Помоги проекту - поделись книгой:
Кафе она выбрала не из ближних — примитивных прямоугольных будок с тремя стенами и соломенной крышей, где не торговали ничем, кроме слоеных гамбургеров, картошки и мороженого, и к которым вся местная братия стекалась за пивом. Метров через триста от самого запруженного городского пляжа нашелся другой — не частный, но платный, — куда ее почему-то пропустила энергетическая калитка.
Может, пляж для «своих»? Местных, а не приезжих? Сие осталось загадкой, но Лана вдруг попала туда, куда хотела: на место в меру запруженное, с чистым просеянным от мусора песком и со стоящим поодаль полноценным баром. И музыкой, в которой сплетения звуков маримбы и гитары пахли пестрыми рубашками, белыми ожерельями цветов на шее и самым что ни на есть летним настроением.
Морские гады, даже приготовленные, кусались — ценами. Из некусачих нашлось только одно блюдо — «Дары Фенеи», — и Лана откровенно боялась разочароваться. Для нее и пять-то долларов пока большие деньги, но ведь первый день (вчерашний не в счет), один раз можно. Коктейль уже не потянула — те начинались от восьми баксов, — а вот манговый сок оказался на удивление дешевым — доллар двадцать. Его и взяла.
Ласковый бриз, крики чаек и режущие гребни волн поперек шумные скутеры — в конце пляжа устроился прокат. Перед баром играли в мяч загорелые ребята, и Лана, пока не принесли еду, с интересом за ними наблюдала.
А после — о Боги Моря! — хрустящие кольца кальмаров в кляре, кальмары в масле и с чесноком, гигантские креветки на гриле с лимонным соком — и это всего за пять долларов? А что же тогда предлагают за десять, пятнадцать, тридцать долларов? Каков вкус наслаждения, облитый подливой из пряных трав и морского нектара? Она просто обязана все перепробовать — наведываться сюда каждый день и заказывать что-нибудь новое. Или раз в неделю. В месяц?
Мысли об оставленных дома газетах, которые стоило взять с собой, потянули за собой и другие — о вчерашней находке. Но сегодня, в свете нового дня, непонятный шприц и приложенная к нему записка воспринимались иначе — обычным выбором, который предстояло сделать. Поддаться собственной (или не собственной?) просьбе и восстановить память? Или же попросту выкинуть коробку? Выдавить из шприца жидкость и зарыть все на заднем дворе… К чему проблемы? Для чего? Вчерашний день на то и вчерашний, чтобы оставить его позади, а она «перешла». Удалилась с четырнадцатого Уровня, обосновалась на пятнадцатом и благополучно обо всем забыла. Все. Точка. Ни к чему ворошить.
Но в затылке все равно скребло.
Почему змея? Зачем писала послание? А вдруг все это действительно важно, и она попросту сольет собственный призыв в ведро с помоями? Не случится ли тогда фатальной ошибки, которую невозможно будет исправить после?
Черт, сложно…
Мысли о рисунке-змее делали тени от людей и зонтов темнее, океан равнодушным, а день слишком солнечным. Ненастоящим.
Чтобы не портить себе вкус от еды, Лана насильно выпихнула из головы образ коробки, зловещего шприца и записки, сосредоточила внимание на тарелке, где осталось еще два недоеденных колечка —
Вероятно, если бы ни эта странность — удивительное происшествие, случившееся с ней у выхода с платного пляжа, — Лана сочла бы сегодняшний день обычным. Чуть более жарким и чуть более пересыщенным новыми впечатлениями, но все-таки обычным.
Но странность приключилась: кто-то запустил вертолет. Тяжелый, пластиково-металлический, с широкими лопастями винта и синей полоской, идущей от дверей до самого кончика хвоста. Поначалу игрушка, ведомая умелым парнем, держащим пульт и задорно глядящим в небо, совершала изящные пируэты над головами игроков в мяч — парила, жужжа мотором, то влево, то вправо, то вдруг взмывала вверх и становилась похожей не то на точку, не то на далекую птицу.
А после пульт у своего кавалера попросила дама сердца:
— Ну, дай!
— Ты не умеешь.
— Я попробую.
— Джен…
— Ну, дай!
Голос плаксивый, обиженный. Парень сдался спустя еще четыре «да-а-ай!» — одно другого жалостливее, — протянул пульт:
— Только чуть-чуть.
— Я недолго.
И девица, обрадовавшись, принялась дергать джойстики так неистово, как тянет за плюшевую лапу, силясь отобрать мишку, разыгравшийся не в меру щенок.
И вертолет понесло.
Пока пронзительный визг мотора, напоминавший звук бора в стоматологическом кабинете, слышался далеко, Лана не обращала на него внимания, но когда он начал стремительно приближаться — громче-громче-громче, — она резко развернулась и обмерла — геликоптер с устрашающей скоростью несся прямо на нее.
— Джен! Отда-а-ай!
Раздраженный крик, плеск волн, музыка из бара — все смешалось в единый гул и перестало существовать. Расширились зрачки, сбилось дыхание, громко стукнуло о грудную клетку сердце — Лана резко втянула воздух, сфокусировалась, пытаясь решить, в какую сторону уклониться от угрозы, и вдруг… время застыло. Залипло, будто сломался кинопроектор, показывающий жизнь, и на экране высветился один-единственный кадр — тот самый, на котором застопорилась пленка: ребристый от волн океан, повернутые в ее сторону головы парней, играющих в мяч, — на лицах удивление и тревога, — перекошенный рот темноволосого парнишки — обладателя пульта, — наклоненные от ветра листья пальм. Недвижимые.
И вертолет. Он замер так же, как и все остальное, — завис в паре метров чуть выше ее лица, — и теперь она могла рассмотреть ее во всех подробностях: стекло кабины, цифру четыре на выпуклой морде, стальной цвет лопастей, металлические полозья…
От страха звук удара сердца растянулся в сплошной фон — превратился в странный гул, смешавшийся с повторяющейся секундой из звуков шума прибоя, щипка струны гитары и ленты беззвучного крика соседа Джен — странный гул, тошнотворный. Лану от него мутило. В то время, как зрачки ее собственных глаз не двигались, сознание металось по застывшему пейзажу с суматошной скоростью — отмечало детали, ужасалось ясности, успевало их анализировать и делать выводы.
Бред. Но летательный аппарат продолжал висеть в одной точке пространства.
Гул в ушах длился и длился; океан перестал кидать на берег волны, чужие конечности двигаться, стих бриз — Лана выпала из общей картины жизни и зависла в одном из ее короткотечных, почему-то растянувшихся длиною в вечность моменте. Ее тело не шевелилось. Нет, шевелилось, но так же медленно, как и лопасти висящей перед лицом модельки, — один поворот вокруг оси в час.
И тогда, едва понимая, что делает, она усилием воли заставила себя вытянуть вперед правую руку — ту самую, которая не держала пляжную сумку. Секунда — сдвиг на миллиметр, еще секунда — сдвиг еще чуть-чуть… Полминуты — рука поднялась выше, согнулась в локте. Приближалась к лицу и вертушка. Лана только теперь сообразила, что мир вокруг нее не застыл окончательно, но он… замедлился. Скорость, с которой он теперь «жил», позволила бы ей, двигайся она в обычном режиме, несколько раз вставить и вытащить палец меж лопастями, коснуться гладкого бока, отойти в сторону, удалиться от этого пляжа метров на пятьдесят, а то и сто.
Прошел, вероятно, час до того, как поднялась на нужную высоту ее рука — час в сознании и пара секунд в обычной жизни. А стоило осознать: «все, теперь я его схвачу», как время отмерло — ощутило, что «можно», — и моментально обрушился звуками мир. Зашипел прибой, заголосили игроки с мячом, прокричал «совсем дура, что ли?! Направила на человека!» косоротый до того парень. Все задвигалось, зашелестело, отмерло.
Играла музыка, тихо всхлипывала Джен — она больше не будет! Никогда-никогда больше не дотронется до дурацкого пульта; лилась, как и прежде, из висящих в баре колонок маримба.
Лана держала вертолет в руке.
Она не сломала его — аккуратно сомкнула пальцы точно в том месте, в котором рассчитывала — между крышей и винтом, на оси.
— Вы простите ее… нас… Мы не хотели вас… калечить.
К ней, все еще ошарашенной, подбежал «кавалер», на шее которого от нервного напряжения проступили красные пятна.
— Вы извините, ладно? Мы будем осторожнее. Вообще его больше сюда не возьмем.
Лана деревянно кивнула и протянула хозяину летательный аппарат. Развернулась, закинула сумку на плечо и неуверенно зашагала прочь.
Домой она добралась, не замечая ни пляжников, ни их разбросанных по песку тапок. Все шагала и ждала — а не случится ли снова? Чувствовала себя так, будто нырнула на глубину, провела под водой сутки, а теперь вынырнула и обнаружила, что все еще способна дышать.
Вот только нырять больше не хотелось.
Какой-то побочный эффект… от чего? Перегрелась на солнце? Напилась перебродившего сока? Но ведь нет! Сок был свежим, вкусным — его выжимали при ней, — даже фрукты выбирала сама.
Может… от страха? Наверняка. Сыграло шутку сознание, ведь пишут же, что люди в момент смертельной опасности обнаруживают вдруг у себя странные способности — прыгают через двухметровый забор, бегут стометровку за рекордно короткий отрезок времени, находятся в холодной воде дольше, чем человек в обычном состоянии смог бы.
Да, конечно, — вот и ответ. Ее голова просто включила необычный режим — почувствовала, что беды не миновать, и… замедлила время.
Как странно. Как необычно.
И, наверное, полезно.
Чтобы вернуть сознанию ощущение стабильности, и душе спокойствия, Лана почти два часа занималась обыденными делами — вытирала несуществующую пыль, помыла и без того чистые полы на кухне и коридорах, перебрала немногочисленную посуду в шкафах — раз пятнадцать сдвинула влево и вправо по решетке две кружки — одну кофейную и одну чайную. Сообразила, что забыла купить тарелки. Перестелила постель, вытащила из-под кровати чемодан, достала коробку со шприцом — хотела вылить содержимое в раковину, но почему-то вновь не решилась — вернула все на место.
А после заварила чай, взяла со стола газету, развернула на разделе «Требуются» и принялась читать.
«Менеджер по работе с клиентами, продавец-консультант женской одежды, оператор службы такси, дежурный механик, медсестра…» — вакансии в Ла-файе оказались типичными и до боли знакомыми — такими же, как и в любом другом городе. Ни о каких «стриптизершах», «коктейльщицах» и «танцовщицах в клуб» речи не велось, и Лана отчего-то испытала облегчение, смешанное с разочарованием. Все равно — курорт, и все равно будут отличия.
Отхлебнула чаю.
«А что, если подобный эффект можно вызывать по желанию? — прокралась между строчками газетного текста шальная мысль. — Взять и затормозить время, когда хочется, а не когда страшно?»
Глупость. Нереально, быть такого не может. Нормальные люди усилием воли время не тормозят.
«…Специалист для работы в салоне сотовой связи, рекрутер, курьер, маркировщица, работник торгового зала…»
Нет, ни в каком торговом зале ей сидеть не хотелось. Да и зарплата значилась смешная — двести семьдесят долларов в месяц. Ей таких денег хватит только на еду и коммунальные платежи, а о ресторанах придется надолго забыть.
А если бы время не остановилось, что случилось бы с ней?
Строчки вакансий вновь расплылись перед глазами. Вероятно, лопасти врезались бы ей прямо в лоб. Или кабина. В воображении всплыл висящищий перед лицом вертолет — блик на стекле, цифра четыре, синяя полоса — яркая до невозможности. Наверное, сейчас она могла бы шагать домой, прижимая к виску окровавленный платок, или вовсе катить в больницу. А в ушах продолжали бы звучать извинения того парня, который, в общем-то, не виноват — хотел поиграть. Вот только подружке пульт давать не стоило. Теперь и не даст.
Страх страхом, но Лане до дрожи в коленях вдруг захотелось иметь возможность совершать «времязамедление» по желанию и любоваться пейзажем — таким, каким его никто не видит, — застывшим. И одно дело — фотография, а другое, когда наяву. И следом за мыслями накатила знакомая тошнота — вспомнился гул в ушах: смесь звуков из музыки, прибоя, ветра и крика. Странный гул — неживой, — какой получился бы, запиши она все на магнитофон, а после выкуси из записи секунду воспроизведенной какофонии и растяни ее на час. Отвратный, в общем. Да и тело в тот момент ощущалось не лучше — с одной стороны, тяжелым и громоздким, с другой стороны, таким, как если бы его — тела — не существовало вовсе. А разум парил. Смесь тяжести и невесомости.
— Гиря в космосе…
Сравнение заставило Лану невесело улыбнуться; газета не читалась.
«У меня еще два дня…»
Но, если она протянет с выбором еще хоть сутки, потом придется выбирать галопом — как говорится, «на что укажет палец».
Согласная с доводами логики, Лана все же отложила изучение вакансий, откинулась на стуле и стала смотреть в окно — туда, где лазурное небо чертило границу с синевой моря.
Размеренно шумел снаружи прибой — шумел и не замирал.
А спустя полчаса она вновь сидела на пляже — к черту газету! — и глазела на волны. Легкомысленная? Может быть. Но пока свежи в памяти недавние ощущения, почему бы не попробовать — а вдруг получится? Если время замедлится вновь, если станут понятны спусковые крючки неведомого механизма, не изменится ли в корне ее жизнь? И тогда прощай скучные перспективы — пыльная работа на складах, в магазинах, офисах: что, если она — Лана — станет уникальным специалистом, востребованным в любой области?
«Зарплата? Просите любую! Вы, мисс Далински, незаменимы…»
Мечты? Реальность?
Лана фокусировалась на лазурной воде до боли в висках — бурила волны взглядом, мысленно приказывала ей замереть, представляла, что ей вновь грозит опасность, силилась соскользнуть в непривычное, но витающее на задворках памяти ощущение тяжелой невесомости.
Волны катились ей навстречу, облизывали песок, шипя, отползали обратно.
Тикали секундами неслышные часы, маятник которых ходил из стороны в сторону.
Может, ей нужен объект подинамичнее?
Депрессия. Она накатывала на Марио всякий раз, когда он приближался к океану. Танцевальная музыка, белые флажки парусов у горизонта, соленые брызги, обгоревшие плечи, свобода.
А он более не мог обнажить торс.
Сидел, уткнувшись в оставленную кем-то на лежаке потрепанную книгу — кажется, дамский роман, — и делал вид, что всецело поглощен чтивом. В кепке с длинным козырьком, белой футболке, шортах и сланцах, сквозь стекла солнцезащитных очков он наблюдал за одним-единственным человеком — сидящей у бара «Турмарино» блондинкой.
«Лана Далински. На Уровне всего сутки, — так доложил его агент, — из предложенных при Переходе бонусов выбрала виллу у бухты Динто. На данный момент безработная».
Мо наблюдал за ней с самого утра. Караулил, когда выйдет из дома, глазел, пока та отдыхала на собственном пляже, крался по пятам, когда вышла «наружу». А теперь сидел, слушал романтическую мелодию, крики чаек, делал вид, что пялится в страницы, на которых не видит ни буквы, продумывал план.
Прежде чем подходить к незнакомке, следовало понять ее, почувствовать — неверно начатый диалог не приведет к желаемым результатам и схлопнет дальнейшие перспективы быть услышанным — так показывала его многолетняя бизнес-практика. Объект нужно увлечь. Чем? Деньгами. Безработный человек, живущий на вилле, более всего будет обеспокоен тем, как за эту самую виллу платить. А еще тем, как вкусно питаться, хорошо одеваться и вообще безбедно существовать. Здесь вопросов нет. Но Кассара волновало другое — она уже поняла? Почувствовала, что с ней что-то не так? Если да — один разговор. Если нет — другой.
Пока Далински ничем себя не выдавала — спокойно пила сок, ждала заказанное в баре блюдо, глазела на крепких и рослых, гоняющих мяч парней.
А он смотрел на нее, слушал размеренный шум прибоя и тосковал.
Прежняя жизнь — жизнь до «розетки» — была другой.
Он купался каждое утро — ровно в шесть. Специально приезжал в любимую бухту вдоль шоссе «L-5», раздевался и входил в воду — всегда неторопливо. Наслаждался тем, как она обнимает тело, облизывает его, ласкает, а после бросался в волны касаткой — мощно греб к горизонту так долго, пока не выдыхался, пока не чувствовал усталость и бодрость одновременно. Обратно скользил на спине, любовался тем, как розовеет над головой небо. И только после отправлялся на работу. А с работы, если не было важных дел, снова на пляж. Почему-то именно здесь, у океана, жизнь становилась насыщенной и полной — хотелось быть, дышать, улыбаться, флиртовать…
Здесь же он встретил Лейлу — жгучую темноволосую красавицу, женщину-модель, женщину-кошку. Мягкую, обманчиво-податливую, загадочную — ему она виделась именно такой. Нет, Лейла отнюдь не была наивной, и в Мо ее в первую очередь привлекли деньги, а он, зная об этом, все равно тешил себя надеждами на то, что «срастется».
Не срослось. Не потому что подкачала Лейла, и не потому что подкачал он сам, но все случилось накануне их третьей встречи — той, на которой он был уверен, ему ответят «да» и пустят в свою постель. После стало бы ясно, подходят ли они друг другу хотя бы физически, но… Марио до Лейлы не доехал.
Вместо этого он доехал до Тома, чтобы завести тому бумаги, и увидел своего партнера…
Кассар ненавидел вспоминать об этом — и тогда, и сейчас.
Том. Молодой, озорной и жесткий. Хваткий, как бульдог, талантливый во всем, за что брался, харизматичный до неприличия — женские сердца при виде его дрожали, как наспех склеенные вазы. Дамы боролись за его внимание, как загипнотизированные кролики за возможность вне очереди попасть удаву в пасть. Нет, Том никого не ел — он просто был собой. Слишком занятым карьерой и тем, чтобы взять от жизни по максимуму, он был таким, про которых говорили — «не парился». Веселым, жадным до впечатлений, вечно спешащим достичь Луны прежде, чем изобретут ракету.
Когда Том Хью Тардин пришел к Марио, чтобы наняться на должность управляющего филиалом компании, Кассар даже не раздумывал — учуял прекрасного специалиста. Спустя некоторое время они стали друзьями, после — партнерами. Это случилось полгода назад.
Поделиться книгой: