Добро пожаловать в реальный мир

Я плюхаюсь в огромное, кремового цвета, кожаное кресло и закрываю глаза.

Битый час я объясняла десятку разодетых и вусмерть раздраженных претенденток, что место личного помощника уже занято. Впрочем, у меня не хватило духу упомянуть, что занято оно мной, поскольку большинство этих дамочек взирали на меня, точно на собачью какашку. Причем все они без исключения – по крайней мере, с виду – гораздо лучше справились бы с той должностью, на которой волею судьбы оказалась я.

Чувствую, как от нервов дрожит нижняя губа. Страшно хочу чаю и шоколада – причем того и другого в непомерных количествах. А еще хочу поговорить с Карлом – пусть убедит, что у меня есть хоть какие-то шансы справиться с этой чертовой работой. К тому же мои способности определенно нуждаются в куда лучшем облачении. Как жаль, что я не пришла сюда в костюме! И если б у меня еще и был этот самый костюм! За всю мою жизнь таких случаев, когда бы требовалось надеть костюм, – по пальцам перечесть. Ну да, доселе мое существование довольствовалось простой и будничной одеждой. Интересно, мне полагаются деньги на гардероб? И вообще, любопытно, сколько мне будут платить, по сколько часов предполагается мне здесь трудиться и что конкретно придется делать на этом моем временном посту?

Сразу после собеседования – если его можно так назвать – великий Эван Дейвид на пару с другим, довольно забавным с виду мужичком с пышным начесом на голове просто улыбнулись мне и вышли. Так они и сидят сейчас, уединившись в соседней комнате и плотно закрыв дверь. Я успела уже принять десятка два телефонных сообщений от людей, утверждающих, что их дело крайне срочное и не терпит отлагательств – однако не осмелилась побеспокоить своих работодателей.

Озираясь по сторонам, силюсь собрать мечущиеся мысли. Здесь, конечно, потрясающе! Нечто подобное можно, наверно, увидеть в… в… Ну, я, положим, такого еще не видела. Конечно же, это день и ночь с моей кишащей мышами вонючей хибарой (уж прости меня, Пискун!). Вся моя квартирка уместится в одну эту комнату, да еще останется место, где мячик пофутболить.

Вот из соседней комнаты до меня доносятся размеренно поднимающиеся ноты. Неужто я и впрямь брякнула знаменитому Эвану Дейвиду, что видела его по телику?! Похоже, что да. Мне хочется стукнуться хорошенько головой об стол. Ну что за бараньи мозги!

Я пытаюсь мысленно переключиться на те обязанности, что мне придется выполнять. На столе нет ничего, кроме телефона, ежедневника, блокнота и ноутбука – это, наверное, и даст мне какую-то подсказку. Глаза сами собой притягиваются пением из соседней комнаты. Эван как будто еще только распевается – но голос его все равно изумителен. Должна сказать, что во плоти, если можно так выразиться, Эван Дейвид гораздо привлекательнее, нежели по телевизору. Хотя, если честно, я не слишком-то и замечала его прежде – но это скорее потому, что обычно переключала телик, едва там начиналась опера. Теперь-то я начинаю жалеть, что не уделяла ей большего внимания! Я ведь тоже, с позволения сказать, человек искусства, и мне бы следовало расширять свой кругозор в мире музыки, а не пренебрегать оперой, видя в ней нечто, предназначенное лишь для напыщенных аристократов.

Звонят в домофон, и я спешу к дверям, чтобы ответить.

– Это Антон, – слышится бесплотный голос.

Антон – вокальный консультант Эвана, о чем я успела узнать из ежедневника, а потому впускаю звонившего. Пока он поднимается в лифте, стучусь в запертую дверь. Открывает Эван Дейвид.

– Прибыл ваш консультант по вокалу.

– Спасибо, – отвечает он. – Я выйду через пару минут.

Явившийся вскоре Антон оказывается довольно худощавым малым с вьющимися волосами до плеч и ярко-красным бархатным шарфом.

Спустя мгновение из соседней комнаты выскакивает Эван Дейвид, и они тепло друг друга обнимают, обмениваясь приветствиями на французском. Наконец Антон стягивает с себя шарф и проходит в другой конец комнаты к роялю, что вдвинут – вероятно, для более удачного освещения – в эркер огромнейшего окна.

Мистер Дейвид между тем направляется ко мне, и у меня непроизвольно начинают трястись коленки. Он кладет передо мной на стол исписанный листок.

– Совсем донимают репортеры, – пояснил он. – Не могли бы вы условиться об интервью где-нибудь на конец недели. И распорядитесь послать букет цветов моему постоянному помощнику Эрин. У нее ветрянка.

Я в ответ киваю.

Эван выдавливает улыбку, которая явно дается ему нелегко:

– Вникаете?

Я снова киваю.

– Можете снять пальто.

– Я чувствую себя чересчур скромно одетой, – пытаюсь я объяснить.

– Все у вас отлично.

Все, что на нем надето, – наверняка от Армани, или Версаче, или что-то вроде того. На ту сумму, что он выложил за одни свои часы, можно, пожалуй, лет пять кормить всю мою семью. У Эвана темные, коротко постриженные волосы и темно-серые глаза. Черты лица резкие и решительные.

– Я на сегодняшний вечер условилась об одном деле. – Я вовсе не собираюсь ему сообщать, что подрабатываю в пабе. – Ничего, если я вскоре уйду?

– Идите, – кивает мистер Дейвид.

– В какое время вы хотите, чтобы я приходила?

– Не рано, – пожимает он плечами. – К восьми часам.

– К восьми, – повторяю я. Значит, поспать у меня получится что-то около пяти часов. Просто класс! Но все же отвечаю: – Хорошо. Отлично!

На этом Эван отходит от меня и отправляется к роялю. Этот человек обладает какой-то необычайной, мистической способностью: когда он отступает, на его месте словно образуется вакуум. По крайней мере, так я могу объяснить накатившую на меня оторопь и дрожь в коленках.

Тем временем Антон, успев расставить ноты на подставке, без лишних вступлений начинает играть, и Эван разрывает тишину изумительнейшей песней, что мне когда-либо доводилось слышать. У меня аж волосы на загривке вздыбливаются, а от мощи его голоса перехватывает дыхание. Жаль, не могу вам сказать, что это за песня, поскольку не имею о том ни малейшего понятия. Я пытаюсь переключиться на список журналистов и расписание всех интервью, которое мне предстоит составить, однако это попросту невозможно: голос Эвана притягивает к себе все внимание без остатка. Все мои чувства разом обостряются – уши слышат каждый звук, кожу тоненько покалывает, даже соски сжались от напряжения. От невыразимого наслаждения меня словно откинуло на спинку кресла и на время парализовало.

И с таким-то удовольствием я вынуждена сейчас попрощаться! Должна вырваться из этого вихря чувственности, взять свою сумку и в самый пик наслаждения заставить себя топать прочь, в «Голову короля» – наполнять стаканы пивом и отбарабанивать свой никчемный концерт с патлатым Карлом.

Кто бы мог подумать, что эта встреча закончится для меня таким необыкновенным восторгом!

Глава 5

Я сижу, покачиваясь, в подземке, мурлыкая про себя ту самую песню – чего вполне достаточно в Лондоне, чтобы расчистить вокруг себя немалое пространство. С учетом всех обстоятельств, день прошел крайне успешно. И вот в своем восторженном дурмане я вдруг решаю по дороге в паб на пять минут заскочить к родителям – похвастаться, какую классную нашла себе работу.

Открыв дверь, я обнаруживаю своих предков в самый апофеоз «третьей мировой войны». Посреди кухни матушка с безумной яростью стегает папу кухонным полотенцем по голове – что далеко не легкий трюк, учитывая, что мама не в пример ниже его ростом, даже на каблуках. В прихожей стоят два вспучившихся чемодана.

– Всем привет! Алё! – кричу я. – Что здесь происходит?

Мама снова со всей злостью охлестывает папу полотенцем. Кажется, еще немного, и у нее пена выступит изо рта.

– Твой отец меня бросает.

– Что?! Бросает? Из-за чего?

– Ничего я не бросаю, – отнекивается папа, пытаясь прикрыть голову щитом из рук. – Это мать твоя меня вышвыривает прочь.

Я поворачиваюсь к маме:

– Ты его вышвыриваешь?

– С меня хватит! – кричит она, «выпаливая» одновременно из словесного и кухонного орудий. – Хватит с меня его пьянства, картежничества и хождения по бабам!

У меня глаза лезут на лоб. Ну пьянство и картежничество – положим. Но хождение по бабам? Это что-то новенькое! Я знаю, конечно, что мой старикан заглядывается на женщин – но не думаю, чтобы когда-либо к кому-то прикасался.

– Он дрянной и никудышный старый мерзавец! – не унимается мать.

– Но ведь он таким был все тридцать с лишним лет, что я на свете живу. Почему же ты выгоняешь его только сейчас?

– Мне надоело, я хочу жить сама по себе!

О нет! Похоже, моя матушка снова стала черпать себе советы из «Ричарда и Джуди»![9]

– Подумай-ка сама хорошенько, – силюсь я внести толику благоразумного спокойствия в не на шутку разгулявшуюся бурю. – Вы женаты сорок с лишним лет. Вы ведь просто не выживете друг без друга.

– Я бы предпочла хотя бы попытаться, – угрюмо отзывается мама.

– Поутру ты сама же будешь над всем этим смеяться.

– Единственная причина, по которой я буду смеяться поутру – это если я повернусь и обнаружу, что его нет! – злобно тыкает она пальцем папе в грудь, и у него на лице вмиг появляется убитая мина.

– Ферн права, – говорит папа. – Ты без меня пропадешь.

– Ха! – аж вибрирует от гнева мать. – Да на мне всю жизнь семья вся держится! Ну-ка, что конкретно я не смогу делать без тебя?

У папы возникает заминка. Он слишком долго ищет, чем ответить, и все мы на некоторое время умолкаем. На лице у мамы вспыхивает торжество.

– Я вообще-то заскочила сообщить вам, что нашла новую и просто потрясающую работу, – нахожусь я.

– Вот и чудно. – Матушка направляется к чемоданам, и мы с отцом напряженно переглядываемся.

– Эми, не надо, – просит он. – Ты же знаешь сама, что этого не хочешь.

Мама берет в руки по чемодану. Оба они – уже видавшие виды, облепленные стикерами из Испании, Португалии, Ибицы, порядком потрепанные и драные.

– Я изменюсь, – пробует уговорить папа.

Даже я уж сколько раз слышала эти слова, чтобы они могли меня хоть как-то убедить!

– Эми, пожалуйста! – с убитым видом взывает он.

Но мамино сердце, должно быть, обернулось в камень – маленький и твердый, как она сама. Она тащит чемоданы к двери и вышвыривает в общий коридор, куда выходят двери остальных квартир.

– Убирайся!

Вот теперь и мне черед всполошиться:

– Но куда же ему пойти?

– Пусть идет обратно к своей поблядушке!

– Фу, мама, что еще за поблядушка? К шлюхе, – поправляю я.

– Нет никакой шлюхи, Эми, – мотает головой папа. – Нет и никогда не было.

Вместо ответа мамочка со своим росточком в пять футов и два дюйма с легкостью вышвыривает моего шестифутового[10] папу из прихожей вслед за чемоданами.

– Я бы рада остаться и утрясти вашу неразбериху, – говорю я, – но я сегодня работаю.

Мама складывает руки на груди.

– Насколько я понимаю, и без тебя все утряслось.

– Я завтра забегу. – И тут же задаюсь вопросом, как это удастся сделать, если мне больше не принадлежат ни дни, ни ночи.

Я ухожу вслед за отцом, а мама захлопывает за нами дверь. Нахожу папу на кирпичном балкончике: навалившись на перила, он жадно затягивается сигаретой.

– Плохи дела, – говорю я.

– Эта женщина сведет меня в могилу, – отзывается папа.

– Так что, может, хоть объяснишь мне, что вообще происходит?

– Я прошлой ночью не вернулся ночевать, – признается папа.

Я кошюсь на него с жалостливой укоризной.

– Но я вовсе не был с какой-то другой женщиной. Точно не был с женщиной.

– Где ж ты тогда был?

– Играли в карты в «Микки-Маусе». Мне вчера страшно попёрло. Разве мог я бросить и уйти?

– Похоже, этот твой пёр уже иссяк. Предлагаю вернуться и сказать маме правду.

– Разве можно? За это она меня точно так же вышвырнет. Я ведь обещал ей, что больше никогда не сяду играть в покер. Лучше уж дать ей малость поостыть.

– Ну так, – взглядываю я на его пожитки, – и что теперь?

– Ничего, не пропаду. – И отец берет в руки по чемодану.

То есть папочка отправляется со мной. Просто класс!

– Я и не мечтаю, что ты пожертвуешь кроватью для своего старого больного отца, – великодушно молвит он. – Я пристроюсь на диване.

Забрав у него один из чемоданов, вздыхаю:

– Пристроишься, что с тобой поделать!

Глава 6

Влетев наконец в «Голову», я на ходу скидываю пальто. Господин Кен прожигает меня суровым недовольным взглядом. В ответ я указываю большим пальцем назад, на плетущегося следом папу:

– У нас семейный кризис.

– Что, опять?

– По-настоящему она еще ни разу его не выгоняла.

Кен переводит взгляд на отцовские чемоданы.

– Ну и отлично! – Хозяин потирает руки. – Всякий раз, как твой папаша к нам заходит, у меня выручка растет.

О да! А мой и без того скудный бюджет всякий раз истощается.