Помоги проекту - поделись книгой:
— А у меня есть другая идея, — сказал Ленька. — Ребята, по-моему, нам надо звать на помощь Седого.
— Верно! — подскочил Димка.
— Седого?.. Какого Седого?.. — недоуменно вопросила Даша. — И что он сможет?
— Все сможет. Седой есть Седой, — чуть не хором ответили три друга.
Их вера в Седого была святой и беспрекословной.
— В любом случае, — добавил Юрка, — он даст какой-нибудь дельный и разумный совет. С ним не пропадешь.
— И он умеет опасность чуять, — сказал Димка. — Если он скажет, что из этой квартиры надо уходить — уйдем. Скажет, что можно остаться — останемся.
Даша развела руками.
— Что ж, если вы так считаете… Но что он сможет сделать, если к нам вломятся бандиты… Или, наоборот, придут с обыском, и начнут вопросы задавать, а я не буду знать, как отвечать, чтобы невольно не придать отца…
— Как ты можешь его предать, если он не сделал ничего плохого? возразил Юрка.
Даша рукой махнула.
— Сам понимаешь, о чем я…
Да, друзья понимали, хотя это было понимание, идущее «из нутра», которое четко, в словах, они, наверно, не очень сумели бы объяснить. Если пытаться изложить это, глядя из нынешнего времени, больше четверти века спустя, опираясь на весь пережитый и накопленный опыт и на то осознание минувшей эпохи их детства, которое пришло к ребятам, когда они стали взрослыми, то можно было бы объяснить приблизительно так: «профессор Плейшнер» явно был иностранцем, а в те времена любые не разрешенные сверху контакты советских людей с иностранцами рассматривались чуть ли не как преступление. Мол, мало ли какую идеологическую заразу эти иностранцы занесут и мало ли о чем порасскажут, насчет западной жизни. «Железный занавес» на то и назывался «железным». (Здесь отец заржал, замахал руками и сказал: «А хитрый Юлиан Семенов… Знаешь, какую фразочку он загнул в романе о том, как Штирлицу поручили помешать Китаю создать атомную бомбу мы потом все-таки прочли этот роман? Штирлиц там говорит: „Китайское руководство хочет возвести вокруг страны железный занавес, но это ведь чепуха! Железный занавес может существовать только до тех пор, пока у китайского народа мало радиоприемников.“ С каким удовольствием мы ловили тогда подобные примочки!») Дашин отец осуществлял эти контакты явно втихаря — и это при том, что он, по меньшей мере, был связан с закрытыми учреждениями ЦК, то есть для него такие контакты были преступлением вдвойне! И если даже он руководствовался самыми хорошими намерениями и цель у него была самая благая — на пользу стране, ему бывсе равно не поздоровилось.
— Вот Седой и надоумит, как надо отвечать, если будут спрашивать, сказал Ленька. — Кто за ним побежит?
— Ты беги, — сказал Юрка. — Вы с ним как-то лучше всего контачите.
— Да, лучше всего тебе за ним сгонять, — поддержал Димка.
— Тогда я помчался, — сказал Ленька. — Постараюсь найти его как можно быстрее.
И он помчался во весь опор — прохожие только удивленно оглядывались. До своего квартала он добрался за рекордное время — пятнадцать минут. Чемпион мира по бегу позавидовал бы. Правда, там ему пришлось остановиться и отдышаться, и кое-как утереть совсем застилавший глаза пот.
После чего он отправился выглядывать Седого — которого, как было сказано в начале повести, ещё называли Принцем, и который действительно был принцем волшебного королевства в несколько кварталов: принцем, уважаемым и где-нибудь в тридесятом королевстве, аж за Проломным проездом или за Ленинской Слободой.
Седого он нашел в беседке, в соседнем дворе. Держа в руках воображаемую гитару, Седой напевал компании из двух парней и трех девиц:
— Поняли? — спросил он. — Тут вот такой аккорд берешь, ну, представляешь, как бы там-ты-рым-пам! — и он пропел дальше, с задушевной такой интонацией:
— Привет, Ленька! — прервал он пение. — Чего тебе?
— Можно тебя на секунду? — сказал Ленька. — Разговор есть.
— Разговор или проблема? — прищурился Седой.
— Проблема, — чуть замявшись, сказал Ленька.
— Так! — Седой не вышел из беседки через вход, а легко перемахнул через перила. Повернувшись к компании, он помахал всем рукой. — Если задержусь, не ждите меня! У этих пацанов быстрых проблем не бывает!
К тому времени Седому уже исполнилось шестнадцать лет, он учился не в дневной школе, а в вечерней, для рабочей молодежи, днем слесарил на заводе и старался держаться посолидней. Но как он ни сдерживал себя — то и дело из него фонтанировала легкая, как шампанским кружащая голову, удаль.
— Так во что вы опять вляпались? — спросил он, отходя с Ленькой подальше, чтобы их никто не слышал.
— Долго рассказывать, — ответил Ленька. — В общем… в Штирлица. И, знаешь, Седой, похоже, на этот раз мы вляпались ещё серьезней, чем в предыдущие разы.
Седой нахмурился.
— Пой подробности! — сказал он, шаря в кармане своего темного пиджака. Он искал сигареты, и при этом наполовину вытянул почти полностью поместившуюся в боковом кармане книжку. Ленька успел разглядеть название: «По следам человека со шрамом». Седой вытащил сигарету — он курил крепчайшие кубинские сигареты без фильтра, которыми Москва в те годы была завалена — и, как всегда, облизнул её, прежде, чем закурить: кубинцы делали папиросную бумагу из сахарного тростника, и бумага была сладкой.
Ленька стал рассказывать, стараясь излагать все как можно короче и яснее. Видно, у него получилось, потому что Седой, заслушавшись с первых слов, не сразу раскурил сигарету, и лишь потом, спохватившись, что так и мнет её в руке, вставил её в зубы и чиркнул спичкой. То ли от всполоха спички, резко поделившего скулы Седого на область света и область теней, то ли ещё отчего, но лицо Седого, показалось в этот момент напряженным и помрачневшим.
— …И вот, — закончил Ленька, — мы решили обратиться к тебе за советом, что делать, потому что, сам понимаешь, нельзя девчонку в беде бросать.
— Нельзя, — согласился Седой. И вздохнул. — Да что ж, только вот, за способность у вас такая, влипать невесть куда? То на ульяновскую шпану напоретесь, то в валютчиков влетите… Но это, ты прав, похлеще прежнего будет. Ладно, пошли.
— Ты пойдешь туда?.. — Ленька поверить не мог от радости.
— Пойду, конечно! — буркнул Седой. — Вы эти классные «опели» видели, а я что, рыжий? Да и на квартиру этого Штирлица интересно посмотреть. Хотя, конечно… Ладно, веди.
Ленька повел его. Седой некоторое время молчал, потом заметил.
— Ну, Димка, конечно, наврал вам.
— Наврал? — удивился Ленька.
— Не про все, конечно. Но про этот разговор — точно. Если б продавец и говорил со знакомым разведчиком, что вот, мол, с вас Штирлица списали, то не в тех бы словах был такой разговор и не в таком месте. Это Димка придумал, чтобы вас побольше накрутить. Да это пустяки… Вот все другое… Ничего, справимся.
И он опять примолк, потом, в задумчивости, стал напевать вполголоса:
— Кстати, — сказал он. — Человек, который эту песню написал, Юрий Визбор, он в «Семнадцати мгновениях весны» Бормана играет, — Седой вытащил из кармана книжку и показал Леньке фотографию, помещенную ближе к верхнему правому углу обложки.
— Это Визбор? — не понял Ленька.
— Нет, это Борман. Это документальная книжка, но поубойней любого детектива будет. Про то, как пытались установить, действительно Борман погиб при взятии Берлина или сумел бежать, оставив труп похожего на него человека в своей машине. Труп-то весь обгорел, а Борман был самым хитрым из всех нацистов и к тому же неофициальным казначеем нацисткой партии. Если он сбежал, то в его распоряжении оказались не миллионы даже, а миллиарды… В библиотеке всего Юлиана Семенова растащили, а тут эта книжка попалась. Ну, интересно мне стало, как все было на самом деле. Ведь главный-то поединок Штирлиц ведет с Борманом, а даже не с Мюллером, просто этот поединок тише проходит… А Визбора взяли из-за внешнего сходства. Видишь, как бывает? Лицом похожи, а по сути разные. Визбор написал и «Солнышко лесное», и «Московский трамвай», и «Вставайте, граф», и ещё столько отличных песен, что закачаешься.
Он опять примолк на какое-то время, потом стал напевать уже из Высоцкого:
— А вообще, — сказал он, вдруг резко оборвав пение, — я пока что вижу две зацепки. Эти «опели»-двойники и Аргентина. Хотя, может быть, Дрезденская галерея тут тоже к месту.
— То есть? — спросил Ленька. — Ты до чего-то догадался?
Седой мотнул головой и выкинул окурок.
— Пока ни до чего. Просто, говорю, весело будет, если эта книжка про Бормана мне в самую жилу попалась, в самое вовремя… Куда теперь?
— Вот сюда, — Ленька ввел его во двор, и Седой некоторое время простоял перед «опелями» как зачарованный, любуясь ими без стеснения. Он даже потрогал дверцы, похлопал по капоту и багажнику. Потом он кивнул Леньке:
— Пошли, — а по пути к подъезду обронил. — Вот будет здорово, если её отец уже вернулся. То-то идиотами все мы будем выглядеть, включая меня.
Они поднялись, позвонили в дверь. Им долго не открывали. Потом послышался приглушенный голос:
— Кто там?
— Да мы это, мы, — отозвался Ленька. — Я и Седой.
Дверь отворилась, Седой вошел, и Даша уставилась на него во все глаза. Видно, за время Ленькиного отсутствия Юрки и Димка успели нарассказать ей про Седого всякие чудеса.
Трудно сказать, разочаровал её Седой после этих восторженных описаний или нет. Был он невысокого роста, хоть и ладно сложен, лицо ничем особенным не выделялось, хотя и было открытым и привлекательным. Чтобы «проникнуться» Седым, надо было видеть его в движении, в общении: в каждом его слове, в каждом жесте, в каждом повороте головы или тела ощущалась аура почти завораживающей мужской силы. По-настоящему мужской, то есть — доброй.
— Привет, — сказал Седой. — Меня зовут Андрей Волгин, но все меня Седым кличут, можешь и ты так называть. А что вы так долго не открывали? Какие-нибудь незваные гости до вас ломились или вы обсуждали, какие ужасы могут приключиться и дофантазировались до того, что сами себя запугали до смерти?
— Мы… — Даша замялась. Похоже, Седой попал в самую точку. — Мы решили проявлять осторожность.
— Молодцы, — кивнул Седой с таким видом, что невозможно было понять, иронизирует он или говорит всерьез: этакий хмурый кивок «рабочего человека», который кивает детям, не слушая их, лишь бы вопросы задавать перестали. — А на ружья поглядеть можно?
— Конечно! — сказала Даша. — Проходи.
Седой прошел в гостиную, внимательно осмотрел каждое ружье.
— Ладно сделаны, — похвалил он.
Неспешная серьезность, с которой он осматривал казенные части, стволы и приклады, делала его чем-то похожим на старых мастеровых, дотошных и знающих, и даже на нем померещился на миг кожаный фартук, и больше всего это было сходством с лесковским Левшой, великим умельцем, подковавшим блоху и осматривавшим английские ружья, чтобы потом без толку добиваться до государя императора: «Государь! У англичан ружья не испорчены, потому что их кирпичом не чистят! Прикажите и в русской армии перестать чистить ружья кирпичом, иначе мы англичанам любую войну проиграем!..» Ну, все помнят, конечно, что сделали с Левшой, за то, что «полез не в свое дело». Да не о том сейчас речь.
Седой хмыкнул.
— Соблазно, конечно, — он так и сказал: «соблазно», — зарядить эти ружья, на случай визита дурных гостей, чтоб отбиваться, но мы этого делать не будем. Доэкспериментировались уже, хватит.
Он покосился на Димку, и Димка слегка покраснел, а Даша хихикнула. Ленька понял, что за время его отсутствия друзья успели рассказать Даше кое-что о прошлых приключениях «Трех Ботфортов». В том числе, и об опытах Димки с огнестрельным оружием.
— Он, оказывается, такой же сумасшедший, как этот… — она кивнула на Юрку. — Воздушный гимнаст! Только про этого, — она указала на Леньку, — я ещё ничего жуткого не знаю, но подозреваю, что и он такой же, иначе бы не был в одной компании. Честное слово, знала бы, какие они психи — ни за что бы с ними не связалась.
— Ну… — Седой отомкнул затвор одного из ружей и теперь глядел стволы на свет. — Я думаю, что связалась бы, и ещё как! Только такие психи, как они, могли подвернуться у тебя на пути в самый нужный момент и прийти на помощь. «Нормальные» ребята слиняли бы.
— Выходит, ты тоже псих… раз не линяешь? — с любопытством спросил Димка.
— Выходит, тоже… — спокойно кивнул Седой. — Да и она с сумасшедшинкой, точно, иначе бы не спелась с вами за один секунд… Ладно, пошли, посмотрим дальше.
Он прошел на кухню, ребята — за ним.
— Это, значит, была вазочка? — спросил Седой, наклоняясь над осколками. — Да, жалко. А кот Васька, значит, вот так драпал? — он вдруг повернулся к Даше. — В вазочке была вода?
Даша нахмурилась, вспоминая.
— Чего тут долго вспоминать? — сказал Седой. — Если осколки лежали в луже — значит, вазочка стояла с водой. Если пол остался сухим — воды не было.
— Не было воды — сухой был пол! — чуть не в один голос сообщили все ребята.
— Угу… — Седой, похоже, был этим не очень доволен. — Хотя, да…
И он без дальних слов направился в прихожую — и стал её тщательнейшим образом осматривать.
— Что ты ищешь? — спросила удивленная Даша.
— Клочок кошачьей шерсти — хотя бы несколько волосков. Если найду, то…
— То — что? — спросил Ленька.
— То все встанет на свои места. Вы тоже можете поискать. Я думаю, скорее всего или вот за этой тумбочкой для обуви, или за вешалкой, ближе к двери. Нет, искать уже не надо — я сам нашел! — он выпрямился, держа в руке несколько кошачьих волосков, потом внимательно осмотрел стену возле того места, где эти волоски ему попались. — И это сходится… Поглядим дальше.
Он вышел из квартиры, поднялся на последний, пятый этаж, стал осматривать лестничную клетку. Ребята двигались за ним, держась на расстоянии метра в два, чтобы ему не мешать.
Седой поднялся к двери на чердак, подергал её. Она была заперта. Он осмотрел закуток перед этой дверью, покивал сам себе. Наклонился и что-то поднял. Потом он опять спустился на лестничную клетку, ещё раз осмотрел подоконник. Когда он повернулся к ребятам, им показалось, что лицо у него довольно мрачное.
— Должна быть ещё одна странность, которую мы упустили, — сказал он. Я-то обязан был сразу сообразить и посмотреть… У вас в доме есть цветы?
— Есть, — ответила Даша. — Герань в горшках, и ещё кое-что… И в моей комнате стоит букетик, я сама в офицерском парке набрала.
— Пойдем, посмотрим. Если с цветами что-то не так — то картинка ясная.
Друзья вернулись в квартиру — недоумевая, куда клонит Седой и что такого особенного он заметил. Но одно они знали твердо: Седой не ошибается, и ничего у него не бывает просто так!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ВЗЛОМЩИКИ
— Вот, — Даша провела друзей в свою комнату и показала на букетик, стоявший на её письменном столе. Стол был чистеньким, прибранным, почти пустым, учебники и тетрадки — аккуратной стопочкой на уголке. У ребят никогда таких столов не бывало! У Леньки, например, стол не только был захламлен до упаду, но и в нескольких местах паяльником прожжен.
— Ноготки и садовые фиалки, да? — Седой покачал головой.
— Что тебе не нравится? — спросил Юрка.
— Только то, что они — не из тех цветов, которых обязательно надо ставить нечетное количество, поэтому нет смысла их пересчитывать. Ладно, посмотрим дальше.
В кабинете Дашиного отца обнаружились два горшка с геранью, о которых Даша упоминала, а также комнатная роза — из тех, что с «уменьшенными» листьями и цветками и часто обвиты вокруг подпорок, воткнутых в горшок.
— А вот это уже интересно, — сказал Седой. — Смотрите, один цветок срезан.
— И правда! — воскликнула Даша. — Я-то не обратила внимания.
— Немудрено, — спокойно заметил Седой. — Теперь пошли искать этот цветок на кухне.
Поделиться книгой: