- Я пришла поблагодарить тебя за предоставленную тобой информацию, но у меня все еще недостаточно данных. - Она очень быстро учится.
- Да ладно, мне не сложно, я слушаю. - Во взгляде моей собеседницы что-то изменилось, и у меня появилось смутное ощущение, что я что-то упускаю.
- Инцест является стандартной практикой в семьях, или есть исключения? - Так вот откуда мое предчувствие: я забыл про то, что в этой коробке кроме нот, художественной литературы, учебников и конспектов, был хентай. Много, томиков этак 10 откровенного порева, и брошюрка сексуального просвещения, выданная в школе всем, кто старше тринадцати. Я даже боюсь прогнозировать, в какую безумную смесь может вылиться Рей, принципиально лишенная морали и знаний о человеческом обществе, и откровенных извращений вроде "Моих Развратных Сестричек" или чего-то в этом роде. Я надеялся, что проблема решится сама собой, но, похоже, только усугубил ее течение.
- Нет, большинством это порицается, но при этом является самой распространенной сексуальной девиацией. - Все не так плохо, как я думал...
- Почему?
- Я не знаю, это слишком сложный вопрос... Люди боятся своих желаний, потому что они показывают их истинную суть. А их пугает то, чем они являются...
- Ты боишься меня? - Аянами просто мастер неудобных вопросов.
- Немного: себя я боюсь гораздо больше. Мне приятно, когда ты рядом. - Мы в ответе за тех, кого приручили. Так уж вышло, что я своим интересом приручил Рей и мне действительно хорошо рядом с ней.
Собеседница замерла, сосредоточенно наблюдая за малейшими изменениями во мне, пристально глядя на меня. Ненавижу, когда меня изучают так пристально - мне начинает казаться, что меня хотят в чем-то обвинить. Проходит минута, и я уже едва сдерживаюсь, чтобы не ударить по ее открытому разуму - мне почти физически больно от ее взгляда.
- Рей, что такое? - Подхожу ближе, стараясь разорвать столь мучительный для меня зрительный контакт и сгладить неловкость ситуации. Вдруг Аянами буквально бросается вперед и ее тоненькая ручка с нечеловеческой силой обнимает меня. Мягкие, сухие и тонкие губы находят мои в неловкой попытке поцеловать. Нежно целую их, переставая сдерживать себя и сомневаться. Огромный рубиновый глаз смотрит в упор расширенным от страсти зрачком, полным безумного желания и страха. Она такая робкая: неуверенность сквозит в каждом движении, только придавая очарования. Наши с ней отношения вряд-ли будут долгими: она изменится, и костыль в моем лице потеряет для нее смысл, но эти месяцы будут крайне занятными. Рей так увлеклась, что уже вторую минуту не дышит, потеряв себя в водовороте чувств. Пытаюсь вырваться из ее объятий, но моих сил не хватает даже чтобы отстранится: в бытие сверхчеловеком есть и определенные плюсы. Выдыхаю ей в рот и девочка конвульсивно вдыхает, после чего слегка отстраняется и начинает дышать. Посылаю мысль: "Дыши носом, или отпусти меня. Я не получу удовольствия, если ты умрешь в моих объятьях!". Мои руки блуждают по ее бедрам, животу, груди, массируя, возбуждая и даря наслаждение: я не скуплюсь, стараясь по максимум использовать свой дар. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Рей отстранилась от меня и вскрикнула, выгибаясь в оргазме. От переизбытка ощущений Аянами даже потеряла сознание и пришлось нести ее к кровати. Придя в себя через минуту, девушка решила продолжить. Дальнейшее я помню слегка смутно: мы как-то перебрались в соседнюю квартиру и оказались уже в ее кровати. Повсюду был запах девушки: терпкий, с привкусом крови, лекарств и желания. Сколько продолжались наши безумные ласки, поцелуи и прикосновения, я не могу сказать, но Рей постепенно затихла, и не выпуская меня из объятий уснула. Осознание того, что произошло, пришло после: Гендо этого просто так на тормозах не спустит, так что у меня намечаются большие проблемы. Не знаю, что будет дальше, не знаю, куда и к чему все это приведет, ясно одно - намечается очень большой переполох.
Рицко тупо смотрела на экран, транслирующий картинку из квартиры Первого Дитя. То, что она увидела, просто не могло происходить, потому что не могло происходить никогда. Это ведь невозможно, невозможно, что Рей сама проявляла инициативу а не исполняла приказ, тем более в такой пикантной и неизвестной для нее теме, как близкие отношения. Но реальности, похоже, было плевать на все теории и предположения. Выронив сигарету, ученая решила просто плюнуть на этих Икари, клонов, призраков прошлого, поехать домой и немного развлечься, благо все необходимое для этого у нее было. Но червячок внутри не давал ей покоя: как и любой девушке, ей было неприятно, что опять выбирают не ее. Набрав номер такси, Акаги заказала машину к лифтам на поверхности и отправилась переодеваться. Сегодня впервые за очень долгое время у нее будет действительно хороший вечер.
Командующий сидел в своем рабочем кабинете в Верхней Догме и просматривал отчет о состоянии Первого Евангелиона, как вдруг лифт загудел, и из стены вышел невзрачный человек, одетый в повседневную форму НЕРВа. Положив на стол флеш-карту, человек сказал: "Это срочно." После чего, не сказав больше ни слова, снова буквально растворился в интерьере. Аккуратно подцепив белоснежной перчаткой маленький кусочек кремния, Гендо вставил его в гнездо считывателя.
Над столом развернулся голографический экран, показывая двух молодых людей, наслаждающихся друг-другом. Сцепив зубы, мужчина досмотрел запись до конца, после чего легким движением руки свернул экран. "Юй, как ты могла, ты второй раз выбираешь сына." - Тяжелый голос эхом отразился от стен огромного пустого помещения. - "Жаль, но мне придется действовать жестко. Цель слишком важна." Главным оружием Икари Гендо был его мозг, и его лезвие всегда было острым. Нажав кнопку коммуникатора, он сказал в микрофон: "Вызовите ко мне полковника Фуюцуки и начальника четвертого отдела, капитана Тоширо. Да, это срочно. Они уже спят? Так поднимите их из кроватей!" Отпустив кнопку, Главнокомандующий лишь зло усмехнулся в сложенные замком руки и пробормотал:"Все только начинается."
Глава 5. Затишье перед бурей.
Пробуждение было резким: что-то попало в нос и вызывало неудержимое желание чихнуть.Левую руку я не чувствовал совсем, а на плече лежало что-то увесистое. Открыв глаза,я увидел занимательную картину: Аянами перебралась на мое плечо и сейчас тихо сопела, периодически вздрагивая и прижимаясь ко мне. Неужели она так и не выпустила меня из объятий за всю ночь? Ведь ей наверняка мешали сломанные ребра... Высвободив из-под одеяла правую руку, я попытался аккуратно достать прядь волос, которую вдохнул во сне. Задание было провалено, и после нескольких попыток сдержаться, я громогласно чихнул. Лежащая рядом девушка дернулась и открыла один глаз - второй был надежно скрыт повязкой.
- С добрым утром, Синдзи. - В голосе Рей легкий оттенок нежности. Для нее это огромный прогресс.
- И тебе доброго утра, Аянами, как самочувствие? - Надеюсь, я вчера не навредил ей своей неосторожностью...
- Функциональность правого глаза, грудной клетки и правой руки нарушены. Болевой синдром в пределах допустимого при таких повреждениях. - Если бы она еще и говорить нормально научилась, не используя к себе столь безликие термины...
- Рад, что все в порядке. Я очень волновался, чтобы ты вчера себе ничего не повредила. - Никак не привыкну, что простая забота так удивляет девушку. Крепко обняв меня здоровой рукой, она спросила:
- Я все правильно делаю?
- Если ты делаешь то, что приносит тебе удовольствие, тогда да. - Сколько же силы в этом маленьком теле?
- Я поняла. - Выпустив меня из объятий, Рей аккуратно встала с кровати и вышла из комнаты. Левая рука ужасно затекла: стоило Аянами убрать голову, как будто тысячи иголок разом вонзились в конечность. Я едва успел сдержать стон, когда кровь огненной волной рванула в онемевшую руку. Отключив нервные окончания, принялся растирать поврежденную часть тела, чтобы она побыстрее восстановилась. Вернувшаяся с кухни Аянами с кружкой воды в руке пристально наблюдает за моими манипуляциями, пытаясь уловить их смысл.
Осознание проблемы Рей встало в полный рост: ведь она почти ничего не знает об окружающем мире, и при этом мыслит крайне причудливым образом, что крайне затрудняет общение. У неё даже логика мышления другая, абсолютно чуждая обычным людям. Это даже не шизофрения, а что-то совершенно другое: она вполне способна решить сложнейшую логическую задачу или найти связь между двумя, казалось бы, совершенно чуждыми событиями, но онигири с омлетом загоняют ее мозг в аут, не говоря уже про простой утренний разговор. Вот и сейчас Рей в сидит в глубокой задумчивости и почти не реагирует на внешний мир, уйдя в свои мысли. Вздохнув, встаю и иду мыть руки - как бы мне не хотелось понежиться в кровати подольше, но нужно делать дела.
Наскоро позавтракав лапшой пока Аянами моется в душе, я подготовил все препараты, необходимые для перевязки. Процедура проходила как и в прошлый раз, однако скорость регенерации была поразительна: мелкие ссадины уже почти зажили, а гематома стала заметно меньше. И если позавчера кроме жалости тело не вызывало других чувств ничего, то сегодня я понял оригинального Синдзи из аниме, который от такого зрелища потерял не только дар речи, а и равновесие: стройное тело, нежная и шелковистая кожа, белая как алебастр. Под кожей едва видны тоненькие прожилки вен, лишь оттеняющие неестественную бледность. Добавим к этому маленькую упругую грудь с аккуратными сосками, узкую талию и ровные ножки, и мы получим, наверное, самую красивую девушку, которую я когда-либо видел. Впечатление портили несколько маленьких шрамов, но их почти не было видно. Встряхнувшись, я перевел взгляд со всего этого великолепия на унылую коробку с баночками и поспешил закончить перевязку. Увлеченный внутренней борьбой с желанием прямо здесь и сейчас изнасиловать девушку, я потерял концентрацию: обезболивание мигом слетело, а Рей тихонько застонала от боли. Этот тихий сдавленный всхлип мгновенно отрезвил меня, напомнив что у нас не эротические игры, а перевязка. Завязывая бинт на бедре, спрашиваю:
- Рей, у тебя на сегодня какие планы? Просто у нас мало одежды, да и в квартиры нужно кое-что докупить.
- В 12-00 у меня плановое обследование у доктора Акаги. Я не испытываю недостатка в одежде. - Сказала девушка с оттенком удивления, доставая из комода очередной комплект школьной формы. Вся полка была забита однотипными сине-белыми свертками: их там было штук тридцать...
- Аянами, кроме этой, тебе нужна еще одежда. В обществе не принято ходить в школьной форме никуда, кроме учебных заведений. - Как ей объяснить, что одежда нужна не только для того, чтобы прикрывать тело от холода, и потому что так ходят другие?
- Разве планируется посещение заведений, требующих определенный дресс-код? - Желания убиться об стену становилось просто нестерпимым...
- Рей, я просто хочу, чтобы у тебя было больше красивых вещей. Согласись, что в ресторан идти в школьной форме будет крайне глупо. - Надеюсь, что Аянами не заметила ноток раздражения в моем голосе... Постояв минуту, проверяя, не жмет ли ей нигде и, видимо, удовлетворившись моей работой, девушка начала одеваться. Кажется теперь молчание будет гораздо длиннее: вы даже не представляете, как же я устал отвечать на вопросы. Надеюсь, что постепенно перманентный фейспалм у меня прекратится и я смогу вздохнуть спокойнее. Хотя, чего я жалуюсь? Главное, что мне скучно не будет! Замечаю, что ей одной рукой сложно застегивать блузку и подхожу помочь:
- Давай я застегну пуговицы, тебе ведь сложно.
- Я могу справится и сама... - Милее зрелища, чем растерянная Рей в застегнутой на две пуговицы блузке, я еще не видел: на бесстрастном лице большие растерянные красные глаза, синие волосы в полнейшем беспорядке, и криво застегнутая полупрозрачная рубашка на голое тело - полнейшая милота. Застегнув на девушке все пуговицы и поправив блузку, иду одеваться сам. Сегодня будет длинный день...
В Токио-3 сегодня было достаточно пусто: мало кто хотел жить в городе, который был готов подвергнуться разрушению в любую секунду. Но персоналу НЕРВа и ключевых служб было некуда бежать, а потому улицы хоть и не были полны народу, но пустынными их назвать было нельзя. Шокированная от такого количества внимания к своей персоне, Рей прижалась ко мне и старалась слиться с окружающей средой и не отсвечивать. Учитывая крайне нестандартную внешность, школьную форму и общую зажатость, получалось у нее это крайне плохо. Путем нехитрых расспросов я узнал еще одну страничку из биографии моей спутницы: Аянами никогда не выходила в город. Она даже не знала никаких маршрутов, кроме как из школы домой, и из дома в НЕРВ. В чем-то я понимал девушку, испытывающую такой дискомфорт в толпе: даже меня начинали бесить пристальные взгляды прохожих. Все, кто замечал Аянами, не оставались равнодушны: либо впадали в ступор от умиления, либо отворачивались, лишь бы не видеть.
Постепенно Рей осваивалась, но все еще слегка боязливо прижималась ко мне, удивленная таким вниманием к своей персоне. Внешность девушки сыграла с нами злую шутку не только на улице: нам пришлось облазить весь город, прежде чем мы смогли подобрать что-то пристойное из одежды. И проблема даже не в самих вещах, а в их цвете. Проблема состояла в том, что волосы Аянами совершенно непередаваемого сине-серебристого цвета, что в совокупности с ярко красной радужкой почти не оставляло шансов найти подходящее сочетание цветов. Консультанты просто сбивались с ног, предлагая популярные, но абсолютно глупо смотрящиеся вещи всех оттенков зеленого и бежевого, завоевавшие японский рынок после Второго Удара. В конце концов, в каком-то заштатном магазинчике мы смогли найти несколько подходящих вещей: синее платье, расшитое металлическими нитями, пару новых блузок и теплый махровый халат, в котором не холодно после душа. Рей очень устала от постоянного внимания толпы, и чтобы немного отдохнуть от суеты и людей, я предложил ей посидеть в кафе-мороженом, находящимся на первом этаже торгового центра. Покупки уже были отправлены домой службой доставки, чтобы не возится с сумками. Решив, что посещение такого ресторанчика будет чем-то новым для моей спутницы, а спокойная атмосфера не будет угнетающе действовать на и так утомленную психику Рей, я настойчиво повернул в сторону яркой вывески.
Внутри заведения было уютно: маленькие столики на двоих, стулья с мягкими спинками и пастельного цвета стены. Компания молодых студентов составила несколько столиков в углу помещения и тихо наслаждалась подаваемым лакомством, лишь изредка врываясь тихими приглушенными смешками. За холодильником, выполненным в форме прозрачной барной стойки, стоял молодой парень европейской наружности. Однако на японском он говорил почти без акцента, причем крайне вежливо. Заказав две порции фисташкового мороженого, я вернулся к занятому нами столику и принялся за лакомство. Съев несколько ложек, замечаю что Рей даже не притронулась к своей порции, и лишь внимательно следит за моими действиями. Решаю немножко похулиганить: взяв ложкой немного вкусностей, прошу девушку открыть рот, после чего отправляю туда мороженку. Девочка послушно глотает вкусняшку, и спрашивает:
- Что это?
- Фисташковое мороженое. Замороженная смесь из молока, сахара и яичного белка. Тебе понравилось?
- Да, это приятно. - Взяв чайную ложку, Аянами начинает быстро есть сладость, почти не жуя.
- Не простудись, оно очень холодное. - Моя младшая сестренка тоже очень любила мороженое, пока была жива.
- Я не подвержена инфекционным заболеваниям. - Постоянно забываю о том, что она не хрупкая девушка, а искусственно созданная химера: просто не могу смотреть на нее, как на монстра. Вдруг наши аварийные телефоны синхронно зазвонили. Неужели и правда в бой? Я уже скучаю за тем безумным ощущением всемогущества Евангелиона. С предвкушением беру трубку:
- Алло! Да, это Икари Синдзи. - В трубке ответил грубый мужской голос.
- Сообщите ваше местоположение, чтобы мы могли вас забрать. Доктор Акаги вызывает для проведения имитационного синхротеста. - Вот и птица обломинго прилетела... Сообщаю охранникам адрес кафе, предварительно спросив его у бармена, и получаю ответ: "Будем через семь минут, ожидайте." Рей ушла в себя, анализируя сегодняшний день. Интересно, к каким выводам она придет в этот раз?
Ехали мы недолго, наверное минут пять. Нас с Рей разделили сразу, рассадив по разным машинам, а в Геофронте я ее уже не видел. В раздевалке возле ангара, куда меня привели, стояла и краснела низенькая и слегка полноватая девушка типично японской наружности. Представившись Майей Ибуки, она стесняясь, протянула мне сине-белое нечто, похожее на мечту фетишистки: контактный комбинезон, так вот ты какой. На это обтягивающее порождение больной фантазии возле сердца крепились две пластины, помеченные красными крестами - автоматическая аптечка, как я понимаю. Девушка ушла, а я принялся раздеваться, аккуратно складируя одежду в шкафчик с надписью "Третье Дитя". Надевалось это недоразумение неожиданно легко, а после нажатия кнопки на запястье очень плотно обтянуло тело. Нацепив нейроконтакты на голову и глянув в зеркало на получившуюся мечту престарелой любительницы мальчиков посвежее, крикнул, что я готов. Охранник, стоявший за дверью, провел меня к капсуле, периодически подозрительно косясь на мою странную форму одежды. Контактный комбинезон абсолютно не защищал тело от холода, а ноги чувствовали малейшую неровность рифленого металлического пола, так что относительно короткая дорога до капсулы получилась изрядной пыткой. Поднявшись по лестнице, забрался в капсулу и откинулся на мягкий ложемент. Бронированная створка закрылась, отрезая меня от окружающего мира. Устроившись в кресле поудобнее, я расслабился и приготовился к синхронизации, стараясь смягчить неприятные ощущения от того, что в мой разум пытаются пробить дыру. Вообще, отмокание в LCL для меня - крайне бесполезное занятие, ведь в контакт с людьми я вхожу и без всякого оборудования. Хотя это не так безопасно, как через переходник, в виде системы А-10, но при этом гораздо полнее и быстрее. Внутреннее пространство начало потихоньку заполняться жидкостью, медленно обволакивающей мое тело. В голове размеренно текли мысли вперемешку с докладами мостика, готовящего программу проведения синхротеста. Аккуратно сливаясь с Евангелионом, я старался провести синхронизацию без рывков и насилия над своим мозгом, постепенно погружаясь в ничто. Однако когда я очнулся уже в новом теле, то чуть не заорал от боли: это был не здоровый и полный сил Первый, а искалеченный огрызок: у него отсутствовали левая рука полностью, правая кисть и обе ноги, а глаза заменены устройствами, которые эмулировали сигналы сетчатки в нервные стволы. Ощущать себя искалеченным огрызком было отвратительно, а так как никаких особых заданий мне на эту синхронизацию не давали, то мне оставалось только два часа бессмысленно отмокать в крови Второго Ангела. Делать мне нечего: ученые заняты сами собой, увлеченно фиксируя параметры мысленного траффика между мной и Евой, так что я решил разобраться с той мешаниной, в которую превратилась моя память в результате моего же косяка. Каждый вдох из-за LCL был медленный и плавный, минимум раздражителей, за исключением боли того Евангелиона, к которому я подключен, но ее легко игнорировать, ведь он - это не я. Закрыв глаза, погружаюсь в воспоминания того, кем я был до смерти...
Лица своих родителей и сестры я помню отчетливо, такими, какими они были в последний наш общий ужин. До этого злосчастного вечера моя жизнь ничем не отличалась от жизни других подростков: учился в школе, гулял, ездил с отцом и его друзьями на рыбалку - обычная жизнь обычного ребенка. Но в один момент рухнуло все: у сестры случился на ровном месте анафилактический шок, а надеяться, что скорая быстро приедет в пригород было бессмысленно. Схватив девочку, они сели в авто, а на следующее утро я уже ехал на опознание двух искореженных и обгоревших кусков мяса: тело сестры так и не нашли. Описывать то, что я тогда чувствовал - бессмысленно. Мне уже было четырнадцать, а потому в детдом принудительно отправить меня не могли. Старшие родственники были против брака моих родителей, и помощи от них ждать было бессмысленно. Так я и начал свою взрослую жизнь.
Продав нашу трехкомнатную квартиру, похоронил родителей, купил маленькую гостинку и устроился в магазин электроники подсобником, продолжая учебу в школе. Друзей особо у меня не было, а ночами мне снился один и тот-же сон: обгоревшее тело с обезображенным и обгоревшим до костей лицом, еще несколько часов назад бывшее моей матерью. С самого раннего детства я открыл в себе способность ощущать то, что чувствуют другие люди, и оставшись один, я начал развивать это в себе. Потом была встреча с Викой: бурный и безумный роман, закончившийся трагично. К девятнадцати годам я стал сильнее, чем многие из тех, кого я знал и у кого учился. И тут, когда я был на втором курсе в университете, грянула война. Одна из тех бесполезных войн, которые ведутся из-за денег и для того, чтобы власть имущих запомнили после их смерти. В один осенний день всех студентов нашего факультета собрали на стадионе и сообщили, что нас призывают на фронт.
Нас гнали толпой по снегу с помощью дубинок к поездам, стоящим на вокзале, утрамбовывая в пустые теплушки так, что люди могли только стоять. Когда мы прибыли на передовую, была уже ночь. Нас покормили каким-то варевом и выдали каждому по старенькому АКМ, пролежавшему в смазке лет шестьдесят и по четыре рожка патронов, помнящих еще мою прабабушку, хотя по всем каналам кричали о том, что армия обеспечена по высшему разряду и не имеет нужды ни в чем. Спали мы в грязных блиндажах, в которых воняло немытыми телами и страхом. Свой первый бой я помню смутно: кто-то кричал, все бежали вперед, периодически запинаясь о коряги и трупы тех, кому не повезло. Потом все слилось в кровавую круговерть, и я отключился. Очнулся я весь в крови в окопе, избивая треснувшим прикладом труп врага. Вокруг всюду были разбросаны ошметки тел, а растаявший снег на дне окопа была перемешан с кровью. Сослуживцы рассказывали, что я ворвался в траншею, и когда кончились патроны, просто порвал голыми руками несколько человек, однако сам я ничего не помнил. Когда меня впервые отпустили на неделю в отпуск, я узнал что мою девушку изнасиловали и избили пьяные танкисты, которых расквартировали на первом этаже общежития.
Я был с ней рядом, когда она умирала в реанимации от заражения крови, из-за того, что всей моей зарплаты за пол года не хватило на курс антибиотиков, безумно подскочивших в цене. Потом я попытался отомстить этим уродам, но мне настоятельно посоветовали этого не делать, если я хочу жить. Естественно, никакого наказания ублюдки не понесли, но ходили слухи, что вся их рота сгорела при штурме Донского плацдарма. Блогеры пытались раздуть мою историю в масштабный скандал, но введённое военное положение не особо располагает к свободе слова. Я тогда чуть с ума не сошел от постоянных интервью, прессинга военных и нескольких попыток отправить меня вслед за ней. Но человек - живучая тварь, а потому я смог это пережить, и даже не сойти с ума.
Потом были еще три долгих года войны: сплошной ужас, безумие и грязь. Слухи о моей отмороженности ходили по всему батальону. Несколько раз наша часть уходила на пополнение личного состава, я четыре раз был ранен, но мои способности помогали мне выжить и выполнить задачу даже в самых адских мясорубках. Свой смысл жизни и основу своей личности я создал в битвах, упиваясь кровью врагов. Однако в обычной жизни я мало отличался от других: старался шутить, смеялся со всеми и всячески поддерживал имидж своего парня. Однако я ненавидел людей - тупых, пустых и истощенных. Они были слишком жизнерадостны, слишком веселы, хоть я и понимал, что весь их смех - не более чем маска, которой они защищаются от мира. Что на войне люди выгорают, и ничего кроме ненависти и пустоты у них не остается. А потом была та злосчастная зачистка хрущевки, в которой какой-то враг пробил мой щит ножом. Противника я тогда убил, рану заштопали, но мое тело начало умирать. Медленно начали отказывать мышцы на ногах: я слабел с каждым днем. На всякую хитрую попу найдется и клизма винтом - нашелся винт и на меня. Естественно, после такого меня комиссовали, списав мое состояние на психосоматику и повесив на грудь пару медалек, как компенсацию за всё, что мне довелось пережить.
Вот так я и остался один, с умирающим телом в разрушенной войной стране. Почти два года я пытался найти способ спастись, однако все мои умения оказались тщетны, а знания - мусор. Когда накатывала хандра я просто включал аниме, и часами пялился в экран, забивая голову, лишь бы не выть от бессилия и одиночества. Решив разобраться в том, что же меня убивает, я начал свое паломничество по библиотекам, музеям и интернету, в поисках хоть каких-то крупиц знания.
В результате нашел я и ту дрянь, которая меня убивала, и способ от нее спастись. Однако прошло уже слишком много времени, и я был обречен. Так я решил сменить приоритеты, выбрав целью не выживание, а сохранение своей личности после смерти тела. Когда я уже совсем отчаялся, то перечитывая один из старых текстов нашел ритуал, который совершали смертельно раненые в бою воины. Сначала я счел его бредом, и чуть было не повесился от безысходности. Но утопающий хватается и за соломинку, а потому я решился на это безумие. Потом была долгая подготовка, осложненная тем, что ноги отказали совсем, а руки не могли удержать ничего, что было бы тяжелее книги, без помощи телекинеза. Однако я справился со всеми условностями, напился в стельку, сжег все ценное, что у меня оставалось и после того, как опохмелился, на следующий день я проткнул свое сердце. Однако или я что-то не учел, или воин из меня был так себе, но получилось не совсем так, как должно было. Однако же депрессивно-спокойная натура Синдзи таки смогла хоть немного унять мое безумие и помогла вернуть контроль над своим разумом. В жизни Икари-младшего было банально больше хороших событий и приятных воспоминаний, чем у меня. Но когда я увидел Рей в бинтах - это было слишком для моего измученного сознания.
Я осознаю, что поступаю неверно, но иначе просто не могу: после всего, что произошло за несколько последних дней, она стала важна мне. И я постараюсь ее защитить, как умею. Радует одно - способности Синдзи гораздо сильнее тех, которые были у меня в прошлом теле. И потому, если я не перегорю во время тренировок, то перспективы мои в этом теле огромны. Размеренные мысли прервал резкий обрыв синхронизации и по связи мне сообщили о прекращении синхротеста. Уровень LCL пошел на убыль, кожу омерзительно стянуло подсыхающей коркой, а спазм, вызванный автодоком для очистки моих легких от жидкости, скрутил меня в непрекращающемся кашле. В конце концов последние капли розовой жижи вышли из меня вместе с полупереваренными остатками мороженого и лапши. Воздух стал для меня долгожданным сладостным спасением, дурманящим голову. Встаю и, пошатываясь, бреду в душ, стараясь добраться туда как можно быстрее - ощущение подсыхающей корки на коже отвратительно.
Сняв пропитанный LCL комбинезон, я нежился под теплыми струями душа, восстанавливая душевное равновесие. Разворошенные мысли постепенно возвращались к своему неспешному течению, а теплая вода смывала неприятные ощущения от крови Лилит на коже. Сквозь шум воды пробилось пиликанье электронного замка, а на границе восприятия появляется комок неуверенности и смущения. Выключаю воду, одеваюсь и выхожу к незваному гостю. Вечно смущенная ассистентка Акаги, краснея, переминается с ноги на ногу, пряча нижнюю часть лица за толстой картонной папкой крайне совкового вида. Передав мне этого канцелярского монстра, девушка быстро и запинаясь в словах сообщает что с завтрашнего дня я учусь в средней школе 707,в классе 2-А, а эту папку буду должен передать директору лично в руки перед началом учебного дня. Развернувшись, Мая убегает прочь, на ходу оправдываясь, что ее ждет начальница. Тормознув Ибуки возле двери, спрашиваю про Аянами, и получив неутешительный ответ, узнаю что ей предстоят долгие процедуры, так что раньше, чем в шесть вечера ее не отпустят. Мысленно обругав Акаги за неукротимое желание расчленять во имя науки, иду к остановке монорельса, идущего на поверхность: минимум три часа в моем распоряжении. Нужно еще докупить домой электронику и постельное белье.
Сначала консультант в магазине отнесся ко мне крайне скептично, но вызванный менеджер и фамилия в пропуске НЕРВа его просто перекосили - кто такой Икари в Токио-3 знали очень хорошо. А потому все перепроверили по двадцать раз, запаковали и пообещали доставить к моему приезду домой. Закупившись всем необходимым, я купил себе два добротных ножа: без них ощущал себя голым. Закончив шоппинг, вызвал такси и расслабленно откинулся на сиденье: предстояло самое приятное - распаковка подарков.
Квартиры очень изменились, став гораздо более обжитыми и уютными. На моем новом диване сидели четверо мужиков в зеленых робах и курили. Все было распаковано, собрано и протерто от пыли: старую койку сменил комфортный двуспальный диван, напротив кровати висел на кронштейне телевизор, место комода занял просторный шкаф, а Проводив работяг и накинув каждому по небольшой плате за качественную работу, я протер линолеум и поставил вариться картошку и яйца на "мимозу". Длинный и мягкий ворс ковра приятно ласкал утомленные за день ступни, снимая усталость. Пока все варилось, я нарезал овощной салат с оливками. Едва все успел - я заканчивал сервировку стола, как Рей зашла в квартиру.
Открыв дверь, она замерла на пороге, и удивленно смотрела на изменившийся интерьер. Я закончил расставлять блюда с нарезкой сыра, подошел к недоуменно замершей девочке и аккуратно посадил ее за стол, чтобы не причинить боль, после чего протер спиртовой салфеткой руки, подал ложку и насыпал картофельного пюре в тарелки.Наконец придя в себя, Аянами спросила:
- Синдзи, что случилось? Я не могу проанализировать происходящее. У меня недостаточно данных: твои действия похожи на ритуал свидания, но он подразумевает ужин в ресторане, и не подразумевает смену интерьера в квартире девушки, обычно происходящую при ремонте. - Обожаю ее вопросы, они настолько абсурдны в своей логичности.Кажется, мне опять придется туго... Вздохнув, рассказываю все, что происходило со мной за день, пока Рей пробует приготовленную мной еду и таскает сырную нарезку. Аянами слушает молча, иногда переспрашивая некоторые моменты, которые ей были непонятны. Когда я закончил свой рассказ и в смешанных чувствах откинулся на спинку стула, девушка немного промолчала и сказала:
- Я согласна. - Теперь была моя очередь тупить...
- На что ты согласна? - Её логика меня убьет. Бросив на меня один из своих непонятных взглядов, девушка сказала:
- Я согласна быть с тобой, пока твоя смерть не разлучит нас. - Немного наклонив голову вправо, девушка и пристально смотрит на меня, пытаясь понять мою реакцию. Смысл фразы дошел до меня не сразу, ведь никто никогда не говорил мне таких слов. Судорожно пытаюсь вдохнуть, непослушными пальцами расстегивая ставший тесным воротник рубашки и проталкивая в измученные легкие резко ставший вязким воздух. Резко вдохнув, я рывком прихожу в себя. Аянами стоит, наклонившись надо мной и недоуменно смотрит в мои глаза. Ее маленькая ручка нервно подрагивает, выдавая истинное состояние ее хозяйки. Тихий голос разрывает тишину:
- Я не соответствую твоим критериям спутницы жизни? Какие-то условия не соблюдены? - Стараюсь как можно нежнее взять ее руки в свои, чтобы хоть немного успокоить, ведь Рей сейчас гораздо хуже, чем мне
- Все хорошо, просто обычно женщины не говорят так открыто. Ты отлично подходишь мне. Обычно общество порицает открытое проявление чувств.
- Это не эффективно. - Садится ко мне на колени и целует. Нежно, неуверенно, боясь сделать что-то не так, но с огромным желанием. Успокаивающе глажу ее, чувствуя как страх сменяется страстью и эйфорией. Аккуратно прекращаю поцелуй и предлагаю поесть.
Пюре остыло а "мимоза" нагрелась, но после всего произошедшего мне было наплевать на вкус. Смотрю на девушку, машинально запихивая еду в рот. Рей встает и уходит куда-то.Несколько минут спустя хлопает входная дверь и включается душ. Мне тоже определенно следует помыться нормально, а не под эрзац поливалкой, лишь по недосмотру названной душем. Дверь в свою квартиру я никогда не закрывал, ведь ночью я сплю чутко, а защита на двери, выведенная моей кровью всегда предупредит меня о нежеланных гостях. Помывшись, вышел из ванной и лег на предварительно разложенный диван. Не помню, когда успел разложить его и заправить, но думать о такой глупости мне просто лень. Закрыв глаза, устало откинулся на подушку, как вдруг услышал тихий скрип дверных петель, два шлепка босых ног по линолеуму и шелест ковра. Тонкое тело скользит под одеяло, с легким стуком задевая гипсом за быльце. Поймав в объятия Аянами, нежно притягиваю к себе, стараясь не повредить ребра. В ней от силы килограмм сорок.
Поцелуй перетекает в ласки, запах ее тела пьянит, а каждый вдох огнем разливается по телу, устремляясь в пах. Аккуратно переворачиваю Рей на спину и постепенно продвигаясь к самым нежным частям моей девушки. Понимаю, что если мы сейчас продолжим, то повредим Рей только начавшие заживать ребра. А потому усилием воли отстраняюсь от желанного цветка и стараюсь снизить накал страстей, чтобы не наделать глупостей, которые повлекут последствия для здоровья Аянами: со сломанными ребрами не шутят. Переворачиваюсь на спину и получаю еще один странный взгляд. Девушка опирается здоровой рукой мне в грудь и смотря прямо в глаза говорит: "Не волнуйся, Синдзи, мое состояние не помешает твоему удовольствию." И опускается к моему животу, наметив себе определенную цель. Как же она быстро учится! От ее поцелуя меня будто пробивает током, но за первым поцелуем следует второй, а потом еще... Дальнейшее я помню смутно, вроде кричал что-то, но что и на каком языке, хоть убей, не вспомню. Безумие страсти идет на спад, и я, не в силах себя контролировать, проваливаюсь в сон.
Глава 6.Мертвые не плачут.
Писк будильника ворвался в голову внезапно, развеивая блаженное ощущение покоя и защищенности. Чертова школа, мало мне ее в прошлой жизни было! Ненавижу толпы детей, злые, галдящие, завистливые и лживые.Однако это суровая реальность, и от нее никуда не денешься. Хотя можно попытаться хоть немного скрасить столь печальное утро, а раз вчера был такой приятный вечер у меня, то пора отплатить взаимностью. Если бы не моя привычка усиливать ощущения во время физической близости, то мне было бы очень сложно. Девушка возбуждалась легко, но вот доставить ей действительно сильное удовольствие оказалось весьма проблематично.Однако через несколько минут ее крик наслаждения эхом пронесся по пустым коридорам здания. Свободный от наложенной на ночь повязки глаз постепенно приобретает осмысленное выражение - Аянами медленно приходит в себя. Вылезать из-под одеяла не хотелось совершенно, но это было необходимо. Рей зевнула и сказала:
-С добрым утром, Синдзи. - Я впервые не прикладываю усилий, чтобы понять, что она нежна ко мне.
-И тебя, Рей. Сегодня наш больничный закончился, давай собираться. - Она кивнула и осторожно обняла меня, показывая что она рядом.
Холодная вода сбивает последние остатки сонливости, пробуждая ватное после сна тело, прочищая голову и даря ясность мыслям. Девушка, шлепая босыми ногами по кафелю, уже ушла на кухню, а я продолжаю тупо смотреть на свое отражение в зеркале. Все слишком хорошо, слишком гладко: или я чего-то не понял в поведении Гендо, или он готовит какую-то масштабную провокацию. Поведение Аянами выбивается из его плана, меня он контролировать не способен, а потому я для него - враг. Что делать в этой ситуации - не имею ни малейшего понятия. А что-то делать надо - и вариантов тут несколько: или искать союзников, недовольных поведением Командующего и бороться, или сворачивать свою активность, неспешно дожидаясь Комплементации. Но зачем мне престол Бога, если его не с кем будет делить? Да и сам механизм этого масштабного ритуала мне не понятен до конца. Это в мультике было всеобщее счастье и обретение полноты, но мультик и реальность отличаются слишком сильно. А потому полагаться на столь "надежный" источник я не буду. Эх, залезть бы к Гендо в голову... Но это вряд-ли возможно. Если у этого тела такие сильные врожденные способности, то его отец вряд-ли так прост, а потому ни к чему хорошему это не приведет. Ладно, нужно встряхнуться: умываюсь повторно холодной водой и иду на кухню к Аянами.
Девушка сидит за столом и ест вчерашний салат, слегка растерянно поглядывая в тарелку. Заварив нам обоим чай, я разогрел себе пюре с сыром: надо же хоть что-то поесть. Поев и почистив зубы, пошел собираться в школу: мне предстояло учится в том-же классе, что и Рей. Девушка числилась в нем уже семестр, изредка появляясь на уроках, по понятным причинам пропуская почти все занятия. Дальше оттягивать столь неприятный момент уже нельзя и потому собрав волю в кулак, начинаю одеваться.
Рюкзак оттягивал плечи, а портфель Аянами - правую руку, сама она идет слева, как и положено по этикету. Внешность моей спутницы как магнит притягивала внимание, порождая множество неодобрительных, негодующих и умиленных взглядов. Даже я от такого количества внимания чувствовал себя не в своей тарелке, что уж говорить про девочку - она закрылась и шла молча, напряженная до предела. А потому мне остается только продолжить свои размышления о будущем. Пока нет Аски, меня вряд-ли убьют, скорее всего будут шантажировать через Рей, или просто ее убьют, стерев память. Она стала очень близка мне, но ее смерть не необратима, однако восстановление памяти гораздо более сложное задание. Надеюсь, что защитить девушку от всего этого ужаса будет в моих силах. Более экстремальные меры, вроде физических пыток, вряд-ли применят - их понимание механизмов синхронизации далеко от истины, а потому слишком ломать мою психику они поостерегутся, так как пилот им все-таки нужен. От этого и будем отталкиваться.
Мои невеселые мысли были прерваны тихим голосом Рей:"Мы пришли." Прощаюсь с девушкой, и иду в сторону кабинета директора. Постучав, вхожу и здороваюсь и ожидаю, пока тучный японец прочтет все, что сказано в папке. Перевернув последний листок, мужчина поднимает глаза и спрашивает:
-Я должен знать что-то, кроме занесенного в эту папку? - То, что мой отец большая шишка, имеет и свои плюсы.
-Нет, кроме того, что моя посещаемость будет нерегулярной в связи с тренировками. - Пожилой мужчина степенно кивает, продолжая изучать бумаги
- Позволю себе еще один нескромный вопрос,юноша. Ваша фамилия Икари, вы однофамилец Командующего? - Видимо он раз и навсегда желает уточнить мою позицию в социальной иерархии.
- Нет, сын. - Лицо искажается в раболепной улыбке. Ненавижу всю эту иерархическую схему, но она великолепно работает.
- Особые пожелания будут? - Вот это сервис!
- Определите в класс, в котором учится Аянами Рей. - Решаю перестраховаться на случай, если вдруг что-то не так понял.
- Уже сделано. Вам на второй этаж и в кабинет 21. Это 2-А класс. Поспешите, урок скоро начнется. - Однако эта система имеет и свои плюсы: вряд-ли в любой другой стране к обычному школьнику директор обращался как к начальнику. Аккуратно закрыв дверь директорской, глянул на часы в холле и неспешно пошел наверх по лестнице. Найдя нужный класс, оперся на стену и стал ждать учителя. Низенький и сухой старичок со старомодным кожаным портфелем появился точно в 9-00. Заметив меня он сказал:"А, это ты новенький? Директор Мацуда сообщил о тебе.Проходи, будем знакомится" Прохожу в класс вслед за ним, слушаю приветствие, которое ведет низенькая и бойкая девочка, вся в веснушках и с двумя косичками - наверное, она и есть староста класса. Пока утихает шум, пишу на доске свое имя и представляюсь: "Меня зовут Икари Синдзи. Я извращенец, чернокнижник и сволочь. Позаботьтесь обо мне." Что прекрасно в Японии: можно соблюдая формальный этикет, творить подчас самые безумные вещи, не нарушая де-юре, но бесчинствуя де-факто. Под дружный гогот класса, провожаемый неодобрительным взглядом учителя, я нахожу свободное место за Аянами и иду туда. Жаль, что мы сидим за партами-одиночками, иначе можно было бы забить на урок и просто наслаждаться друг-другом. Проходя мимо Рей, касаюсь ее плеча рукой. Девушка ловит мою руку, немного задерживает в ладони, прижимает к щеке и отпускает. Смех в классе будто выключили, а учитель молчит, но его неодобрение ощутимо уже физически.
Сажусь, включаю школьный ноутбук и подключаюсь к локалке класса. Чат взрывается сообщениями: основная тема - наши с Рей взаимоотношения и причина моего перевода в класс. Игнорирую все, пытаясь расслышать тихое бормотание преподавателя, но непрерывный стук клавиш и писк оповещений забивает все. После мучительного урока и более ста проигнорированных сообщений наступает не менее отвратительная перемена. Сразу после звонка галдящая толпа подростков затапливает наши с Аянами парты. Девочки лезут вперед, задают вопросы, толкаются, пытаясь занять место поближе. Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить им всем по мозгам. Вдруг Рей тихо говорит: "Если вас интересует, насколько мы близки с Синдзи - то мы живем вместе." Класс настиг шок, в очередной раз за день. Надеюсь, их мозги смогут его пережить. Вдруг толпа заволновалась и через нее проломился высокий бугай гоповатой наружности, с лицом, не обезображенным интеллектом. За ним в образовавшуюся пустоту втиснулся тощий тип в очках и с камерой, похожий на крысу. Громила останавливается возле моей парты и берет меня за грудки:
- Слыш, новенький, пошли, побазарить надо. - Воу, это сечас такие гопники пошли?
- Чего тебе надо, жертва лишней хромосомы?
- Мне папа сказал, что из-за тебя погибла моя сестра! Это ведь ты пилотировал того бешеного робота! - Охренеть, теперь в этом клубке появился еще и труп маленькой девочки. Где-то явственно отсвечивали очки-хамелеоны
- Парень, я тебя впервые вижу. И если тебе не нужны проблемы, то просто отвали от меня. - Лицо гопника искажает гримаса ярости, а мозги пытаются переварить то, что он услышал. Вдруг девичий визг ворвался в уши, а пацан инстинктивно пригнул голову:"Судзухара!!! Ты что творишь, мало того, что на уроки не ходишь, так еще и новенького задираешь!!"
Гопник отпустил мою рубашку и повернулся к той самой девочке с косичками:" Слыш, староста, он и эта красноглазая кукла пилоты того огромного робота. И они убили мою сестру! Я этого так не оставлю." После этого он повернулся ко мне и сказал:"Я знаю, где вы живете, так что мы еще встретимся." После чего развернулся и ушел в закат, расталкивая толпу. Чудак с камерой тихонько шепнул мне на ухо: "Папа Тодзи работает в НЕРВ, а потому он много знает. Судзухара очень зол на тебя, и я бы на твоем месте свалил подальше." После чего этот крыса-кун растворяется в толпе. Класс, шокированный в третий раз, просто разбрелся кучками по помещению, обсуждая свежие сплетни. Пару раз я замечал этого хрена с камерой, который метался от одной группки к другой и что-то им рассказывал. То, что Гендо слил меня этим кретинам стало для меня неприятной неожиданностью. Хрен бы с Судзухарой, но вот его отец мне явно не дает покоя. Была ли мертвая девочка, или ее сделали уже потом - мне это уже не важно. Гопники в Японии - не то что в странах бывшего СССР. Если в СНГ это просто уличная шпана из опустившихся людей, то в Японии - обычно члены группировок под крылом крупных корпораций: они хорошо организованы, имеют отличную крышу и представляют немалую угрозу для того, кто перешел им дорогу. Логично, что подобные личности есть и у НЕРВа. Хреновый расклад получается, хотя уличные абреки - это не полиция и не армия, а потому все не так плохо.
Уроки сегодня заканчиваются в половину третьего, а большинство учащихся расходится в четыре из-за кружков и спорта. Помогаю Рей собрать портфель, одеваю рюкзак на спину и мы выходим из класса. Путь домой ничем не отличается от пути в школу, только людей на улицах города было гораздо меньше - большинство усердно трудились. Проходя пустынный сквер недалеко от дома, я заметил компанию из шести человек, собравшуюся возле одной из скамеек. Трое сидели на лавочке, еще три человека стояли рядом, пили пиво и неспешно о чем-то говорили.Вдруг один из сидящих показал на нас пальцем и ощущение, идущее от них, изменилось: кажется, это за нами. Совершенно некстати, что я оставил ножи дома: сейчас они бы мне пригодились, но что есть, то есть. Шепнул Рей: "Если что прячься за дерево и беги к людям." Она лишь кивнула - хорошо, когда не задают лишних вопросов. Потихоньку начинаю формировать щит, и тут слышу очень характерный звук загоняемых в магазин дробовика патронов. Резко все становится очень плохо: ясно одно - мне нужно перебить этих бугаев пока не умру. Бегать наперегонки с шестью амбалами с дробовиком наперевес - дохлый номер. Рей столько не выдержит со сломанными ребрами. Сильно толкаю девушку за первое попавшееся дерево, прикрывая ее щитом, и кричу:"Беги!!"
Выстрел, заряд дроби влетает в щит, пара дробин попадают мне в руку, но это не страшно. Главное, что девушка в безопасности, а потому пора немного потанцевать! Разворачиваюсь, падая и уходя в кувырок, дробь пролетает над моим правым плечом. Осталось четыре выстрела и метров тридцать дистанции. Восприятие уже разогнано до предела: мышцы звенят, а картинка выцвела, став черно-белой. Шаг вперед и влево, выстрел, осыпь краем цепляет щит, ускоряюсь, почти бегу через обжигающий кисель воздуха, горячим свинцом вливающегося в легкие на каждом вдохе. Шаг вправо, корпус влево, шаг влево, корпус вправо, осыпь пролетает левее, опять частично цепляя щит. Сердце пропускает удар, но я все еще способен сражаться. Один из врагов бросает в меня нож: перехватываю его в полете, инерция закручивает меня вокруг оси, пригибаюсь и заряд дроби пролетает выше, не цепляя щит. Нож отправлен в нападающего с дробовиком, он успевает выстрелить, заряд проламывает щит и бьет в грудь, но теряет почти всю энергию и только царапает кожу. Стрелок заваливается назад с ножом в горле а до противников остается метра четыре. Перед глазами начинают плясать черные точки - верный признак того, что силы на исходе. Остается только молиться, чтобы их хватило. Пропускаю боккен над собой, подшаг, и энергетический удар пробивает печень противника, вырывая солидный комок плоти из спины мужчины. Ладонь будет ныть еще неделю, но это небольшая цена. Меняю направление движения, схватившись за ремень еще стоящего на ногах трупа, уворачиваясь от удара битой. Ловлю взгляд третьего и останавливаю его сердце. Пропускаю удар ножом, и чтобы не умереть, жертвую левой рукой. Лезвие скользит по костям, боль затапливает сознание. Нападающий с ножом отводит руку для второго удара, ловлю его взгляд, и скрюченный как в столбняке труп падает на асфальт. Могучий удар в поясницу швыряет меня вперед,выдергиваю нож из мертвых пальцев и бросаю его назад, туда, откуда пришелся удар. Нечеловеческий вой известил, что я попал. Едва понимая, где нахожусь, встаю на подрагивающие ноги и оборачиваюсь. Щуплый высокий японец зажимает рану в паху, из которой сильными толчками рвется наружу яркая кровь: я зацепил артерию и он уже труп. А шестой, чем-то неуловимо похожий на гопника из школы, смотрит на меня, заряжая дробовик. На последних остатках воли вламываюсь в его разум, посылая единственный приказ:"Умри!" И мужчина с остекленевшими глазами направляет дробовик на свой подбородок и нажимает на спуск. С облегчением падаю на колени, боль затапливает разум, и я падаю во тьму.
Очнулся я уже в капсуле Евы-01: LCL щипала раны а в голове звенело. Тело переполняла дурная энергия, печень болела, а во рту горечь смешивалась с кровавым вкусом контактной жидкости. Судя по всему меня накачали боевыми стимуляторами - та еще гадость, способная заставить сражаться даже искалеченный огрызок. Один раз в прошлой жизни мне доводилось пробовать подобную дрянь: все, что могло болеть, болело потом еще неделю. Попробовав пошевелится, понял что привязан к ложементу. Вдруг голоэкран связи ожил, проецируя на LCL вид кабинета Командующего, и его хозяина, сидящего за столом. Лицо спрятано за зеркальными очками, руки в белоснежных перчатках сложены в замок, закрывающий губы. По его мимике ничего понять не представляется возможным, а отсутствие прямой видимости сводит к нулю мои возможности эмпатии. Фуюцуки стоит за ним с подчеркнуто безучастным выражением лица: кажется, он не шибко доволен происходящим. Ровный, довольный до омерзения голос Командующего говорит:"Икари Синдзи, вы обвиняетесь в убийстве шести сотрудников второго отдела военно-исследовательского института НЕРВ, находящихся при исполнении, попытке дезертирства и государственной измене. Я сожалею, что поспособствовал рождению на свет столь недостойного члена общества. На данный момент тебя просто некем заменить, а потому приговор военного трибунала будет приведен в исполнение тогда, когда вопрос нападения Ангелов будет окончательно решен. Сейчас ты поднимешься наверх и убьешь Ангела, а потом будешь помещен в изолятор до следующего боя. И если ты хочешь еще хоть раз увидеть Аянами Рей - не делай глупостей." После его слов молот синхронизации ударил по измученному разуму.
Прослушав краткий и лаконичный предбоевой инструктаж, состоящий в основном из слов "предположительно", "возможно" и "вероятно". Естественно, что реально полезных данных там было дай бог ноль целых одна сотая. Из оружия у меня опять в распоряжении был только прог-нож в плечевом пилоне и мои собственные мозги. Ангел выглядел отвратительно: огромное летающее фиолетовое дилдо с множеством маленьких, постоянно шевелящихся ножек на животе и двумя толстыми и длинными светящимися тентаклями. Сие чудо довольно бодро летело на меня, разнося здания в хлам своими хлыстами, и тотально игнорируя огонь батарей стационарной обороны города. Абсолютно нелепая и бессмысленная летающая хуйня, порожденная больной инопланетной фантазией. Бросаюсь на него, создавая максимально плотные щиты на запястьях. Враг вовремя замечает меня и решает атаковать. Щупальца бессильно бьют по темно-оранжевым восьмиугольникам, сотканным из моей воли и энергии Евы, я же ускоряюсь еще сильнее и вгоняю прог-нож в ядро этой хрени. Щупальца несколько раз раскаленными бичами проходятся по спине, но через десять секунд агония прекращается, и лезвие прог-ножа ломается под весом многотонной махины. С противником, сражающимся гибким оружием, тактика боя только одна: быть как можно ближе к нему. Туша заваливается на бок, я разворачиваюсь и иду назад к катапульте, откидываюсь на стартовый стол, после чего разрываю синхронизацию.
Когда я выхожу, меня встречают два отделения штурмовиков в полной броне и с автоматами - сопротивляться бесполезно, будь я даже здоров, полон сил, в своем теле и обвешан амулетами как новогодняя елка гирляндами. Покорно даю защелкнуть на себе наручники и понуро следую к месту своего заключения. Внутри царит абсолютная каша из мыслей и обрывков образов, хаотичная и изменчивая. То, что Гендо настолько сволочь я предсказать не мог. Ясно одно: то, что я проиграл по всем статьям. И если буду дергаться, то меня просто убьют, и плевать Икари на меня и на мою уникальность. Небось слепит себе клона меня и будет над ним издеваться еще похлеще, чем над Рей. Аянами тоже скорее всего убьют и сотрут память, так что даже если мы сможем сбежать, это будет агония. Которая продлится до того момента, пока они не поймут что 50BMG я не в состоянии остановить никогда и ни при каких обстоятельствах. Дальше меня даже убивать будет не надо: достаточно хлопнуть Рей, воскресить и приказать ей выйти в эфир. Я после этого сам, как дурак, попрусь ее спасать, и все - принимай готовенького.
Воображение рисовало нереальные схемы, мозг пытался что-то просчитать, но сейчас мне было ясно одно - если мне не поможет кто-то извне, то все мои планы пойдут прахом. А пока мне нужно отдохнуть как следует. Проверив на прочность стены своей тюрьмы, я пристроил израненное тело на койку и постарался уснуть. Когда я проснусь, мне будет очень-очень плохо, но если сейчас не спать, то я вообще не проснусь. Примостившись на металлической койке, я забылся сном, полным боли и кошмаров.
***
Седой, но не потерявший военную выправку мужчина стоял и смотрел на огромное человекоподобное существо, распятое на кресте, и прибитое к нему для надежности гигантским копьем странной формы. У существа было огромное рыхлое тело, очертаниями подобное человеческому, но ниже пояса были не гигантские ноги, а множество обычных человеческих конечностей. По этим, относительно крохотным ногам периодически пробегали конвульсии, во время которых из ран существа начинала струится розоватая жидкость, стекая в огромный бассейн. За спиной седого на каталке лежала обнаженная синеволосая девочка с одной рукой в гипсе, привязанная к кровати ремнями. Возле каталки стоял человек в щегольском мундире, очках хамелеонах, держащий в руке, одетой в белую шелковую перчатку Глок-17 с гушителем. Полковник Фуюцуки не оборачиваясь сказал:
- Тебе не кажется, Гендо, что ты зашел слишком далеко? Душа Юй в Еве-01, так может пусть все так и будет? Я стар, Икари, и ты с каждым годом не становишься моложе. Мы оба знаем, что смерть - не конец существования, и что за чертой каждый получит, что он заслужил. Если ты боишься смерти - слейся с Евой-01, и будешь вечно жив в вашем с Юй мире. Ничья жизнь не стоит того, что ты делаешь. Это же твой сын, твои люди, даже Аянами можно назвать твоей дочерью...
- Козо, ты смотришь на все слишком однобоко. Мне не нужна Юй - мне нужно кое-что более ценное. Престол Бога, в этом и состоит моя настоящая цель. А истинному Богу не нужен никто, он полноценен, и не нуждается ни в чем. Я знаю твою маленькую тайну, старый учитель, так что не бойся, Юй я отдам тебе. Ради того, кто столько сделал для меня, я могу пожертвовать столь малым. - Щелчок затвора, и оружие смотрит в висок, защищенный лишь прядью волос цвета неба. Девочка что-то шепчет одними губами, закрыв глаза. Выстрел, на мгновение тонкая фигура окутывается оранжевым маревом, но оно исчезает, не в силах сдержать пулю. Даже приглушенный саундмодератором звук гулко отдается в огромном зале, а волосы Аянами окрашиваются кровью. Пара конвульсий, и тело затихает, пачкая содержимым и без того не самый чистый пол. Старый седой человек лишь судорожно сжимает руки, холодно кланяется, и уходит, стараясь не смотреть на обнаженное мертвое тело. Слизнув капельку крови с белоснежной перчатки, Главнокомандующий Икари Гендо снимает с пояса рацию внутренней связи и говорит: "Рицко, спустись в Комнату Воскрешения, и подготовь оборудование для стирания памяти. Что? Да, для полного стирания. Язык и письмо? Она быстро учится." Положив трубку, мужчина расстегивает ремни, сталкивает тело девочки в бассейн, где оно начинает исчезать, и толкая каталку перед собой, уходит прочь.
Глава 7. Взаперти.
Рей, ошалело моргая, лежала на ложементе в баке LCL. Девушка попыталась вспомнить, что с ней произошло и как она здесь очутилась, но память подсовывала лишь разрозненные фрагменты, а мысли путались. Тело едва слушалось: судороги волнами пробегали по мышцам, не давая расслабится, а конечности периодически подергивались, усиливая боль в и без того ноющих мышцах. Через мутную жидкость проступило смутно знакомое лицо, ремни притянули тело плотнее к ложементу и сознание погасло, затапливаемое нестерпимым огнем, сжигающим каждую клеточку ее тела.
Я проснулся в своей камере от боли: голову будто сдавили раскаленными клещами. Сдерживая вой, скатился с нар на холодный бетонный пол и открыл глаза. Безжизненный потолок, панель светодиодного освещения, металлическая койка, прибитая к стене и раковина с унитазом в углу. Аккуратно, стараясь не потревожить раны, я встал с бетона и с кряхтением рухнул обратно на нары. Первые несколько минут мне казалось, что я умру, но постепенно мне становилось легче: головная боль уходила, а желание выблевать свою печень превращалось в зверский голод. Оглядев себя, заметил свежие повязки на предплечье и кисти: пока я спал, меня перевязали, наверняка накачав какой-то дрянью - печень не справляется со всей той гадостью, что в меня вкололи, от того меня и тошнит. Поняв, что немедленная смерть мне не грозит, я постарался принять максимально комфортную позу и задумался, благо поводов для размышления у меня был целый вагон.
Черт, как я мог так ошибиться? Ведь с самого моего появления тут было ясно, что Гендо коварный и абсолютно беспринципный ублюдок. Неужели я действительно разучился подавлять в себе глупую подростковую истеричность, и теперь буду вести себя как малолетнее школие? Хотя, я что так, что эдак не смогу в одиночку сражаться с такой громадной системой, как NERV. Ведь моя неуязвимость, как у Шварцнеггера, сценарием не предусмотрена: не убьют, так закидают мясом, свяжут, а когда поймут, что прямые пытки бесполезны, начнут мучить тех, к кому я неравнодушен. Осознание своей слабости давило не хуже бетонной плиты: я же не герой глупого американского фильма, который решает все проблемы человечества одной левой, параллельно стреляя правой рукой из старушки маадьюс по толпам наступающих вьетнамцев! Чтобы сорвать злость, бью когтями по окованной металлом стене в надежде на то, что сил ее пробить мне хватит. Однако и тут облом: рвущая сердце боль и призрачные лезвия исчезают, не пройдя и на сантиметр вглубь, а пальцы больно скребут по металлу. Осознаю, что у меня сердце быстрее станет, чем я отсюда выберусь. Остается только ждать, а если совсем будет хреново - буду угрожать самоубийством, может что и выгорит...
***
За несколько часов до описанных выше событий...