Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Секретики, Чёртова башня и другие рассказы - Яна Варшавская на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Я росла. А магазины как были полны всегда различными деликатесами, так и оставались таковыми. Во всяком случае, пока мне не исполнилось семнадцать, и я не покинула наш город, сначала, чтобы просто поступить на биологический факультет, а затем так и остаться работать на кафедре, в стенах старинного Alma Mater[7]. Изобилию тому приписывалось очень простое, но горькое объяснение. Наш шахтёрский городок выдавал на-гора необходимое для страны стратегическое сырьё, так называемое чёрное золото. Зарплаты у горняков были невелики, но этот недостаток с лихвой компенсировался дешевизной и изобилием. Мужчины жили одним днём и никогда не загадывали наперёд… Вот такой был уклад.

Заступая в очередную смену, они брали с собой обед, называемый тормозком, и мысленно прощались с семьёй, ведь трагедии случались очень часто. Десятки шахтёров погибали от взрыва метана, другие задыхались, не находя выхода из заваленных штолен и шурфов. На городском кладбище ежегодно появлялись могилы и, чаще всего, братские. Количество погибших горняков исчислялось, увы, не одной сотней жизней. Одинаково рискованными считалась и работа забойщиков, и труд крепильщиков, и поиски горноспасателей. Но мы росли, не замечая, как быстро старели наши отцы, как рано седели их головы, а в их глазах надолго поселялась неистребимая грусть… Вероятно, потому они с головой уходили, занимаясь любимыми делами: кто мастерил, кто рыбачил. Некоторые имели совершенно немыслимые для такой глуши хобби.

Но всё по порядку. Потому что этот рассказ про наши, совершенно сказочные, конечно же, на взгляд дошколёнка, магазины. Надо отметить, что дети нашего двора, если и не все умели достаточно хорошо читать к семи годам, то считать – будь здоров! Мы, непрестанно тренируя друг друга в таких подсчётах, спрашивали:

– После миллиона что идёт? – или:

– Секстиллион это что?

Потом сами же, перебивая друг друга, и отвечали на эти «каверзные» вопросы.

Наши мамы доверяли нам деньги, когда отправляли за покупками в магазины, совершенно уверенные в том, что сдача будет правильной и не нужно проверять оставшуюся мелочь в кошельке. А магазины располагались на одной улице, немного в отдалении от нашего дома. Слева оставался недостроенный Дворец культуры, а прямо как раз и начиналась Мекка, куда и направлялись мы, чтобы выполнить поручение мам, а также купить себе сладости на разрешённую сдачу или на деньги из поделенных Сокровищ Семерых.

Перейдя перекрёсток и прыгая по ступенькам, а их было ровно тридцать шесть, мы оказывались около первого магазина. В него чаще всего ходили либо сами мамы, либо они брали нас только для того, чтобы помочь донести какую-нибудь не слишком тяжёлую сумку. «Овощи и фрукты» – гласила вывеска над дверью первого магазина. Однако внутри него оказывалось, что эти овощи и фрукты представлены были не в живой, ароматной ипостаси, а как рукотворные пирамиды из консервных банок или как висящие на огромных, высоченных стенах большие натюрморты в золочёных рамах. Картины эти, настолько реалистичные и досконально выписанные, что хотелось дотронуться и оторвать ягодку от грозди тёмного винограда или поковырять вилкой в нарисованном брюхе рыбы… Металлические банки с ярко-зелёными этикетками, на которых были изображены персики или абрикосы, ёмкостью в один литр, считались очень дорогими. А моими любимыми тогда стали стеклянные пол-литровые баночки с протёртыми с сахаром яблоками. Вид у них, конечно, не был таким праздничным, но вкус помню до сих пор. И никакая «Неженка» не идёт с ними, ни в какое сравнение.

Следующий в списке, но самый необходимый по значимости, считался магазин с кратким названием «Хлеб». Все его называли просто – «хлебный». Удивительно то, что кроме обыденных буханок тёмного и белого хлеба там отпускали такие вещи, о которых большинство теперешних взрослых даже и не слышало. Самый яркий и запоминающийся пример: булочные зверушки… Кто придумал выпекать их для ребятишек, и как были изготовлены формы для выпечки этих булочек, для меня так и осталось загадкой, но радость, которую хлебопёки приносили малышам, была неоспоримой. Булочка эта, в диаметре не менее двадцати сантиметров, хорошо прожаренная и блестящая сверху, внутри оказывалась совершенно белой и восхитительной на вкус. Но самое главное, если её вращать, то на глазах изумлённого ребёнка булочный кролик превращался в утку или белочку. Насчитывалось несколько видов таких съедобных зверушек. Для творческого ребёнка существовали и другие варианты превращений булочных зверей… Например, если сначала потихоньку отъесть ушки, то кролик становился мышкой, и так далее. А для детей постарше выпекали шахматный бисквит. Этот бисквит лежал на большом подносе, и вроде бы ничего особенного… Но стоило лишь отрезать от него один пласт – он становился настоящей шахматной доской. Кондитеры хитро переплетали жёлтый, обыкновенный, и коричневый, с добавлением какао, бисквиты, которые при нарезке и формировали съедобную шахматную доску. Бисквитную доску заворачивали в прозрачный целлофановый пакетик, к нему можно было купить набор шахматных фигур или круглые двухцветные шашки.

Такие вещи родители старались купить на праздник или в день рождения, чтобы дети могли, конечно, предварительно тщательно вымыв руки, поиграть в шахматы или шашки за праздничным столом, одновременно съедая срубленные фигуры. После окончания турнира гроссмейстеры и их болельщики доедали, разделив на квадратики, бисквитное поле и оставшиеся шахматные фигуры.

Продолжая путь по асфальтированному тротуару от магазина «Хлеб» и, даже не успев ещё толком отгрызть булочному льву его роскошную гриву, чтобы он стал безобидной кошечкой, я останавливалась перед тоже очень-очень любимым магазинчиком, с ласкающим ухо любого ребёнка названием: «Бакалейный». В магазине три отдела. Только деление на отделы, скорее всего, очень условное, то есть по наличию трёх прилавков. А работало в магазине всего два продавца. Никакой очереди. Никогда. Приходи и покупай. Дети частенько заходили туда, чтобы просто поглазеть на шоколадные витые пирамиды. Пробовали сначала сосчитать количество видов стограммовых шоколадных плиток. Потом тех, что были поменьше, дальше батончиков с различными начинками и, устав от подсчётов покупали себе малюсенькую плитку, двадцати граммов «Сказки Пушкина», которая была сделана в виде гармошки.

Горький шоколад, продаваемый на вес, мы никогда не пробовали и не видели, чтобы хоть кто-то, ну хоть когда-нибудь его покупал… Количество видов шоколадных конфет никто не мог сосчитать, быстро запутываясь в рядах и ячейках. Мы обожали есть шоколадные конфеты: и «Южную ночь», и «Ананасные». Кто-то предпочитал «Озеро Ритц» или же простые «Морские камушки» и пластики школьных ирисок. Словом, то был конфетный рай… Предмет детского восторга и преклонения перед затмевающим любое ребячье воображение множеством шоколадно-мармеладных припасов и способов их упаковки.

Оказавшись на улице и держа в руках заветный кулёчек сладостей, я продолжала свой путь, минуя совершенно обыкновенный, опять же на мой взгляд, магазин с вывеской «Сельхозпродукты». Зайдя туда с мамой всего раза два или три, быстро потеряла к нему всякий интерес. Ничего замечательного. Только семечки: чёрные, да в полосочку, подсолнечное масло, орехи, сухофрукты. Кажется, ещё был и мёд… Мне здесь делать нечего!

Зато следующий и последний магазин в нашем районе – он и есть конечная цель, ради которой был проделан этот длинный путь. Сорок восьмой, так назывался большой гастроном номер сорок восемь. В нём размещалось пять или, потом уже, шесть отделов. О каждом из этих отделов можно было сложить песню… У магазина имелось два входа: основной или парадный и выход сбоку. Если зайти сбоку, то прямиком окажетесь в мясном отделе, с яркими схемами разделки говяжьей и свиной туш. Схемы висели на стене, перед глазами покупателей, которые просили дядю Сашу и дядю Колю отрубить для них именно ту или иную часть от туши для приготовления антрекотов или отбивных. Кому-то нужны были рёбрышки или хорошая мясная косточка на суп…

На высокой боковой стене слева от этого мясного изобилия, каким-то невероятным образом расположился, или он просто заменял боковую стену, огромный, с потолка до пола, аквариум. В нём плавали экзотические рыбы, большие и настолько необычные, что, попав в магазин, я теряла счёт времени, застыв в удивлении перед ним и наблюдая за жизнью и непрестанными разговорами этих рыбин в ярком оперении. Мне казалось, что это был какой-то Рыбий Бразильский карнавал. Кто и когда ухаживал за ними, являлось для меня величайшей тайной… Да только вода в этой гигантской, прозрачной стене всегда была исключительно чистая, а обитатели аквариума общительные и, казалось, очень удивлённые тем фактом, что мы можем обходиться без воды и стоять просто так, глазея на их размеренный бег по кругу.

Пробежав быстренько мимо отдела «Рыба», в «Колбасном» купила «Докторскую». Вот и «Молочный».

– Мне, пожалуйста, бутылку кефира. Вот чек!

– Держи аккуратно. Не торопись! – напутствовала пожилая продавщица, провожая меня глазами.

В отделе «Соки-воды» продавались ещё и папиросы, и сигареты со смешными названиями: «Казбек», «Стюардесса» и «Шипка», «Беломорканал». Девочкам отпускали, предварительно спросив и убедившись, что именно для папы сигареты и папиросы. Купив две пачки, на сдачу можно было выпить стакан вишнёвого сока с мякотью или гранатового. Да, только гранатовый – самый дорогой!

Почти у самого выхода сидела мороженица. Перед ней стоял тёмно-зелёный ящик, в котором лежало несколько сортов мороженого. Моим любимым в ту пору было «Ленинградское», за двадцать две копейки и батончик за двадцать восемь. Мороженое это сливочное и покрывалось изумительно хрустящим, тоненьким слоем шоколада.

А вот и выход! Или парадный вход с другой стороны… Но для меня точно выход! Утомившись от долгого похода и выполнив все поручения, наконец-то я приблизилась к заключительному пункту своей прогулки.

Газетный киоск. Сегодня смена Валентины Петровны, бывшей учительницы младших классов. Она приветливо улыбнулась:

– Давненько не видела тебя. Как дела, малыш? – спросила она.

– Нормально! Тёть Валь, а новые наборы для меня есть? – задала вопрос я, теребя в нетерпении маленькую сумочку с деньгами.

– Так вот, выбирай! Как раз утром поступили с журналами. Целых три! Вот этикетки, но, наверное, всё-таки для мальчиков – «Танки»! А эти – «Бабочки» и, наконец, «Известные изобретатели». Что, малыш, брать будешь?

– Всё! – ответила я. – Просто давно жду…

Расплатившись, я несу сумку с продуктами.

Кажется, всё купила, что мама наказала:

колбасу, сыр, бутылку кефира, хлеб, пряники к чаю, две пачки сигарет… Ой, а вот и брат на велике! Повезло! Махнула ему рукой… Мы вместе едем домой, я сзади, на беседке, крепко сжимая сумку…

Глава шестая

Почём фунт лиха… или Друг познаётся в беде

– Ну, чего это у тебя в кармане? Давай выворачивай! – говорил Сережка Зятьков, встав напротив Володьки.

– Чего надо, то и лежит! – Володька сплюнул и ещё сильнее запихнул в самый низ кармана мятые ириски.

Зятьков был самым старшим мальчиком в нашем дворе и не сильно церемонился с непослушной малышнёй… Мой брат, Володька, хоть и немного, но моложе Серёги, был упрям и не поддавался на его провокации и прямые угрозы. Серёжка время от времени выстраивал мальчишек в шеренгу, заставляя их делиться сладостями… То ли в его семье совсем не водилось лишних денег, чтобы в достатке покупать бакалею, то ли Серёга очень любил конфеты и, не найдя дома ничего по своему вкусу, устраивал шмон во дворе. Годился даже кусочек комкового сахара из запасов в глубине кармана. Он ничем не брезговал.

– Говорю тебе, выкладывай! – в нетерпении и уже с явным любопытством напирал на Володьку Зятьков.

– И не жалко тебе зубов, видать… Потом со вставной челюстью намучаешься, когда будет тебе лет сорок! – ответил Володя.

– Когда ещё это будет! Загнул тоже… Я не могу! Сорок! – Серёга Зятьков, остругав перочинным ножом поднятую старую щепку, поковырялся ею в зубах и сказал следующее:

– Трусов смерть как не уважаю! Зануд разных… Ты, вроде, нормальный, короче, будешь моим другом, а с этой шелупонью я больше делов не имею. Разбежались, кому говорю! – он крикнул, а малышня только того и ждала и кинулась врассыпную.

Мы с девчонками наблюдали за происходящим молча. Зятьков хоть и устраивал мальчишкам такие досмотры, но девочек он не задирал, а наоборот, всегда вступался, если видел какие-то ссоры. Только близкого друга до сегодняшнего дня у него не было. В играх он участвовал, однако тайны свои ему никто не доверял, да и в гости домой мало кто приглашал. Может, оттого он и старался показать всем, какой он большой и значимый в нашем дворе.

Серёга поднял вынесенную из дома и оставленную на ступеньках крыльца лупу и гладкую дощечку и протянул Володьке: – Давай, пока солнце за сопку не зашло, по очереди выжигать. Ты – первый!

Брат, конечно же, не ожидал такого поворота событий. Повозившись, он вынул из кармана ириски, разделил их поровну и протянул половину Серёжке. Тот, молча, взял, развернул все и отправил их в рот. Потом достал из кармана карандаш и написал на дощечке «1965». Усевшись за столом, установленном посередине двора, жестом пригласил последовать за ним и Володьку. Мальчики просидели вдвоём пока не стемнело, о чём-то весело болтали, так и не приступив к выжиганию. С того дня они вместе гоняли на велосипедах, а ещё Серёга первый оказался рядом с братом в тот день…

Случилось это незадолго до нашего переезда. Родители были на работе. Мы с другими детьми играли во дворе. Потом несколько мальчишек оседлали велосипеды и помчались в соседний двор, чтобы погонять там без руля и, задрав переднее колесо. Соседний двор был намного больше нашего, поэтому мальчишки, заметив, что он совершенно пуст, отправлялись туда устраивать немыслимые выкрутасы. Так получилось, что мой брат возвратился первым, а мы с девочками как раз отправились посмотреть всё ли в порядке с нашими Секретиками. Во дворе не было ни души… Володька несколько раз проехал туда и обратно, а потом решил направиться снова к соседнему дому, чтобы узнать, что же так задержало других мальчишек… Он даже не успел завернуть за угол. Мотоциклист, в шлеме и очках, сбив его своей коляской, которая на повороте сильно наклонилась, продолжил движение через наш двор, даже не поинтересовавшись, почему лежит и не встаёт мальчишка, которого он, казалось, едва задел. Это был первый случай, чтобы незнакомцы, тем более на мотоциклах, ездили в нашем дворе. В ту пору единственная машина, которая время от времени появлялась под окнами нашего дома – была белая «Волга» Мостового. Она плавно въезжала во двор, останавливалась около нашего третьего подъезда, ожидая, когда выйдет в своём сером костюме Павел Евгеньевич, а когда он садился на заднее сидение, захлопнув дверцу, так же медленно и аккуратно выезжала обратно.


Серёжка первым оказался рядом и велел Володьке не шевелиться. Сбегал в девятнадцатую квартиру к Мостовому, который по счастливому стечению обстоятельств находился дома, и вызвал скорую. Карета скорой помощи примчалась быстро, но Володькауже потерял сознание, а я, рыдая, умоляла врачей взять меня с собой, потому что мама ещё не вернулась с работы и ничегошеньки не знала о случившемся. Докторица, высокая и ужасно строгая, вдруг улыбнулась как-то светло и просто, погладила меня по спине и сказала: – Держись, сестрёнка, а маме твоей мы на работу сообщим. Я Веру Васильевну знаю. Всё будет хорошо!

Я продолжала рыдать. Домой идти было незачем. Села в беседке и беспрестанно вздыхала. Мы с Володькой никогда по-настоящему не ссорились и, хотя играли почти всегда порознь, очень скучали друг без друга.

В больнице Володька пробыл недолго. Уже через пару дней я снова увидела его бесшабашную улыбку, когда передавала ему огромный бумажный пакет с домашним хворостом. Потом мама рассказывала мне, что Володька чудом остался жив, потому что:

– Если бы руль велосипеда вошёл глубже хоть на пол сантиметра, Володьку уже бы не спасли, он бы умер от внутреннего кровотечения…

А мотоциклиста довольно скоро отыскали. Но он умолял отца забрать заявление, чтобы с него сняли все обвинения. Он говорил, что у него самого двое малых детей и ему никак нельзя в тюрьму. Отец мотоциклиста пожалел, но тот так больше и не появился. Хотя, наверное, мог бы купить Володьке новый велосипед, взамен старого и погнутого или навестить брата в больнице… Отец и мама очень сокрушались по поводу такого равнодушия, но факт остаётся фактом…

Через несколько месяцев сбоку, под ребром у Володьки остался белый шрам, а от неприятного воспоминания почти никаких следов. И он по-прежнему гонял на велосипеде, словно никакого нелепого и страшного происшествия с ним не случилось летом 1966 года…

Глава седьмая

Маркшейдер… или «Трактор с цитатами»

Конечно же, книги у моих родителей имелись, и я полагала, что книг было достаточно… Потом, ведь и Володька тоже время от времени покупал себе не большие и с картинками, а в тканевом твёрдом переплёте и с золотыми узорами. Те книги, которые рассказывали о приключениях… Книги, увлекающие в дальние странствия и в ещё неоткрытые Земли и Миры… Но больше всего на Свете мне нравилось, когда Володька читал по вечерам романы Анатолия Рыбакова «Кортик» и «Бронзовая птица». Мама купила книгу задолго до нашего рождения и очень дорожила тем фактом, что это было их первое издание. Когда Володька перешёл в четвёртый класс, мама решила, что наступило то самое время, чтобы мы познакомились с настоящими приключениями, которые, по её мнению, с нами не происходят. Я сидела с открытым ртом и замирала от волнений и переживаний за мальчишек. Только в отличие от Володьки, которому нравился Мишка Поляков, я всё-таки отдавала предпочтение Славке, который, как и я, не брал всё на веру, подвергая сомнениям то, что для других казалось таким правильным и единственно верным. Поэтому чтение частенько прерывалось нашими вечными спорами:

– А я бы ни за что не стала приставать к незнакомцам на берегу, – сказала я брату, который начал читать очередную главу «Бронзовой птицы»:

– «…Понимайт, понимайт! <…> Плёт. Понимайт! От слова «плить», «плавить». Понятно… Были здесь два мальшик, пайонир, гальстух, – он тронул свою шею, – пайонир, хорош пайонир. Биль тут, билль…» – Володь-ка в этот раз как ни в чём не бывало продолжал читать, совершенно не реагируя на мои замечания.

Главы были небольшие, и я не успевала очень устать, слушая брата, тем более что довольно живо представляла описываемые события, и яркие картинки сами рисовались в моём воображении, а ещё и то, что автор не придумал, может потому, что уже давно забыл свои детские переживания.

Так, вечер за вечером, а иногда и в дневное время, если это были выходные, а на улице шёл дождь… Мы, усевшись друг напротив друга за круглым столом, под большим старым абажуром, погружались в таинственные события, которые, по какому-то вечному правилу, происходили с другими ребятами, а нам оставалось лишь, затаив дыхание, следить, какой такой фортель ещё выкинет их насыщенная жизнь…

В один из тех дней, когда до школы ещё оставалось время, ведь каникулы у брата были в самом разгаре, а мне надоело мечтать о школе, наши соседи: Сашка и Наташенька, пригласили меня в гости. Дома они были одни, потому что их родители и бабушка уехали в центр по какому-то неотложному делу. И хотя они уже целый год жили по соседству в двадцать четвёртой квартире, я ни разу не была у них в гостях. Их квартира была больше. Намного. Огромный тёмный коридор. Справа родительская спальня, прямо – детская, затем небольшой узкий коридорчик… И, если распахнуть большие массивные двери, потянув за обе деревянные ручки, ты очутишься в довольно светлой, с высоким потолком комнате. Это был зал, который служил Сашкиным и Наташенькиным родителям кабинетом и гостиной одновременно. У них были странные профессии. Когда Наташенька произнесла название маминой специальности, я не с первого раза смогла её повторить. Марк-шей-дер[8]. Только название это мне очень понравилось, и дома я долго расспрашивала сначала маму, затем отца, чем же таким интересным заняты наши соседи.

И вот теперь, когда я вошла в огромный зал Сашкиной и Наташенькиной квартиры, мне показалось, что полки на стенах этой комнаты легко вместили бы всю нашу городскую библиотеку. Книг было не просто много. Они заняли всё пространство вдоль стен, от пола до потолка. В углу рядом с балконом стояла высокая стремянка, которая всем своим внешним видом говорила о том, что ею беспрестанно пользуются. Наверное, моё изумление было слишком очевидным. Сашка расхохотался и сказал:

– Только не говори, что тебе это нравится!

– Мне не просто нравится, я бы хотела здесь жить! – еле слышно выдохнула я.

Кроме книг, в самом низу, на полках, которые расположились почти на полу, и нужно было сесть на корточки, чтобы разглядеть, что там ещё имеется, лежали стопки глянцевых журналов. Я таких ещё никогда не видела. У наших родителей были журналы, но они не были такими яркими и блестящими.

Наташенька сказала:

– Ах, да не пялься ты так на них. Подумаешь! Всё это мамины модные журналы. Она по ним шьёт у портнихи все свои бесконечные кофточки. Ску-ко-та!

– А можно хоть один полистать? – словно и не слыша подвоха в Наташенькином голосе, спросила я.

– Бери! Кто же тебе запрещает… – пожав плечами, произнесла Наташенька и, оставив меня с трясущимися от волнения руками, пошла на кухню за очередной конфетой.

Я рассматривала красивых молодых женщин и изумлялась их кукольной внешности. Они чем-то напоминали мне Дину из первого подъезда, только были ещё моложе и чуточку выше. Так мне показалось…

– Нашмотрелась? – Наташенька жевала конфету и, протянув мне другую в ярком фантике, предложила:

– Пойдём, я тебе чего-то покажу…

Я, поднявшись с корточек, последовала за ней и вошла в детскую. На ходу развернув конфету и отправив её в рот, вошла в небольшую, но очень уютную спальню. Хоть я и была счастливой обладательницей настоящей германской куклы, но то, что мне открылось в Наташенькином уголке… Это были просто фантастические вещи. Посудите сами: у трёх её новеньких кукол было игрушечное трюмо с настоящим зеркалом и расчёской, а ещё дюжина красивых платьев, которые аккуратными стопочками лежали в маленьком игрушечном комоде. Хорошо, что мой рот был занят. Я грызла конфету, а когда немного оправилась от увиденного, просто предложила поиграть в дочки-матери.

Нам нечасто удавалось вот так поиграть вместе. Наташенькины родители считали, что их дети настолько гениальные, что чрезмерное общение со сверстниками может плохо повлиять на их успеваемость в школе и дальнейший выбор профессии. Сашка постоянно сыпал цитатами из книг, которые читал он сам и его отец. Мне это совсем не нравилось. И я его называла «трактором с цитатами». Привычка эта осталась и потом, до десятого класса, хотя оба мы были отличниками… Только, в отличие от Сашки, я постоянно помогала одноклассникам с домашним заданием, а иногда ещё и давала списывать диктант или контрольные… Всё-таки я не очень-то доверяла людям, которые прикрываясь чужими мыслями и крылатыми выражениями, совсем не высказывали своего отношения к делу. Мне казалось, что лучше иметь свои мысли… Хотя и у меня была прекрасная память и цитировать я могла бы не хуже Сашки. Поэтому дружить с ним у нас не получилось, а вот с Наташенькой в школе мы были – не разлей вода!

Глава восьмая

Платье… или Закон сравнения

Рассказывая о наших детских играх и забавах, я упомянула о их некоторой жестокости, но при этом я вовсе не имела в виду какие-то умышленные, злостные проявления этой самой жестокости… Дело в другом. Лучше всего это объяснить на каком-нибудь конкретном примере… Да взять хотя бы тот факт, что, проснувшись, я обнаружила на спинке стульчика, стоящего в моей комнате, новое платье. Платье это – не только новое, оно тогда было ещё и самое долгожданное. Подарил мне его мой крёстный, три года тому назад. Но тогда это платье оказалось не просто на вырост, оно было длиною почти до пят… Время от времени я открывала ящик комода, доставала его и, примерив в очередной раз, убеждалась, что пока не доросла. Со вздохом сложив платье обратно, забывала о нём, но ненадолго… Это самое платье, по моим детским понятием, было настолько красивое, что одеть его в первый раз полагалось на какой-нибудь большой праздник или семейный выход в Парк культуры и отдыха, например. Или на День рождения. Прикинув, что сегодня не выходной, и в Парк никто идти не собирается, я пошла на поиски мамы, чтобы спросить, а вдруг она всё-таки что-то напутала…Я заглянула в спальню, потом в зал, на кухню. Но даже там мамы не оказалось… Всё. Значит, уже точно ушла на работу. Дома кроме меня был только Володь-ка, но он крепко спал.

Как была после сна, в майке и трусиках, я пошла на балкон, чтобы посмотреть во двор. Интересно, играет ли хоть кто-то на улице? Тайно надеясь, что погода сегодня плохая, и все сидят по домам… Не успела я даже выглянуть как следует, меня сразу заметили и, размахивая руками, стали звать во двор: – Ты чего так долго спишь, а?

– Никто не разбудил, – ответила я. – Сейчас, только оденусь и брата разбужу, а то у нас, как всегда, один ключ на двоих.


Вздохнув, я причесалась. Собрав волосы аптечной резинкой в высокий «конский хвост», я надела платье, белые носочки, сандалии. Захвалила даже чёрную, маленькую сумочку на длинной, толстой верёвочке. Когда я вышла из дверей нашего подъезда, яркое летнее солнце, словно десятки софитов, осветило меня. Его лучи, прикоснувшись к белейшей, в крохотный чёрный горошек ткани моего платья, отражались, вызывая какое-то невиданное свечение. Все просто ахнули. Мальчишки стояли разинув рты и на время потеряли способность соображать.

В этот краткий, но ослепительный миг моего выхода, я была похожа, по их представлениям, если не на ангела, то на фею или принцессу, как самое малое… Девчонки лишь поджимали и покусывали губы. Но я ведь совсем не ожидала такой реакции и, чтобы как-то разрядить обстановку, предложила во что-нибудь поиграть.

– Вот интересно, во что с тобой теперь играть-то можно? Ещё перепачкаешься вся, а потом тебе же от мамы и влетит, – сказала Алёнка.

– И зачем это ты так вырядилась? – продолжала ехидничать Вероника.

– Да что ты пристала к Янке? Может, ей мама велела это платье надеть, – вступился за меня Алёшка Балабушко, в глубине души надеясь, что после этого я его больше замечать стану.

– Мне что мать оставит на спинке кровати, то я и надеваю, – продолжал оправдывать меня Лёшка.

– А чего это ты её так выгораживаешь? Интересно… Влюбился, что ли, а? – не унималась Вероничка.

– Да, хоть бы и так! Тебе что, завидно? – совсем насмелившись, кричал Алёшка.

И чему удивляться… Он ведь уже к отцу свататься приходил, так что бояться поздно.

– А ты, Янка, по-почему молчишь? Мо-мо-жет, ты в гости собралась? – предположил Игорёк.

– И никуда я не собралась, – ответила я. – Просто, ничего другого не нашла, вчерашнее моё платье в стирке, а другое в полоску – всё выгорело…

– А с листиками, с ним-то что? – поинтересовалась Алёнка.

– Фу! Оно совсем маленькое стало, в подмышках жмёт, – ответила я.

– Понятно! Ладно, хватит уже допросы устраивать. Поиграем в «классики»? – предложила Катюшка.

Мальчишки тем временем уже очертили круг на земле и играли в «ножички». А мы последовали за Катюшкой.

Но это была лишь первая половина нашего дворового Закона сравнения, когда вычленяется инородный элемент, находятся подходящие, хотя бы и самые слабые доводы, в защиту отбившегося от основной массы, заблудшего отщепенца… На этой стадии, ты уже включён в игру, но всё равно ещё не стал одним из них… Дальше Закон срАвнения как-то плавно трансформировался в Закон «срОвнения». Что-то обязательно произойдёт само собой, но конечная, вполне осознанная цель – сделать так, чтобы опять всё стало как всегда… И чтобы больше никто не выделялся настолько, насколько осмелилась я в этот не самый удачный день!

Попрыгав по клеточкам на асфальте, поскакав на одной ножке через скакалку и даже посидев на песке в малышовой песочнице, я с восхищением отметила про себя, что платье до сих пор чистенькое.

– Ну и скукотища! – сказала Наташа.

– А давайте, пойдём посмотрим, может, наши канавы уже зарыли или новые сделали? – предложил Славик.

– Что-то не хочется, – предчувствуя недоброе, робко возразила я.



Поделиться книгой:

На главную
Назад