Помоги проекту - поделись книгой:
В оценке женского поведения кукла всегда остается сторонницей традиционных представлений о роли женщины как «слабейшего пола», определенного Богом и обществом к ведению домашнего хозяйства. Нравственная беллетристика повторяла утверждения, прописанные в официальных текстах. Устав женских воспитательных учреждений, одобренный принцем Ольденбургским, гласил: «Главное назначение женщины есть семейство: женщина как создание нежное, назначенное природою быть в зависимости от других, должна знать, что ей суждено не повелевать, а покоряться мужу, и что строгим лишь исполнением обязанностей семейных она упрочит свое счастье и приобретет любовь и уважение, как в кругу семейном, так и вне оного»[59]. Поэтому кукла осуждает излишнюю ученость, которой стараются блеснуть некоторые дамы и девицы («Я прихожу в ужас от кукол, знающих по-гречески и по-латыни! Живые языки – другое дело, они полезны в путешествиях; при том всегда приятно следить за разговором, хоть сама и молчишь»)[60]. Устами куклы высказывались утверждения о вреде серьезного образования для женщин, которые в книгах для малолетних девиц подавались как бесспорные истины[61].
В то же время утверждалось, что девочка не должна походить на «парикмахерскую» куклу – воплощение женской глупости. «У парикмахеров есть также куклы в лавках; они вечно стоят на месте, и лица у них преглупые. И не мудрено, никто ими не занимается. А мы, Милка, мы путешествуем, учимся истории и географии»[62]. Со временем менялись представления о том, что именно нужно знать воспитанной девице. «Если ты вздумаешь рассуждать так, как рассуждали старички прошедшего столетия, что прожили же люди, не зная и не читая ничего об искусствах, литературе, музыке, что и ты также можешь прожить без этого, то при этом ты должна вспомнить, что теперь все и всё идут вперед, а не назад, что ты с таким отсталым понятием и мнением не будешь считаться ни умной, ни образованной девушкой»[63]. Читательницам внушали, что знания нужны девице исключительно для того, чтобы стать хорошей женой и помощницей своего мужа. Впрочем, в большинстве случаев так оно и было.
Эпизоды из книги «История одной куклы. Рассказ для детей» (М.: А.Д. Преснов, 1878)
Кукла – знаток светских приличий, которыми следовало обладать девице, вступающей в свет. Согласно уставам женских заведений, необходимо «избегать всего того, что могло бы оскорблять скромность пола и возраста и что было бы противно приличию и нравственности»[64]. Лучшей школой для освоения этих приличий служит «разумное домашнее воспитание и усвоенная в семейном быту привычка ко всему тому, что называется «хорошим тоном»[65]. Кукла берется наставлять своих читательниц в сфере нравственности и этикетности. Делается это на примерах из жизни хороших и плохих девиц. К последним относятся аристократки, которые «не испорчены, а избалованы счастием»[66]. Для таких девочек придумывались изощренные приемы исправления, в том числе с помощью дорогих кукол. В одной из историй родители подарили дочери красивую восковую куклу. Игрушка была одета в богатое платье с передником, на котором вышита нравоучительная надпись: «Для той, которая сознается в своих дурных поступках и будет стараться исправить свой дурной характер» (исправить надлежало девочку, кидавшую в служанок банки из-под помады)[67]. Другой девочке мать подарила куклу, которая жестами показывала, что нужно делать: играть на фортепьяно, читать, писать, молиться. Когда пришли гости, кукла изобразила, как девочка берет чужие вещи и подслушивает. Разыгранной игрушкой спектакль так потряс хозяйку куклы, что она тут же исправилась. Оказалось, что внутри игрушки были кнопки и пружины, с помощью которых мать заводила куклу и та выполняла нужные манипуляции[68]. Все эти истории печатались как «правдивые» рассказы из детской жизни, и описания чудо-кукол поражали детское воображение.
Девичьи мечты о кукле. (Кукла умненькой девочки, небольшая история с присоединением сказок, песен и повестей / Пер. с фр. М.: тип. Александра Семена, 1850)
Кукла-дама – долгожданный подарок для девочки. (Кукла умненькой девочки, небольшая история с присоединением сказок, песен и повестей / Пер. с фр. М.: тип. Александра Семена, 1850)
Авторы «записок» напоминали своим читательницам о важности нравственного просвещения девочки. В противном случае слово «кукла» станет обидным, но, увы, справедливым прозвищем для особы женского пола, щегольски одетой, но недалекой. «Дорогие дети, вспомните, что, если вы не сделаетесь добры, образованы и трудолюбивы, вас сравнят позже с этими игрушками вашего детства и скажут: она прекрасна, но бесполезна как кукла»[69].
Служить на пользу девочке кукла могла только до известного возраста ее хозяйки. Затем барышня должна была расстаться с игрушкой и заняться подготовкой к выходу в свет. Возрастной переход маркировался резкой сменой наряда, досуга и этикета, которые у девочки и у барышни принципиально различались. Пятнадцатилетие было официальным пределом перехода (в бытовых практиках «невеститься» начинали с 12–13 лет). Поэтические вирши, написанные от лица девиц, воспевали момент вхождения в мир женщин.
В кукольных «записках» напоминалось, что воспитанная барышня должна своевременно прощаться с куклой. Юные дворянки становились невестами, еще играя с куклами, поэтому наставление было не лишним[71]. От лица куклы высказывались по этому поводу сентиментальные сентенции. «Хотя Изабелла иногда и взглядывала на меня случайно, но стыдилась играть со мною и называть своей дочкой. Это очень грустная черта в жизни кукол: мы не меняемся к нашим госпожам и всегда готовы забавлять их, но оне с летами начинают пренебрегать нами, и мы перестаем существовать для них…»[72] Шутливые сожаления становятся серьезным наставлением в том случае, если девочка не торопится расстаться с игрушкой. Мать заявляет дочери: «Ты уже слишком велика, чтобы играть в куклы, и пора тебе более серьезно учиться», и девочка, обливаясь слезами, оставляет любимую куклу[73]. Общаться с игрушкой девочка может теперь только как воспитательница своих младших сестер, которые еще играют в куклы.
Пестрит советами и другая книга Л. Ольней «Переписка двух кукол» (1864), в которой одна из кукол-корреспонденток то и дело совершает промахи, а другая на правах старшей дает ей советы. «Младшая» эти советы с готовностью принимает. «У тебя ума хватит на двоих. Обращайся со мной, как с дочкой, жури меня, поучай, я обещаю слушаться». Переписка детей – популярный жанр в детских изданиях XIX века[74]. Считалось, что поучение от лица ровесника избавит повествование от излишнего ригоризма, хотя вряд ли можно говорить о правдоподобии образов малолетних резонеров. Когда же «переписку» ведут куклы, назидание окрашивается юмором и приобретает игровой характер.
Юмор и игра сочетались с серьезностью нравственных посылов, содержащихся в текстах для девиц. Французская система воспитания, широко распространенная в семьях русских дворян, отличалась многословным артикулированием правил и нравственных догм. Наставления были приняты как в беседах родителей с детьми, так и в речи гувернанток, на глазах которых проходила вся жизнь девочек. «Заместительницей» гувернантки служит кукла, которая, подобно надзирательнице, знает о тайных грехах и дурных поступках девочек. То, что кукла все видит и слышит, многократно повторялось в «записках» – матери внушали это своим дочерям в назидательных целях. Хорошим девочкам подобный контроль не мешает, а плохие испытывают неприязнь к немому свидетелю их «преступлений» и ищут повод избавиться от куклы (ломают ее или выбрасывают).
Подобное желание испытывали не только книжные герои, но и девочки в реальной жизни, тяготившиеся контролем над игрой с куклой. Взрослые же приходили в восторг, видя, как дети старательно играют с купленными для них куклами. Это был «оптический обман» педагогической идиллии. Одна из мемуаристок писала: «Нас хвалили и награждали, когда мы „играли хорошо“, нас бранили и наказывали, когда мы вяло исполняли программу обязательных игр»: упреки взрослых («вы не умеете ценить») отбивали всякое желание играть с дорогими игрушками[75].
Тягостными (и малоэффективными) были многословные нотации, повторявшиеся как из уст воспитателей, так и на страницах нравственно-дидактических изданий. Такая метода, заимствованная из иностранных воспитательных практик, давала обратные результаты. О том же свидетельствовала другая мемуаристка. «Девочек воспитывали строго и с приложением той не совсем удачной французской системы, которая путем бесконечных разговоров о долге (le devoir) низводила это понятие до повседневных мелочей и вместо внедрения моральной ответственности достигала обратного: дети пропускали эти внушения мимо ушей, и понятие „долга“ совершенно дискредитировалось»[76]. Сентенции, произнесенные от лица куклы, должны были внести разнообразие в этот риторический поток.
Популярность формата кукольных «записок» и «переписок» поддерживалась обязательными эпистолярными практиками: дворянские девушки должны были уметь вести записки, дневники, еженедельники, писать письма. Эпистолярная деятельность охватывала разные стороны жизни европейской женщины из образованных сословий[77]. Добрая мать сообщает своей дочери: «Есть у меня книга, называемая
Освоение дневниковых практик начиналось с 10–12 лет и обставлялось родительскими дарами: девочка получала в подарок (обычно на именины) альбом, журнал для записей и чернильницу с пером, а иногда собственный письменный столик. Получение альбома было радостным событием, поскольку означало приближение к заманчивому периоду взросления. В «Отрывках из дневника Маши» В. Одоевского описаны восторги девочки при получении книги и чернильницы со звонком. «Сегодня мне исполнилось десять лет… Маменька хочет, чтобы я с сего же дня начала писать то, что она называет журналом, то есть она хочет, чтобы я записывала каждый день все, что со мною случится… Признаюсь, я этому очень рада. Это значит, что я уже большая девушка!..»[79] Родители контролировали эпистолярную деятельность девочек и всячески поощряли их занятия с дневником и журналом, прежде всего в целях совершенствования письма и умения излагать свои мысли на бумаге. «В переписке двух кукол старалась я, в маленьких рассказах, взятых большею частию из жизни, выставить разные характеры девочек с их хорошими и дурными качествами. Форма писем принята с той целию, чтобы дать хотя б приблизительно понятие о том, что письма должны быть простым рассказом событий, случающимися с нами»[80]. Помимо практической пользы, дневник имел воспитательное значение. Считалось, что дневниковая запись – это разновидность исповеди, полезной для нравственного самовоспитания девицы (дневниковые записи принято было показывать родителям). Разумная мать объясняет дочери цели ведения дневника: «Он пишется для того, чтобы в нем находилось все, что человек делает в продолжении дня, чтобы потом, прочитывая записанное, он не забывал о своих дурных поступках и старался бы исправиться. Это называется… отдавать себе отчет в своей жизни»[81]. Поскольку письма и дневники читались взрослыми, девочки старались соответствовать в своих записях родительским ожиданиям[82]. Примерная героиня заканчивает свой дневник словами: «Прощай, мой журнал! Благодарю тебя за то, что ты внушил мне добрые мысли»[83]. Воспитательную функцию выполняли также материнские дневники, в которых мать описывает проступки детей. Моралисты утверждали, что совместное чтение родительских записей помогает девочкам исправиться, и приводили примеры этого в своих произведениях[84].
В свою очередь, девочки учат кукол вести дневниковые записи, повторяя во время игры слова и интонации своих матерей. Маленькая Соня сажает куклу за стол, кладет перед ней разлинованную тетрадку и призывает куклу вести дневник: «Дорогая Милочка, будь умница, напиши в этой тетрадке все, что с тобою случалось в продолжении твоей жизни»[85]. Примером такой игры для девочек служили кукольные «записки».
Несмотря на популярность «записок куклы» в читательской среде, журнальные критики и публицисты оставили кукольную «мемуаристику» без внимания. Считалось, что этот чужеземный гендерный формат не играет большой роли в чтении русских детей. Критиками не принималось во внимание, что издания «записок» были семейным чтением во многих домах. Пренебрежение литературных экспертов искупалось рекомендательной активностью авторов. На страницах своих произведений они советовали девочкам читать «записки куклы». Так, в «Катиной книжке» (1864) А. Карелиной[86] от лица маленькой девочки пересказывается английское издание «записок куклы». Восторгаются «записками» маленькие героини повести В. Андреевской «Кукла Милочка» (они ссылаются на немецкое издание «кукольных записок»). Подобные восторги не были выдумкой писательницы. Кукольные истории глубоко переживались их читательницами. В расхожих образах и типичных примерах девочки находили сходство с собой и своей жизнью. «…Мне казалось, что в этой книге рассказана моя собственная история, так как в описании наружности героини повести, Розины, я находила сходство с собой, да к тому ж на одной картинке она была представлена с большой куклой в руках, – точь-в-точь как я с Мими. Двух, трех черт в этом роде достаточно было, чтобы мое воображение дополнило остальное»[87]. «Записки куклы» с удовольствием читали и те, кто вырос из игры в куклы. Взрослые барышни, матери и бабушки, как признаются авторы «записок», сохраняют любовь к куклам на всю жизнь («кто не знает, что матери и даже бабушки с удовольствием вспоминают о том времени, когда они играли в куклы»[88]).
Восторги любительниц кукол и кукольных «записок» сталкивались с неприязнью их противников. На страницы «кукольных историй» выплескивались споры о роли кукол в воспитании девиц, не утихавшие на протяжении всего XIX века. И противники, и сторонники эмансипации равно использовали образ куклы в обличительной риторике. Кукол упрекали в «развращении» девочек, приучении их к роскоши и расточительству, легкомыслию и праздности, кокетству и прочим женским порокам (антисветская риторика). «Каждая красивая кукла делает одну девочку высокомерной и сто других завистливыми», – утверждали педагоги[89] (педагогическая риторика). Вторили им детские писатели, считавшие, что кукла искажает чистый образ ребенка (романтическая риторика)[90]. Прогрессистов возмущала способность куклы пробуждать в девочке праздные фантазии, не реализуемые в жизни (нигилистическая риторика)[91]. За «идейными» борцами с куклой скрывались часто ненавистники женского пола. Они проклинали куклу за ее сходство с обидевшей их женщиной (ярый обличитель кукол признался, что ненавистная игрушка напоминает ему даму, задевшую в детстве самолюбие мальчика). С мужским высокомерием писали о кукле даже не склонные к преувеличениям ученые люди. Например, доктор И.А. Сикорский называл игры девочек с куклами «рутинными» и утверждал, что «у мальчиков гораздо больше фантазии»[92].
В книге «Записки петербургской куклы» (СПб.: тип. И.И. Глазунова, 1872) запечатлены картинки из русской жизни: дача в Парголово и крестьянский дом в окрестностях Петербурга (гравер Н. Куньев)
Неприязнь к кукле испытывали также сторонники воспитания дворянских девочек в народном духе (народническая риторика). Противником приобретения кукол для своих детей был Лев Толстой[93]. Правда, выдержать систему воспитания без игрушек ему так и не удалось – под давлением женской половины семьи (жены и няни) у девочек появились куклы, а у мальчиков лошадки. Сам Толстой лишь однажды отступил от своего правила: во время болезни дочери Татьяны писатель подарил девочке набор из семи фарфоровых куколок и ванночку для их купания. Риторическое обличение кукол и житейское отношение к ним при воспитании собственных детей расходились довольно часто.
Неприятие кукол демонстрировали и представительницы женского сообщества. В дневниках и мемуарах они противопоставляли игру с куклами чтению книг (предпочтение книг свидетельствовало о духовных приоритетах дамы или девицы)[94]. Анна Керн утверждала, что книги заменяли ей в детские годы игру в куклы. «Куклы, на мой взгляд, разговоры с ними и прочее, приучают детей верить в представления своего собственного воображения, как в действительность, и делают детей самообольщающими себя, мечтательными, обманывающими самих себя»[95]. Мемуаристка считала себя свободной от подобных грехов. Отрекались от игрушек своего детства и эмансипированные дамы – кукол они ставили в один ряд с «пошлыми» нарядами и «безнравственными» украшениями. Некоторые из мемуаристок не без основания видели в навязывании кукол способ гендерного «программирования» девочек (феминистическая риторика). Сошлемся на воспоминания Марии Безобразовой, активной деятельницы русского женского движения. «Я не только никогда не играла в куклы, но возненавидела повод, по которому их дарят, – елку. На елку приезжали те старшие родные, для которых мои молодые родители не были законодателями и не могли им сказать „не дарите“. Эти старшие заваливали меня, как первенца, аршинными куклами, их кроватками, шкапиками и другой дребеденью, а я была несчастна не потому только, что все это было мне не нужно, а по совсем другой причине. Мне надо было показать благодарность, даже радость»[96]. Признаться в любви к кукле в эпоху обсуждения женского вопроса решались немногие дамы. Формой признания были не публицистические статьи или воспоминания, а посвященные куклам издания для детского чтения. От имени фарфоровой игрушки авторы «записок» и «переписок» защищали кукол, называя их лучшими подругами девочек и их незаменимыми воспитательницами.
Полезные игрушки для девиц
– Мы, женщины, должны прежде всего стараться приобретать общую любовь кротостью нрава, терпением и участием в судьбе несчастных. Нет ничего прелестнее молоденькой девицы, умеющей с пользою употреблять время, знающей цели труда и прелесть искусства, но истинное достоинство ее познается в свете только по скромности ее.
– Маменька, вы только что сказали:
– Ты маленькая девочка, но через десять лет будешь женщиною.
Все кукольные «записки» начинаются с того, что фарфоровую куклу, выставленную в витрине магазина игрушек, приобретает дама в подарок своей дочери. Дело происходит накануне Рождества, традиционного времени дарения девочкам кукол из дорогих магазинов. Даме приходится расплатиться за покупку сполна, так как все попытки снизить цену или отсрочить оплату, что было обычной практикой в модных лавках, не достигают успеха. Вручение подарка сопровождается заключением своеобразного договора между матерью и дочерью. «Обходись с ней осторожно, потому что это не простая кукла. Она стоит очень дорого, и я надеюсь, что ты будешь долго беречь ее»[97]. Материнская любовь сочетается с расчетом, что выражало идеал просвещенной матери: дорогая игрушка принесет пользу в воспитании и обучении девочки.
Представление о кукле как полезной игрушке сложилось в европейских воспитательных практиках XVIII века и пропагандировалось через педагогические трактаты и нравоучительные сборники. Филантропы и просветители, а вслед за ними детские авторы и публицисты XIX века, призывали детей играть с пользой («играйте, научаясь»). Под пользой понимались как хозяйственные навыки, так и благотворительные практики[98]. Считалось, что наибольшую пользу девочкам могут принести куклы[99].
Создатели восковых и фарфоровых кукол предназначали свои изделия для воспитания будущей женщины. Нормативный портрет такой женщины был представлен в воспитательных трактатах XVIII века. Согласно утверждениям немецких филантропов, каждая женщина должна быть «совершенной швеей, ткачихой, чулочницей и кухаркой». Русские просветители вторили немецким наставникам: «женщина, которая не радит об упражнениях, приличных ее полу и состоянию, есть самая презрительная и несчастная тварь»[100]. Чтобы избежать этого, девочка должна упражняться в хозяйстве с раннего детства. Игра в куклы будет тому способствовать: «Аннушка, хотя любит играть своею куклою, но забавы ее всегда так расположены, чтоб они вместе с игрою приносили ей какую-нибудь пользу; ибо удовольствие только тогда совершенно, когда соединено с пользою»[101]. Аннушка из книги «Гостинец прекрасным малюткам или наставление молодым девицам в разных рукоделиях и домашнем хозяйстве» (1821) – это русский вариант добродетельной дочери по имени Каролинушка, героини книги «Lottchen oder Die gute Tochter» («Лоттхен или хорошая дочь») немецкого писателя и педагога И. Кампе. Книга Кампе была первой энциклопедией домашнего хозяйства для малолетних девиц. В ней описаны и представлены в рисунках предметы для стирки, уборки, готовки и сервировки стола. Героиня, маленькая девочка, которой издатели давали разные имена, учится управляться с этими предметами[102]. «Каролина была доброе и послушное дитя, которое с великим рачением старалось доставлять удовольствие своей маминьке прилежанием и покорностию. Под руководством доброй своей матери привыкла она заблаговременно к полезной деятельности и чрез то научилась женским рукоделиям, чтобы помогать маминьке в хозяйстве, ибо она часто слыхала, что женский пол определен управлять хозяйством и домоводством, к чему должно привыкать с малолетства»[103]. Девочка славно хозяйничает на кухне среди кастрюль и сковородок, в прачечной среди котлов и ведер, в столовой при праздничном обеде. В Рождество дети получают от любезных родителей подарки, среди которых есть и кукла. «Как конек, барабан и волторна суть игрушки для мальчиков, то равным образом Аннушка и Наденька получили от маменьки своей в подарок по кукле. Вот Аннушка водит за руки свою куклу, по примеру Прасковьи, которая учит ходить Катеньку»[104].
В детской энциклопедии изображены дети с игрушками, предназначенными для своего пола (Каролинушка, или добрая дочь. Повесть, служащая наставлением девицам в различных предметах хозяйства и домоводства / Пер. с нем. в С. – Петербурге в тип. Департамента внешней торговли, 1819. С. 5). В нижней части представлены кофейный и чайный приборы, мельница, медная ступка и самовар
Героини немецких изданий служили образцом хозяйственности для русских девочек-дворянок. Правда, реализовать свои хозяйственные таланты русским барышням, окруженным многочисленной дворней, было сложно. Да и не в русских традициях было давать девице самостоятельность в доме. Сословный уклад жизни препятствовал обучению девиц простым работам. Первый опыт такого обучения русские барышни получали от иностранных гувернанток. Вооруженные педагогическими идеями и европейским опытом, они приучали девочек убирать комнату, самостоятельно одеваться и работать в саду. Гувернантки были инициаторами приобретения для своих воспитанниц хозяйственных игрушек.
Методику хозяйственных игр с куклами пропагандировала знаменитая французская писательница мадам Жанлис, автор не только популярных романов, но и книг для воспитания девиц. Вдохновленные ее романами русские дамы читали своим дочерям наставления любимой писательницы. В ее книге «Новый способ наставления малолетних детей» описана оригинальная метода воспитания с использованием кукол. Мать предлагает дочери играть так, чтобы «в самой точности подражать всему, что бывает в хозяйстве»[105]. Дочь ей возражает: «Ведь мы то и делаем», имея в виду любимые детьми игры в кукольное хозяйство. Мать отвергает эти игры («вы представляете, а надо настоящее») и выстраивает целый план занятий, в которых дети исполняют должности кухарок, прачек, горничных, слуг и учителей (на роль последних предлагаются мальчики). Хозяйственные игры мать сравнивает с искусством комедии, где «каждый принимает на себя другое название и представляет вымышленное лицо». Ролевая игра начинается с создания кухонной расходной книги, «в коей показано до самой мелочи все нужды для обеда на пять или шесть персон, и для небольшого ужина, и указана цена каждой вещи». Дочери шести лет от роду надо знать стоимость фунта хлеба, масла, говядины, баранины, телятины, сахара, кофе, а также сколько стоит цыпленок и кувшин молока. Девочка с готовностью отвечает: «Я тотчас все вытвержу». Правда, дитя еще не знает арифметики, но в процессе игры ее выучит. Малышка может приготовить «травный» или молочный суп, яичницу, разные огородные овощи, пирожное, смолоть кофе из ячменя на мельнице. Мать придумывает, как сделать червонцы и рубли из золотой и серебряной бумаги, и готова дать для игры полный кошелек мелких денег (дитя восклицает: «Ах, Боже мой! Как это будет натурально»). Также в рамках игры будут получены навыки стирки, глаженья белья, обучения и лечения кукол. Все предметы для игры мать собирается приобрести в лавках, где продаются игрушки для воспитания. В таких лавках можно найти маленькие аптеки, травники для кукол, сундучки с лекарствами, кукольные атласы и физические кабинеты (для обучения кукол), а также предметы для игры в хозяйство. Дитя в восторге от того, что так много придумано для детской игры: «Как люди милостивы и добры, что столько наделали для детей!»
Девочка принимает посильное участие в разборе съестных припасов, принесенных кухаркой с рынка (там же. С. 23). В нижней части изображены необходимые для домашнего хозяйства вещи
Девочка присутствует на кухне при приготовлении кушаний и помогает поварихе (там же. С. 63). В нижней части изображена различная посуда для приготовления еды.
Девочка развешивает белье, выстиранное прачками (там же. С. 75). В нижней части представлены вещи для стирки и глаженья белья
В эпоху мадам Жанлис изготовлением кукольных хозяйств занимались в мастерских, расположенных в крупных европейских центрах по производству игрушек. Моделью домашнего хозяйства служили кукольные домики с кухнями, детскими, спальнями и гостиными. В шкафчиках хранились наряды и белье, в игрушечной столовой самовары, кофейники, чайники, шоколадники, чашки, молочники, сахарницы с щипчиками, таганчик с угольками и многое другое. Несмотря на миниатюрные размеры, все эти предметы можно было использовать по назначению: в кофейничке сварить кофе, в маслобойной кадочке взбить масло, на игрушечной мельнице смолоть муку, а в маленькой печке приготовить пирожное. Подобные изделия, изготовленные на заграничных мануфактурах, доступны были немногим[106]. Вот и брались русские литераторы описывать чудо-игрушки. Детский писатель В. Бурнашев подробно описал содержание игрушечного магазина, на полках которого собраны полезные игрушки для мальчиков (солдатики, конное снаряжение и кораблики) и кукольное хозяйство для девочек[107]. Бурнашев интересовался сельским хозяйством и экономикой, так что его увлечение идеей полезных игрушек было вполне искренним. Во второй половине XIX века игрушки для детского труда (как они стали называться) получили широкое распространение.
Все виды полезных игрушек четко делились по гендерному принципу: мальчики обучаются в игре мужским обязанностям, а девочки – женским. В популярной русской «Азбуке» А. Дараган описан типовой набор рождественских подарков. «Под елкой, на большом столе, накрытом белой скатертью, будут лежать разные игрушки: солдаты, барабан, лошадки для мальчиков; а для девочек коробка с кухонной посудой, рабочий ящичек и кукла с настоящими волосами, в белом платье и с соломенной шляпкой на голове»[108]. Несколько иным выглядит гендерный набор полезных игрушек в книге для чтения А. Пчельниковой. Мальчику предлагается заняться мирными делами (верховая езда, строительство), а девочке – хозяйством и шитьем. «У Сережи была прекрасная лошадка на колесах, с английским седлом, на котором он любил катать свою сестру и сам преважно разъезжал по комнате. У Лизаньки было полное хозяйство: кухонная посуда, фарфоровые сервизы, столовый прибор и пр. Игры у них были вот какие: Сережа бывал иногда каменщиком, а иногда архитектором. Лизанька все больше занималась шитьем. Сережа строил и перестраивал домик, а домик этот раскладывался на маленькие части, которые все плотно приходились друг к дружке и были точно как настоящие кирпичи. Лизанька перебирала в маленьком комоде вещи своей куклы и рассматривала, не нужно ли пришить где-нибудь тесемочку или заштопать дырочку. Сегодня они делали бал, и Лизанька сама приготовляла пирожное, так как у наших маленьких друзей была крошечная печка»[109]. Мальчики стремятся получить знания и берутся наставлять своих младших сестер, занятых тесемками и пирожными. Смущенные сестры винятся в незнании азов материальной культуры: «Мне очень стыдно! Но ведь я все училась дома, мне и не приходило в голову подумать, откуда привозится все к нам, как и кто все делает. Да и могло ли мне прийти в голову, например, любуясь красивыми шелковыми материями или кушая вкусный хлеб, что все это приготовлено руками тех, на вид таких грубых, неученых, в запачканных тулупах мужичков, от которых я всегда старалась быть подальше, которых боялась почему-то!»[110]
На фоне национального пейзажа представлен набор игр для воспитания русских дворянских детей обоего пола (Дараган А. Елка. Подарок на Рождество. Азбука с примерами постепенного чтения. СПб.: тип. Вт. отд. Его Имп. Величества канцелярии, 1846)
Гендерная определенность не всегда соответствовала подлинным интересам детей: мальчики были не прочь поиграть в кукольную посудку, а девочки мечтали о сабельках и лошадках[111]. Дочь Михаила Сперанского Лиза жаловалась в письмах отцу на гендерную кабалу. Опальный министр утешал свою дочь: «Запрещено тебе желать быть мальчиком, ты рождена именно для того, что быть моею Елизаветою, и десять мальчиков за сие я не возьму»[112]. По поводу же всевозможных ограничений, которыми обставлена жизнь девочек, он писал, что это «само по себе часто неправильно и непостоянно, а иногда и глупо, но всегда повелительно».
Для маленьких аристократок «гендерная кабала» в выборе игр оборачивалась приятной забавой с дорогостоящими хозяйственными наборами. Эти забавы описывались в изысканных книжечках, героини которых демонстрировали не только свою хозяйственность, но и модные наряды, подходящие к каждому виду занятий. «Берта, эта добродетельная девочка, получила от своей тетиньки в подарок маленькую кухню, в которой находятся сковорода, горшки, чумичка, терка, треножник, решето и все необходимые вещи для кухни»[113]. На игрушечной кухне Берта, одетая в платье с кружевом, готовит угощение для своих подруг. «Маленькая Эрнестина с розовыми щечками имела маленький кофейный сервиз, состоящий из ящика, кофейной мельницы, кофейника, молочника, сахарницы и шести чашек. Она его получила от маменьки в день Рождества Христова»[114]. Эрнестина приглашает девочек к себе в гости на чашечку кофе. Маленькая Флора, в белом платье с высокой талией, обшитом цветной лентой по подолу, взбивает в маслобойной кадочке масло и накрывает в беседке завтрак с молоком и свежеиспеченными булочками. Возможно, эти булочки испечены из муки, которую смололи мальчики на игрушечной мельнице[115].
Описания игрушечных хозяйств в детских книгах знакомили девочек с материально-предметным миром и позволяли привлечь внимание родителей к полезным игрушкам[116]. С этой целью А. Ишимова поместила в журнале «Звездочка» рассказ «Кухня маленькой Миночки». На Рождество девочка получила в подарок игрушечную кухню. В ее состав входили посуда, печка, очаг, таганчик с котелком, кастрюльки, шкафик, вилки, ложки, жестяные фонари, кухонный стол, полки, на стенах гвоздики для посуды, сковороды и многое другое. На игрушечной кухне Миночка готовит жаркое и печет пирожные.
Умилительный рассказ об игрушечной кухне Ишимова относила к разряду полезной литературы по домоводству. Выбор такой литературы был невелик, в основном переводились немецкие издания. Со временем появились детские пособия по хозяйству и кулинарии, оформленные как приложения к кукольной игре. Они представляли собой малоформатные книжечки с изображениями кукол и играющих детей. Опубликованные в них рецепты позволяли приготовить несложные угощения для приема подруг[117].
В детских книгах рассказывалось не только о применении, но и о происхождении хозяйственных предметов. Знание истории материальной культуры, пусть и в пределах домашнего хозяйства, считалось полезным для девочки. Каролинушка «не довольствуется тем, что только знать, что то или другое в хозяйстве употребляется и хорошо вкусом, она непременно хочет иметь познание, отчего оно происходит и как составляется, по сему получает нужные к сему сведения от отца или матери»[118]. Предметом материальной культуры может служить и кукла, при создании которой использовались самые разные материалы и технологии. Мать девятилетней Катерины пользовалась любым случаем, чтобы образовать ум своей дочери. Кукла, подаренная девочке, стала поводом для рассказа о производстве игрушки и изготовлении деталей ее одежды. Тело куклы сделано из тонкого картона (папье-маше) и мягкой ткани, глаза из финифти – разновидности дорогого стекла, окрашенного в различные цвета. Сорочка куклы пошита из батиста, украшенного валансенскими кружевами, юбка из мериносовой шерсти, наряд завершает перкалевый пеньюар. Описание каждого элемента одежды мать сопровождает рассказом об особенностях его производства. Перкаль (коленкор) – это бумажная ткань высшего качества, которая вырабатывается из хлопчатника, выращенного в жарких странах. Чулки и перчатки куклы сделаны из шелка, платье – атласное (далее следует история изготовления шелковых тканей и разведения тутовых шелкопрядов). Ожерелья и браслеты выполнены из искусственного жемчуга (в тексте следует изложение истории добычи жемчуга)[119], шляпка из итальянской соломки (читателю рассказывают способы ее изготовления), а башмаки из сафьяна, то есть окрашенной кожи телят. Сведения о материалах перемежаются рассказами о разделении труда, его оплате и судьбе простых тружеников. Автор напоминает, что те, кто делает дорогие ткани и украшения, ходят в обносках. «Ты не можешь себе представить, милое дитя, какое множество рук и различных промыслов требовало составление наряда этой игрушки»[120]. В отечественных изданиях сообщалось также о том, как русские мастерицы одевают иноземных кукол в швейных мастерских Москвы и Петербурга[121]. «Мы не знаем точно, сколько семейств у нас в Петербурге занимается, почти исключительно, шитьем кукольных платьев, но без сомнения их много, как и во всех больших городах. В Париже 2000 семейств находят в этом занятии средства к пропитанию».
Игрушечная кухня маленькой аристократки (Детские игры и занятия или собрание нравоучительных повестей. М.: тип. Августа Семена при Имп. медико-хирург. академии, 1826)
Еще один познавательный сюжет – сравнение двух типов кукол (мануфактурной и фабричной) – служит поводом для рассказа об истории кукольного производства. Фабричная кукла середины XIX века казалась современникам верхом технического совершенства, в отличие от ее предшественницы полувековой давности. У новой куклы «хорошенькое, свежее розовое личико с прелестными белокурыми кудрями, падавшими ей на плечи, и маленькие ножки в щегольских башмачках»[122] (игрушка одета в костюм нормандки). Лицо из фарфора сияло свежестью красок, прическа была из настоящих волос, глаза выполнены из стекла, а ручки-ножки могли двигаться. Рядом с таким чудом фабричного производства мануфактурная кукла, грубовато сшитая из кожи и набитая опилками, с нарисованными глазами и волосами, казалась убожеством. Но всего полвека назад она считалась изысканной игрушкой, купить которую можно было только в лучших игрушечных магазинах Нюрнберга и Парижа. «У меня была красивая картонная голова, очень красные щеки, очень голубые глаза и великолепная с виду прическа, нарисованная на затылке черной краской. Костюм мой состоял из куска розовой шелковой материи, и оттуда выставлялись мои голые ноги и руки, которые теперь сравнивают с лапами лягушки или жабы»[123].
Юная аристократка – любительница цветов (Там же)
Материально-предметная история куклы не обходилась без призывов к состраданию. Обладательница фарфоровой куклы с сочувствием берет в руки свою старую игрушку. «Большие голубые глаза на полинявшем картонном лице, прежде казавшиеся ей глупыми и мутными, взглянули на нее с выражением такой трогательной просьбы и доброты, что сердце Адриенны наполнилось горячей любовью и, забыв всех нарядных нормандок, она горячо поцеловала старушку», отчего старая ткань порвалась, и из тела куклы посыпались опилки.
Помимо знакомства с материально-хозяйственным миром, игра с куклой приучала девочек к наведению порядка в кукольном хозяйстве, и в этом также была немалая польза от игры. Кукольное приданое, состоящее из множества мелких вещиц, требует неустанного внимания от девочки, ведь вещи должны быть чистыми и лежать на своих местах. И. Кампе наставлял родительниц: «К сему-то должны служить куклы девушкам; то есть оне должны руководствовать их к тому, чтоб, одевая и раздевая своих кукол, приучались они к нужному порядку и опрятности в одежде, а притом и сами без помощи других могли одеваться. Дети должны на своих куклах учиться шить себе платья, белье, уборы и тому подобное, чтобы чрез то научиться самим приготовлять себе нужное»[124]. О том же писали дамы-наставницы: «Известно каждой матери, какую пользу можно извлечь из игры с куклой; привычка складывать платья, первое обращение с иголкой, вкус, все драгоценные сии качества для полу нашего приобретаются играми ими»[125].
О хозяйственных умениях маленькой девочки можно судить по тому, как она ведет кукольное хозяйство: одевает и кормит куклу, расставляет посудку и убирает ее, печется о приданом куклы. «Записки куклы» давали положительные и отрицательные примеры такой игры. Дочери английского негоцианта подарили дорогую куклу, которая могла двигаться, говорить «мама» и ходить по комнатам. В середине XIX века такие куклы были новинкой. Девочка сумела оценить дорогой подарок и окружила куклу заботой («…приходила ко мне, поднимала меня, умывала, утирала чистым полотенцем, сменяла мне белье и одевала меня в другое платье. После этого она наливала чай в маленькие чашечки и готовила мне кушанье из миндалю, орехов, изюму и яблоков»[126]). Одним словом, маленькая Эми была превосходной хозяйкой. Подобное отношение к игре радовало и взрослых: «Так шла наша жизнь в правильном порядке: никому мы не мешали. Никто никогда нас не бранил и все нас любили». Попав в другой дом, кукла оказалась в полном небрежении: новая хозяйка не следила за дорогой игрушкой и отказывалась вести кукольное хозяйство.
Описывая прегрешения бесхозяйственных девочек, моралисты не касались психологии детской игры с ее необязательностью и спонтанностью. Каждому проступку играющего ребенка они придавали нравственное толкование: раз девочка не убирает кукольную посудку, значит, она будет плохой хозяйкой и, в перспективе, плохой женой. Чтобы этой беды не произошло, детские авторы подробно описывали кукольное хозяйство со всем его содержимым и давали советы по его размещению в игрушечных шкафиках и комодах:
1 круглая соломенная шляпа с маленьким белым пером и черными бархатными лентами;
1 зеленый зонтик с ручкой из слоновой кости;
6 пар перчаток;
4 пары полусапожек;
2 шелковых шарфа;
1 горностаевая муфта и воротник.
6 денных рубашек;
6 ночных рубашек;
6 пар панталон;
6 пар юбок с фестонами и кружевными прошивками;
6 пар чулок;
6 платков;
6 ночных чепчиков;
6 воротничков;
6 пар рукавчиков;
2 корсета;
2 фланелевые юбки;
8 полотенец;
Поделиться книгой: