринка чихает, она мешает вести урок. Значит, нужно сделать так, чтоб не чихала. А всем известно, что чихающий успокаивается, если пожелать ему здоровья…
Наташка окончила речь и перевела дух. Вообще-то, староста была довольно робкой девочкой, и подобные выступления были не в ее духе. Но не могла же она бросить подругу в беде!
– Ты полагаешь, Котикова чихнула? – с сомнением поинтересовалась Горилловна и убрала руку от журнала.
«Кажется, подействовало!» – с облегчением вздохнула половина класса.
– Думаю да,– твердо ответила отличница. Толик благодушно усмехнулся, заметив, что Наташка держит за спиной ладонь со сведенными в крестик пальцами.
Марина яростно зачихала в поддержку Наташи.
– Будь здорова! Будь здорова! Будь здорова! – заголосили все, убежденные доводами отличницы.
– Что за балаган!!! Полевой?! Полевая, успокой брата! Косточкин! – Горилловна разъярилась, и ее очки принялись с бешеной скоростью ездить вверх и вниз по носу.
Это неординарное умение Монстр всегда проявляла в минуты гнева. Наташа, склонная уважать всех учителей, утверждала, что Горилловна двигает очки усилием воли. «В педагогических целях,– говорила Наташа,– для устрашения. Чтоб вы ее боялись, и не баловались. А что? Тоже метод поддержания дисциплины». Маринка не верила в железную волю Монстра. Она больше верила рассказам Косточкина, который вообще-то был большим вралем, но одну историю рассказывал довольно убедительно. «Я знаю, что говорю,– доказывал Косточкин,– у Монстра обычно уши волосами прикрыты, вот мы их и не замечаем. А я как-то зашел в учительскую и ахнул. Горилловна по телефону разговаривала. Так я вам скажу, трубка у нее в ухо целиком помещалась! Не уши – крылья. Растопыренные, огромные и плоские по краям… Как у слона. Так вот, Горилловна меня увидела и давай кричать, мол, без стука входить в учительскую нельзя. И так разозлилась, что от злости у нее уши задергались и начали таскать вместе с собой очки. Вот в чем секрет! От злости у Горилловны начинается нервный ушной тик!»
– Прекратить шум! – продолжала Горилловна, зловеще сверкая глазами и не переставая «катать» очки по переносице. Она гигантскими шагами пересекла класс и оказалась возле старательно чихающей Маринки.– Что это? Лысый директор… – Монстр вырвала из рук притворщицы измятый листок и с выражением прочла его классу.
Впору было объявлять карантин. Все отчаянно зачихали, пытаясь скрыть смех. Отсутствие чувства юмора Монстра было на лицо. Точнее – на лице. На суровом, без тени улыбки, лице Горилловны.
– Что это, я спрашиваю?! – закричало лицо.
Марина порывисто вскочила, потом сникла и, глядя на изящно загнутые вверх носки своих новых сапожек, принялась мямлить что-то о прощении. М-да, вызова мамы в школу, наверное, не избежать… О сережках к новому году можно забыть окончательно, и осветлить челку тоже, наверное, не разрешат…
– Что это?! – повторила Монстр.
– Чепуха, Анна Гори… тьфу, Анна Гавриловна. Это просто «Чепуха».
– Я сама вижу, что чепуха. Я спрашиваю, откуда эта чепуха взялась?
– Это игра, Анна Гавриловна. Игра, которая называется «Чепуха». Ведущий задает вопросы, а игроки пишут ответы.
– Полевой, поясни! – приказала Горилловна, помня, что Толик всегда отличался талантом понятно объясняться.
– Все играющие достают листочки и ручки,– бодро начал рапорт Толик, который миллион раз пересказывал эти правила новым игрокам.– Ведущий задает первый вопрос: какой? и каждый игрок пишет ответ. Кто-то пишет «большой», кто-то «психованный», а кто-то – «лысый». Понимаете? Потом игроки заворачивают ту часть листочка, на которой был ответ, и обмениваются листиками. После этого ведущий опять задает вопрос. На этот раз он спрашивает: «Кто?» Игроки пишут ответы. При этом они не знают, что написано на завернутой части. Ответ опять заворачивается, и листок передается дальше. Потом следуют вопросы: с кем? где? что делал? и что ему за это было? Потом все листочки разворачиваются, и на них оказывается очень смешной текст – настоящая чепуха. Ну, вроде этой, про директора. Игра развивающая, между прочим, помогает осваивать падежи…
– Вы этому должны были научиться еще в пятом классе! И не на литературе!
Кажется, опасность миновала. Очки Горилловны уже успокоились и сидели на положенном месте. Тщательно отрепетированное рвение в ответах Толика всегда действовало на учителей успокаивающе. Одноклассники даже предлагали сдать Полевого в аренду медпункту: пусть поработает успокоительным для учителей, а медсестра в обмен выпишет классу освобождение от физкультуры. Увы, храбрецов, согласившихся поговорить об этом с медсестрой, не нашлось. Даже Котикова не дерзнула. Так идея и погибла…
– Вы не думайте, мы не на литературе. Мы на перемене играли. После русского,– неожиданно набравшись смелости, добавила Маринка.– Закрепляли материал прошлых лет… Просто я листок на парте оставила…
Горилловна грозным взглядом пошарила по партам. К счастью, все давно уже спрятали остальные свидетельства «Чепухи». На самом деле, игра происходила прямо на уроке. Вопросы и их последовательность все давно знали наизусть, поэтому играли без ведущего, незаметно передавая друг другу листки с ответами.
– Гиппопотам, между прочим, пишется с двумя «п»! В вашем возрасте стыдно не знать этого… – Горилловна подчеркнула ошибку красной ручкой и вернула листок на парту.– Директор, надеюсь, будет вами недоволен! – многообещающе заявила она.– Марш к доске, Котикова! Напиши план текста, который я читала на уроке. Скорее, у нас не так много времени!
«Как-то мне сегодня не везет. Нужно вспомнить, с какой ноги я встала утром. Тогда буду знать, какая нога у меня «не та»»,– Маринка растерянно посмотрела на Наташу. Подруга едва заметно пожала плечами. Маринка обернулась к Толику – тот сосредоточенно рылся в сумке, игнорируя всякие мольбы. Горилловна сегодня читала так занудно, что даже отличники ее не слушали. Котикова схватила тряпку и принялась усердно полоскать ее в раковине. Нужно было знать, как сильно Марина ненавидела стирать, чтобы понять, какую жертву она сейчас приносила Монстру.
– В чем там дело? – проскрипела Горилловна, записывая что-то в черной тетрадке. О происходящем у доски она могла догадываться только по звукам.
– Очень-очень грязная доска, Анна Гори… Гавриловна. Нужно протереть.
Маринка сделалась совсем не похожей на себя – кроткой, спокойной… Отвечая учительнице, она зачем-то сделала реверанс. Даже черные кудряшки, разбросанные по плечам, выглядели сейчас как-то аккуратно. Толик фыркнул, поморщившись. Он презирал Маринку за ее панический страх перед Горилловной и ненавидел такие перевоплощения. Маринка-задира, Маринка-заводила, превращалась вдруг в кроткую глупую овцу, и Толику это совсем не нравилось. Он был очень правильный мальчик и всегда всем говорил правду в глаза. К счастью, мало кто его о ней спрашивал. Иначе Толик перессорился бы со всем классом.
Марина медленно провела тряпкой по зеленой глади доски. Потом сочла тряпку недостаточно чистой и снова кинулась к раковине. Задуманное осуществилось. Когда Котикова взяла, наконец, мел и аккуратным круглым почерком, стараясь так, как старалась только в первом классе, вывела роковое слово «План», зазвенел звонок.
– Пе-ре-мена! – мгновенно вскочил Косточкин и принялся прыгать.
Он махал руками так радостно, будто урок Горилловны был последним. А между тем, еще предстояло посетить классный час.
– Классного часа не будет! Все пойдем домой! – кричал Косточкин.
Врал он не с умыслом, а просто по привычке. Все знали, что классный час никто не отменял, и не обращали на слова враля никакого внимания.
Маринка положила мел.
– Ну вот, я не успела… – едва сдерживая победные нотки в голосе, сказала она, довольная, что придумала такой легкий и такой действенный трюк.
Монстр глянула на Котикову, как на ускользающую из мышеловки мышь.
– До свидания,– сказала Горилловна сквозь зубы, отпуская класс на волю.
7-А, разбившись на группки, двинулся к родному кабинету.
Словно взбесившееся стадо бизонов, мальчишки 7-А орали и гоцали с парты на парту. После литературы на них всегда находил странный буйняк. Девчонки разбились на враждующие кучки и шептались о своем.
– Странные все-таки существа наши мальчики,– задумчиво проговорила Наташа, вынимая из сумки листок, ручку и яблоко.– Живут, как будто внутри у них переключатель. Перемена – орут и бегают. Урок – сидят смирно. Дрессированные какие-то.
– Точно,– подхватила оказавшаяся рядом Маринка.
В благодарность за поддержку на литературе, она решила присоединиться к блюстительнице дисциплины и пообещала до конца дня быть хорошей.
– Могу поклясться, если кого-то из наших охламонов разбудить среди ночи громким криком Косточкина, то все они, не разобравшись, примутся орать и вскакивать на стол.
– Ага,– согласно закивала Наташа.– Впрочем, есть, наверное, в мире и умные мальчишки,– добавила она.
– Жаль только, что ни один из них не учится в нашей школе,– в тон вздохнула Маринка, которой вообще-то стоило больших усилий не ввязаться в общий бедлам.
Между тем, мальчики были заняты очень серьезным и новым для них делом. Они играли в «Квача» на партах. Игру придумал Толик. Тот, кого засалит водящий – должен забраться на парту и пытаться засалить остальных, топчущихся по полу ребят. В результате полкласса должно было оказаться на партах, что несомненно придало бы кабинету прекрасный, экзотический вид, а классу – звание самого разбитного и бесстрашного в параллели.
Толик засалил Толстого, получил секундную передышку и глянул на Маринку. Обычно подвижная Котикова копировала теперь от рождения спокойную Наташу. Обе сидели, чинно сложив ручки на коленях, хлопали ресницами и осуждающе косились на играющих.
– Марина-дубина! – решил спасти Маринку Толик. Он-то знал, каких усилий нормальному человеку стоит сидеть за партой, когда все остальные весело бесятся. Ему и самому ни раз приходилось попадать под гнет дисциплинированной сестры. Раз в неделю Толик целый день прилежно изображал джентльмена. В противном случае Наташка отказывалась делать за Толика черчение. Она, как настоящая староста, пыталась добиваться порядка любыми методами, и в качестве платы за помощь в уроках требовала от одноклассников хорошего поведения.
Над головами Наташи и Марины вдруг пролетел чей-то пенал.
– Мой! – радостно ахнула Маринка и, издав громкий вопль, выставила вперед свои кошачьи когти. Не щадя маникюра, она храбро бросилась на обидчика. В душе Маринка была очень довольна. Из-за выходки Толика она получила полное право безобразничать, невзирая на все обещания.
Наташа, давно привыкшая, что ее окружают ненормальные, сокрушенно покачала головой и по-матерински заботливо принялась собирать вывалившиеся из Маринкиного пенала ручки. Попутно она с невозмутимым видом вытянула ногу в проход. Случайно? Может быть. Но почему же именно в тот момент, когда весело пыхтящий Толик пробегал мимо?!
Наташа, как приличная девочка, предусмотрительно приложила ладони к ушам, поэтому страшной ругани брата не услышала. Видела лишь, как Толик, наткнувшись на подножку, замер, а потом рухнул к ногам неожиданно вошедшего в класс мальчика.
– Дети! – защебетала, влетевшая следом за незнакомцем, Маша Ильинична.– Дети, успокойтесь! Да что с вами сегодня? Поберегите мои бедные нервы!
Совсем молоденькую классную, Машу Ильиничну, все любили. О ее бедных нервах были наслышаны, и всегда, даже после уроков литературы, успокаивались по первому же требованию.
– Дети! – торжественно заговорила классная.– Разрешите представить вам нашего нового ученика, Николая Иванова. Прошу принять в коллектив и не обижать.
Все послушно закивали, с любопытством рассматривая новенького.
– Модняк какой-то! – то ли презрительно, то ли с уважением прошептал кто-то из мальчишек. Волосы новенького были собраны в аккуратный хвостик, на руках красовались плетеные фенечки, а на поясе висел плеер. Разглядывая усеянные карманами и змейками брюки Николая, Наташа подумала, что это наверняка не ради моды, а для шпаргалок…
И тут новенький повел себя совсем неожиданно.
– Здорово братва! – весело произнес он, делая два шага вперед и нагло ухмыляясь.– Я – Ник. Ну что, скорефанимся? Я смотрю, у вас потрясные девчонки, и училка тоже ничего…
Маша Ильинична, держащая до этого руку на плече новенького, резко одернула ладонь – будто обожглась. Ребята оторопели. Наташа тут же решила отказаться от роли старосты, если этого типа зачислят в класс. Толик соображал, можно ли отвесить новенькому тумаков прямо при Маше Ильиничне.
Со стороны некоторых девчонок донеслись одобряющие вздохи. С некоторых пор девчонкам нравились «крутые» ребята. Маша Ильинична опомнилась. Она сделала непривычно строгое лицо, и, глядя в упор на новенького, произнесла:
– Не знаю, как в твоей предыдущей школе, но у нас так разговаривать не принято.
Потом она растерялась от страшной догадки:
– По крайней мере, я надеюсь, что не принято. То есть при мне такого не было никогда… Но…
– И без вас тоже,– решительно вступилась за моральный облик класса Наташа.
– Вот видишь! – сказала Маша Ильинична, облегченно вздохнув,– Не знаю, с кем ты общался раньше… Но с нами, пожалуйста…
Не дослушав, новенький круто развернулся и, ни слова не говоря, вышел из класса.
– Чокнутый! – торжественно зашептала Маринка, почувствовав учащенное сердцебиение. Ее всегда притягивало необычное. То есть, никакой «крутости» в речи новенького Маринка не услышала. Так разговаривали подростки в соседнем дворе, и ничего, кроме обычного хамства, за такими текстами обычно не наблюдалось. Маринку поразил факт ухода новенького. «Уму непостижимо! Учительница представляет его классу, а он молча разворачивается и уходит…Здесь явно что-то не то…»
– Он из тюрьмы вчера вышел, я его в новостях видел! Десять лет сидел, бедняга… Я вам без всяких крестиков говорю… – затараторил Косточкин.
На него обязательно зашикали бы, подловили бы, мол, кто ж в три года в тюрьму садится? Но тут в дверь робко постучали.
– Войдите,– непривычно ледяным тоном проговорила Маша Ильинична. Она всегда была ужасно беззащитной, и совсем не была готова к встрече с настоящими хулиганами.
– Простите, я уже перестроился. Можно войти? – поинтересовался новенький, приоткрывая дверь.
Класс застонал от удивления. Фенечки с плеером исчезли, ухмылка превратилась в улыбку. И, главное: хвостика на голове Николая не было! Обычная короткая стрижка, волосы немного взлохмачены, но в целом…
– Простите, я вел себя непозволительно. Это от рассеянности. Я просто очень стеснительный,– продолжил новенький.
– Хорошо,– Маша Ильинична нервно закусила губу, но решила делать вид, что все в порядке.– Заходи, садись. Сейчас начнем классный час.
«Не такой уж он и стеснительный. Стеснительный сел бы к мальчишке»,– мигом смекнула Наташа, когда новенький подошел к ней и спросил разрешения сесть рядом. Смекнуть смекнула, но разрешение, конечно, дала. Как истинная староста она подавала пример дружелюбия.
– Еще один ослик купился на эти старомодные косы! Свой-то хвост пришлось ликвидировать… Первый раз вижу пацана, который накладной хвост носит… Нетрадиционный какой-то. Впрочем, другой бы к нашей крысе и не сел,– зло зашептала подружкам Ксеня Марченко, которая сама хотела быть главной отличницей, и потому терпеть не могла Наташу.
«И чего это он на мое место уселся?» – мысленно возмутилась Маринка, глядя на новенького. Вообще-то, место возле старосты всегда пользовалось спросом, и обычно там сидела Марина. Но за болтовню, ее на неделю отсадили в первый ряд.– «Буду прогонять!» – решила Котикова, обрадовавшись поводу завязать разговор.
«Отдубасить или не отдубасить?» – мучался Толик. С одной стороны, новенький вел себя вызывающе. С другой – вроде извинился и ничего наглого больше не вытворял.
«Какой же я все-таки болван! – думал в это время новенький.– Перепутал время! Так ошибся в традициях… Нет, меня точно сошлют на Юпитер…»
Поделиться книгой: