Как футбол объясняет мир

Еврейские команды исповедовали не венгерский, австрийский или немецкий национализм, а сионизм. Задолго до того как Адольф Эйхман заставил евреев нашивать на одежду шестиконечные желтые звезды, некоторые из этих команд одевали своих игроков в сине–белую форму (цвета Израиля) со звездой Давида на футболках. Их названия на иврите — «Хагибор» («Герой»), «Бар Кохба» (вождь восстания иудеев против римлян во II веке н. э.), «Хакоах» («Сила») — носили недвусмысленный националистический оттенок.

Эти клубы являлись продуктами политической доктрины. Представители еврейской элиты были убеждены в том, что спорт вообще и футбол в частности защитят их от проявлений антисемитизма. Полемист Макс Нордау, один из отцов–основателей сионизма, разработал политическую доктрину «Muskeljuden–tum» («мускульный иудаизм»). Он утверждал, что жертвы антисемитизма страдают от болезни, называемой им «Judendot» («еврейское горе»). По его мнению, жизнь в грязных гетто делала евреев слабыми и нервными. «На узких улицах гетто, — писал Нордау, — мы разучились ходить бодрой походкой; в погруженных во мрак домах, куда не проникают солнечные лучи, мы привыкли нервно моргать; из–за постоянного страха преследований мы стали говорить тревожным шепотом». Для того чтобы противостоять антисемитизму и искоренить «Judendot», евреям нужно было просто возродить физическую культуру. Им нужно было стать сильными. Нордау прописывал «мускульный иудаизм» в качестве лекарства от «еврейского горя». Он писал: «Мы хотим сделать слабое тело еврея здоровым, могучим и подвижным». В своих статьях и лекциях он призывал вкладывать средства в гимнастические залы и спортивные площадки, ибо спорт «укрепляет тело и дух».

«Мускульный иудаизм» отнюдь не был плодом досужей фантазии. Лидеры еврейских общин Центральной Европы услышали призывы Нордау. Из 52 олимпийских медалей, полученных Австрией в период между 1896 и 1936 годами, евреи завоевали 18 – и эта пропорция в 11 раз превышает их долю в населении страны. Наряду с успехами в индивидуальных видах спорта, особенно в фехтовании и плавании, евреи добились большого прогресса и в футболе. В 1910–1920‑х годах евреи составляли значительную часть национальной футбольной сборной Венгрии. На короткое время спортивные достижения евреев сравнялись с их интеллектуальными достижениями. Описание болезненных, слабых евреев, приведенное Максом Нордау, вызывает не самые приятные ощущения и напоминает антисемитскую карикатуру. Возможно, это не случайное совпадение. Сионизм и современный европейский антисемитизм ведут свое происхождение из одного интеллектуального источника. Оба движения зародились на заре прошлого столетия, на волне радикальных социальных изменений, когда европейская интеллигенция ополчилась против ценностей эпохи Просвещения. Ее представители лелеяли научную расовую теорию, почти гомоэротическую озабоченность совершенствованием тела и романтическую идею родины. Никто из них не вспоминал о всеобщем братстве людей — идеале Французской революции.

Но фаза этой антипросвещенческой идеологии, потерпевшей поражение в войне и интеллектуально дискредитированной, давным–давно минула. На протяжении последних 50 лет европейская политика осуществлялась в противоположном направлении, вернувшись в русло рационализма и универсализма.

Вне всякого сомнения, эта идеология лежит в основе Европейского союза. Она предусматривает, что конфликты можно разрешать путем диалога и что общность интересов способна преодолевать самую глубокую вражду.

Эта либерализация мышления не избавила Европу от антисемитизма. Сегодня он распространен так же, как и на протяжении всей послевоенной эры, если не в большей степени. Присутствует он и в футболе. Однако это вовсе не означает, что европейский антисемитизм не претерпел изменений с довоенных времен. Теперь это совершенно другой зверь — уже не столь склонный к убийству, несколько укрощенный в результате глобализации. Благодаря иммиграции африканцев и азиатов евреи перестали быть главными объектами ненависти со стороны европейцев. Эти изменения нашли отражение в перипетиях еврейского футбола. Но прежде чем начать разговор о настоящем, необходимо совершить экскурс в прошлое и рассказать историю венского клуба «Хакоах».

II

В начале прошлого века представители революционных движений левого и правого толка поняли, каким большим политическим потенциалом обладает футбол. Социалистические молодежные клубы выступали спонсорами команд, а фашисты стремились попасть в популярные футбольные клубы. Осознал значение этой игры и небольшой кружок евреев–интеллектуалов в Вене. В эту группу входили дантист, юрист и Фриц Беда–Лернер, либреттист кабаре, который написал «Yes, We Have No Bananas». Они тоже хотели пропагандировать футбол от имени своего движения.

В 1909 году эта группа создала на основе принципов Макса Нордау атлетический клуб «Хакоах». В переводе с иврита это название означает «сила», и тем самым подчеркивалась цель клуба: демонстрация силы. Предполагалось, что клуб сломает привычные стереотипы, но в одном важном аспекте он остался верен им. Раньше любого другого футбольного клуба в мире «Хакоах» вступил в рыночные отношения. Он платил своим игрокам, и платил хорошо — примерно в три раза больше средней зарплаты рабочего. Это высокое вознаграждение в сочетании с идеологической миссией позволило «Хакоах» привлечь в свой состав звезд австро–венгерского футбола. В то время как в клуб принимались только игроки–евреи, тренировали их представители других национальностей, включая англичан, которые привнесли в стратегию игры новейшие разработки.

Концепция «Хакоах» таила в себе определенную опасность. У венских антисемитов, в принципе, не было поводов оскорблять евреев или устраивать с ними потасовки. «Хакоах» давал им прекрасный предлог. Болельщики команд–соперников обычно кричали с трибун его игрокам: «Drecskjude» («грязные евреи») и «Judensau» («еврейские свиньи»). Для защиты игроков «Хакоах» пользовался услугами телохранителей из борцовских и боксерских секций, которые также входили в состав клуба. Самым знаменитым из них был борец Мики Гершель. На фотографиях он напоминает персонаж Чарлза Атласа, а его мускулатура выглядит просто невероятной в мире, еще не знакомом с белковыми коктейлями и анаболическими стероидами. На базе группы Гершеля возникло постоянное формирование — нечто вроде службы безопасности общины, сотрудники которой стояли возле синагог, бросая красноречивые взгляды на потенциальных погромщиков.

Газетные статьи того периода вовсе не создают впечатления, что еврейская команда обладала какими–то особыми талантами. Но в них, тем не менее, встречаются упоминания об энтузиазме ее болельщиков и твердости духа ее игроков. Эти качества особенно ярко проявились в самый великий момент истории «Хакоах». До конца сезона 1924/25 года оставалось три игры, и во время очередного матча игрок команды–соперника столкнулся с вратарем «Хакоах», уроженцем Венгрии Александром Фабианом, когда тот уже схватил мяч. Фабиан упал на руку и так сильно повредил ее, что не мог далее выполнять функции голкипера. Правила того времени исключали возможность замены, при каких бы то ни было обстоятельствах. Поэтому Фабиан — с забинтованной рукой на перевязи — поменялся местами с правым крайним нападающим. Спустя семь минут футболисты «Хакоах» предприняли контратаку. Эрно Шварц отдал пас Фабиану, и тот за девять минут до конца матча забил победный гол, который в итоге принес клубу титул чемпиона.

В определенном смысле «Хакоах» достиг того, к чему стремились его основатели. Представители еврейской элиты, прежде считавшие футбол уделом неотесанных рабочих парней, стали финансировать клуб в надежде на то, что уважение, которое он завоюет среди неевреев, распространится и на них. Ассимилированные евреи, не желавшие до этого признавать или афишировать свою национальную принадлежность, начали заполнять стадион «Хакоах» на 18000 мест во втором районе Вены. Они рассказывали друг другу историю о том, как один нееврей, желавший, чтобы «Хакоах» победил команду — конкурента клуба, за который он болел, кричал: «Вперед, господа евреи!» Американский дипломат Эдмунд Шлехтер, живший в юности в Вене, писал в своих мемуарах: «Каждая победа "Хакоах" становилась еще одним доказательством завершения эры неполноценности евреев в сфере физической деятельности».

Руководство «Хакоах» применяло методы менеджмента, не устаревшие и по сей день. В межсезонье игроки клуба путешествовали по миру — подобно тому как сегодня «Манчестер Юнайтед» укрепляет свой бренд, совершая коммерческие туры по Дальнему Востоку и Америке. Однако «Хакоах» не продавал футболки, а пропагандировал идеи сионизма. Готовясь к визитам, клуб высылал вперед агентов, которые рекламировали «мускульный иудаизм» и распространяли билеты в компаниях, где служили евреи. Они привлекали толпы любопытных, желавших посмотреть на это чудо. В Нью–Йорке «Хакоах» собрал на стадионе «Поло Граунд» 46000 болельщиков. Литовские евреи ехали всю ночь на велосипедах, чтобы увидеть клуб. Такие поездки способствовали повышению уровня мастерства игроков «Хакоах». В матче с лондонской командой «Вест Хэм Юнайтед» они выиграли со счетом 5:1. Правда, некоторые вполне резонно указывают на то обстоятельство, что лондонцы, не принимая всерьез гастролирующих евреев, выставили против них в основном второй состав. Тем не менее, это большое достижение: до «Хакоах» ни одной команде с континента не удавалось победить английский клуб на английской земле — родине футбола.

Успех «Хакоах» имел самые неожиданные последствия. В 1925 году клуб посетил Нью–Йорк, где, на первый взгляд, отсутствовал свойственный Европе антисемитизм. Это произвело столь сильное впечатление на футболистов–евреев, что они начали эмигрировать за океан в массовом порядке. Лишившись в течение года девяти лучших игроков, менеджеры «Хакоах» всеми силами пытались возродить клуб, но их старания были напрасны. Остаток своей короткой жизни он, отчаянно сражаясь, постепенно опускался на дно высшего дивизиона австрийского футбола, пока в конце концов не вылетел из него. А позже его игрокам пришлось бороться за свою жизнь. В 1938 году, после присоединения Австрии к гитлеровской Германии, «Хакоах» закрыли, результаты всех его матчей аннулировали, а его стадион передали нацистской команде.

Вернувшись из Вены в Вашингтон, я отправился в библиотеку Музея холокоста. Ее научный работник порекомендовал мне посмотреть документальный фильм под названием «Der Fuhrer schenkt den Juden eine Stadt» («Фюрер дарит евреям город»), в котором фигурируют игроки «Хакоах». Фильм повествует о жизни концлагеря Терезинштадт в Чехии. Нацисты создали этот лагерь в качестве «потемкинской деревни» для демонстрации Красному Кресту и другим гуманитарным организациям. Здесь евреи слушали лекции и исполняли симфонии. О каком геноциде могла идти речь?

Довольные тем, что им удалось провести филантропов, нацисты решили предъявить Терезинштадт более широкой аудитории. Они поручили еврею Курту Геррону, комическому актеру и режиссеру, сделать документальный фильм. Работавший с Марлен Дитрих Геррон сделал себе имя в эпоху возрождения кинематографа времен Веймарской республики. Но теперь он снимал не ради профессиональной репутации или удовольствия, а чтобы угодить СС и тем самым спасти свою жизнь.

Нацисты поставили перед Герроном невыполнимую задачу. Они приказали ему снять фильм, не позволив принять участие в подготовке сценария и монтаже. Он погиб в Освенциме, так и не увидев хотя бы малую часть из 17000 футов отснятой им пленки. Жители Терезинштадта не поддались пропаганде. Никакие современные спецэффекты не смогли бы скрыть печаль на лицах людей, играющих в шахматы, или боязливую поспешность, с которой дети берут с тарелки бутерброды с маслом.

В угоду нацистам Геррон использовал присущий им стиль — культ тела. Женщины в шортах занимаются аэробикой. Обнаженный по пояс рабочий бьет молотом по стальной трубе на наковальне. Группа мужчин играет в футбол. Все это извращенная версия «мускульного иудаизма».

Голос за кадром. Каждый выбирает сам, чем занять свободное время. Футбольный матч — главное спортивное событие Терезинштадта.

В качестве футбольного поля используется двор бывшей военной казармы. Мужчины и мальчики сгрудились по периметру двора. На белых футболках игроков одной команды нашиты шестиконечные звезды — как у футболистов «Хакоах». Их соперники одеты в темные футболки.

Голос за кадром. В состав команд входит всего по семь человек из–за ограниченности пространства.

Игроки обмениваются рукопожатиями с судьей. Голос за кадром. Тем не менее болельщики с воодушевлением наблюдают энергичную игру от начала до конца.

Матч начинается. Некоторые футболисты в темных футболках играют вполне профессионально. Несмотря на небольшие размеры поля, они демонстрируют хороший дриблинг и умело закручивают мяч в ворота при угловых ударах. После каждого гола зрители в восторге вскакивают со своих мест.

В течение двух минут действие разворачивается без закадровых комментариев. На экране вместо поля появляется банное помещение — доказательство соблюдения гигиенических норм — с шеренгой голых мужчин, стоящих в душевых кабинках.

III

То, что спустя шестьдесят лет после окончания Второй мировой войны в Европе все еще существует антисемитизм, отнюдь не новость. Мало того, налицо все признаки его процветания: рост влияния ультраправых политиков во Франции и в Австрии, увеличение числа случаев физического насилия в отношении французских евреев, появление в прессе политических карикатур с крючковатыми носами, вызывающих ассоциации с классическими стереотипами. Тем не менее нужно проводить грань между антисемитизмом прошлого и настоящего.

Антисемитизм настоящего — это довольно странное и непривычное явление. Его нельзя назвать в полной мере ни социально приемлемым, ни социально неприемлемым. Вероятно, наиболее яркий пример такого странного отношения к евреям — это «Тоттенхэм», футбольный клуб из северного Лондона. Его болельщики называют себя «жиды» или «жиддо». Когда они произносят это название на диалекте лондонского простонародья «кокни», оно звучит как грубое ругательство. И правда, его подразумеваемое значение не из самых приятных. Когда приспешники английского фашиста Освальда Мосли проходили через еврейские кварталы лондонского Ист–Энда в 1936 году, они кричали: «Долой жидов!» Эту презрительную кличку использовали и многие другие юдофобы. Тем не менее болельщики «Тоттенхэма» носят это имя с гордостью и воспринимают в качестве комплимента.

Когда игрок «Тоттенхэма» отдает точный пас или наносит удар из–за пределов штрафной зоны, болельщики кричат нараспев: «Жиддо, жиддо», приветствуя его. Чтобы подбодрить свою команду в решающие моменты игры, они поют песню: «Кто, кто, кто поможет жиддо?» Они называют своих любимых игроков «евреи», хотя никто из них абсолютно не соответствует стандартам галахи. Когда в 1994 году в клуб пришел светловолосый немецкий нападающий Юрген Клинсманн, болельщики пели в его честь:

Чим–чимини, чим–чимини,

Чим–чим чуру.

Юрген был немцем

Но теперь он еврей.

Для непосвященного логическая связь между «Тоттенхэ–мом» и евреями не вполне понятна. Похоже, она не очень ясна даже болельщикам клуба — они просто не задумываясь следуют традиции. Но, насколько я понимаю, историческая связь заключается в следующем: хотя евреи есть во многих районах Лондона, в районе Стэмфорд, прилегающем к стадиону «Тоттенхэм», живут евреи–хасиды. Это иудеи–ортодоксы — старомодные, одевающиеся во все черное, не желающие ассимилироваться. Они дают хороший повод противникам «Тоттенхэма» для злословия в их адрес. Болельщики почти всех клубов третируют его за соседство с евреями, но наиболее непримиримые из них — поклонники «Челси», команды с противоположного конца города. Хотя в рядах последних ничуть не меньше евреев, чем среди болельщиков «Тоттенхэма», они распевают песни такого содержания: «Гитлер снова собирается травить их газом, мы не можем остановить их, жидов из "Тоттенхэма"» или «Отравите газом еврея, еврея, еврея, посадите его в печь, поджарьте его».

Поначалу болельщики «Тоттенхэма» либо игнорировали подобные выпады, либо отвечали на них своими собственными. И то и другое помогало мало. Тогда они решили прибегнуть к классическому трюку и объявили оскорбительное прозвище почетным званием. Ключевой момент этой трансформации наступил во время выездной игры против «Манчестер Сити» в начале 1980‑х. Противники «Тоттенхэма» пели:

Мы будем бегать вокруг «Тоттенхэма» с болтающимися членами сегодня вечером,

Мы будем бегать вокруг «Тоттенхэма» с болтающимися членами сегодня вечером,

Распевая: «У меня есть крайняя плоть, у меня есть крайняя плоть, у меня есть крайняя плоть, а у тебя нет,

У нас есть крайняя плоть, у нас есть крайняя плоть, а у вас нет».

Игроки «Тоттенхэма», вместо того чтобы молча проглотить обиду, призвали своих сторонников–евреев расстегнуть брюки и помахать обрезанными пенисами. Этот ответ был настолько неожиданным и остроумным, что их оппонентам пришлось прикусить языки.

Наиболее активные болельщики «Тоттенхэма» назвали себя «Армией жидов» и приняли в качестве символа израильский флаг. После удачных стычек с противником они выражали свою радость, отплясывая и распевая: «Жиддо, жиддо». К началу 1990‑х годов многие обычные поклонники «Тоттенхэма» стали воспринимать их в качестве авангарда, законодателей моды, заслуживающих уважения за маниакальную преданность клубу. В результате еврейская идентичность «Тоттенхэма» быстро распространилась и на обычных поклонников, став элементом культуры клуба. Перед матчами вдоль ведущих к стадиону улиц выстраивались торговцы, продающие майки с надписями вроде «Yid4ever»6 («Жиды навсегда»). Некоторым европейским футбольным грандам, таким как «Бавария» из Мюнхена, «Аустрия» из Вены, «Рома», недоброжелатели приклеили ярлык «еврейского» клуба. В большинстве случаев это объяснялось тем, что их первые болельщики в начале XX века происходили из среды еврейской буржуазии. Но только один клуб в мире способен превзойти «Тоттенхэм» по приверженности еврейству. Поклонники «Аякса» из Амстердама украшают трибуны израильскими флагами, которые можно купить перед игрой у входа на стадион. Светловолосые голландцы с пивными животами и нарисованной на лбу красной звездой Давида на матчах «Аякса» — незабываемое зрелище. В отличие от «Тоттенхэма», чьи официальные представители не способствуют пропаганде его еврейской идентичности, руководители «Аякса» сделали иудаизм частью морального кодекса своего клуба.

В 1960‑х годах «Аякс» отказался от свойственных европейскому футболу вязких стратегий, отбросив традиционные оборонительные схемы и взяв на вооружение более созидательный подход, в котором не было места строгому распределению ролей. Пресса назвала этот стиль «тотальным футболом». Его основателем был великий футболист и известный юдофил Йоханн Кройф. Весьма необычный предматчевый ритуал его клуба включал в себя раздачу кошерной колбасы и обмен шутками, намеренно пересыпанными фразами на идише. Перед каждой игрой футболист Яап ван Прааг обычно отпускал какую–нибудь еврейскую шуточку. Психотерапевт клуба — естественно, еврей — любил повторять: «Им нравится быть евреями, хотя они и не евреи». Больше всех этими традициями восхищаются израильтяне. Как пишет Саймон Купер в своей книге «Ajax: The Dutch, the War» («Аякс: голландцы, война»), многие израильтяне считали Кройфа евреем. Разумеется, это легенда, но он сам дал немало поводов для ее возникновения. Посещая Израиль, где живут родственники его жены, он носит ермолку с вышитым на ней номером 14, под которым когда–то выходил на поле.

Команды Кройфа были воплощением молодежной культуры хиппи, господствовавшей в Амстердаме в 1960‑х годах, а также захлестнувшей город волны юдофильства. В ту пору Голландия, как ни одна другая европейская страна, помогала Израилю и отстаивала интересы еврейского государства в ООН. В 1973 году, во время энергетического кризиса, вызванного бойкотом со стороны нефтедобывающих арабских стран, голландский премьер–министр ездил перед телекамерами на велосипеде, демонстрируя тем самым солидарность с израильтянами.

Тогда же сразу несколько евреев были избраны мэрами голландских городов. Все эти шаги имели культурный контекст: голландцы начали открывать для себя историю сопротивления своих соотечественников нацистскому вторжению. Они стали регулярно отмечать годовщину массовой забастовки в феврале 1941 года, устроенной в знак протеста против нацистской оккупации, и бережно хранят память об Анне Франк и голландской семье, которая прятала эту еврейскую девочку на чердаке своего дома в Амстердаме.

Однако голландцы скорее фабрикуют историю сопротивления, нежели открывают ее. Как отмечают в последние годы многие историки, они скорее сотрудничали с нацистами, чем сопротивлялись им. В результате холокоста в Голландии погибло евреев больше, чем в любой другой европейской стране. В космополитическом, терпимом Амстердаме идентификация с евреями в стиле «Аякса» вписывалась в концепцию пробуждения исторической памяти и покаяния. Дэвид Уиннер, автор книги «Brilliant Orange: The Neurotic Genius of Dutch Soccer» («Блестяще–оранжевый: невротический гений голландского футбола»), утверждает, что «Аякс» осуществляет «подсознательный акт солидарности с убитыми и пропавшими без вести евреями Амстердама».

Эта весьма великодушная интерпретация может содержать в себе изрядную долю социологической правды. Но в ней голландцы с их стремлением к искуплению представлены в слишком выгодном свете. На самом деле они проделали в этом направлении не такой уж большой путь, как им хотелось бы думать. У сочувствия к евреям на футбольном стадионе есть не только светлые стороны. Антисемитизм — это отношение к еврейской общине как к чуждому и опасному элементу, государству в государстве. На протяжении двухсот лет европейские евреи боролись с этими предрассудками. Даже сионисты вроде Макса Нордау, пропагандировавшего идею еврейского государства, в конечном счете мечтали об ассимиляции и ничего так не жаждали, как стать полноправными европейцами.

К сожалению, после холокоста и образования Израиля они ими так и не стали. Даже когда европейцы идентифицируют себя с евреями, как в случаях с «Аяксом» и «Тоттенхэмом», они демонстрируют, что те являются иностранцами, отличающимися от них. Они все еще относятся к евреям как к причудливым диковинкам, сводя их сущность к экзотическим символам — ермолкам, пейсам, звезде Давида.

Здесь прослеживается параллель с использованием американцами индейцев в качестве спортивных талисманов — «Вашингтонские краснокожие», «Кливлендские индейцы», «Семинолы штата Флорида». Можно утверждать, что такие названия — дань мужеству и боевому духу коренных жителей Америки. И не лучше ли относиться к аборигенам с уважением, вместо того чтобы убивать их? Но в этом рассуждении содержится существенный изъян. Американцы могут выказывать такого рода уважение только потому, что они истребили индейцев. Возражать против того, что их превратили в карикатурные образы, просто некому. Это лишь усугубляет проблему. Талисманы консервируют индейцев во времени, изображая их такими, какими они были в XIX веке, в эпоху завоевания дикого Запада, — в кожаных одеяниях и головных уборах из перьев. Невозможно представить, что потомки выживших индейцев смогут когда–нибудь покинуть свои резервации и интегрироваться в американское общество.

Такой же карикатурный образ был создан и в случае с европейскими евреями. Что бы они ни делали и как бы ни старались, европейцы видят в них чужаков, «других». Такое отношение подтверждает справедливость старого афоризма «Юдофил — это антисемит, который любит евреев».

Европа прошла после войны долгий путь и претерпела значительные изменения. Ужаснувшись тому, что произошло на их континенте, европейцы отвергли расизм, милитаризм и национализм. По иронии судьбы, эта политкорректность вошла в противоречие с позицией Израиля, отстаивающего свое право бороться с терроризмом военными методами. Сегодня антисемитизм в Европе мотивируется скорее бескомпромиссной приверженностью идеалам Просвещения, нежели традиционной ненавистью к убийцам Христа. Марк Лилла, политолог из Чикагского университета, писал: «Когда–то над евреями насмехались из–за того, что у них не было своего национального государства. Теперь же их критикуют за то, что оно у них есть. Многие западноевропейские интеллектуалы, включая тех, чья терпимость или даже симпатия к евреям не подлежит сомнению, находят политику Израиля непонятной. Причиной тому служит не антисемитизм и даже не антисионизм в обычном смысле. Все дело в том, что Израиль является национальным государством евреев, которые гордятся им. И это обстоятельство очень смущает Европу, стершую национальные границы».

Глобализация также оказала влияние на Европу. Оно особенно заметно благодаря наплыву иммигрантов. До войны чужаками, вызывавшими презрение у носителей европейской культуры, были евреи и цыгане. Появление на континенте множества сенегальцев, пакистанцев и китайцев отнюдь не способствовало угасанию европейского национализма и развитию идеи многонационального государства. Но теперь ненависть европейцев не концентрируется на одной или двух этнических группах. Это отчетливо проявляется на футбольных стадионах. Отныне антисемитизм здесь редкость. Нападкам в форме расистских лозунгов и обезьяньих звуков подвергаются в основном чернокожие — как со стороны игроков, так и со стороны болельщиков. А за пределами стадиона от нетерпимости большинства страдают, как правило, мусульмане.

Так называемые еврейские футбольные клубы, такие как «Тоттенхэм» и «Аякс», — это большой шаг вперед от погромов и Einsatzgruppen7. Вместо того чтобы поносить евреев, называя их позором нации, рабочие парни идентифицируют себя с ними, пусть даже и в шутку.

Разумеется, в Европе остаются места, где подобные шутки просто немыслимы.

IV

Перед входом на стадион в старом немецком квартале южного Будапешта полицейские обыскивали болельщиков, прежде чем пропустить их на трибуны. В первую очередь их интересовали не ножи и петарды, а транспаранты с надписями, привлекающими нежелательное внимание к Венгрии. Однако им далеко не всегда удается изъять то, что они ищут. Обычно сторонники клуба «Ференцварош» оборачивают транспаранты вокруг тела и прячут под одеждой. Перед началом матча они разворачивают полотнища на длину целого ряда. На одном надпись начинается: «Поезда отправляются…», на втором заканчивается: «…в Освенцим».

Этого слогана вполне достаточно, чтобы понять, какая атмосфера царит на стадионе. Но болельщики «Ференцвароша» впечатляют не столько глубиной, сколько масштабами своей ненависти. В их репертуаре имеется бесчисленное количество песен в духе доктора Йозефа Менгеле. Типичный образчик: «Грязные евреи, грязные евреи, газовые камеры, газовые камеры». В одной из них подобно мантре повторяются слова: «Мыло, кости». Словно образов лагеря смерти оказалось недостаточно, поклонники «Ференцвароша» прижимают кончик языка к небу и издают звук, похожий на шипение выходящего из баллонов газа «циклон В». В 1990‑х годах они одно время привет ствовали голы своей команды нацистским жестом, выбрасывая вперед руку.

Болельщики «Ференцвароша» не особенно задумываются, кого они называют «грязными евреями». В эту категорию входит большинство их венгерских оппонентов. Но особую ненависть они питают к своим давним соперникам — другому будапештскому клубу «МТК». Справедливости ради следует отметить, что они далеко не одиноки в своем отношении к «МТК».

На первый взгляд, это похоже на элементарную зависть. У «МТК» впечатляющий список достижений: 21 титул победителя национального чемпионата и 18 титулов вице–чемпионов. Перейдя в собственность богатого владельца, клуб пережил возрождение и из последних пяти чемпионатов выиграл три. Обычно такие успехи вызывают волну энтузиазма среди сторонников. Эта волна подхватывает даже восьмилетних мальчуганов. Взрослые болельщики, хранящие молчание, когда их команда терпит неудачи, гордо вывешивают эмблему клуба на зеркальце заднего вида автомобиля. Но, как ни странно, у «МТК» количество поклонников не увеличилось. Даже во время победоносных сезонов клуб собирал на домашние матчи в лучшем случае чуть более тысячи болельщиков. Сторонники команд–гостей зачастую превосходили их числом.

Руководители «МТК» отказывались признать то, что были вынуждены признать его сторонники: у клуба мало болельщиков и много врагов, потому что он еврейский. Дело в том, что «МТК» был основан еврейским коммерсантом в 1888 году, и в начале XX века команда в значительной мере состояла из евреев. В те времена это не считалось большим позором. Евреи были рьяными приверженцами венгерского национализма. В отличие от «Хакоах», в «МТК» не культивировались идеи сионизма. Буква «М» в названии клуба означала «Magyar» («венгерский»), что говорит само за себя. Его стадион был намеренно сооружен на улице Венгерская. В благодарность за эту лояльность евреи были приняты в будапештское общество. Такая атмосфера способствовала разрастанию еврейской общины, которая со временем стала одной из самых больших в мире. Некоторые — среди них Джеймс Джойс — называли ее «Юдапешт».

После крушения империи Габсбургов и потерпевшей поражение коммунистической революции 1919 года это комфортное сосуществование закончилось. Евреи оказались в роли козла отпущения для политиков–националистов. Эти политики и их газеты сделали из «МТК» символ зловредности еврейства. Клубу приписывали грехи, в которых традиционно обвиняли евреев: алчность, интриганство, нечестную игру. В начале 1940‑х годов националисты пришли к власти и заключили союз с гитлеровской Германией. «МТК», естественно, был закрыт. После окончания Второй мировой войны коммунисты вновь открыли его. Он действовал сначала под эгидой профсоюзов, а затем спецслужб.

Но кто бы ни патронировал «МТК», его идентичность оставалась прежней. Несмотря на все усилия руководства и сторонников, на клубе по–прежнему лежит печать принадлежности еврейству. Даже сегодня, в эру демократии, когда Венгрия вступила в Европейский союз, очень немногие неевреи поддерживают «МТК». Стать в ряды болельщиков этого клуба, значит преодолеть социальный барьер, что даже самым либеральным и широко мыслящим венграм сделать чрезвычайно трудно. Для них облачиться в футболку «МТК» — все равно, что надеть ермолку. В результате одна из двух лучших команд Венгрии превратилась в настоящее гетто, воплощение судьбы евреев в Европе — горько–сладкую смесь величайшего успеха и одинокого страдания.

Глава 4

Как футбол объясняет сентиментального хулигана

I

Насколько мне известно, существует лишь один пример абсолютного антипода бойцов «Армии жидов» клуба «Тоттенхэм»: футбольный болельщик–еврей, выкрикивающий в адрес игроков команды–соперника оскорбления антисемитского характера. Я знаю его по боевому псевдониму Алан Гаррисон.

Этот псевдоним он принял почти тридцать лет назад, чтобы осложнить работу полиции. С пятилетнего возраста Алан болеет за соперника «Тоттенхэма» — «Челси» из лондонского Вест–Энда. Он вполне заслуживает того, чтобы войти в историю, и отнюдь не только в качестве курьеза. В середине 1960‑х годов он возглавлял одну из первых организованных групп английских футбольных хулиганов. Фактически, он заложил основы этого движения. Под его руководством — до того, как он попал в тюрьму, где провел значительную часть 1970–1980‑х годов, — болельщики «Челси» стали самыми известными футбольными головорезами в мире, обладающими величайшим потенциалом ненависти и разрушения.

Но прежде чем описать этот вклад в европейскую цивилизацию, я должен охарактеризовать Алана как еврея, и нужно сказать, это весьма неоднозначная фигура. Его отец, немец по национальности, был во время Второй мировой войны лейтенантом СС. Союзники обвинили его в военных преступлениях, совершенных на территории России, хотя он так и не был осужден. Когда в бою с английскими солдатами на юге Франции он получил ранения в живот и обе ноги, все в его жизни странным образом перевернулось. Англичане проявили милосердие и отправили его в военный госпиталь в Эдинбурге. Там он безумно влюбился в медсестру, шотландку еврейского происхождения, и та ответила ему взаимностью. В 1946 году у них родился Алан — первый из троих арийско–еврейских детей. Они были созданы друг для друга, но ее семья и представители еврейской общины отнеслись к этому союзу с крайним неодобрением. В конце концов влюбленные решили перебраться в Лондон, чтобы начать новую жизнь среди незнакомых людей.

Судя по внешности Алана — одутловатое лицо, тусклые глаза, большие очки, растрепанные седые волосы, — в юности ему явно приходилось нелегко. Безжалостные дети наверняка обзывали его то «чертовым евреем», играя в погром, то «долбаным нацистом» и «немчурой», изображая героический штурм бункера Гитлера.

Его происхождение висело над ним дамокловым мечом. Когда мать предложила ему совершить обряд бар–мицва, он наотрез отказался, заявив, что окончательно порвал с иудаизмом. С того дня он исповедовал язычество и поклонялся богине Исиде, о которой узнал из школьного курса истории древних цивилизаций. Алан принял и другие решения. Он станет сильным. Он займется боксом, чтобы иметь возможность проучить любого идиота, который осмелится оскорбить его. Он сделает все возможное, чтобы снискать расположение крутых парней. Окружив себя такими друзьями, он создаст защитное поле, способное отражать любую агрессию.

В пятый день рождения Алана отец, работавший в ту пору бухгалтером, взял его с собой на матч местного клуба «Челси», проходивший на стадионе «Стэмфорд Бридж». В Вест–Энде тогда еще не было японских и китайских ресторанов, и Челси — как район, так и клуб — еще не был окружен ореолом космополитизма. По дорожкам стадиона вокруг футбольного поля бегали собаки. Там, как и на большинстве английских футбольных стадионов вплоть до 1990‑х годов, не было кресел — только бетонные галереи. На эти галереи могло набиться сколько угодно народу, и билетеры не отличались излишней строгостью. Стадион с его страстями и духом товарищества произвел на Алана ошеломляющее впечатление. Став постарше, он начал ходить на матчи самостоятельно и завел дружбу с другими ребятами, завсегдатаями трибуны «Шед Энд»8.

Они любили футбол, вне всякого сомнения, но любили также и безобразничать.

Они установили новые стандарты хулиганства во время матча 1963 года против клуба «Барнли» с промышленного севера. Несколько сотен болельщиков «Барнли» сидели на северной трибуне, напротив «Шед». Алана и его друзей раздражало присутствие такого количества чужаков. Они решили нанести неожиданный визит на северную трибуну, чтобы преподать урок болельщикам команды–соперника, как следует себя вести на матчах «Челси».

Поскольку Алану было тогда всего пятнадцать — а многим его товарищам и того меньше, — группа крепких тридцатилетних мужчин, рабочих механических заводов, легко отбила их нападение. «Это было настоящее избиение младенцев», — вспоминал Алан много лет спустя в беседе со мной. Не прошло и минуты, как он покатился по бетонным ступеням вниз, отсчитав несколько пролетов. Им пришлось потом выпить не одну пинту пива, чтобы заглушить боль.

Но даже алкоголь не помог им забыть об унижении. С того самого вечера в пабе Алан и его друзья начали готовиться к поездке на стадион «Барнли» в следующем сезоне. Теперь они действовали умнее: сначала растворились в толпе противников, а затем предприняли молниеносную атаку. Такая тактика принесла им успех. Точно неизвестно, сколько болельщиков «Барнли» попало в тот день в больницу. Английская пресса писала о новой угрозе под названием «футбольное хулиганство».

II

Когда я познакомился с Аланом в пабе, он выглядел как человек, который проводит много времени в седле мотоцикла «Harley Davidson». На нем была черная атласная куртка «Окленд Рэй–дэрс». Волосы, густые на макушке, по бокам были коротко острижены. Свисавший с шеи амулет в виде перевернутой пятиконечной звезды наводил на мысли о черной магии. Оценив физические кондиции этого пожилого футбольного хулигана, я прикинул, что на худой конец смогу от него удрать.

Алан опоздал на двадцать минут и шумно приветствовал меня, даже не потрудившись извиниться. Я пригласил его за столик в углу зала.

— Что будете пить? — спросил я его.

— «Кока–колу». Я не употребляю алкоголь, — ответил он. — У меня была не одна хорошая возможность убедиться в том, насколько это мешает в драке.

В самом начале интервью он поведал мне:

— Полиция задерживала меня двадцать один раз… Склонность к насилию у меня в крови… Не однажды я пытался остановиться, но ничего получалось.

Он продемонстрировал боевые шрамы, шишку на запястье из–за неправильно сросшейся кости и руку, сгибавшуюся вопреки законам нормального функционирования суставов и сухожилий. Однако вскоре Алан сам разрушил тот образ, который пытался создать. Он оказался интересным собеседником со своим собственным мнением буквально по каждому вопросу. Я едва успевал записывать его рассуждения о недостатках авторитарного правления, моральной стороне англо–американской войны против Ирака, гении Александра Великого и искренности жителей Калифорнии.

Этот словесный поток иссяк только после того, как разговор коснулся его любимого клуба «Челси». «Символическое место для такой беседы», — сказал он, обведя рукой зал. Паб, где мы сидели, носит название печально известной трибуны «Шед», пристанища болельщиков «Челси», и стоит на том самом месте. Только теперь на стадион можно попасть из вестибюля шикарного отеля — части нового комплекса. Тут же за углом — ресторанчик «The King's», где можно заказать лобстера. На трибуне «Шед» веселятся, потягивая пиво, профессиональные спортсмены. На экране плазменной панели периодически вспыхивают объявления о массаже и других оздоровительных процедурах в клубе «Челси».

«Челси» в большей степени, чем любой другой футбольный клуб, оказался затронут процессом глобализации. Из самого хулиганского в 1980‑х годах он превратился в самый космополитический в 1990‑х. Преобразование стадиона «Стэмфорд Бридж» в большой комплекс было лишь частью этого изменения. На должности главного тренера сменяли друг друга итальянские и голландские знаменитости, что отражалось на стиле игры. Под их руководством «Челси» стал первым английским клубом, который мог выставить команду без единого англичанина в составе. Эта космополитическая тенденция еще более усиливалась благодаря привлечению иностранных инвестиций. На футболках игроков появился логотип авиакомпании «Air Emirates» из Объединенных Арабских Эмиратов. В 2003 году второй самый богатый человек в России, нефтяной магнат, еврей по имени Роман Абрамович приобрел контрольный пакет акций «Челси» и принялся создавать клуб с чемпионскими амбициями.

Многие болельщики, в том числе и Алан, расценили это как подрыв основ — ведь «Челси» всегда опирался на рабочий класс. Им казалось, что клуб предает своих самых верных сторонников ради сиюминутной поддержки изменчивых в своих пристрастиях пижонов. В череде бесчисленных перемен их особенно задел один момент. В 1983 году президент «Челси» Кен Бэйтс предложил огородить предназначенные для болельщиков места на стадионе решеткой и пропустить через нее электрический ток напряжением 12 вольт. «Они относились к нам как к животным», — сказал Алан. Только вмешательство муниципальных властей помешало осуществлению этого плана. Но репутация клуба все равно пострадала.

Вплоть до 1990‑х годов английская общественная элита относилась к футболу со снобистским пренебрежением. До тех пор пока Руперт Мердок не предпринял попытку приобрести «Манчестер Юнайтед», его газета «Sunday Times» называла футбол «трущобным спортом для трущобных людей». Премьер–министр Великобритании Маргарет Тэтчер, главный пропагандист ценностей среднего класса, придерживалась такого же мнения. Близкий друг Железной Леди Кеннет Кларк говорил, что она «считает футбольных болельщиков внутренними врагами». Она постоянно твердила о своем намерении объявить войну хулиганству. И в 1989 году у ее правительства появился для этого идеальный предлог. На стадионе «Хиллсборо» в Шеффилде 95 болельщиков, смотревших матч между клубами «Ливерпуль» и «Ноттингем Форест», были задавлены насмерть на переполненных галереях. Правительственная комиссия потребовала, чтобы на всех стадионах предназначенные только для стояния галереи оборудовали сидячими местами, как в театре. Отныне поддержание порядка на стадионах становилось серьезным делом. Обязательно должны были использоваться видеокамеры, отслеживавшие возникновение очагов напряженности среди болельщиков.