— Не разговаривали с ней? — снова спросил Антон.
— Да ну ее! Побоялся, развернул коня и галопом — в Выселки. Даже обедать дома не стал.
— Какие же деньги Аксенова искала?
— В этом мы с ней кое-как разобрались. Нынче весной, когда Леонид Николаевич продал «Ниву», он показывал Изольде полный портфель денег, но о том, что отдал эти деньги в колхозную кассу за «Беларусь», ни слова не сказал. Под конец ночного разговора Изольда вроде протрезвела, успокоилась… — Ложников покосился на Сергея. — А недавно примчался в Выселки председатель и оглушил меня, дескать, повесилась…
— Если один портфель Леонида Николаевича хранился у вас с осени прошлого года, значит, у него был другой, такой же? — спросил Антон.
— Не было, — вместо Ложникова ответил Сергей. — Когда Водорьяпов ездил продавать «Ниву», он у меня брал. У нас с ним одинаковые портфели были.
На вопрос о немецкой винтовке Ложников ничего сказать не мог. Он никогда не охотился.
Проводив Виталия к следователю, чтобы тот запротоколировал его показания, Антон повернулся к Сергею, сел рядом с ним на скамейку и сказал:
— Вот теперь выкладывай свою «разгадку» с портфелем.
— Она проще пареной репы, — быстро заговорил Сергей. — Анна Ивановна блестяще надула начальника милиции с помощью Водорьяпова. Дело происходило так… Когда Кролов нагрянул в колхозную контору, мы с Водорьяповым разговаривали в коридоре. В правой руке Леонид Николаевич держал тот самый, его собственный, черный портфель. Не успели обэхээсники войти в бухгалтерию, оттуда выскочила Клепикова с пачкой документов. Сначала сунулась к двери участкового, но быстро передумала и, покосившись на Водорьяпова, нырнула в кабинет зоотехника Баранова. Через какую-то секунду вышла из кабинета с пустыми руками и раскричалась до истерики. Я стал успокаивать Анну Ивановну, а Водорьяпов внезапно вспомнил, что ему надо перед отъездом что-то срочно спросить у Баранова, и зашел к зоотехнику. Там, видимо, и сунул в портфель подшивку с нарядами. Странно, почему он не отдал документы в бухгалтерию, когда все затихло…
— Баранова надо вызывать, — сказал Антон.
— Он же на летнем пастбище. Это в тридцати километрах от Караульного. Собирался там пожить с пастухами, телят полечить.
— Организуй, чтобы завтра был здесь.
— Организую…
Глава 13
Антон Бирюков, Лимакин и Слава Голубев остались ночевать в Караульном. В шесть утра, разбуженный занудливо пискливым карманным будильником «Луч», Сергей громко скомандовал подъем.
День, как и предыдущие, выдался отличным, без единого облачка. Громко отфыркиваясь, умывались во дворе колодезной водой, от которой, по словам Сергея, бодрость наступает лучше, чем от кофе. Вскипятив чайник, по-холостяцки наскоро позавтракали хлебом с домашним маслом, и все четверо отправились в колхозную контору. Возле конторы участковый инспектор разговаривал с моложавой женщиной в белом халате. Лицо женщины показалось Антону знакомым.
— С кем это Андрюша?.. — спросил он Сергея.
— С фельдшерицей нашего медпункта Марусей Лыковой. Забыл? Соседка Водорьяпова, понятая при обыске его квартиры.
— Издали не узнал. Кстати, не забудь послать нарочного за Барановым.
— Я склерозом не страдаю.
— Это хорошо. Клепикова когда на работу приходит?
— Обычно к девяти часам. Сейчас Анна Ивановна или на своей пасеке-кормилице с пчелками шаманит, или Макарычу в больницу харчи повезла.
— Она даже пчелами сама занимается?
— Я тебе говорю: мужик в юбке.
— Манаева где найти?
— Иван Данилыч охраняет склад горюче-смазочных материалов. Ночью — в сторожке спит, днем — дома отсыпается.
— Тяжелая работа, — усмехнулся Антон. — Тимофей Слабуха мне тоже сегодня понадобится.
— Чекист обещал к восьми подойти, чтобы узнать окончательное решение Ложникова насчет совместной аренды.
— У тебя кабинет долго будет занят?
— Проведу утреннюю планерку, и можете занимать. А пока в кабинете участкового поработайте.
— Там слышимость, как в филармонии.
— Баранова нет, через стенку подслушивать некому.
Разговаривая, подошли к конторе. Участковый в ответ на приветствие козырнул и сразу указал взглядом на фельдшерицу:
— Мария вот интересное об Аксеновой знает…
— Ну чего там интересного! — вроде испугалась Лыкова. — Ничего я не знаю, всего лишь предполагаю.
— Для следствия и предположения интересны, — сказал Бирюков и пригласил Лыкову вместе со всеми зайти в кабинет участкового.
В начале беседы Лыкова то ли смущалась, то ли чего-то побаивалась. На вопросы отвечала сбивчиво. Антон не торопил, и в конце концов Мария заговорила смелее. Рассказанное ею на самом деле представляло большой интерес.
…Вечером после обыска в квартире Водорьяпова Изольда Аксенова приходила к Лыковой домой. Сначала посокрушалась о несчастье. Потом стала расспрашивать Лыкову, не появлялись ли у Леонида Николаевича накануне убийства неизвестные люди. Лыкова ответила, что не видела никого, кроме своих деревенских. Тогда Изольда заговорила об обыске, мол, чего следователи искали в квартире Водорьяпова и что нашли? Особенно интересовалась, сколько наличных денег обнаружили у Леонида Николаевича и сколько на сберкнижке. Ну а больше всего Изольду интересовал какой-то черный портфель…
— Что вы рассказали Аксёновой? — спросил Антон.
Лыкова чуть помялась:
— О сберегательных книжках, которые нашли в тайнике под книгами, и о наличных деньгах я, честное слово, не сказала Изольде. Меня ведь предупреждали перед обыском, что распространяться об этом на людях не нужно. Ну а о черном портфеле что я вообще могла сказать, если его не было.
— И Аксенова прекратила расспросы?
— Нет, она долго про портфель выпытывала. Даже спрашивала, мол, в ту ночь, когда убили Водорьяпова, не утащил ли кто портфель тайком из квартиры? Ну я ответила, что ничего подозрительного в соседней квартире не слышала. «Но куда же подевался портфель, если следователи не нашли его?» — снова спросила Изольда. «Наверное, сам Леонид Николаевич к кому-то унес». — «К кому, Маруся?» — «Да, возможно, тому же Виталию отдал. Леонид Николаевич с Виталием теперь на совместной аренде». Это я предположительно сказала насчет Ложникова, но Изольда, подумала-подумала и тоскливо говорит: «Витя, конечно, ни копейки мне не отдаст, а я ведь, откровенно говоря, много лет была неофициальной женой Ленечки. Совместные планы у нас с ним были. Но как теперь доказать мое право на наследство?» Посидела молча еще с минуту, попросила таблетку снотворного и ушла.
— Раньше она часто к вам приходила?
— Когда при Манаеве с выпивкой было свободно, ни разу не заглядывала. А как только новый председатель запретил пьянство, иногда прибегала по вечерам. За снотворным. По-моему Изольда настолько втянулась в алкоголь, что без спиртного не могла заснуть… — Лыкова робко глянула в глаза Антону. — Я об этом сужу еще и по словам Леонида Николаевича. Однажды, помню, спросила его: «Чего вы, такой интересный непьющий мужчина, бобылем живете?» Он вроде удивился: «На какой невесте здесь жениться?» — «Да хотя бы на Изольде Аксеновой, — говорю. — Вон какая энергичная женщина! Молодая, красивая, веселая. Куда вам еще лучше невесту?» Водорьяпов захохотал: «Изольда все пропьет, гармонь оставит, танцевать меня заставит. А я под чужую дудку плясать не умею».
— О самоубийстве Аксенова не заговаривала?
Лыкова задумалась:
— Напрямую — нет, не заговаривала. Так, что-то неопределенное намекала, мол, теперь и без денег, и без мужского покровительства, хоть помирай. Я, помнится, возразила: «О чем говоришь? Живешь без забот, сама себе барыня. Не нравится в деревне — поезжай в город. Там мужиков — располным-полна коробушка. Только глазом подморгни — инженера подцепишь или кандидата наук. Я вон своего; алкаша с треском выгнала, с двумя ребятишками осталась и то нюни не распускаю». Изольда вздохнула: «Если б у меня ребенок был, может и я бы какую цель имела; А так — живу, словно кукушка. Только небо куревом копчу. Тоска зеленая — не жизнь». Вот такой разговор еще состоялся. Однако ушла Изольда от меня, хотя и невеселая, но не сказать, чтобы совсем уж горем убитая. Ни за что бы не подумала, что она такое отмочит…
Закончив писать протокол, Лимакин облегченно пошевелил уставшими от напряжения пальцами и протянул Лыковой два стандартных листа:
— Прочитайте, Мария, внимательно. Если нет возражений, подпишите.
Лыкова быстро прочла протокол, молча расписалась и глянула на Антона:
— Честное слово, больше ничего не знаю.
— И на этом спасибо, — сказал Антон.
Когда фельдшерица вышла из кабинета, Лимакин, словно размышляя, заговорил:
— С гражданкой Аксеновой, по-моему, все ясно: лопнувшая, как мыльный пузырь, розовая мечта о красивой жизни в Крыму, алкогольная горячка и… петля на шее. Зато по убийству Водопьянова-Водорьяпова чем дальше, тем глубже в дебри влазим…
— Коллективом, Петя, из любых дебрей выберемся. Коллектив — это… — оптимистично начал глядевший в окно Слава Голубев и вдруг, оборвав фразу, воскликнул: — Игнатьич! Тимофей Слабуха к конторе топает.
— Позови его сюда, — попросил Антон.
Слава, чуть не опрокинув стул, на котором только что сидела Лыкова, устремился в коридор. Вскоре он широко распахнул дверь кабинета и услужливо пропустил впереди себя нерешительно затоптавшегося у порога Слабуху. На этот раз старик был чисто выбрит и совершенно трезв. Только глаза его, как и прежде, смотрели настороженно-угрюмо. Усевшись на предложенный Бирюковым стул, Слабуха недовольно проговорил:
— Мне, ребята, некогда балакать. К председателю по делу зайти надо.
— Постараемся долго не задерживать, — сказал Антон. — Нам, Тимофей Григорьевич, хотелось бы получить у вас консультацию по немецкой винтовке. Что это за штука такая?
Слабуха нахмуренно уставился в пол:
— Я не оружейник, чтобы по таким вопросам консультировать следователей.
— Но говорят, вы хорошо в оружии разбираетесь.
— Говорят, в Москве кур доят, — пробурчал старик, однако тут же добавил: — Когда помоложе был, разбирался. Теперь и глаз не тот стал, и руки, как крюки. А в чем дело?
— Дело серьезное, Тимофей Григорьевич… — Антон помолчал. — Экспертиза показала, что Водорьяпова убили из винтовки немецкого образца.
Слабуха еще больше нахмурился:
— Откуда в нашей глухомани такое оружие взялось?
— Вот и мы над этим головы ломаем. Может, после войны кто-то из демобилизованных завез?..
— Винтовка — не иголка, чтобы ее незаметно в такую даль привезти.
— Но ведь немецкий бинокль вы привезли…
— То бинокль. Такую трофейную ерунду разрешалось демобилизованным брать. Одежду, фотоаппараты или другую житейскую дребедень тоже брали. Что же касается оружия, было строжайшее указание: сдать все до последнего пустяка.
— Куда вы дели тот бинокль? — не давая собеседнику слишком далеко уклоняться, спросил Антон.
— Манаев выцыганил всего за сто рублей до хрущевской реформы. Иван Данилыч тогда лосей крупно промышлял.
— Тимофей Григорьевич, с какого расстояния обычно стреляют лося? — поинтересовался Антон.
— Это от формы пули зависит, — ответил Слабуха. — Круглая пуля уверенно бьет на дальности до шестидесяти метров. А ежели взять жакан, то можно завалить самого матерого сохатого метров с семидесяти и даже поболее.
— Кроме дальности, чем удобна та или иная пуля?
— Круглой удобно стрелять в зарослях кустарника или камыша. Она не отклоняется, когда зацепит ветки, и не меняет своей формы при этом. А жакан хорош тем, что при ударе в зверя разворачивается и увеличивает поражение. Однако из-за этого же свойства жакановские пули непригодны для стрельбы в кустарниках и других зарослях. Они рикошетят, ударившись об ветки, и улетают в сторону от цели.
— А винтовочные?
— В густом кустарнике винтовочная пуля тоже может срикошетить, но зато дальность стрельбы из винтовки не сравнить с ружейной. Когда у охотника точный глаз да винтовка пристреляна, можно и за сто пятьдесят метров сохатого уложить.
— Значит, с винтовкой удобнее промышлять лося? — спросил Антон.
— Это и ежику понятно.
— А почему самодельные свинцовые пули применяют при стрельбе лосей из винтовок?
Слабуха усмехнулся:
— Ну, когда нет боевых патронов, то приходится свои делать. Тут надо только выверить точную норму пороха да вес пули, чтобы убойную силу не потерять.
— Выходит, для той же немецкой винтовки можно самому сделать патроны?
— Невозможного ничего нету. У немецкого патрона лишь одна закавычка. Капсюльное отверстие у него по диаметру меньше нашего. Стало быть, наш отечественный капсюль в немецкую гильзу не вгонишь, ежели не расширить для него место.
— Как это сделать?
— На токарном станке можно расточить отверстие… — Слабуха словно осекся.
— Вам приходилось растачивать? — заметив его «оплошку», быстро спросил Бирюков.
Старик затянул с ответом, но все-таки сказал:
— Давно было, еще в пятидесятые годы. По просьбе Манаева растачивал десятка полтора немецких гильз. Тогда я токарничал в мехмастерской, ну и… чего душой кривить, не смог отказать председателю колхоза в таком пустяке.
— Значит, Манаев уже в пятидесятые годы постреливал такими патронами? — еще не веря в удачу, опять спросил Антон.
Слабуха угрюмо хмыкнул:
— Ежику понятно, что не для елочных игрушек Иван Данилыч готовил те гильзы.
— Тимофей Григорьевич, — внезапно заговорил Слава Голубев, — помните; лет десять назад вы угощали меня зайчатиной и мы долго беседовали о винтовках?..
Старик исподлобья глянул на него:
— Ну, припоминаю.
— Что ж вы в тот раз мне этого не рассказали?
— Ты о патронах не спрашивал. Тебе хотелось узнать, у кого из карауленцев есть немецкая винтовка, а я таковой в Караульном не видел.