Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Черный крестоносец - Алистер Маклин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Что и говорить, профессионал! Меня с Мэри наши новые знакомые буквально вытолкали из вестибюля, подведя к машине с учтивой предупредительностью метрдотеля, определяющего вас за наихудший столик в битком набитом ресторане. Если у меня и оставались сомнения в профессиональной компетентности Флека, они мигом выветрились, когда на заднем сиденье меня стиснули с двух сторон Флек и Рабат. Ни дать ни взять клещи гигантского краба. Слева – двенадцатикалиберный мушкетон Рабата, справа – автоматический пистолет Флека. Обе игрушки упираются – правда, с разных сторон – в подреберье, как раз туда, откуда их ни за что не сдвинешь. Я сидел чинно-благородно, стараясь не шевелиться. Зачем провоцировать дополнительные осложнения в условиях сплошного риска?

Проржавевшие рессоры, несчетные дорожные ухабы – один толчок и указательный палец Флека – или Рабата? – ненароком нажмет на спуск.

Мэри Хоупмен сидела впереди, рядом с Кришной, притихшая, нездешняя.

Любопытно, много ли в ней осталось к данному моменту апломба, самоуверенности и кокетства – всего того, чем она столь лихо козыряла в кабинете полковника Рейна? Кто ответит на этот вопрос? Преодолев в тесном соседстве с нею, локоть к локтю, 10 тысяч миль на борту самолета, я по-прежнему не знал о ней ровным счетом ничего. Благодаря ее личным стараниям.

О городе Сува я тоже ничего не знал. Но даже если в знал Суву как свои пять пальцев, ни за что не определил бы, куда нас везут. Два человека впереди, еще один – справа, еще один – слева. А то, что попадает в поле зрения через незашторенные участки боковых стекол, смазано сильным проливным дождем. Что в таких условиях разглядишь?

Мелькнула темная громада кинотеатра, потом насыпь, потом канал, рой огоньков, отразившихся в его темных водах. Несколько узеньких неосвещенных улиц. Потом рельсы, гулко сотрясающие нашу колымагу.

Длинная череда железнодорожных вагонов. Кое-какие из этих впечатлений резко расходятся с моим идеалом – «островком на юге Тихого океана». Чем и как? Обдумать сию проблему не успеваю. Машина резко затормозила, отчего мушкетон чуть не продырявил меня насквозь. Капитан Флек выпрыгнул наружу, приказав мне вылезать. Я выбрался из такси, принялся разминать затекшие мышцы. Вокруг – непроглядный, замогильный мрак. Льет дождь. За его завесой смутно различимы две угловатые конструкции. Нечто вроде портовых кранов. Но наше местонахождение можно вычислить даже с закрытыми глазами, держа нос по ветру. Пахнет дымом, нефтью, ржавым железом. Пахнет смолой, пеньковыми канатами, сырыми снастями. А все эти запахи перешибает запах моря.

Что правда, то правда. Сна я не добрал, острых ощущений перебрал, и голова в результате работает со скрипом. Но и без великих интеллектуальных озарений ясно, что капитан Флек не собирается отправлять нас в Сидней самолетом австралийского рейса КLМ. Я пытаюсь заговорить, но Флек отстраняет меня пренебрежительным жестом. Освещает карманным фонариком чемоданы, для которых Кришна отыскал-таки лужу погрязнее. Флек прихватывает пару чемоданов, дружелюбным кивком приглашая меня следовать его примеру и его маршруту. Рабат без всякого дружелюбия поддерживает волеизъявление начальства тычком в бок. Честно говоря, этот Рабат со своим двенадцатым калибром и гнусными манерами сидит у меня в печенках. Флек явно перекормил его ссылками на американские триллеры.

То ли Флек обладал кошачьей способностью видеть в потемках, то ли держал перед мысленным взором подробную карту местности со всеми тросами, канатами, тумбами и булыжниками, но нам не пришлось долго плутать, и упал я всего раз пять, не больше. Но вот он замедлил ход, повернул направо и двинулся по каменным ступенькам вниз. Без излишней поспешности сперва включил фонарик, за что я ему мысленно выразил искреннюю признательность: покрытые тиной ступеньки без перил доверия не внушали. Каюсь, было у меня искушение уронить Флеку на макушку чемодан.

Экспериментально проверить его реакцию на закон всемирного тяготения. Но я подавил сей порыв по двум причинам: во-первых, два дула по-прежнему сверлят мне спину. А во-вторых, свыкшиеся с темнотой глаза мои уже различают смутный контур судна у подножия лестницы. Ну, допустим, собьешь его с ног, максимальный ущерб потерпевшего минимален – пара царапин. А моральный – максимален. По самолюбию Флека будет нанесен удар, после которого он мигом сменит милостивый тон на гнев, дружелюбие – на мстительность. Кстати, выстрелив, он не промахнется. Такие стреляют наверняка.

Я покрепче сжал чемоданные ручки и продолжил нисхождение по скользким ступеням с настороженностью Даниила в приятном обществе спящих львов.

Кстати, разница не столь уж велика. Разве что львы в данном случае на полную катушку бодрствуют... Через пару секунд Мэри Хоупмен и оба индуса были на причале рядом со мной.

Сейчас от морской глади нас отделяло едва ли футов восемь. Я все таращился на судно, пытаясь определить его тип и размеры. Но небо, затянутое тучами, было невыгодным фоном. Мои наблюдения сложились приблизительно в такой черновой набросок. Судно широкое, длина – футов семьдесят, ну, двадцатью больше или меньше. И мачты – то ли две, то ли три. Вдруг дверь палубной надстройки распахнулась, яркий свет, хлынувший наружу из помещения, буквально ослепил меня.

Длинная тощая фигура быстро пересекла освещенный прямоугольник. Дверь тотчас закрылась.

– Ну как, босс, порядок? – В Австралии я не бывал, но австралийцев встречал изрядно. В данном случае акцент неоспоримо изобличал австралийца.

– Порядок. Они у нас в руках. И поосторожней с этим треклятым освещением. Мы загружаемся.

Посадка прошла без приключений. Палуба корабля плотно прижата к причалу. Тридцать дюймов вниз – и ты на палубе. На деревянной, дощатой, а не стальной. Это я засек сразу.

Когда все забрались на судно, капитан Флек спросил:

– Готовы мы к приему гостей, Генри? – В голосе слышалось облегчение: слава, мол, Богу, рискованная кампания позади.

– Каюты готовы, босс, – ответствовал Генри мерзким грубым голосом. – Показать им?

– А что, покажи. Я буду у себя. Повидаемся позже. И пожалуйста, без фокусов!

Генри направился к корме, мы – за ним, за нами – конвойные. Когда палубная надстройка осталась позади, он осветил фонариком крышку люка.

Нагнулся, убрал болт, открыл люк, направил луч в зияющую дыру.

– Спускайтесь.

Я, отсчитывая ступеньку за ступенькой на отвесной стальной лестнице, иду первым. Сразу за мной – Мэри Хоупмен. Считаю: раз, два... Десять ступеней. Едва светлая головка Мэри оказывается на уровне палубы, люк захлопывается. Слышен скрежет задвижки. Еще две-три ступеньки вниз – и пора осмотреться.

Отвратительный каземат, непроглядно темная тюрьма. Впрочем, зачем сгущать краски? Тусклый светлячок пробивается сверху, сквозь щели люка, ведь в рубке на палубе горит лампа. Так что определиться в пространстве можно без помощи рук и передвигаться – без тросточки. Но все равно гнуснейшая резиденция, равных в мире не сыщешь. И вонища жуткая.

Бубонная чума, а не запах. Разит – аж небесам тошно.

Единственный путь отсюда тот, что ведет сюда. Поближе к корме – дощатая перегородка, между досками – щель. Бесполезная. Ничего сквозь нее не разглядишь, зато унюхаешь. Запах бензина. Значит, там машинное отделение. Поближе к носу – две незапертые двери. Одна – в примитивный сортир. Унитаз и раковина с краном. Из крана, если пожелаешь, хлынет вода – коричневая, солоноватая, но все-таки не морская... Вторая – в крохотную, четыре на шесть, каморку, почти полностью загроможденную койкой, кажется, без простыней, зато с одеялами, по первому впечатлению вполне приличными. В передней части трюма просматриваются – наверху, слева и справа – отверстия, по шесть дюймов в диаметре. Вероятно, вентиляция, не такая уж роскошь в предлагаемых обстоятельствах. Жаль только, что в эту безветренную ночь – да еще на стоянке – она бездействует.

Весь трюм от носа до кормы опоясан досками В четыре ряда. Два ряда, те что поближе к бортам, ограждают ящики, пирамиды ящиков вдоль всех стенок лишь возле вентиляторов – проемы, открывающие достул воздуху.

Между внешними и внутренними рядами досок наложены в половину высоты трюма еще какие-то ящики да мешки. Между внутренними перилами, от машинного отделения до двух дверей на носу, – проход фута в четыре шириной. Под ногами у нас – деревянный пол со скребком и веником он не встречался, думаю, еще со времен коронации.

Я продолжал осматриваться, постепенно обретая хладнокровие; в душе теплилась надежда, что освещение, хотя и убогое, все же позволит Мэри Хоупмен изучить мою тщательно выверенную мимику: некий баланс беспокойства, безразличия и бесстрашия. Как вдруг свет у нас над головой вовсе померк, секундой позже с кормы донеслось характерное нытье, переходящее в вой, сомневаться не приходилось: ожил мотор. Судно завибрировало, дернулось вперед, притормозило, и я явственно различил топот босых ног и шлепанье сандалий – с корабля уходили лишние. Потом мотор заглушил все побочные звуки. Судно слегка накренилось вправо и отвалило от причала.

Я нащупал в потемках руку Мэри Хоупмен. Гусиная кожа, влажная, холодная. Извлек спичку из коробка зажег огонек. Мэри зажмурилась от неожиданности. Перепачканные волосы ее сбились набок. Отсыревший шелк облепил тело. Она беспрестанно дрожала. Только теперь я осознал, как холодно и мокро в этой норе. Резким движением я погасил спичку, сорвал с себя ботинок и принялся барабанить по перегородке. Никакого результата.

Тогда я взобрался на ступеньку и стал обрабатывать кулаками крышку люка.

– Чего вы хотите? – спросила Мэри Хоупмен.

– Сервиса – хотя бы в минимальных дозах. Если нам в самое ближайшее время не вернут чемоданы, мне придется осваивать азы медицины, чтоб совладать с тяжелым случаем пневмонии.

– Может, уместней было бы завладеть экземпляром оружия, пускай даже легкого? – спросила она негромко. – Почему вы ни разу не спросили у них, с какой целью они нас сюда приволокли?

– Думаете, чтоб ликвидировать? Чушь! – Я попытался изобразить смешок, но он у меня не получился. Так, пустое хмыканье, и совсем не убедительное. – Уверен, они не намерены нас уничтожать. Во всяком случае, пока. С равной легкостью такой план можно было осуществить в Англии. И наконец, им незачем было ради столь элементарной операции доставлять нас на этот корабль. Грязная канава, мимо которой нас везли, да пара камней на шею – и дело с концом. Кроме того, капитан Флек конечно же хам и проходимец, но на убийцу он, по-моему, не похож. – Звучало это правдоподобно. Я и сам бы поверил в свою версию, кабы повторил ее раз сто. Мэри Хоупмен молчала, словно обдумывая мои слова.

Может, они и впрямь содержали крупицу здравого смысла.

Через пару минут мне наскучила крышка люка. Толку в моих джазовых упражнениях не было. Я перешел в другой конец трюма и там возобновил эту музыку. Каюты экипажа находились, по-видимому, за перегородкой, потому что реакцию я заполучил уже через полминуты. Кто-то поднял крышку люка, и яркий луч фонарика прогулялся по трюму.

– Может, прекратите этот шум? – Кажется, Генри пребывал в дурном настроении, – Поспали бы!

– Где наши чемоданы? – поинтересовался я. – Нам нужно переодеться. Жена моя до нитки промокла.

– Давайте сюда, – проворчал он. Мы подошли. Он шагнул вниз. Потом принял у кого-то, у кого – мы не видели, чемоданы и посторонился, уступая дорогу капитану Флеку, вооруженному фонариком и пистолетом.

Капитана Флека окружал этаким невидимым ореолом запах виски, повлекший тут же приятные последствия: вонища на миг поулеглась.

– Сожалею, что заставил вас ждать, – весело пробасил он. – Замки на этих чемоданах больно хитроумные. Итак, в конечном счете при вас не было пистолета, а, Бентолл?

– Разумеется, нет, – заявил я нахально. Конечно, пистолет при мне был, но в прошедшем времени, поскольку остался под матрасом в отеле. – Что за отвратный запах здесь, в трюме?

– Отвратный? Разве? – Флек принюхался к гнусной атмосфере трюма с видом знатока, склонившегося над коньячной рюмкой. – Копра и плавники акул.

– Еще бы! – с горечью согласился я. – Долго мы будем торчать в этой дыре?

– Лучшей шхуны не сыскать... – вспыхнул было Флек, но тотчас успокоился. – В восемь вам подадут завтрак. – Он осветил фонариком трюм и виновато продолжал:

– Дамы нечасто удостаивают нас своим присутствием, особенно такие, как вы. Надо было, конечно, навести чистоту. А все-таки койка там есть, с чистой постелью. Однако разуваться не советую.

– Почему? – полюбопытствовал я.

– Тараканы, – лаконично пояснил он, – весьма неравнодушны к пяткам. – Он быстро увел луч фонарика в сторону и тотчас высветил парочку чудовищных насекомых в несколько дюймов длиной. Насекомые, впрочем, мигом удрали.

– Такие большие? – прошептала Мэри Хоупмен.

– Потому что копра и мазут, – угрюмо объяснил Генри, – их любимая жратва, если не считать ДДТ. А уж это они получали галлонами. И ведь были недавно совсем малыши. Родители попрятались, понимали: от людей надо убраться подальше, они же...

– Хватит, – оборвал его Флек. Потом вручил мне фонарик. – Держите. Он вам пригодится. Увидимся по-утру.

Генри выждал, пока голова Флека исчезнет в люке, отвел в сторону доски, огораживающие центральный проход, и указал на помост из ящиков высотой фута в четыре.

– Спите здесь, – посоветовал он. – В трюме водятся не только тараканы. И не гасите свет.

– Почему? Что еще может...

– Не знаю, – оборвал он меня. – Здесь я еще не ночевал. У них не хватит денег оплатить мне такой подвиг. – С этими словами он исчез.

Секундой позже захлопнулась крышка люка.

– Идет и распространяет вокруг себя благость и свет. Точно? – сказал я. – Любопытно, что под этой оболочкой скрывается? Готов побиться об заклад, они же наемные убийцы. Убийцы... они не...

– Если вам нетрудно, – прервала она меня, – передайте мне мой чемодан. Хочу переодеться.

– Пожалуйста! – Я передал ей чемодан вместе с фонариком. – Брюки прихватили?

Она кивнула.

– Вот их-то и наденьте. – Я пошарил в одном из своих саквояжей и нашел, что искал: две пары носков. – Натяните одни на другие. Антитараканье средство. Можете переодеться в той каморке.

– Надеюсь, вы не думаете, что я стану переодеваться прямо здесь? – холодно заметила она. Ни малейшей признательности. Я улыбнулся ей. Но в ответ не получил и благожелательного взгляда. Дверь каморки она за собой захлопнула. Причем не слишком деликатно.

Я переоделся при смутном свете потусторонней – за люком – лампы и принялся было выбивать щелчками сигарету из пачки, когда вдруг вопль неподдельного ужаса на мгновение просто парализовал меня. На одно-единственное мгновение. Уже в следующую секунду я разом преодолел четыре шага, отделявшие меня от двери, которая тут же с грохотом отворилась, пропуская ошеломленную, спотыкающуюся Мэри Хоупмен. Не пригнувшись вовремя, она умудрилась удариться головой о дверную притолоку и свалилась мне на руки в буквальном смысле этого слова. Она отчаянно прижималась ко мне, напоминая медвежонка коалу, впервые в жизни очутившегося на стволе эвкалипта. В другой ситуации это было бы весьма приятно. Но в данный момент – совершенно бесперспективно, поскольку никакие хэппи-энды в обозримом будущем нам не светили.

– Что случилось? – вопрошал я. – Что произошло?

– Заберите меня отсюда! – всхлипывала она. Развернувшись в моих объятиях, она глянула через плечо расширившимися от ужаса глазами. – Пожалуйста! Прямо сейчас! – Глаза ее раскрылись еще шире, она порывисто втянула в себя воздух, что, как свидетельствует мой опыт, зачастую служит прелюдией к воплю. Поэтому я быстро поднял ее на руки, в темпе одолел десять футов до помоста, посадил на ящик, прислонив спиной к доскам.

– Что там такое? – настаивал я. – Побыстрее!

– Это ужасно! Ужасно! – Она не слышала меня, не понимала, дышала она неровно, судорожно хватая воздух, дрожь ее колотила неистовая. Я попытался распрямиться, и сразу же ее пальцы впились в меня. – Не уходите! Прошу!

– Я же на минутку, – проговорил я успокаивающе и показал на световой луч, прочерченный на полу каморки. – Мне нужен фонарик.

Я вырвался из ее рук, отчаянно за меня цеплявшихся, и буквально вломился в каморку. Не столько из храбрости, сколько под влиянием ее дефицита. Не располагая достаточными сведениями о фауне южной части Тихого океана, я вполне допускал возможность встречи с гнездами кобр или колониями каракуртов. Размышления на подобную тему угрожали затянуться надолго, а потому, чтобы упростить свою задачу, я решительно переступил порог.

Подобрав с пола фонарик, я одним движением прочертил световой круг, позволявший мгновенно оценить обстановку. Ничего. Еще один, куда более медленный и соответственно более тщательный осмотр. Опять-таки ничего, если не считать кучки грязной одежды да пары моих носков на кровати. Я прихватил носки и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.

Дышала она теперь ровнее, но дрожала все также отчаянно. Превращение хладнокровной, самоуверенной, снисходительной юной леди, сопровождавшей меня на острова Фиджи, в эту перепуганную, беззащитную девчушку было поразительным. Печальное зрелище! Светлые ее волосы всклокочены. Джемпер и кофточка, правда, хорошо сочетаются друг с другом, а также с легкими голубыми брючками, но плохо сочетаются с носками: на одной ноге – два, на другой – ни одного.

Я осветил фонариком босую ногу, пригнулся и присмотрелся повнимательней. Возле мизинца видны были два маленьких глубоких прокола, из которых сочилась кровь.

– Крыса! – сказал я. – Вас укусила крыса.

– Да. – Девушку передернуло при воспоминании об испытанном ужасе, и глаза ее потемнели. – О, как это было страшно! Черная крыса, громадная, величиной с кошку. Я пыталась ее стряхнуть, а она – как повисла, так и висела...

– Ладно, все ведь уже позади, – проговорил я резко, потому что истерическая нотка вновь ощутилась в ее голосе. – Минутку!

– Куда ж вы? – испуганно спросила она.

– За пакетом первой помощи, что лежит в моем чемодане. – Я достал пакет, выдавил из ранок зараженную кровь, промокнул ее ваткой, смазал ранки йодом и заклеил пластырем, после чего натянул на ногу носок. – Все будет в порядке.

Я прикурил для нее сигарету. Отодрал планку от одного из ящиков, использовав ее в качестве рычага, отхватил планку от ящика и наконец с ее помощью вырвал из самого большого ящика, какой только сумел высмотреть, трехфутовую доску, один дюйм на три в сечении. На ее конце торчали три гвоздя, по три дюйма каждый, обращавшие деревяшку в оружие, способное противостоять когтям любой крысы. «Величиной с кошку». Эти слова Мэри Хоупмен я рассматривал как гиперболу. Длиной с кошку – еще куда ни шло, но величиной... И все равно черные корабельные крысы очень опасны, особенно когда их много. Я вернулся в камеру, огляделся в поисках неприятеля, никого не обнаружил, снял с койки подушки и одеяла, вышел, демонстративно вытряхнув на глазах у Мэри одеяла: пусть видит, что нет там в складках ни единой крысы. Потом туго обернул ее одеялами, щедро обложил подушками. Откопал у себя в чемоданах запасной жилет, заставил ее надеть еще и эту одежду, а уж затем, уподобляясь художнику, завершившему шедевр, сделал шаг назад. Надо же полюбоваться своей работой.

– Недурственно! констатировал я. – У меня имеется искра Божия. Я думаю, зеркало и гребешок не помешают? Говорят, нет лучших средств улучшить дамское самочувствие.

– Ничего подобного, – неуверенно заулыбалась она. – Чего не видишь, то не волнует. Знаете, а вы оказывается не злой.

Я улыбнулся ей в ответ, как мне показалось, весьма загадочно, после чего подвесил при помощи своего галстука фонарик к самому ее изголовью на планку возле перегородки. А сам подыскал себе платформу на ящиках по другую сторону прохода.

– Как вы там будете спать? – запротестовала она. – Очень жестко... и... вы свалитесь оттуда. – Это было ново. Мэри Хоупмен заботилась о моем комфорте.

– Я не собираюсь спать, – сообщил ей я. – Сон это для вас. А мой удел – охота на крыс. Спокойно ночи.

К этому времени мы, видимо, ушли довольно далек от суши. Шхуну начало покачивать, еще не сильно, но уже ощутимо. Балки поскрипывали, фонарик раскачивался из стороны в сторону, разбрасывая вокруг большие движущиеся черные тени, и теперь, когда смолкли наш голоса и прекратились наши хождения, мне стал досаждать монотонный свистящий шорох: то ли наши приятели грызуны выступили в поход, то ли батальон тараканов марширует.

Сочетание скрипа с шорохом на фоне зловеще раскачивающихся теней было плохим успокоительным средством, и я ничуть не удивился, услышав минут через десять Мэри Хоупмен:

– А вы... вы уже спите? У вас все в норме?

– Конечно в норме, – как можно сердечнее произнес я. – Спокойной ночи.

Прошло еще пять минут, потом снова:

– Джон! – Впервые она обратилась ко мне по имени. Если, разумеется, не принимать в расчет случаи, когда возникала необходимость имитировать супружеские отношения.

– Слушаю?

– Ладно, черт с ним! – проговорила она с досадой, словно бы сердясь на себя, но в ее тоне преобладало волнение. – Сядьте рядом со мной.

– Есть, – покладисто среагировал я. Затем спрыгнул на пол, перебрался на противоположную сторону разделявшего нас коридора и устроился с минимальным комфортом, притиснув ноги к жестким доскам ограждения.

Она не пошевельнулась. А ведь могла бы столь скромным способом отметить сам факт моего прибытия. Она даже не посмотрела на меня. Зато я посмотрел на нее. Посмотрел и поразился, сколь существенные перемены могут учинить в человеческой жизни какие-нибудь коротенькие два-три часа. На протяжении всего нашего четырехэтапного перелета из Лондона в Суву она едва-едва воспринимала меня как личность. Разве что на регистрации в аэропортах или при бортпроводницах в самолете улыбалась мне, брала меня за руку, ворковала, словом, вела себя, как и полагается молодой жене со стажем супружества в десять недель. Но стоило нам оказаться друг с другом наедине, на приличной дистанции от общества, и ее обычная рассеянная отчужденность разделяла нас подобно железному занавесу. Очнувшись прошлым вечером, после перелета, от мимолетной дремоты, я в полусонном трансе забыл, что на нас никто не смотрит, и бездумно взял ее за руку. Она в ответ правой рукой схватила мое правое запястье, потом медленно (с подчеркнутой, кинематографической медлительностью) высвободила свою левую руку, одарив меня ледяным взглядом – одним из тех взглядов, которые запоминаются надолго. Будь у меня возможность спрятаться от нее под сиденье, я бы спрятался, и притом не шутки ради, а самым серьезным образом. Я дал зарок свой промах не повторять. И все-таки сейчас, сидя с ней рядом в сыром, холодном трюме мерно покачивающейся шхуны, я забрал ее руку в свою.

Рука эта, совершенно заледеневшая, мигом замерла, но тут же сжала мою, как бы выражая сдержанную, но вместе с тем вполне определенную признательность. Я сделал вид, будто этого не замечаю. Тем более что замечать следовало в первую очередь другое: она была не просто перепугана, она буквально умирала от ужаса. Ее била дрожь, и списать эту дрожь исключительно на холод было невозможно. Мэри Хоупмен изменилась до неузнаваемости.

– Почему ты крикнул на меня в отеле? – спросила она с укоризной. – Совсем забыл о приличиях!

– Кричать не в моих правилах. Кричать и впрямь неприлично, – согласился я. – Но в тот момент нельзя было действовать по-иному. Ты вот-вот начала бы каяться вслух, что уснула. – Ну конечно. Я же была виновата в...

– И не подумала о том, что наш друг Флек может удивиться: к чему бы это нормальные люди, которым нечего скрывать, несут круглосуточную вахту? В тот момент мною владела единственная мысль: чем меньше Флек будет озабочен проблемой, кто мы – те, за кого себя выдаем, или не те? – тем большую свободу действий обретем впоследствии.



Поделиться книгой:

На главную
Назад