Ганна
Пино. Все истинные социал-демократы будут возмущены, узнав об этом отвратительном происшествии… Я произведу самое суровое расследование… Агенты полиции уже направлены мною к месту покушения. Как вы себя чувствуете?
Ганна. Я немного ослабела из-за потери крови…
Пино. Был доктор?
Марк. Сейчас будет.
Пино. Бог знает что, бог знает что!
Ганна. Спокойно, Пино, спокойно!
Пино. Я не могу быть спокойным. Такого не бывало в нашей стране.
Ганна. Мало ли чего не бывало в нашей стране, товарищ Пино!
Магда. Доктор в доме, товарищ Лихта… Напился ради праздника, и мне пришлось дважды сполоснуть его в реке, прежде чем он пришел в себя.
Ганна. Спасибо, Магда, спасибо, милая…
Марк. Отец, познакомься с Магдой Форсгольм…
Пино. Очень рад.
Ганна. Вот, Пино, эта девушка была начальником разведки одного из партизанских отрядов.
Пино
Магда
Ганна. Магда!
Магда. Господин Пино, эти выстрелы — плоды политики правых социалистов. Да-да! Вашей политики, Пино!
Пино
Ганна. Сущую правду, Пино.
Мина. Доктор готов. Здравствуйте, ваша честь!
Коста. Это министр общественной безопасности Иоаким Пино, жена.
Мина. Ах, в недобрую минуту приехали вы к нам в гости, господин министр!..
Коста. А ну, мужчины, возьмем кресло.
Марк. Все будет в порядке. Ну, Магда, мне пора.
Магда. Я провожу вас немного. Я заведу машину и выведу ее на шоссе, хорошо? До свидания, господин Пино.
Пино. Ты все еще сердишься на меня, Марк?
Марк. Не я начал эту ссору…
Пино. Жестокие времена, жестокие дети!
Марк. Отец, лишние разговоры — лишние страдания… Мы окончательно разошлись в наших взглядах, это надо понять…
Пино. Двадцать лет провести в изгнании, бороться, бороться ради вас, и вот награда за все…
Марк. Прости, отец, я не могу быть с тобой… Магда Форсгольм права: когда стреляют в коммунистов, стреляют в народ… Всей своей политикой ты готовил эти выстрелы.
Пино. Нет, мы были лучше в ваши годы, мы были человечнее, мы понимали нечто высшее… Обвинять отца! И в чем? Бог мой, весь век мне казалось, что я сею семена добра… Что выросло из этих семян? Раздор… И где? В моем собственном доме!
Марк. Если бы только в твоем доме… Во всем мире! Пойми, отец, во всем мире… Мюнхен — ваше дело, Гитлер — ваше дело, план Маршалла — ваше дело, новая война — тоже ваше дело, ваших блюмов и шумахеров, ваших даллесов и прочей нечисти с Уолл-стрита.
Пино. Что я слышу! Тому ли я учил тебя?
Вента. Что с ней?
Марк. Здравствуйте… Там доктор. Рана не опасна. До свидания.
Христина. Слава богу! Я пойду к ней!
Вента. Ужасное злодейство, Пино!
Пино. И в кого стреляли! В Ганну Лихта, всю жизнь отдавшую народу… Пусть она коммунистка, фанатик, как все вы, но ведь ею движет добро, только добро…
Вента
Пино. Вы не можете прощать людям их слабости, потому что не любите людей.
Вента. Нет, я беспрестанно могу повторять слова чеха Юлиуса Фучика: «Я любил вас, люди, и был счастлив, когда вы отвечали мне тем же, и страдал, когда вы не понимали меня».
Пино
Вента
Пино. Мы были всегда честны, редактор Вента.
Вента. Э, люди познаются на крутых поворотах, Пино, а они еще впереди.
Пино. Да-да! Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма, и вы стращаете им людей…
Вента. Ах, Пино, коммунизм давно перестал быть призраком! Да ведь и то сказать: для кого он страшилище, а для многих, для очень многих он сама жизнь… У него есть своя родина, свои армии, Пино…
Пино. И тюрьмы!
Вента. Да, потому что он окружен врагами. И даже здесь я вижу их — это вы!
Пино
Вента
Пино
Вента
Пино
Вента. Пино, вспомните стихи поэта, которого вы так любите:
Пино
Вента. Я никак не могу взять в толк, Пино, чего же, собственно, вы хотите?
Пино. Свободы и справедливости. Того, что было у нас в республике до войны.
Вента. Ах, вот чего! Чтобы снова были миллионы безработных? Чтобы изобилие было для тех, кто не работает, но жрет за троих? Второго Мюнхена вы хотите? Чтобы, как в Греции, тишину и безмолвность наших долин, наших поднимающихся к небу гор, мирную жизнь наших селений и городов нарушили выстрелы и разрывы бомб? Ну нет, Пино! Мы и народ — железный кулак, который разобьет все подлости врагов родины! А если вы будете одним из них, мы обрушим этот кулак и на вас…
Пино
Вента. Зачем? Мы лишь просим вас понять все, что происходит, и сделать вывод… Слушайте, Пино… Сколько раз мы предлагали вашей партии единство… Поймите, этого хотят все честные люди в вашей партии, и этого не хотите вы. Почему вы идете против жизни?
Пино
Кардинал. Иисус и мадонна с вами!
Ясса
Пино. И с вами, монсиньор Бирнч.
Кардинал. Во время богослужения в замке мне сказали о несчастье с Ганной Лихта… Так ли это?
Вента. К сожалению… Стреляли в Италии, стреляли в Японии, теперь у нас… В открытую пошло…
Кардинал. Боже мой, боже мой! Мрачные дни, дети мои! Мрачные дни! Надвигается нечто, что не имеет названия, и оно ужасно… Человек видит бездну, но он беспомощен, потому что потерял свою волю, растворившись в безликой массе… Утеряна вера в высшую благость. Отсюда эти ужасы…
Ясса
Вента
Кардинал. За каждым словом вы слышите фашизм, редактор Вента, за каждым человеком вам чудится Гитлер. Его нет, и бог с ним…
Вента
Кардинал
Вента. А вы знаете, монсиньор, я прочитал вашу последнюю книгу. Любопытное, очень любопытнее сочинение! Отдельный человек — центр вселенной, власть масс ведет к гибели цивилизации, и все прочее в том же духе. Библия Уолл-стрита, монсиньор, ей-богу!
Кардинал
Вента