Стальная бабочка, острые крылья…

Часть первая

МАСКИ

Глава I

Благодарю Анорико Муросаки

За имена.

Интермедия I

Сантос проснулся еще до рассвета.

Утро было холодным и мерзким, как и всякое утро в пустыне. Болели сломанные когда-то кости бедра, и ветер нес с востока мокрый от росы песок. Сворачивая самокрутку с остатками дикого табака, Сантос смотрел на башни древнего города, проступающие в сумерках совсем рядом.

Город был громадным, и таким же отвратительным, как это утро, как и вся жизнь Сантоса в этом глубоком рейде. Он докурил самокрутку, закашлялся и пошел будить свою восьмерку, которая не торопилась просыпаться.

Ему пришлось отвесить несколько хороших пинков и пару раз прикрикнуть, чтобы заставить их шевелиться. Чем дальше углублялись они в пустыню, тем труднее было держать в узде его Тигров. Они жаждали грабить и убивать, а не прятаться среди дюн, как песчаные еноты, и Сантос отлично их понимал… Но на этот раз их работа заключалась в другом.

Кто-то из маленьких пленников поднял было вой, но его быстро успокоили тычком приклада. Завтракать не стали – время поджимало; маленькое радио, ожившее вчера на привале, четко сказало: «на рассвете».

Ангелы не любили ждать.

Они много чего не любили, и Сантос их ненавидел спокойной ненавистью человека, на совести которого насчитывалось более трех десятков трупов. Ангелы были чуждой мерзостью, и он собирался играть с ними по своим правилам.

Пленников построили в шеренгу. Плакать больше никто не осмеливался: тот, которого Сантос показательно порезал на привале, умер ночью от потери крови, и его оставили лежать, присыпав песком. Двое Тигров, Мак и Хулио, взяли ракетометы, и Сантос объяснил им задачу. Это был шанс для них: первая настоящая драка после двух недель рейда с оравой детишек на загривке.

Да еще такая драка, после которой об их восьмерке заговорит вся Рука.

Двое ушли вперед и в сторону, скрываясь среди развалин, а Сантос встал во главе шеренги. Кары, облегченные для рейда и блестящие металлическими внутренностями, оставили в лагере – дальше они бы все равно не прошли. Солнце медленно поднималось за городом, окрашивая красным его огромный силуэт. Наверное, кто-нибудь мог посчитать это зрелище красивым, но только не Сантос – в его глазах красивыми были совершенно другие вещи. Он сбросил куртку, и солнце коснулось его кожи, покрытой сложной вязью татуировок.

Отряд двинулся вперед.

Они шли среди развалин недолго: вчерашний лагерь разбили совсем рядом с местом предполагаемой встречи. Остатки низких зданий уступали здесь место серым плитам, присыпанным песком, и изрезанное трещинами бетонное поле прорастало каменными столбами с металлическими прожилками – следами древней арматуры. За столбами Сантос впервые в своей жизни увидел корабль.

Наверное, он стоял здесь всю ночь – блестящая наклонная стрела с короткими крыльями, смотрящая в небо над городом. У Сантоса пересохло во рту… Корабль был настоящим.

И ангелы были настоящими.

Их оказалось всего двое. Они ожидали между столбов, отсвечивающих на солнце синими жилами арматуры – белые, огромные, в два раза выше человеческого роста… Их головы заканчивались острыми клювами, как головы птиц, а узкие глаза отливали красным. Оружия в их огромных руках видно не было, но за ними, у корабля, возвышались груды металлических ящиков, хорошо знакомых рейдерам. Стволы, патроны – богатство… Невероятное богатство. Сантос машинально проверил предохранитель на игольнике, потом взглянул на индикатор. Двенадцать бронебойных зарядов.

Рейдеры вывели пленников на поле и пошли по бетонным плитам. Ближайший ангел повел короткими крыльями и шагнул им навстречу.

– Сколько их?

– И тебе привет, – сказал Сантос.

– Сколько их? – ангел говорил странно, чудно произнося слова, будто никогда не слышал нормального человеческого языка.

– Десять. Было больше, но трое ушли в расход.

– Я тебя не знаю.

– А я тебя, – нагло ответил Сантос. – Но детишки-то вам нужны? А то мы их тут положим и спокойно пойдем себе.

Вблизи ангел оказался не таким совершенным… На белой броне проступали швы; шарниры, соединяющие фаланги пальцев, поблескивали, а красные линзы глаз казались сделанными из обычного стекла.

– Не надо. У нас есть оружие, гранаты, иглы…

– А сколько вас? – вдруг спросил второй ангел, и Сантос напрягся, как песчаная кошка перед прыжком.

– А ты сам не видишь? Шестеро нас.

– Так те двое не с вами? – ангел указал огромной рукой в сторону ближайшего разрушенного здания.

Вместо ответа Сантос сорвал с пояса гранату, швырнул ее второму ангелу под ноги и кинулся на землю. Взрыв оглушил его, над головой взвыли осколки и засвистели игольники тигров – его люди открыли огонь. Все еще лежа, он смотрел, как отскакивают иглы от белой брони и как медленно летит ракета, запущенная из развалин.

Второй ангел шагнул ей навстречу и отбил рукой – как отбивают мяч, но только мячи не взрываются, отскочив. Следующая ракета ударила первого ангела в спину и бросила на колени рядом с Сантосом – и рейдер спустил курок, всадив в него обойму практически в упор.

Ангел, отбивший ракету, развернулся, его крылья раскрылись и вспыхнули плоскостями, усаженными стволами иглометов. По тиграм, оставшимся рядом с детьми, ударил металлический шквал – иглы вспороли песок, смешивая его с плотью и разрывая на части рейдеров вместе с пленниками, что были с ними рядом. Ангел, оказавшийся возле Сантоса, обхватил его за пояс огромной рукой и встал. Сантос ощутил, что не чувствует ног, а ангел повернулся к развалинам, и что-то сорвалось с его крыла – нечто очень быстрое, оставившее дрожащий след в воздухе.

Здание, откуда летели ракеты, поднялось в воздух и вспухло огненным шаром.

И все закончилось. Оставшиеся в живых дети с криками разбегались по полю, а кровавые ошметки людей Сантоса исходили паром.

– Сколько детей? – спросил второй ангел.

– Восемь, – ответил первый.

– Используй парализаторы.

– Что делать с этой мразью? – ангел приподнял Сантоса и встряхнул, словно куклу. Второй ангел обернулся, но ничего не сказал – красные огоньки в его глазах сами по себе были ответом. В последние секунды своей жизни Сантос не чувствовал ничего, кроме ненависти – к силе ангелов, самому их существованию, так не похожему на все, с чем он когда-либо сталкивался.

Первый ангел поднял его еще выше, потом швырнул о землю и растоптал.

I

Они появились на рассвете.

Мириам, как всегда по утрам, смотрела из окна на дорогу, идущую с запада. Семья, бежавшая от рейдеров по этой дороге три дня назад, предупредила ее о возможной опасности, но Мириам им не поверила.

Ее маленький постоялый двор видел столько перепуганных беженцев за последние полгода, что их страх стал для нее чем-то вроде фона, белого шума, мешающего распознать их истинные лица и намерения. Тяжелые грузовики, кары и трейлеры, нагруженные вещами, появлялись и исчезали в ее одиноком мирке – где-то между старым колодцем, парой неказистых домиков, сложенных из листов ржавого железа, и забором, скрепленным колючей проволокой. Чужие люди оставались здесь на несколько ночей, а потом уходили, оставляя свой страх. Старые, молодые, совсем дети – все они бежали от прошлой жизни, с насиженных мест, всем им было что терять.

Мириам было всего шестнадцать, и она не боялась. Она не испугалась даже когда поняла, что облако пыли на дороге растет слишком быстро. Тяжелые кары, везущие женщин, детей и домашнюю утварь, не ездят с такой скоростью.

Утро было прозрачным и чистым, песок пустыни мерцал под солнцем. Мириам пошла на кухню. Из жестяной коробки за плитой достала довоенный револьвер – большой, тяжелый; в барабане, как она помнила, оставалось всего три патрона.

Затем вернулась к окну.

Облако успело вырасти в размерах, и Мириам четко различила машины – скоростные кары с открытыми двигателями и сверкающими на солнце пластинами брони. Она все еще не чувствовала страха, не чувствовала вообще ничего, только в памяти постоянно всплывали слова одной из беженок: «Лучше умереть, чем даться им».

Мириам не знала, хочет ли она умереть. Ей однажды пришлось убивать, и сейчас она пыталась вспомнить, как правильно держать эту большую рукоять, чтобы отдача не вывихнула кисть руки. Ей всегда казалось, что в моменты вроде этого люди чувствуют панический ужас и мечутся, пытаясь спастись… Но страх не приходил, только револьвер в ладони становился все тяжелее и тяжелее.

Две машины вырвались немного вперед, и та, что была позади, открыла огонь. Мириам увидела вспышку на носу кара, а затем ворота и часть металлического забора, окружавшего ее постоялый двор, разлетелись на куски. Когда первый кар проехал по обломкам и развернулся около колодца, она вдруг почувствовала, что ноги ее не держат. Это было неожиданно… никакого страха, просто колени подогнулись, и она осела на пол в углу, у окна, направив пистолет на дверь.

Время остановилось. Мириам слышала рев моторов, когда во двор въезжали вторая и третья машины, скрежет металла во дворе и хлопанье дверей в домиках… Пистолет внезапно стал невесомым. Она словно со стороны смотрела на свои руки и длинный ствол, направленный на дверь. Вот она распахнулась…

И Мириам поняла, что не может нажать на курок.

Появившийся в дверях человек, казалось, ее не заметил, прошел мимо – только мелькнули металлические пластины, нашитые на его кожаную броню, когда он одним движением распахнул шкаф и принялся выбрасывать из него вещи. Второй рейдер, вошедший следом, бросил взгляд на Мириам – и она уронила пистолет.

Его глаза были прозрачными льдинками на дочерна загорелом лице, влажными кусочками стекла, в них не было ничего человеческого. Он прошел на кухню, а Мириам внезапно поняла – умереть действительно было бы проще.

Она снова взялась за рукоять револьвера – и кто-то наступил ей на руку. Она смотрела на тяжелый ботинок с высокой шнуровкой и не могла поднять голову… Должно было быть больно, но боли тоже не было. Ее рывком подняли на ноги и с силой ударили о стену – теперь перед глазами оказались исцарапанные пластины военного бронежилета, выкрашенные в черный цвет. От удара ее голова откинулась назад и она почувствовала на своем лице дыхание третьего рейдера – дыхание боли и смерти.

А затем что-то произошло. Взревели моторы на улице, и комнату на короткое мгновение осветил неправдоподобно ровный фиолетовый свет – словно в окно заглянул прожектор из цветного стекла, вроде тех, что Мириам когда-то видела на ярмарке. В мгновение ока вспыхнули занавески, волна жара ворвалась в дом следом за рейдерами, взрыв во дворе заставил затрястись тонкие металлические стены дома Мириам. Весь мир содрогнулся… Тот, кто держал ее, разжал руки – но она осталась стоять, так же, как и рейдеры, глядя наружу. Раскаленные пыльные вихри ударили в двери и окна и закружились по комнатам… А следом за ними пришел еще кто-то.

Мириам уловила движение в дрожащем воздухе, мерцание стального клинка. Рейдер, выскочивший из кухни, отлетел к стене, отброшенный металлическим бликом, а тот, кто рылся в шкафу, вскинул руку с пистолетом. Но в следующее мгновение кисть его руки, все еще сжимающая оружие, ударилась о потолок комнаты, отделившись от тела. Человек, державший Мириам, оттолкнул ее и сделал шаг вперед – и тогда она, впервые за долгие минуты, почувствовала, что может двигаться.

И кинулась ему на спину, вцепляясь руками в горло, защищенное жестким воротом бронежилета.

Рейдер качнулся, и в воздухе снова мелькнуло лезвие – низко, под ногами Мириам. Мир в который уже раз перевернулся… Теперь она смотрела на свою комнату снизу. Комнату, в которой она провела столько дней, где все вещи были такими знакомыми и родными… и стены и потолок которой теперь были залиты кровью. Невысокая фигурка, не выше самой Мириам, добивала рейдеров – деловито, быстрыми взмахами длинного изогнутого клинка. У того, на которого упала Мириам, была отрублена нога – и он пытался встать, издавая плачущие звуки, когда лезвие с отвратительным хрустом вонзилось ему в шею.

Затем убийца рейдеров взял Мириам за плечо и поднял на ноги одним резким движением, заставившим ее зубы клацнуть. У него были тонкие, но очень сильные пальцы, и прикосновение оказалось болезненным – первая боль, которую Мириам почувствовала в это утро… Пробившаяся сквозь пустоту внутри, она заставила ее вскрикнуть и поднять глаза на своего спасителя…

И обнаружить, что лица у него нет.

На Мириам смотрела уродливая маска из черного пластика, перевитая трубками, с несколькими клапанами для дыхания и несимметрично расположенными оптическими линзами. Рука в перчатке, лежавшая на плече Мириам, была армирована тонкими металлическими полосами, пронизывающими всю рубчатую обтягивающую броню этого странного существа.

– Можешь идти? – спросила маска бесполым механическим голосом.

– Могу, – ответила Мириам.

– Машина есть? – маска оглядела комнату, трупы, и снова повернулась к Мириам.

– Да, – ответила Мириам.

– Тогда собирайся, я еду на восток.

Маска отпустила ее плечо, и, казалось, утратила к ней интерес, принявшись обыскивать трупы. Мириам подошла к шкафу. Рывшийся в нем рейдер лежал теперь среди ее одежды – комбинезонов, курток, джинсов, платков – всего того, что носила она в последний год, или оставляли ее постояльцы как плату за ночлег. Теперь все это плавало в крови – рейдер, которому маска отрубила руку, не умер сразу, и она располосовала его крест-накрест. Мириам снова почувствовала слабость в коленях, а затем ее вырвало прямо на труп.

– Хочешь взять что-то отсюда? – маска, сидящая за ее спиной на корточках, подняла пистолет рейдера и стряхнула с него отрубленную кисть.

Мириам не ответила… Словно завороженная, смотрела она на ярко-желтый платок, пропитывающийся кровью у нее на глазах – просто вещь, принадлежавшая ей, одна из многих вещей, которые у нее были…

Которых у нее теперь не было.

– Не хочу. – Мириам встала и сгребла все, что еще лежало на полках и висело в шкафу – пару курток, юбку и свитер. Ее прежняя жизнь закончилась, и ей почти нечего было взять с собой – точно так же, как когда-то в прошлом, полтора года назад.

Бросив вещи на кровать, она завернула их в одеяло и завязала в большой узел. Потом вышла на кухню, ступая между лужами крови, и вынесла оттуда две коробки – с личными вещами и медикаментами.

Маска тем временем разрядила пистолет рейдера и зарядила свой собственный – небольшой черный игольник с широким магазином перед рукоятью.

– Очень хорошо, – сказала она, поймав взгляд Мириам, – у меня как раз закончились заряды.

Глядя, как маска вешает пистолет на пояс и подбирает с пола свой страшный клинок, Мириам внезапно поняла, что перед ней – женщина. Всего на несколько сантиметров выше самой Мириам, худая, узкобедрая, с изящными формами, которые не способен скрыть даже жуткий комбинезон.

– Там есть еще вода и продуктов немного, – Мириам подняла узел, коробки… Смотрела, как маска вытирает лезвие одной из старых рубашек, подобранных в окровавленной куче. Пыль в комнате медленно оседала, но дым от тлеющих пластиковых занавесок все еще висел под потолком.

– Хорошо, бери.

Клинок маски, чистый и блестящий, щелкнул, уходя в длинную рукоять, словно обычный складной нож.

Они вышли во двор. Маска тащила тридцатилитровую бутыль с водой так, будто та ничего не весила, а Мириам волокла за ней свои нехитрые пожитки, дополнившиеся еще одним узлом – с крупой, картошкой и сушеным мясом.

Она остановилась на секунду, и дыхание ее перехватило – может быть, из-за тяжести узлов, а может быть, потому, что двора больше не было.

Пространство перед ее домом было засыпано дымящимися кусками металла, в которых угадывались обломки каров и домиков для гостей. Труба колодца, срезанная у основания будто ножом, смотрела в небо, как дуло орудия.

Рядом с колодцем, прямо на раздавленных остатках другого кара, стоял кар маски – низкая бронированная машина военного типа, выглядевшая так же жутко, как и сама маска, – со множеством отметин на броне, оплавленными защитными щитками и ребристым цилиндром тяжелого излучателя, смотрящего своим слепым зрачком прямо на Мириам.

– Что здесь… – Мириам остановилась около колодца и заглянула в него… Там на глубине десяти метров мерцала вода. Оплавленные края трубы все еще дымились и излучали жар, а в воде отражалось лицо Мириам – маленькое и испуганное, с огромными черными глазами… Точно такое же, каким она увидела его когда-то давно, впервые посмотрев в этот колодец.