Помоги проекту - поделись книгой:
– Нескольких уже поймали. Привезли, говорят, под стражей, и судить их будет военный трибунал. Ох, и влепят же им, мама не горюй!
– Ну а вам, дорогие товарищи, под трибунал попасть не хочется? – зло посмотрел на своих земляков Миша.
– А нас за что?! Что мы, враги народа какие-то? – лихорадочно оправдывались ребята.
– Так ведь есть за что! – Мишка подошёл к одному из них, выдернул у того тлеющую самокрутку, затушил об стенку, неспешно развернул. – Так, что тут у нас? Ага, статья про любимого товарища Сталина. А ты из неё папиросы крутишь, глумишься, вождя нашего не уважаешь. Лет пять лагерей тебе за это светит!
Ребята ошарашенно смотрели на Мишку, а тот натянул на быстро моргающие Витькины глаза его большую отцовскую шапку, прихлопнул ладошкой сверху и пошёл в дом, на ходу только бросив:
– У нас так: был бы человек, а статья завсегда найдётся!
В тот момент Витёк кипел от негодования. Ну и нахал, нельзя так говорить! Ведь наша Советская власть самая справедливая в мире, и товарища Сталина все уважают и любят. Тогда почему же ему нечего возразить Мишке Зорину?
***
В один морозный и солнечный январский денёк мама собралась в город оформлять какие-то справки. Витя напросился с ней. Больше часа топали они по хрустящему снегу, добираясь от Филейки до Кирова. В городе сразу бросились в глаза те перемены, что произошли с началом войны.
Во-первых, кругом было очень много народу; наверное, потому, что в город на Вятке прибыло в эвакуацию множество больших и малых предприятий и разных учреждений, даже две академии и Большой драматический театр из Ленинграда. Естественно, прибывали они в Киров со своим персоналом. Во-вторых, во многих зданиях появились новые хозяева. Например, в здании кинотеатра вместо показа фильмов занимались производством противотанковых гранат. А в бывшей школе размещался переполненный военный госпиталь. И так повсюду. Ну, и наконец, везде висели патриотические плакаты с призывами: «Родина-мать зовёт!», «Воин Красной армии, спаси!» и карикатуры на Гитлера.
На одном таком плакате был изображён фюрер с крысиными усиками, тянущий свои когти к нашей стране, и могучий красноармеец, беспощадно протыкающий его штыком, а внизу непонятная надпись: «Ку-кры-ник-сы», – прочитал шёпотом Витька. Он любовался плакатом, и настроение заметно улучшалось. «Так ему, гаду-извергу!» – думал мальчишка про ненавистного Гитлера.
Вернулись домой – и новая радость: сразу два письма с фронта! От отца и от дяди Зиновия. Папка поправился и воевал сейчас под Москвой. После госпиталя он опять оказался в новой, недавно сформированной части. А дядя Зиновий по-прежнему служил на Ленинградском фронте в рядах 311-й стрелковой дивизии, сформированной в Кирове, и вместе с ним воевали многие знакомые мужики из соседних деревень.
Главное, что понял Витёк из этих писем: немец, похоже, начал выдыхаться. Под окружённым Ленинградом наши воины встали нерушимой стеной, и фашисты уже долгое время не могут продвинуться ни на метр. А под Москвой Красная Армия и вовсе задала фрицам перцу, погнала их, и они драпают! Если так пойдёт, может, к лету и война кончится!
Поздно вечером в избу ввалился радостный Мишка Зорин, их подселенец.
– А что, Витюха, голодать не надоело тебе?
– Да надоело, ежу понятно! – отозвался недоверчиво Витька.
– Тогда готовься. Будешь скоро кушать от пуза, сколько влезет! Блины со сметаной, борщ с мясом, рыбу копчёную и всё такое, – продолжал веселиться Мишка.
«Не сошёл ли с ума парень? Не к добру такие речи!», – кумекал Витёк. А вслух сказал:
– Ты что, выпил?
– И не думал. А вот, послушай, что я тебе сейчас предложу!
11. ВСТРЕЧИ В ПУТИ
Предложил Мишка Зорин Витьке весьма заманчивую штуку. А дело было в следующем. Мишка на днях отработал несколько смен за приболевшего напарника. Вкалывал за двоих в самом прямом смысле, неделю с завода не выходил: свои 12 часов отработает, поужинает – и на вторую смену заступает. А что делать? Срочный заказ на изготовление боеприпасов поступил. Время военное: приказ – и точка! Ложился, конечно, ночью поспать часа на 3–4 в цеху, у чуть тёплой батареи, однако с двойной нормой справился и даже сверх плана дал.
И вот, поскольку заказ тот завод выполнил, а станок Мишкин нуждался в капитальном ремонте, решило начальство поощрить вымотанного труженика. Дали ему отпуск на целых 5 дней.
– Поехали к моему дядьке в Белохолуницкий район, у них там колхоз большой, – уговаривал Миша Витьку. – А дядька-то не последний в колхозе человек, между прочим. Мы там так отъедимся – на всю жизнь запомнишь!
– Как же туда добираться-то; далече, поди? – сомневался для порядку Витёк, но мысленно уже сидел за богато накрытым столом колхозного начальника.
– Да очень даже просто. Утром выйдем на дорогу в сторону Слободского, а там в грузовичок попутный попросимся, или в сани кто-нибудь подсадит. К вечеру к дядьке прибудем. Там три дня отъедаемся. А после обратно тем же макаром, – убеждал Мишка. – И мне хорошо, вдвоём веселее, да и вашу семью в твоём лице хоть как-то за приют отблагодарю.
Немного посомневавшись, мама дала добро на путешествие Витьке. Ранние зимние сумерки давно уже поглотили Филейку. Ребята решили пораньше лечь спать, но тут в избу ввалились ещё два Витькиных подселенца: Семён и Степан. Семён пришёл совсем не весел, и было отчего печалиться. Видно организм его так устроен, что парню очень не хватало сна. Уж несколько раз по этой причине он просыпал и опаздывал на работу. Его наказывали, оставляя после смены на подсобные работы, лишили уже 20% зарплаты и урезали хлебную пайку. И вот – очередное опоздание. Начальник цеха сказал строго: «В следующий раз отдаю под суд. Хватит!». Этот короткий разговор возымел действие. Семён трижды всех предупредил:
– Будить во что бы то ни стало! Любым способом! Хоть дубиной по голове!
– Разбудим, не переживай, – отвечали ребята.
Семён тут же лёг, чтобы лучше выспаться, и через пару минут засопел. Мальчишки попили чаю, поболтали о всяком. Спящий Семён начал уже похрапывать. Ребята переглянулись. Степан подмигнул: мол, сейчас разыграем. На цыпочках подкрался к Семёну, наклонился, взялся за плечи спавшего и давай трясти:
– Скорее, скорее! Опять проспал! Беги быстрей, а то опоздаешь!
– А?! Что?! – Семён, не очухавшись, натянул штаны, схватил телогрейку и пулей вылетел из избы.
Ребята попадали со смеху. Мишка подскочил к окну и в форточку закричал: «Стой!» – да бегуна уж и след простыл.
– Ничего, дальше проходной не убежит, – сквозь смех успокоил Степан.
Но не тут-то было. Когда через час вернулся раздосадованный Семён, то поначалу молчал, злился. А потом не выдержал: рассказал, как влетел в проходную – и его не хотели пускать на завод в неположенное время, но он сумел каким-то образом заморочить головы охранникам и прорваться в цех. И только подбежав к станку, за которым работал, как ни в чём не бывало, его сменщик, начал он кое-что понимать.
Неизвестно, что стало причиной: грозное предупреждение начальника или шок от грубоватой шутки сверстников, приведшей к забегу в цех. Но с тех пор Семён уже больше ни разу не опаздывал на работу.
***
Следующим утром Миша и Витя, позавтракав, одевшись теплее и положив в карманы по хорошему куску хлеба, отправились в путешествие. По пути с ребятами от Филейки в Киров шло множество народу, в основном женщины, кутающиеся в шали, да подростки. Это были усталые рабочие завода № 32, бредущие к местам проживания после ночной смены.
Когда подошли к городу, уже совсем рассвело. Витьке вспомнился недавний поход в Киров с мамой и то удивление переменам в городе, испытанное им. Но не всё можно было углядеть, просто пройдя по улицам. И не знал тогда Витька, что в Кирове на тот момент уже разместились около двадцати тысяч человек, эвакуированных из западных областей СССР. Прибыло сюда и включилось в работу по обеспечению фронта два десятка крупных предприятий из Москвы, Ленинграда, Тулы, Одессы, Ворошиловграда, Коломны, Днепропетровска, Ярославля и многих других городов. В Кирове эти заводы начали выпускать танки, самоходные артиллерийские установки, знаменитые реактивные установки «Катюши», аэросани, миномёты, противотанковые и противопехотные гранаты, различные снаряды… И, конечно же, вооружение и оборудование для боевых самолётов.
Вся местная промышленность также была переведена на военные рельсы. Кировские фабрики давали армии обувь и обмундирование. Не случайно знаменитые армейские сапоги стали называть кирзовыми: от аббревиатуры «КирЗа» (Кировский Завод), стоявшей на них. Выпускались нужные Красной Армии лыжи, сани, повозки, санитарные носилки… Да много чего ещё. Уже через несколько месяцев после начала войны все предприятия города, включая промысловые артели, работали на нужды обороны.
…Мальчишки перешли по ледовой переправе на другой берег Вятки, миновали Макарье. Было уже около полудня. Ребята подкрепились припасённым хлебом и продолжили путь. Только вот машин совсем не видать. Довольно часто встречались повозки, ехавшие в Киров, ну а попутных мало, да и те чем-нибудь загружены. Между тем погода начала потихоньку меняться. Стало заметно теплее. Это поначалу обрадовало путешественников. Лишь принявшийся сыпать снежок, тая на лицах, доставлял некоторые неприятные ощущения.
Так и брели они не спеша. Вечером миновали тёмные улочки посёлка Вахруши, центром которого были кожевенный завод и обувная фабрика. Главная улица Вахрушей, по которой шли Витька и Миша, выглядела совсем по-городскому: местами даже стояли каменные двухэтажные дома, вдоль которых в чёрное небо тянулись фонарные столбы. Фонари, правда, не горели; не видно было света и в окнах домов. Похоже, всё электричество расходуется на нужды производства.
У одного здания с табличкой «Эвакогоспиталь № 3956» стояли кучкой, куря и что-то оживлённо обсуждая, перебинтованные красноармейцы. Подхваченный неведомым порывом, Витька вдруг бросился к ним:
– Дяденьки военные, а вы моего папку там, на фронте, не видали?
Красноармейцы притихли. А самый старший из них, опиравшийся на костыль, заглянул Витьке в лицо своими добрыми глазами, приобнял за плечи, и ответил:
– А как же? Я твоего папку знаю. Хороший солдат, воюет геройски. Привет тебе передаёт.
В это мгновение кто-то из молодых бойцов хихикнул – но тут же получил подзатыльник от старшего товарища. Витька этого не заметил. Всё понимавший Миша оттаскивал за рукав незадачливого товарища, приговаривая: «Ну, будет, будет тебе уже». А Витька, уходя, кричал:
– Так и вы, дяденька красноармеец, привет папке от меня передайте! Пусть быстрее расправится с врагами и возвращается домой, а у нас всё хорошо!
– Передам, обязательно передам, – кричал в ответ солдат, смахивая украдкой с небритой щеки выскочившие из добрых глаз слезинки. – А ты береги себя, сынок; вернётся к тебе папка, с победой вернётся!
Миновали посёлок, и вновь заснеженная дорога с редкими деревеньками. А снег всё валит и валит, идти труднее стало.
***
Лишь ближе к ночи добрались по переметённой дороге голодные и усталые ребята до городка Слободского. Побродя чуток, мальчишки постучались в приглянувшийся дом и попросились на ночлег. Их пустили.
Хозяйка ребят пожалела: перед тем как отправить спать, налила им из бидона по кружке молока и отрезала по маленькой краюшке драгоценного хлеба. Ребята кушали вместе с сыном хозяйки, парню было на вид лет 16. Разговорились, оказалось, звать его Гришка, работает на предприятии «Красный якорь», выпускающем авиационную фанеру. Недавно пришла похоронка на отца. Мрачный Гриша протянул ребятам мятый листочек, в котором значилось: «Красноармеец Пётр Булатов погиб в бою смертью храбрых, защищая Родину». Гриша уже ходил в военкомат проситься на фронт, очень хотел отомстить фрицам, да получил отказ из-за возраста. Вместо этого его отправили учиться на шофёра.
– Ничего, – сказал Гриша ребятам. – Вот курсы шоферские окончу, тогда точно в армию возьмут!
– Да, шофёр – профессия почётная, сложная; не каждый сумеет автомашиной управлять! – ответил Витёк с завистью.
– Всё так, да только не в шофера я хочу, а в разведчики.
– Ну, ты вообще замахнулся! Думаешь, это так просто? – удивился Мишка.
– Просто не просто – а я буду! До самого ихнего фашистского логова добраться хочу, за отца отомстить, – сверкнул глазами Гришка. – Узнают ещё, сволочи, кто такой Григорий Петрович Булатов!
Поужинав, стали укладываться. Мишка попросил хозяйку будить их как можно раньше, чтобы дошагать к следующей ночи до дядькиной деревни. На то, что кто-то подвезёт, уж и не рассчитывали.
Мальчишки дрыхли без задних ног. А когда проснулись, поняли, что опаздывают.
– Что же вы, тётенька, нас пораньше не разбудили? – сердился Миша. – Ведь нам ещё такой путь предстоит!
– Ну что вы, соколики, вы же так устали, жалко тормошить-от, – оправдывалась женщина. – Да и куды вам иттить-от? Вьюга – вон какая; отступились бы.
Но мальчишки уже натягивали валенки и ушанки. Сердобольная хозяйка успела лишь сунуть им по варёной картофелине.
Второй день пути оказался более трудным. Снег всё сыпал и сыпал, дорогу и не различить совсем. За весь день ничего, кроме той картошечки, и не съели. До деревни, конечно, добраться не удалось. Кое-как доплелись до Белой Холуницы, с огромным трудом нашли ночлег, голодные легли спать.
Когда утром Витёк принялся умываться, он почувствовал, каким костлявым стало его лицо. «Наверное, совсем я исхудал; жаль, нету зеркала посмотреть на свою физиономию», – думал он. До деревни было уже рукой подать. И ребята решили идти сквозь метель.
– Часа за четыре доберёмся, – обещал Мишка. – Я эти места, как свои пять пальцев, знаю.
Дорогу перемело полностью, Миша вёл Витьку по каким-то одному ему понятным приметам. Голодные мальчишки уже совсем выбились из сил, и присели отдохнуть прямо на снег, спина к спине.
– Миш, далеко ли ещё до твоей деревни? – спросил Витька.
– Не знаю теперь; заблудились мы, вот так-то.
Нужно вставать, но сил не осталось. Очень хотелось спать. Даже чувство голода отошло на второй план. Пурга баюкала, не собиралась останавливаться. Снег укрывал засыпавших мальчишек, образуя небольшой сугробик. Над бескрайним полем сгущались ранние зимние сумерки…
12. ДЕРЕВЕНСКИЕ БЛИНЧИКИ
Витёк с трудом разлепил глаза. Ночь, снежное поле. Добрый красноармеец и парень из Слободского исчезли, остался только его попутчик Мишка Зорин; он-то и тряс Витю. А когда растёр пригоршней снега Витькино лицо, парнишка и вовсе очухался.
– Смотри, пурга кончилась! – радовался Миша.
– Сколько же мы с тобой тут просидели? – Витя оглядывался по сторонам. Ночное небо выяснило. Снежное поле освещала тусклым холодом луна.
– Да неважно; туда гляди, за деревья. Видишь?
Всмотревшись, Витёк различил за перелеском уходящие ввысь тонкие столбики дыма. Повеселевшие мальчишки, собрав остаток сил, направились к деревне. Как же удивился Мишка, когда ребята добрались до этого населённого пункта:
– Климковка! Она самая! Вот мы и прибыли, Витюха. Только почему-то с другой стороны заходим… Ох, и дали же мы с тобой кругаля из-за этой пурги!
Деревенские собачонки перелаивались из тёмных дворов, провожая двух горе-путешественников, одиноко бредущих по широченной улице. Ну вот, даже не верится, тот самый дом. Довольный Мишка долго стучал в окно. Разбуженные хозяева устроили маленький ночной переполох. Шум, крики; наконец, зажгли свет, и мальчишки оказались внутри просторной избы.
Как же вся Мишкина родня обрадовалась появлению нежданных гостей! Изголодавшихся, чуть живых, ребят тут же усадили за стол и стали кормить деревенскими блинами со сметаной. Блины эти были толстые, как большие оладьи. Пока ребята доедали оставшееся с вечера кушанье, хозяйка начала печь новые порции – что называется, с пылу, с жару. Кажется, ничего вкуснее тех дымящихся, приготовленных в русской печи блинов с деревенской сметаной Витька в жизни не едал. Мальчишки трескали вкуснятину до тех пор, пока не упёрлось. А после, довольные, отправились спать.
Но сладкого отдыха не случилось. Пришлось «расплачиваться» сном за полученное во время объедаловки удовольствие. И у Витьки, и у Миши с непривычки так закрутило животы, что пришлось им всю ночь бегать до ветру.
– Прав ты был, Миша, когда говорил, что отъедимся так, что на всю жизнь запомним, – недовольно бурчал Витёк, возвращаясь под утро из очередного похода в нужник.
– Да, Вить, ты с виду такой маленький; не знал, что в тебе так много… отходов жизнедеятельности, – острил неунывающий Мишка, отправляясь по тому же адресу.
***
Лишь к полудню животы незадачливых едоков немного успокоились, и ребята отправились прогуляться. Экскурсоводом для них стала Мишкина двоюродная сестра Степанида, бойкая девчушка лет десяти от роду; звали её все просто – Стёпка. Повела она гостей осматривать местные достопримечательности. А посмотреть было на что.
– Какая необычная у вас деревня, дома совсем чудные, – удивлялся Витёк.
– Вот сам ты и есть деревня! Посёлок у нас, да и то недавно так называть стали, а раньше звали не «посёлок», а «завод», так-то! – отвечала Стёпка.
– И название чудное: завод какой-то, – продолжал Витя.
– Не какой-то, а Климковский Завод, – тараторила девчушка. – Здесь чугун аж с восемнадцатого веку плавили; вона, вишь, какие цеха тута?
Заснеженная улица вывела ребят на широкое место к плотине. Справа от дамбы раскинулся огромный замёрзший пруд, по берегам которого приютились деревянные дома. По заметённой глади пруда разбегалось в разные стороны множество тропинок. Слева же, в низине, и впрямь стояли непонятные сооружения из красного кирпича.
– Вот, глянь-ка, – начал объяснять Мишка. – Силой воды, падающей из пруда, приводились в действие водяные колеса, а от них – заводские механизмы.
– Вон печь доменная, – перебила старшего неугомонная девчонка, указывая на строение, окружённое высоченными горами шлака. – Её недавно, перед самой войной, закрыли.
Ребята прошли по дамбе мимо колхозной лавки и добротного деревянного здания с цифрами «1892» под крышей, в котором, как объяснила Стёпка, располагалась заводская контора. На следующем здании красовалась вывеска «Клуб». Девчонка тут же ткнула в него пальцем:
– Здесь при царе инженер Павлов жил, заводским управителем был, а потом в Москву уехал, академиком стал, – заявила она. – А сейчас мы тут в хоре поём. Знаете, какой у нас в Климковке до войны хор был? Сто человек! Нигде такого нету!
– Хор – это замечательно, – согласился Витёк. – Люблю, когда поют.
– У нас и больница своя, и школа, и политехникум есть. Вот и памятник, пожалуйста, мы к нему по праздникам цветы возлагаем.
Ребята приблизились к неказистому сооружению в виде столбика с красной звездой и надписью «Борцам Революции». Поодаль возвышался большой заброшенный храм. Неумолкающая Стёпка перехватила взгляды мальчишек.
– Спасская церковь это. Закрыли её. А раньше-то сюда каждодневно человек по пятьдесят, а то и по сто паломников приходило с разных городов и сёл. Да и сейчас ходют к горелым младенцам, не так много, конечно. А ещё у нас источник есть волшебный. Манигор зовётся. Туда тоже ходют. И там часовня была, да снесли её.
Поделиться книгой: