Легендарный финал 1972 года. СССР и США

Сергей Коваленко со своим ростом, пожалуй, был вторым по производительности среди центровых на баскетбольной площадке – уступал только Владимиру Андрееву. У Сережи имелось всего два коронных приема в атаке, но доведенных до совершенства. Его иногда называли «подъемным краном». У Сергея был очень интересный бросок со средней дистанции: он бил с отклонением назад, даже с небольшой отпрыжкой, почти в падении, высоко вынося локоть бросающей правой руки. То есть локоть был выше кончика носа, и тем не менее Сергею удавались эти броски с очень низкой траекторией – естественно, с отскоком от щита. Таких мячей с отскоком Сергей мог забить за игру столько раз, сколько ему удавалось получить мяч.

Если Коваленко держал не менее высокорослый центровой соперника, Сергей прекрасно бил полукрюк с правой. Один удар в пол правой рукой, зашагивание в трехсекундную зону левой ногой, тут же перестройка на этот полукрюк, который уже было практически невозможно накрыть. Таким образом, выступая за клубную команду, Сергей зачастую набирал не 20, а все 30 очков. В тех матчах, когда киевский «Строитель» побеждал ЦСКА, именно Коваленко набирал львиную долю очков, а сдержать его было практически невозможно.

Сережа имел врожденный порок – так называемую «куриную стопу». Он родился с пальцами, которые были поджаты под стопу. Представьте: рост 215 сантиметров, а баскетбольные кроссовки – 43-го размера. Он из-за этого очень плохо держал равновесие. Поэтому все, даже уступающие ему в росте соперники, играя против Коваленко, в первую очередь старались войти с ним в соприкосновение, чтобы столкнуть с места. А потом, когда он уже потеряет равновесие, атаковать кольцо.

Сергей отличался очень высоким игровым интеллектом и понимал, что противники будут искать именно контакт. Играя в обороне, он как никто другой из центровых своего поколения находил возможность держать соперника на дистанции, не позволять ему толкаться. Коваленко очень редко нарушал правила. С другой стороны, у него был очень неуступчивый характер. Я дважды расскажу про эпизод, когда в перерыве финального матча в Мюнхене Коваленко обратился с просьбой к Владимиру Кондрашину выпустить его на площадку, а тот сказал: «Сережа, посмотрим», – и так и не выпустил. И после игры Сергей сорвался и наговорил Кондрашину резкостей. Это одна из причин, по которой он не получил звания заслуженного мастера спорта.

Также он достаточно часто вступал в споры с арбитрами. И вот за разговоры с судьями Коваленко часто подвергался такому наказанию, как технический фол. Тут уже с его характером невозможно было ничего сделать.

Когда Сергей перешел в ЦСКА, в команде по сути не было центрового. Игра ЦСКА с приходом Коваленко просто расцвела. В периоды, когда Сергей был на площадке, «армейцы» после 1975 года во внутреннем чемпионате практически никому не проигрывали.

Да, Сергей Коваленко не мог удержать Александра Белова из ленинградского «Спартака», но придумывались различные тактические ходы, при которых Сереже вообще не нужно было этого делать. То есть он подстраховывал игроков и встречал всех, кто прорывался под кольцо, включая Белова, которого опекали, например, Николай Ковыркин или Виктор Петраков.

Пребывание Сергея на площадке резко замедляло игру: он не мог быстро бегать. Именно поэтому Кондрашин не использовал Коваленко в финальном матче, сделав ставки на быстрые атаки. С другой стороны, эта медленная игра была очень разумной в позиционном нападении. Коваленко предлагал лишнюю опцию: он не просто показывал руку, в которую хотел получить мяч, он одновременно блокировал своего опекуна, чтобы тот ни в коем случае не мог этот мяч перехватить. Таким образом, отдать Сереже передачу можно было из угла площадки, под 45 и даже 60 градусов – он все равно этот мяч получал.

Кроме того, в отличие от многих центровых – своих современников, Сергей отлично ловил передачу, которая отдавалась с отскоком от пола. Уж таких передач я ему отдавал множество, когда мы вместе оказывались на площадке в составе ЦСКА. Это было большое удобство. Можно было обманывать опекающего защитника: показывать, что передача пойдет верхом, а потом отдавать ее с ударом о паркет.

С моей точки зрения, Сергей Коваленко в период с 1968-го по 1975 год был в сборной СССР на своем месте. Пусть это была не лидирующая позиция, он свое место заслуживал и оправдывал.

И еще один биографический очерк, который я решил включить сюда. Это очерк об американском защитнике Даге Коллинзе, который в Мюнхене едва не добыл победу для своей сборной.

Даг Коллинз

Полное имя – Дуглас Коллинз. Родился 28 июля 1951 года в городе Кристофер (штат Иллинойс). Выступал за Университет Иллинойса с 1970-го по 1973 год. Единогласно всеми тренерами (не только Хэнком Айбой, но и его помощниками) был включен в состав сборной США на Олимпиаду в Мюнхене. После 1972-го еще один сезон учился в университете, а потом был выбран под первым номером драфта НБА 1973 года «Филадельфией 76». Отыграл в НБА восемь сезонов, и даже несмотря на травмы, считался одним из лучших разыгрывающих защитников лиги.

После окончания карьеры в качестве игрока Даг Коллинз переквалифицировался в тренеры. Тренировал «Чикаго Буллз» с Майклом Джорданом с 1986-го по 1989 год, потом «Детройт Пистонс» с 1995-го по 1998 год, «Вашингтон Уизардс» с 2001-го по 2003-й и «Филадельфию 76» с 2010-го по 2013 год. Выдающихся успехов в качестве тренера не достиг, каких-то титулов не завоевал. Однако, с моей точки зрения, в тактическом отношении являлся одним из самых продвинутых тренеров НБА. Коллинз одним из первых стал признавать, что европейский баскетбол пусть и отличается от американского, но в нем есть вещи, которые нужно срочно перенимать и учить им американских школьников и студентов, чтобы они, играя в НБА, могли применять эти тактические приемы и схемы.

В настоящее время Даг Коллинз является одним из моих коллег: он комментирует для телекомпании NBA TV матчи, которые проходят на Атлантическом побережье США, и как аналитик комментирует очень интересно. Слушать его мнение о баскетболе, несмотря на то что он вот уже три года не варится в тренерском котле НБА, по-прежнему достаточно интересно.

Кроме того, я присутствовал на лекциях о баскетболе, которые читает Коллинз. Причем любопытно, что в качестве тем он обычно выбирает индивидуальную игру в обороне. Это очень отвечающая духу времени и духу баскетбола тематика.

Когда в 2002 году впервые возникла идея матча между мюнхенскими олимпийскими сборными США и СССР, Даг Коллинз поначалу эту идею поддержал, а потом, поговорив со своими товарищами по команде, с извинениями принес отказ – эта встреча так и не состоялась.

Глава 3

Первый тайм финала

Финальный матч Олимпиады в Мюнхене состоялся в ночь с 9-го на 10 сентября. Еще раз напомню причину такого позднего начала финальной встречи: она была назначена на 23:50 по местному времени в угоду американскому телевидению, которое планировало показать матч в прямом эфире. По московскому времени соответственно игра начиналась уже в 1:50 ночи 10 сентября. Начало встречи было отложено на пять минут в связи с тем, что достаточно долго ожидали почетных гостей: на матче должен был присутствовать президент МОК Эйвери Брендедж, и он задержался.

В зале – столпотворение. Дворец «Олимпиашхалле», или «Баскетболлхалле», как его потом называли, был рассчитан на 12 тысяч зрителей. По оценкам тех, кто присутствовал в зале (а там было достаточно много советских спортсменов-олимпийцев), внутрь дополнительно сумели пройти примерно две с половиной тысячи зрителей. По этому поводу рассказывают забавную историю о том, как прошел во дворец олимпийский чемпион Мюнхена, наш великий штангист Василий Алексеев. Стоящие на контроле у служебного входа работники дворца не пускали его по олимпийской аккредитации, а никакого другого документа у Алексеева не было (кстати, он шел не один, а в группе из еще нескольких советских штангистов и их тренеров). Так вот, когда Алексеев понял, что его не собираются впускать во дворец, он просто поднял одного из контролеров, обернулся вокруг своей оси, выставил его за дверь и прошел. Скандала не было: работники посчитали, что такого человека вряд ли можно остановить каким-то способом! В общем, в зале было около 14–14,5 тысячи зрителей.

Команды приехали во дворец, когда еще шла игра за третье место между сборными Кубы и Италии, которую кубинцы выиграли. Однако ни Владимир Кондрашин, ни Хэнк Айба не позволили своим игрокам посмотреть второй тайм этого матча. Игроки обеих сборных проводили время до начала разминки в раздевалках. По воспоминаниям баскетболистов сборной СССР, в раздевалке была достаточно нервная, но рабочая обстановка. Наши врачи и массажисты колдовали над ногами игроков, выбиралась форма. Мюнхенская поляна, понятное дело, была нейтральной, но формально сборная СССР выступала в качестве гостя. Другими словами, выбор цвета формы оставался за нашими баскетболистами, и они решили играть в красной форме. Американцы вышли на игру в белой.

Единственные воспоминания о том, что происходило в раздевалке сборной США перед началом встречи, это то, что в своей автобиографической книге приводил Том Макмиллен. Воспоминания недостаточно подробные. Была названа стартовая пятерка сборной США: пара защитников Эд Рэтлифф и Том Хендерсон, форварды Бобби Джонс и Джим Брюэр, центровой Дуайт Джонс. Пожалуй, следует назвать и стартовую пятерку советской сборной: с самого начала на площадке в финальном матче были защитники Сергей Белов и Зураб Саканделидзе, а также тройка высокорослых игроков Александр Белов, Алжан Жармухамедов и Михаил Коркия, причем Александр Белов стартовал на позиции «центра».

Возвращаюсь в раздевалку сборной США. Том Макмиллен вспоминает, что когда объявили стартовую пятерку, то у него вызвало удивление наличие в ней Бобби Джонса. Во-первых, это единственный белый игрок в американской стартовой пятерке; во-вторых, он пропустил прошлую игру; в-третьих, за весь олимпийский турнир он появлялся в стартовой пятерке всего два раза, один из них – в финале. Объяснялся подобный выбор так: Хэнк Айба при всех очень подробно объяснял персонально Джонсу его задачу по опеке Александра Белова. Весь тренерский состав США смотрел матчи СССР как своего предполагаемого соперника по финалу и особенно внимательно просматривал встречу СССР – Пуэрто-Рико, которая была выиграна нашей командой со счетом 100:87. В том матче Саша Белов набрал 35 очков – это был для него самый результативный матч во всем олимпийском турнире, и по отзывам тех, кто видел игру, действовал он просто блестяще. Особенно ему удавались броски из трехсекундной зоны с дистанции 2,5–3,5 метра, с чем никто из пуэрториканцев справиться не мог.

Таким образом, появление Бобби Джонса в стартовом составе американской сборной объясняется тем, что этот баскетболист, во-первых, превосходил Белова в росте: 206 сантиметров против ровно 200. Кроме того, Джонс в свое время пришел в баскетбол из легкой атлетики, где занимался прыжками в высоту – другими словами, Бобби не проигрывал Александру в прыгучести. И еще: в играх за свой университет Джонс слыл не столько атакующим нападающим, сколько нападающим защитного плана. Вот на него и была возложена тренерским штабом сборной США задача по опеке Александра Белова.

Сергея Белова был призван держать Эд Рэтлифф. Появление Рэтлиффа в стартовой пятерке – не сюрприз: они с Кенни Дейвисом меняли друг друга: иногда в «старте» выходил один, иногда другой. Но Рэтлифф лучше защищался, а кроме того, его рост – 198 сантиметров, и прыгал он гораздо лучше, чем Сергей Белов. То есть это второй персональщик в оборонительном плане Хэнка Айбы, призванный держать лучшего снайпера сборной СССР на том олимпийском турнире. Опекать Сергея Белова – очень сложная задача, поэтому разбирались и другие варианты, когда на подстраховку Рэтлиффа при получении Беловым мяча на своих ударных позициях (под 45 градусов с правой или левой стороны от кольца) успевал прибежать Том Хендерсон.

Вот такие пятерки. Кстати говоря, один сюрприз для своих американских оппонентов произвел и Владимир Кондрашин. Впервые на том олимпийском турнире в стартовой пятерке сборной СССР не появился капитан команды Модестас Паулаускас. Вместо него на площадку вышел Михаил Коркия. И это был не просто сюрприз: это был план А тренера сборной СССР на финал – увеличить скорость. Коркия не только на несколько сантиметров выше Паулаускаса, но и гораздо быстрее. И первым планом Кондрашина было убежать от американцев в быстрый прорыв или раннее нападение. Этот план блестяще сработал.

Напоминаю, что Александр Белов выиграл спорный мяч у Джима Брюэра, первая атака оставалась за нами, однако несколько стартовых атак – две у наших, две у американцев – не завершились взятием кольца. В это время игра шла очень корректная, и работы у судей матча болгарина Арабаджияна и бразильца Ригетто практически не имелось. Происходили технические ошибки: была потеря у американцев, была потеря у Сергея Белова, когда мяч ударился ему в ногу и ускакал за боковую линию. А потом Зураб Саканделидзе совершил блестящий, очень красивый перехват, убежал в быстрый прорыв, выскочил один на пустое кольцо и открыл счет.

Вообще первые пять минут встречи проходили под знаком доминирования защитников сборной СССР. Саканделидзе за первые пять минут забил мяч в проходе, средний бросок с линии штрафного и реализовал один из двух штрафных. Забил и Сергей Белов. То есть к восьмой-девятой атакам, когда еще не завершилась первая пятиминутка матча, преимущество сборной СССР выросло до пяти очков – 7:2.

Сказать, что обе команды освободились от нервного напряжения, нельзя. Финальный матч олимпийского турнира не может быть спокойным. Это уже в новейшие времена, когда на Олимпиаду приезжала команда США, составленная из лучших игроков профессиональных клубов и получившая прозвище «Дрим-Тим», финалы 1992-го и 1996 годов игрались спокойно, без нервов: победитель был известен заранее. Но вот финал Олимпиалы-72 проходил в очень нервной, напряженной борьбе, когда даже такие опытные баскетболисты, как Сергей Белов, Модестас Паулаускас и появлявшийся на площадке Геннадий Вольнов или, например, вдумчивый, спокойный Том Макмиллен, не могли избежать технических ошибок.

Слишком много раз американцы теряли мяч при переходе от защиты к нападению. И это при том, что Хэнк Айба настаивал, что с самого начала надо тянуть время и сбивать сборную СССР с настроя на быстрый баскетбол. Частично это американцам удалось, но не в первые пять минут. Инициативу и лидерство в стартовый отрезок захватила сборная СССР, и к концу пятой минуты счет на табло был 11:6 – по-прежнему пять очков в нашу пользу.

Мне бы хотелось обратиться к воспоминаниям Сергея Белова, который в первом тайме провел на площадке 11 минут игрового времени без замен, потом на пару минут присел отдохнуть и в концовке тайма вновь появился на площадке. Вспоминая этот матч, Белов очень критично отнесся к самому себе. Он промазал два броска с игры, что было ему абсолютно несвойственно. Сергей сильно критиковал себя именно за то, что отвлекся перед выполнением броска, который не завершился взятием кольца. Он отвлекся на ситуацию, возникшую под кольцом, и я бы хотел заострить на ней внимание.

ФИНАЛЬНЫЙ МАТЧ ОЛИМПИЙСКОГО ТУРНИРА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СПОКОЙНЫМ

Практически все баскетболисты сборной СССР вспоминали, что, несмотря на молодость американцев, те превосходили наших в атлетизме, физической силе и прыгучести. И вот когда Сергей Белов оценил, что происходит под кольцом, то у него был вариант сбросить мяч врывавшемуся в трехсекундную зону Алжану Жармухамедову. Однако в тот момент, когда Сергей уже хотел отдать передачу, он увидел, как Алжана достаточно жестко и даже грубо встречает опекавший его Джим Брюэр – встречает правым локтем и плечом, после чего Жар упал в трехсекундной зоне – слава богу, что обошлось без травм.

Такие ситуации жесткой силовой зоны в трехсекундной зоне, особенно под щитом американцев, продолжались все 40 минут матча. И это не было грубостью, на которую игроков настраивал тренер сборной США – это был атлетичный баскетбол, контактный, кость в кость. Именно это в принципе отличает американскую школу баскетбола, и именно поэтому в профессиональный баскетбол, баскетбол НБА, из студентов обычно переходят только лучшие игроки. Игроки, зарекомендовавшие себя в том, что они не просто умеют ловить, передавать мяч и бросать по кольцу, но еще и могут создавать силовое давление в своей трехсекундной зоне и выдерживать его уже у чужого кольца. Это один из критериев отбора игроков, который был и в 60-х, и в 70-х, и сохраняется до сих пор. Поэтому преимущество американцев в атлетизме признавали не только тренеры нашей сборной, но и вообще все аналитики, которые присутствовали на игре.

Напомню, что по тем правилам команда могла сфолить в тайме десять раз и только 11-е нарушение пробивалось. В первом тайме ни та, ни другая сборная десять раз не сфолила, так что штрафные броски за превышение лимита командных фолов не назначались.

У меня были очень интересные беседы с Александром Болошевым, который весь первый тайм отсмотрел со скамейки запасных. Болошев говорил, что рубка под кольцом шла совершенно сумасшедшая, но там не было умышленных ударов, попыток нанести сопернику травму. Просто боролись за право раньше занять позицию, успеть перед прыжком вынести руки вверх. Для тех, кто плохо представляет себе баскетбол, хочу подчеркнуть: для того, чтобы забрать отскочивший от кольца мяч в наивысшей точке, мало выпрыгнуть высоко – нужно выпрыгивать с высоко поднятыми руками, чтобы иметь преимущество над соперниками, которые прыгают рядом. Поэтому, например, руки Александра Белова уже были высоко выпрямлены над головой в момент занятия позиции, и, используя свой феноменальный прыжок, он чаще других становился обладателем мяча. Но в матче с США у него были достойные соперники – такие ребята, как Бобби Джонс, Дуайт Джонс, Джим Брюэр. Они тоже прекрасно владели этим приемом.

У всех было желание: «Я свои руки подниму, а локтем помешаю сделать то же самое сопернику». Здесь не за что карать персональным замечанием: нет толчков и удара, и ни один из игроков не владеет мячом, так что судейские свистки молчат. Но именно эта борьба и называется в баскетболе рубкой в трехсекундной зоне. Рубка – это не когда двумя руками бьешь противника с мячом. Это глупость, потому что судья не может этого не заметить. Или когда игрок толкает выпрыгивающего соперника в спину, что очень опасно: при приземлении можно получить тяжелую травму. Вот это – грубость, а не рубка. А то, что происходило на площадке в Мюнхене, я считаю, было корректной, весьма атлетичной борьбой, в которой не жалели ни соперника, ни себя.

На шестой минуте матча Хэнк Айба был вынужден взять тайм-аут. Что он говорил в этом тайм-ауте, не знаю, но также он произвел несколько замен. Бобби Джонса, кстати говоря, оставили, потому что он справлялся: в эти первые пять с половиной минут матча Александр Белов ни одного очка своей команде не принес.

На площадке появились Кенни Дэвис и Майк Бэнтом. Это игрок, который потом очень неплохо зарекомендовал себя в НБА, а в сборной США того времени считалось, что Бэнтом – единственный универсал, способный совмещать позиции от второго номера (атакующего защитника) до четвертого (мощного крайнего нападающего), ведь рост Бэнтома – 205 сантиметров. Майк был выставлен на площадку Хэнком Айбой с заданием подстраховывать партнеров. В связи с тем, что Александру Белову было не бросить, а Сергей Белов и Зураб Саканделидзе уже проявили себя в результативности, Бэнтом выходил с заданием держать Алжана Жармухамедова и за его счет подстраховывать партнеров. И в первой же атаке – я подчеркиваю, в первой же – после этих замен Владимир Петрович Кондрашин отдал задание Сергею Белову и Михаилу Коркия сыграть на Жармухамедова. Тренер почувствовал, что опека Алжана будет более мягкой, менее нацеленной на получение мяча, чем в случае с другими игроками сборной СССР. Это даже планом не назовешь: это одна атака, одна комбинация, но она была в запасе у советской сборной и завершилась удачно – точным броском Жармухамедова.

Чувство того, что происходит на площадке, дар предвидения Кондрашина позволял в этих крошечных отрезках времени завоевывать преимущество и увеличивать разрыв в счете. Он рос медленно. Игра, как я уже не один раз говорил, была очень нервная, а потому процент реализации бросков в первом тайме у обеих команд не превышал сорока. Прибавьте к этому достаточно большое количество потерь – счет рос крайне медленно. Однако завоеванное на первых минутах преимущество «+5» дорастало по ходу тайма и до «+9».

В момент, когда начиналась середина тайма, сборная СССР имела преимущество в восемь очков и владела мячом. Да, после этого не произошел результативный бросок, а в ответ американцы забили один штрафной из двух, но следующая успешная атака сборной СССР увеличила разрыв до девяти очков. Я напоминаю, что по тем правилам время, отведенное на атаку, составляло 30 секунд, поэтому количество атак за игру было меньше, чем сейчас. Соответственно, и результативность была ниже. Процент реализации невысокий, и счет, скажем, 22:13 в пользу сборной СССР – это комфортное преимущество.

Следующий тайм-аут брал уже Владимир Петрович Кондрашин. По его ходу он объяснял игрокам, что преимущество достигнуто, что игра идет по сценарию сборной СССР и с ее инициативой, а полученное преимущество надо охранять. Надо обязательно усилить игру в обороне. Именно этим обосновываются те замены, которые произвел Кондрашин в середине первого тайма. Во-первых, нужно было дать почувствовать игру тем, без кого не выиграть, кто обязательно будет появляться на поле – так на площадке появился Иван Едешко, выходил Модестас Паулаускас.

Мне следует сделать ремарку: для капитана сборной СССР это была одна из самых неудачных игр в карьере. Решение тренера не выставлять его в стартовом составе психологически надломило такого стойкого бойца, и Модестас на площадке был не похож на себя. Нет, мяч он не терял, но практически не действовал остро в позиционном нападении: не заставлял соперника получать на себе персональные замечания, а именно в этом была роль одного из лидеров команды. Сергей Белов, очень близкий друг Модестаса, всегда живший с ним в одном гостиничном номере, первым почувствовал, что Паулаускас находится не в своей тарелке. Поэтому Белов не исполнял на площадке те наигранные «двоечки», в которых они с Модестасом обычно участвовали, – понимая, что Модя может не попасть.

Именно в промежутке между 16-й и 20-й минутами игры, то есть в концовке первого тайма, Сергей Белов взял инициативу на себя. В эти четыре минуты он действовал блестяще. Из четырех совершенных бросков он лишь раз промазал, а еще в одной атаке на нем сфолили и Сергей реализовал два штрафных. То есть за четыре минуты Белов набрал восемь очков. Тайм в целом он закончил с 13 очками, являясь самым результативным игроком встречи в составе обеих команд. Белов был безусловным лидером, который заставил американцев переходить к плану B.

Хэнку Айбе в Мюнхене помогали очень известные специалисты Джон Бах (тот самый, потом на протяжении 14 лет ассистировал Филу Джексону в «Чикаго» и «Лос-Анджелес Лейкерс») и Сэм Хоскинс – они сами тогда были главными тренерами в командах университетов США. Эти три светлые головы, конечно, могли придумать и план B, и план C! Так вот, у сборной США, по воспоминаниям участников того матча, подобные планы были, однако применить план В прямо по ходу первой половины Айба так и не решился.

Команды уходили на перерыв, и сборная СССР вела в счете пять очков. В концовке был пропущен очень обидный мяч от Джима Брюэра. Обидный почему? Он был забит из-под нашего кольца после очень активной борьбы трех наших игроков и троих американцев за подбор. Брюэр просто пробился под самое кольцо, в третьем своем прыжке добрался до мяча и добавил его в корзину. А так бы были еще более комфортные «+7».

Мой давний приятель Сергей Коваленко рассказывал, что наши ребята шли в раздевалку с высоко поднятой головой, потому что они переиграли американцев по всем статьям. Но ведь пока в руках ассистента тренера не появится технический протокол, непонятно, по каким показателям превзошли соперника, а по каким – уступили. Если посмотреть протокол того матча за первый тайм, получается следующее: процент попадания с игры у сборной СССР выше, общее количество подборов в защите и нападении всего на два, но больше, чем у американцев, а потерь – на три меньше. Так что первый тайм был выигран вчистую, и это огромная заслуга наших тренеров.

Я хочу сказать, что тогда каждая команда имела право на два минутных перерыва за тайм. Так вот, Владимиру Кондрашину второй тайм-аут не понадобился, а Хэнк Айба использовал оба. Если говорить о количестве замен, то в первом тайме на площадке у сборной СССР побывало девять игроков, и в основном это были плановые замены: это еще раз подчеркивает мою мысль о том, что план Кондрашина на первый тайм полностью удался. Он проводил замены, о которых думал, составляя план на игру. Сборная СССР играла по плану А. И даже обратные замены, когда игроки стартовой пятерки Сергей Белов, Александр Белов, Алжан Жармухамедов возвращались на площадку, чтобы доиграть концовку первого тайма (она была сыграна очень здорово, очень качественно), считались плановыми.

Я не сгущаю красок и не хочу комплиментировать наших тренеров – я хочу подчеркнуть мысль, что тренерский штаб сборной СССР по первому тайму оказался готов к финальной игре с американцами лучше, чем их визави. Не хочу опускать, ругать или критиковать тренеров сборной США – это отличная группа тренеров. А если учесть, что вместе с ними участие в подготовке к Олимпиаде принимал такой великий в будущем наставник, как Бобби Найт, то скажу: с той стороны тоже все было готово. Но сборная СССР по сравнению со своими противниками была гораздо более разнообразна и хитра тактически.

Когда я говорю «разнообразна и хитра», то тем самым стараюсь нарисовать портрет нашего главного тренера Владимира Кондрашина. Его заслуга не столько в том, что игроки сборной СССР быстрее психологически пришли в себя по ходу первого тайма, не столько в том, что костяк нашей сборной играл вместе уже на протяжении семи лет с 1965 года, а в том, что эта команда лучше, чем соперник, умела использовать свои сильные стороны. Своих лидеров, свою взаимозаменяемость.

ТРЕНЕРСКИЙ ШТАБ СБОРНОЙ СССР ПО ПЕРВОМУ ТАЙМУ ОКАЗАЛСЯ ГОТОВ К ФИНАЛЬНОЙ ИГРЕ С АМЕРИКАНЦАМИ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ИХ ВИЗАВИ

Приведу пример. Когда уходит Саканделидзе и выходит Едешко, то вы должны понимать, что это совсем разная манера игры разыгрывающим защитником. Они отличались друг от друга как день и ночь! Если Саканделидзе и вся наша стартовая пятерка на первых минутах не только хотела, но и смогла убежать от американцев и забивала мячи в быстрых прорывах, то с выходом Едешко стиль игры сборной СССР становился более академичным. Я не скажу, что он был медлительным – он стал более замедленным.

Отличались и передачи от первого номера. Саканделидзе старался отдавать мяч под 45 градусов Мишико Коркия или Сергею Белову. Ну или Александру Белову, который открывался на линии штрафного броска. А вот Едешко со своей манерой игры не стеснялся отдать передачу в угол площадки – и вы можете представить, какое это обострение для защиты: мяч с дуги, минуя стоящего под 45 градусов игрока, сразу отправляется в угол. Что приходится делать защитникам? Четырем из пяти – разворачиваться на 180 градусов, на чем теряется время. Приходится перемешаться, ведь мяч пролетел около 11 с половиной метров, так что нужно делать короткие рывки на 3,5–4 метра. Игрок, опекающий представителя СССР в противоположном углу площадки, вынужден терять позицию, перемещаясь под свое кольцо – ему вообще необходимо бежать 7 с половиной метров. Это отнимает у соперника силы. Не всякая такая игра с перемещением мяча из позиции «в лоб к кольцу» в угол заканчивается результативно. Тем не менее подобная атака отнимает у соперника, играющего в защите, гораздо больше физических сил. Соперник быстрее утомляется. И когда эта усталость накапливается, вот тогда может пройти результативная атака.